— Что со мной не так? — в тысячный раз задала я вопрос Диме. Вот так фамильярно я теперь обращалась к своему лечащему врачу. С ним я сроднилась похлеще любимого парня, которого у меня никогда не было.
Дима выглядел лет на сорок. Мудрый взгляд карих глаз, седеющие виски, мягкие руки, тихий голос. И все время в белых одеждах. Ненавижу белый цвет! Как только выйду отсюда — все раскрашу в цвета радуги!
— Мы пытаемся магией отшлифовать твою кожу и вывести токсины разлома, — отводил глаза он, в очередной раз аккуратно брея мою бедную голову.
— Зачем шлифовать мою кожу? — раздражалась я, мотая головой и мешая ему брить. Когда-то у меня были шикарные густые вьющиеся волосы. Папа не разрешал их стричь, хотя мы с мамой и хотели поэкспериментировать. Теперь ни родителей, ни волос. Видимо так мне и надо! — Я смогу ходить? У меня уже все мышцы атрофировались от долгого лежания в одной позе, я тела своего не чувствую.
— Знаю, — вздыхал Дима, — ты со своим характером сможешь нарастить мышечную массу, это будет неприятно, больно, но ты сможешь. Весь вопрос в том, сможешь ли ты жить полноценной жизнью, если кокону не удастся избавить тебя от последствий.
— Что значит полноценной? — испугалась я, помолчала минуту-другую. — Я могу увидеть себя сейчас? — дрогнувшим голосом задала вопрос, а потом снова испугалась, что Дима согласится.
— Ты в коконе, под ним ничего не видно, — в очередной раз терпеливо ответил Дима.
— Когда мы поймем, что я излечилась или все бесполезно?
— Как только король даст распоряжение завершить эксперимент, — безэмоциональный ответ, сочувствующий взгляд.
Дима никогда не говорил мне, что давно понял, кокон мне не поможет. Мне не поможет ничего! После излома не выживают, а я выжила! Вот что за дура, даже сдохнуть не смогла нормально!
Король — мой родной дядя! Мамочка была его единственной и нежно любимой сестрой. Родственные связи для нашей семьи очень важны, и я обожала Генриха с младенчества, как обожала его жену, которая очень подходила дяде по характеру. А еще Мила была близкой подругой мамы. С их сыном и наследником Львом мы были дружны с самого раннего детства. Мой рыцарь, мой друг, мой партнер во всех играх, увлечениях, занятиях! Вот и сейчас он завалился с мороза, раскрасневшийся, довольный жизнью, потрясая в руках новой куклой!
— Верка, смотри, какую куклу я тебе купил, вылитая ты! — потряс он игрушкой с огромными черными глазами и вьющимися волосами. — Особенно рот! — заржал он, тыча пальцем в огромные губы куклы. Игрушка явно была бракованной, потому что художник смазал губы, когда прорисовывал их границы. В итоге на лице были четко видны глаза и губы — все остальное терялось на их фоне.
— Придурок, — беззлобно ответила я, улыбаясь его хорошему настроению. — Лев, а у меня рот такой же остался или совсем губ не стало? — иногда мне казалось, что я просто дух, заточенный в кокон без тела.
— Губы? — Лев нахмурился, вглядываясь в кокон, который был моим телом. — Нуууу, — протянул он, — я вижу только твои глаза и да, они как были прежними, так и остались, только иногда в них вижу огонь, и это бррррр, страшно, — передернулся он, — губки красные, — он наклонил голову на плечо, разглядывая секунд двадцать, испытывая мое терпение, — в размере, к сожалению, не уменьшились, хотя, говорят, что это очень сексуально, вижу еще шрам на верхней губе, он тянется к левому уголку рта, все, больше ничего не вижу.
— Лев, — жалобно подняла я на друга глаза, — что если я — урод?
Лев стал очень серьезным. Видимо он что-то знал, чего не говорили мне.
— Боги не дают нам того, что мы не можем выдержать. Даже если шрамы и останутся, ты все равно будешь для меня самой красивой, и я никому не позволю тебя обижать! — кулаки сжались, как будто он уже был готов броситься на мою защиту.
— Так-то я сама никому не позволю себя обидеть, дай только в форму прийти! Домой хочу, — пожаловалась я.
— Вер, ты ж знаешь, отец разобрал ваш дом по кирпичику, чтобы понять причину, появившегося там разлома, твой дом теперь дворец Короля, и я постарался, чтобы тебе комнату выделили рядом с Принцем! Вот! Я там все украсил розовым цветом: розовые шторы, розовая кровать сердечком с розовым балдахином, розовые розы повсюду. Короче, все что надо настоящей принцессе!
От его слов глаза мои вылезли из кокона, точно, как у улитки.
— Пошутил? — выдохнула я, не смея поверить в то, что он говорит. Лев такой, он все может, особенно тролить по-настоящему.
— Не, — мотнул головой друг, — я еще там плюшевых зверей всех каких нашел скупил, куклы там разные, лошадки, единороги, короче, ты будешь рада, разбирая весь этот игрушечный магазин. Все для тебя, моя принцесса! — и Лев склонился в шутливом поклоне, были бы у меня руки и ноги, наследнику пришлось бы не сладко, я вам это говорю!
Король с Королевой зашли очень вовремя, принц отступил в глубь палаты, давая им проход.
— Дядюшка, — мои глаза наполнились лживыми слезами, актриса из меня отличная, мама даже как-то хотела определить меня в актерскую мастерскую, — он меня расстраивает, — скосила я глаза на двоюродного брата, — а больную расстраивать нельзя, ведь нельзя, правда?
