Жители Темных кварталов не очень-то любили посторонних. В принципе, они никого не любили. Сложно любить кого-то, когда ты работаешь за копейки по двенадцать часов в день, держишься только на зеленом хлебе и горохе, да, к тому же, еще и должен кормить двух сыновей.
Вот примерно так и любили свои сыновей, Лено и Бато, их мать с отцом. Мать, усталая женщина, которая вечно была занята домашними заботами, отвешивала подзатыльники, когда они шкодили по мелочи. За крупные проступки они получали уже тумаков от отца, вечно пропадавшего на работе или пьяного. Впрочем, как признался Гримодан, отец не был ни злым, ни жестоким, и бил их только по делу. И уж точно не позволял бить их никому постороннему.
В семь лет родители отправили их в заводскую школу, где учили читать, писать и считать. Больше, по мнению хозяина завода, будущим рабочим знать было ничего и не надо. Закончили они эту школу через три года. Не потому, что им так сложно давалось обучение, или они были ленивыми лодырями. Наоборот, отец требовал, чтобы учились как следует, «Авось в люди выйдете!». И нещадно порол за плохие отметки. Просто, во-первых, занятия в школе были только раз в неделю, а во-вторых, трудно учиться, если у тебя нет денег на учебники, верно?
У детей рабочих детство в десять лет и заканчивалось. Читать-писать умеете? Ну, давайте, работайте. У братьев Мюрелло детство закончилось еще круче. На радостях, что его дети сумели все же выучиться, старый Метоно — собственно, не такой уж и старый, тридцать лет, но работа стеклодувом не красит никого — выпил чуть больше своей обычной нормы, которую свято соблюдал, и угодил в ванну с расплавом. За похороны, за испорченный расплав, пришлось заплатить столько, что их с матерью выгнали из квартиры. Да что там за квартира-то и была — узкая комнатка два на четыре метра, но у других не было и того… В первую же ночь в ночлежке мать подцепила какую-то болезнь, от которой и умерла через неделю в больнице для бедных.
Два десятилетних мальчишки остались одни.
Куда деваться в таких случаях? Нет, вариантов, конечно, много, но работать не тянуло ни одного из них, поступать во флот они не хотели, потому что были наслышаны, как там относятся к мальчикам (это еще не считая порки), по той же причине не хотелось идти в слуги, просить милостыню не позволяла гордость, а красть…
А красть — позволяла.
— И Мюрелло воровал?
— Мы оба — Мюрелло.
— Ну, в смысле, Лено.
— И он.
Только потом их пути из шайки малолетних воришек пошли в разные стороны. Мюрелло — который Мюрелло, в смысле, телохранитель Кристины — ушел в армию. Вернее — в Легион Забвения. Потому что в армию малолеток не брали. А в Легион — брали.
— Я встречалась с одним полковником из этого Легиона.
— Полковник Легиона Забвения? Ха. Этих полковников больше, чем полков в Легионе, раз в десять. Чтобы получить звание полковника достаточно отслужить в Легионе пару лет и внести в казну кругленькую сумму.
— А я-то думала… — образ крутого полковника потускнел.
Короче, один ушел в армию, а второй… А второго взял в ученики Хитрый Санлар. Вор, гремевший в Ларсе лет сорок назад не меньше, чем сейчас — Гримодан со Спектром. Потом он состарился и решил уйти… нет, не на покой, бывших воров не бывает. Уйти в тень. Гримодан — тогда еще Бато — понимал, что учитель хочет подготовить себе не преемника, а, так сказать, аватара — того, кто будет красть, воровать, вымогать и мошенничать вместо него, а он будет сидеть в уютном домике на берегу реки и получать долю от добычи. Но он был согласен. Именно Санлар научил Гримодана всем хитростям и премудростям нелегкого ремесла, именно он подсказал, где получить некоторые навыки, которые будут полезны и которым он научить не может, вроде умения боксировать, именно он научил мальчишку своему своеобразному кодексу, даже прозвище «Гримодан» дал ему именно он.
— А что оно означает?
— На одном из древних языков — «проходящий всюду».
— Отмычка, что ли?
— Ну… Можно и так сказать.
Кодекс вора в изложении Санлара был краток и прост:
1. «Не бери последнее. Никто не заслуживает нищеты»
2. «Не унижай жертву. Это подло»
3. «Всегда работай один. Напарник предаст. Всегда»
4. «Всегда меняй внешность. Иначе опознают»
5. «Никогда никого не убивай. Если только для самообороны».
— А ты говорил, что Спектр — возможно, ученик твоего учителя… твой одноклассник, так сказать. Он же убивает направо и налево.
— Видимо, этот урок он прогулял. Просто в остальном — очень похожие ухватки. В некоторых случаях, когда я узнаю об очередном трюке Спектра, я даже ловлю себя на мысли, что поступил бы точно так же, потому что так учил Санлар. Прямо слышу его голос…
— Слушай! — Кристина схватила собеседника за рукав — А Спектр не может быть твоим учителем⁈
— Нет, — покачал головой Гримодан. И сам качнулся из стороны в сторону — февер начал побеждать и его, — Санлару было бы уже семьдесят, Спектр гораздо моложе. И Санлар умер на каторге восемь лет назад. Нарушил свой собственный кодекс — и попался.
— Убил? — предположила Кристина. И попала в точку.
— Убил. Решил напоследок тряхнуть стариной, проник под видом полицейского в один богатенький замок — и попался на горячем. Пришлось убивать хозяйку дома. Правда, следы он замел качественно, куда там лисе, но убийство — это убийство. Жених дочки убитой, какой-то репортер, прямо зубами вцепился в тот случай и размотал клубочек. Санлар попытался сбежать, но журналист прямо как ищейка, пошел по следу, выследил его и отдал полиции.
