Потом четвероногий артист стал работать не только на сцене: его пригласили в кино. Есть картина «Медвежья свадьба». Там медведь в лесу нападает на женщину и тащит ее. Это Мишук Николая Павловича.. Научил Гладильщиков медведя как следует, и тот все выполнил на «отлично», даже по снегу женщину катил бережно, точно ком снега.
Но с другой картиной вышло хуже. Снимали «Северную любовь». На время инсценировки охоты было приказано не стрелять, а кто-то выстрелил. Медведь разъярился, повалил Гладильщикова и стал его рвать. А все остальные разбежались. Тогда Николай Павлович ухватил зверя за язык рукой и не выпускает. Выдержка и находчивость спасли его.
Стена, увешанная афишами прежних представлений, парадные фотографии, запылившийся реквизит в углу, пожелтевшие вырезки из газет — в комнате. Внизу запах конюшни, вечная возня зверей, рычанье…
Между двумя рядами клеток идет человек в высоких сапогах. Он подходит к старому льву и протягивает ему палец, покрикивает на медведя. Тут все его старые знакомые и приятели. Но с этими приятелями не шути: человек обернулся спиной ко льву, а тот уже протягивает через решетку лапу. Укротитель настороже, он оборачивается и грозит льву пальцем…
Однажды при перевозке лев Гладильщикова поранил мальчика, который подошел слишком близко к вагону с клеткой. Другой раз лев Таймур прыгал через огненный обруч, и на нем загорелась шерсть. Звери разъярились. Лев убил дога и напал на медведя. Другой лев набросился на Гладильщикова и начал его рвать. Весь в крови, укротитель загнал все-таки зверей в их клетки.
Можно было бы много рассказать еще происшествий.
Но гораздо труднее рассказать о тех днях, в которых нет происшествий. Это ежедневная, очень трудная и самая важная работа укротителя со зверями.
День укротителя начинается на арене с рассвета и кончается в конюшне ночью. Ежедневные репетиции и кропотливая работа со зверями — это путь к звериному сердцу, к взаимному пониманию.
Особенно труден этот путь был вначале, когда укротитель задумал неслыханное дело — выпускать на арену вместе разных зверей: медведей бурых и белых, собак, львов, змею и крокодила.
Ученых зверей на свете не так уж много. Те, которые находятся в зоопарке, ни прыгать в обруч, ни на бочках кататься не могут. А попробуй им мясо из своего рта дать — они с головой откусят.
И вот, когда выступает Н. П. Гладильщиков на арене и дает кусок мяса льву из своего рта, нужно представить, сколько труда и терпения потрачено на это.
И теперь, когда я смотрю на представление укротителя Гладильщикова, я иначе вспоминаю того дядю в цирке, что насчет «пыли в глаза» говорил. Я знаю, что Гладильщиков не «форсит» и нет здесь револьверов-хлопушек, как у иных укротителей. Это настоящее мужество и работа, опыт и самообладание.
РАССКАЗЫ О ПРОБКЕ
Вступление
Первый раз я увидел пробку на корабле, идущем по Черному морю в Одессу. До того слово «пробка» для меня существовало лишь в обыкновенном, бутылочном смысле. Так, многие предметы, знакомые с детства, на которые обычно не обращаешь никакого внимания, вдруг начинаешь видеть второй раз, по-новому.
— Пробка, дети, растет в Испании и в Алжире, потому что она требует жаркого климата, — говорил школьный учитель географии, но никто ему не верил, ибо такая обычная и домашняя вещь, как пробка, не могла расти в Испании.
Теперь я в этом убедился собственными глазами. На тюках пробки, сложенной на палубе, были наклеены аккуратные иностранные марки, ясно говорившие, что пробка плывет в Одессу из Испании.
Но она имела совершенно необычный вид. Конечно, я никогда не думал, что она растет на деревьях в виде готовых пивных и аптекарских пробок, но какое-то представление вроде этого было.
Теперь она лежала в виде настоящей коры пробкового дуба, увязанной железными обручами в тюки. Этих тюков было так много, что они возвышались горами, закрывая собою трубы, капитанский мостик, капитана и его помощника. Я никогда не видел столько груза на одном корабле.
— Это не опасно? — спросил я знакомого пассажира-моряка. — Столько груза?
— Я не вижу никакого груза. Ах, это? Это — чепуха, палубный груз, он ничего серьезного не весит, и перевозка пробки морем стоит обычную ерунду.
Тогда в наш разговор вмешался третий человек — иностранный моряк.
— Мы не первый раз возимся с этим, — сказал он, показывая на пробку. — Только я не понимаю — неужели вы не можете завести у себя этой чепухи?
Это была первая загадка пробки. Моряк имел право удивляться.
Мне приходилось не впервые видеть странный импорт: например, из Персии на восточное побережье Каспия по морю импортируется… вода. Карабугазский залив обладает мировыми богатствами, но не имеет обыкновенной питьевой воды. Старая Россия не занималась ни мирабилитом, ни добыванием для своих окраин собственной воды.