Король нахмурился, Королева отвесила звонкий подзатыльник своему сыну.
— Верочка, как ты? — интонация Генриха не радовала.
— Дядя, я не могу больше здесь валяться, отдай распоряжение, чтобы кокон сняли, иначе я просто скоро стану тупым растением.
— Но, Верочка, — дядя покраснел и занервничал, — мы никак не можем справиться с шлифовкой кожи, воздействие магии нанесло непоправимый ущерб твоему организму.
— Сколько процентов есть, что стану прежней? — резче, чем хотела, спросила я.
Оба, и Король, и Королева взглянули друг на друга, передавая право голоса.
— Ноль, ноль один процент, — Лев вышел вперед, и я впервые в жизни видела его абсолютно серьезным, — Вера, ты не будешь прежней никогда, и да, ты вся в шрамах, страшных, уродливых шрамах, везде: на лице, на теле. Это будет выглядеть непривычно в начале, необычно всегда. На тебя будут пялиться и показывать пальцем, возможно, ты никогда не выйдешь замуж, но…ты сможешь жить, ты сможешь стать капитаном космического корабля и управлять неотесанными мужланами, а еще ты сможешь жить. Мы все очень любим тебя, мы все поддержим тебя, мы никогда от тебя не откажемся, лично я сделаю все возможное, чтобы ты была счастлива! Не во внешности счастье, сестра! Мы справимся, я знаю!
Потом он взглянул на родителей и вздохнул:
— Простите, я не могу больше скрывать от нее правды, Вера сильная, она выдержит.
Я молчала минут пять, пока звенящая тишина не стала давить на уши. Все знала, там в глубине души знала, и свыклась с этой мыслью, сжилась с ней, поэтому сморгнула выступившие слезы, благодарно посмотрела на брата и тихо распорядилась:
— Снимайте кокон!
Глава 3
— Тим, — пнул я брата под столом ногой, чтобы отвлечь его от мыслей, — пойдем сегодня погуляем.
Мама не отпускала меня одного, и это злило. «Дамирушка, — говорила она, — тебе нельзя доверять, ты обязательно попадешь в какую-нибудь скверную историю, пожалей мои нервы, я спать не могу, если знаю, что ты где-то без брата. И как так получилось, что все мозги достались Тиму?" — вздыхала она, ероша мне волосы. Вот я и был вынужден, чтобы не портить нервы родителям, вытаскивать брата из дома.
Хорошо еще у отца была другая точка зрения на меня. «Дорогая, — говорил отец в такие моменты, вставая на мою зашиту, — у Мира хоть жизнь активная и ключом бьет, настоящему мужику просто необходимо пройти через испытания улицей, и это нам еще повезло, что Дамир вытаскивает брата на свет божий, а то бы Тим просто закопался в своих бумажках, книгах, исследованиях, позабыв, что на свете есть еще красивые девчонки, мощные машины, адреналин, секс, в конце концов» В эти минуты я расправлял плечи и свысока смотрел на брата, который усмехался одним уголком рта, будто понимая о чем я думаю.
Вообще, несмотря на то, что мы с братом были близнецы, мы — абсолютно разные по духу, по мыслям, по складу характера. Вы просто зайдите в наши комнаты и все сразу станет ясно. Я — идеалист, люблю, чтобы все красиво, по местам, идеально. У меня даже кровать застелена так, что ни складочки, ни вмятинки. Абсолютный порядок в шкафах, на столе, на книжных полках книги стоят по алфавиту. В комнате не ем, считая, что для этого есть специально отведенное место. Терпеть не могу, если что-то нарушает порядок. Даже Хлоя, когда приходит в мою комнату, старается лишний раз ничего не трогать, чтобы меня не нервировать. Комната — моя, я — собственник! И вообще не очень люблю кого-то впускать в свой мир, даже любимую девушку!
У Тима все с точностью наоборот. Такого бардака я не встречал нигде, даже у Хлои. У той хоть все завалено женскими штучками разными, однажды она даже, смущаясь и краснея вытащила белоснежный лифчик, на который я умудрился усесться своей задницей. Так вот у Тима, конечно, носки не висят на люстре, но повсюду исписанные тетради, чертежи, пришпиленные к стенам, стол завален книгами, которые держатся на честном слове, того и гляди завалятся, стоит пройти мимо. Даже в кресле и там стопки книг, листов, исписанных корявым подчерком моего брата. Обычно, я расчищаю себе место на ковре, возле камина, усаживаюсь по-турецки и с философским спокойствием оглядываю этот бардак.
— Тим, хочешь на твое день рождение, я сделаю тебе подарок. Уберусь в этой комнате сам, — как-то предложил я брату, представив, как могла выглядеть комната.
— Я те уберусь, — кулак Тима возник у меня под носом, — я после твоей уборки ничего не найду, а так, знаю, где что, тебе просто не понять сложной работы моего мозга.
— Слушай, Тим, ну вот появится у тебя девушка, куда ты ее приведешь? Здесь даже потрахаться негде.
— Так к тебе в комнату приведу, там места много. Что тебе жалко для брата? — пустился манипулировать мной родной брат.
— Нееее, — мотнул я головой, — в мою нельзя, лучше к родителям в спальню, — рассудил, сделав себе пометку запирать комнату на ключ. — Слушай, пойдем сегодня прошвырнемся, попробуем пробраться на нелегальные бои. Вот увидишь, я легко выиграю…