Кристина помолчала, думая о том, что сейчас сожалеет о смерти незнакомого ей вора. Молча выпила еще одну рюмку горького февера — и поняла, что засыпает.
Стоп.
— Гримодан… — язык, как с неудовольствием поняла девушка, начал заплетаться, но она хотела напоследок прояснить один вопрос, — Зачем ты решил меня поцеловать?
Что-то там было такое… Во взгляде, в голосе, в атмосфере… Не просто так был тот поцелуй, не просто…
Вор внимательно посмотрел на Кристину. Пусть и немного мутными глазами:
— Хотел проверить.
— Что?
— Все девушки делятся на две вещи… вещи?.. две группы, вот. Одним нравлюсь я, а другим нравится Лено.
— Ты мне не нравишься. В этом смысле.
— Вооот. Значит, у Лено есть шанс.
— Шанс… на что?
— Он влюблен в тебя, глупая девчонка.
Глава 34
— Нет.
— Да.
— Нет.
— Да.
— Нет!
— Да! Мюрелло, не спорь!
— Госпожа Эллинэ! Это плохая идея!
— Чем? Ну вот чем? Это же рабочие кварталы, а не притоны преступников. Можно подумать, каждого, кто переступит границу Темных кварталов, тут же ограбят, убьют, изнасилуют и съедят в произвольной последовательности.
— Ну, есть не будут… — хмыкнул Гримодан, прогуливавшийся рядом с Кристиной и ее бессменным телохранителем, каковой в настоящий момент был резко против того, чтобы хранимое им тело отправлялось в путешествие в преддверия Ада, примерно так в его изложении выглядели рабочие кварталы Мэлии.
Тело же Кристины, вместе с душой разумом и прочими приложениями, как раз и планировало пойти в эти самые рабочие кварталы, так как именно там прятался от людей хитрый доктор Воркеи, изобретший что-то очень ценное для Кармин Эллинэ, еще когда та была в своем собственном теле и своем собственном разуме, а не двойником с разумом из другого мира.
— Я могу пойти один, — упирался Мюрелло, — Я родом из Темных кварталов, я знаю, как надо себя вести с местными…
— Значит, можешь объяснить и мне.
— Не могу! Вы не будете похожи на местную, даже если вас замотать в мешок!
— Ну, положим, превратить нашу подружку… простите, нанимательницу, — съехидничал братец Мюрелло, — в кого-то, кто не будет так уж сильно бросаться в глаза, я смогу. И она, конечно, права — тамошние обитатели не набрасываются на каждого, кто попадется им на глаза.
— Нет!
Они прогуливались по бульвару, заросшему чуть тронутыми желтизной каштанами. Кристина — все в той же делающей ее невидимкой одежде служанки, а братья Мюрелло — в костюмах приказчиков мелкой лавчонки. Конечно, некоторые из прогуливающихся здесь же дамочек с кружевными зонтиками косились на них, и, будь это более приличное место — к ним бы уже подошел полицейский в коротком синем плаще-накидке — собственно, на местном жаргоне полицейских и называли «плащами» — и вежливо попросил бы свалить отсюда, пока трамваи ходят, потому как здесь место для чистой публики. А всяким солдатам, собакам и прислуге лучше пойти куда-нибудь, где им самое место. Вот только этот бульвар и был тем самым местом, где присутствие служанок не является нарушением общественного порядка.
Солдатам тоже было не запрещено здесь гулять. Правда, их на бульваре все равно не было… А, нет, были.
Другие служанки, гулявшие по брусчатке, кушавшие мороженое и булочки, вдруг дружно запищали и бросились к невысокой кованой ограде, отделявшей проезжую часть. Как будто там ехали братья Запашные верхом на столе или какой другой кумир публики.
Впрочем, Кристина не так уж и ошиблась. Просто кумиры у каждого свои.
Любимцами здешних девушек были солдаты.
Они браво шагали по мостовой, вскинув винтовки на плечо, бросая заманчивые взгляды на обмиравших девушек и подкручивая — когда не видит грозный унтер — свои усы, и без того закрученные, как часовые пружины.
Кристина всеобщих девичьих восторгов не разделяла. Во-первых, наследнице миллионов как-то и не по чину западать на солдат. Во-вторых же…
Это девушки видели ВНЕШНИЙ лоск: высокие кепи, блестящие черные сапоги, малиновые штаны, при одном виде которых текла слюна — уж больно они напоминали цветом таз с вареньем — небесно-лазоревые мундиры, шитые золотом пояса, шоколадно-коричневые ложа винтовок из какого-то пластика, длинные, острые, блестящие гранями, штыки… Ну как тут не влюбиться?
Кристина же видела другое. Что, при всей своей замечательности, эти солдаты к войне НЕ годятся. Красивая яркая сине-красная с золотом форма — цветов государственного флага, символизм наше всё, а как же — станет замечательной мишенью, которую с легкостью будут выкашивать пулеметчики — которых у этих солдат, кстати, и нет — залихватские петушиные перья на кепи офицеров будут просто подарком для снайперов, саперных лопаток нет ни у кого… Нет, понятно, что когда начнется очередной передел сфер влияния, то эти солдаты быстро переоденутся не в такую красивую, зато исключительно незаметную униформу цвета сушеного навоза, научатся ползать по земле и закапываться в нее, ставить заграждения из колючей проволоки и резать ее огромными ножницами, прежде чем ворваться во вражеские окопы с зажатыми в руке штыками и траншейными ножами…