Богатейшая страна лесов, всяческой и всевозможной растительности до сих пор ввозит к себе какую-то кору пробкового дуба и платит за границей за нее тысячи золотых рублей.
Каждая паршивая пробка из пивной бутылки — у нас далекая заморская гостья — из Испании, Португалии или Алжира.
«Пробка, дети, растет в Испании и в Алжире, потому что она требует жаркого климата».
Сейчас я значительно больше знаю о пробке и вижу, что это враки.
Пробка может расти не только в Испании, но и у нас в Крыму, на Кавказе. Там и растут с давних пор несколько деревьев, потомков хорошей португальской расы, которые могут давать хорошую кору. Для того же, чтобы вырастить достаточную плантацию, нужно двадцать пять — тридцать лет. В Испании деревья растут так же, как и у нас. Царскому правительству в свое время было предложено завести собственные пробковые плантации. Но царское правительство не захотело заводить собственные пробковые плантации. Вот и вся история с Испанией…
К вечеру пароход пришел в Одессу. Я посмотрел на огни порта и ушел в город. Мой приятель-моряк надел новые штаны и тоже ушел в город. А иностранному моряку нечего было делать в городе, поэтому он остался на корабле. Оглянувшись, я увидел, как он, облокотившись о борт, ел бутерброд, сплевывал в воду и, пожимая плечами, смотрел, как выгружали кору дерева; ее бережно снимали с лебедок и клали очень осторожно, чтобы не порвать, на грузовики, точно это была какая-то драгоценность.
О пробке вообще
Пробка растет на дереве.
Дерево растет в Алжире, Испании, Португалии, в Марокко, во Франции, в Италии. Называется дерево куеркус-субер или просто — пробковый дуб. Это вечнозеленое дерево из семейства буковых.
С него сдирается кора. Из этой коры и делается пробка.
Разумеется, это далеко не достаточные сведения о пробке. Заинтересовавшись вопросом, я пожелал расширить свой кругозор в смысле пробки. Пожелав его расширить, я обратился к литературе. Но оказалось, что литературы о пробке не существует. Или почти.
Чуть ли не единственный на русском языке серьезный труд о пробке — брошюра профессора Э. Керн. Вышла она в 1928 году и весит двести пятьдесят граммов с обложкой.
Есть статья о пробке в Малой советской энциклопедии размером в тридцать пять строк.
«Пробка, — пишется в ней, — кора пробкового дуба. Важнейшее применение пробки — для закупоривания бутылок, банок, бочек и т. п. По аналогии такие затычки называются пробкой и в том случае, когда они готовятся из другого материала (например, дерева, резины и т. п.). Ежегодная продукция пробки около 250 тысяч тонн, из них около 45 % дает Португалия, около 30 % — Испания».
Таким образом, из этих нескольких строк мы узнаем, что пять строк вообще имеют больше отношения к резине и другим материалам, чем к пробке, и что 250 тысяч тонн пробки каждый год идет на укупорку бутылок и бочек. Эта цифра станет потрясающей, если вспомнить очень малый объемный вес пробки (1 кубический сантиметр — 0,20 грамма).
К счастью, это не соответствует действительности.
Из серьезных трудов мы узнаем, что пробка — очень интересный и чрезвычайно своеобразный продукт природы. Так, она не боится воды, масла, кислот, жары, холода. Она слабо пропускает звук. Она обладает эластичностью. Вряд ли ее можно использовать лишь для укупорки бутылок.
Этого и нет на самом деле. Справка энциклопедии о «важнейшем применении» пробок неверна. Из пробки делают: линолеум и линкрусты; около двадцати различных ответственных деталей для авиационного, автомобильного и тракторного мотора; важные детали и материалы для артиллерии; термоизоляционные плиты для вагонов-холодильников, для судостроения, для паропроводов в заводских установках и отопления, для жилищного строительства; типографскую краску; диски для полирования стекла; спасательные приборы; протезы; уголь для рисования; поплавки, стельки, подставки и другие мелкие изделия.
Это многостороннее пробочное производство существует уже несколько десятилетий.
У нас этим занимается линолеумно-линкрустный и пробочно-изоляционный завод «Большевик» в Одессе. Это единственный завод всех пробковых изделий в Союзе, завод-уникум.
Во всем остальном мире пробковое производство и сбор сырья монополизированы в узких кругах трестов и картелей.
В этом редком продукте соединились обширность применения и сконцентрированность производства.
Специалистов по пробке так же мало, как чайных дегустаторов.
Тайны производства окружали пробку со дня ее рождения. Пробку мало кто знает. Ей не повезло ни в научной, ни в технической, ни в изящной литературе.
История пробки в СССР — это история завода «Большевик» под Одессой. Завод «Большевик» под Одессой находится на Балтской дороге. Балтская дорога проходит по Пересыпи. Пересыпью называется пригородный район между Черным морем и лиманами. На Пересыпи пахнет копотью и морем. По дороге мчатся грузовики и бегают босые одесские ребятишки. Закаты у Бабеля происходят за Пересыпью. Значит, это на западе, на северо-западе от Одессы.