— Прелесть, правда? В туалет хочешь?
Я застонала, понимая, что теперь в туалет мне придется как-то ходить самой и никакой кокон теперь не поможет. А ведь я еще мечтала помыться.
— Сейчас я сделаю тебе ванну, — словно прочитал мои мысли Лев.
— Ээээээ, Лев, сиделка, я надеюсь, женщина?
— И не надейся, — отреза мой двоюродный братик, — твоя сиделка я. Быстрее выздоравливать будешь. — но увидев ужас в моих глазах, смягчился, — Ты думаешь я голых девушек не видел. Видел и ни раз. Как-нибудь тебе расскажу, какой подарок мне сделала папа на мое шестнадцателие. Потом, я — врач! Будущий! Ты — моя дипломная работа!
— Нееет, — простонала я, — Лев, ты не сделаешь это, я потом не смогу смотреть в твои глаза. Я же девушка. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
— Для меня ты — пациент! — отрезал Лев, — ты бы знала, каких трудов мне стоило уговорить родителей ставить на тебе эксперименты. — закряхтел он, а потом развернулся и вовсе вышел, чтобы не слышать моих причитаний.
Минут через пятнадцать, когда я почти смирилась с создавшимся положением, торжественно огласил, появляясь в комнате с пушистым огромным полотенцем в руках:
— Ванна! Сама пойдешь или отнести?
Еще и издевается он, покряхтела, стремясь почувствовать хотя бы ноги. Ловкие руки раздели меня быстро и профессионально.
— И где ты так научился пациентов раздевать? — старалась я не смотреть в зеленые глаза друга.
— А я в тайне от отца и под другим именем в больнице для тех, у кого уже не осталось надежды, подрабатываю, знаешь сколько чудес за это время увидел, ну и практики понабрался. Есть там солдат, с таким же случаем, как и утебя. Отказались от него все, да и он сам от себя отказался, а сейчас ничего, уже мизинцем шевелит, на левой ноге.
Поднял меня на руки, завернул в полотенце, а потом из него же и вытряхнул в огромный бассейн, наполненный соленой водой. Ванна называется! Я погрузилась с головой, и, если бы не мой мучитель, то есть спаситель, благополучно пошла бы ко дну.
— Давай, полоскайся, не мыть же мне тебя, я тебе только голову помою, — приговаривал братец, добрая душа, таская меня за обе руки то в одну сторону, то в другую, видимо смывая больничную грязь. — Держись, а то мне неудобно шампунь тебе на башку лить, — он положил мои руки на специально сделанную ручку в бассейне, и я впервые пошевелила пальцами, пытаясь удержаться, пальцы не слушались, соскальзывали, Льву приходилось одной рукой удерживать мои руки, другой намыливать голову. Пена лезла в глаза, в нос, я отфыркивалась, и мечтала, чтобы это поскорее закончилось. Но оказывается все только начиналось.
Меня вытащили, насухо вытерли, и в чем мама родила положили на высоки стол, одели в те ужасные панталоны и перевернули на живот, а потом сильные пальцы стали творить с моей спиной такое, что я завопила во весь голос, пытаясь ужом забиться под лавку.
— Терпи, — приговаривал братец, сверяясь с рисунком, который висел прямо перед его глазами, — перво-наперво надо вернуть мышцам силу, а потом мы с тобой будем восстанавливать силы жестокими тренировками, крошка, — он звонко хлопнул меня по тощему заду.
Как я выдержала первый день пыток, одни боги знают, а у братца было припасено для меня много сюрпризов. Весь месяц, он занимался мной лично: утром массаж, в обед массаж, вечером массаж. Столько физической боли я не испытывала никогда. Я и рыдала, и умоляла, и ругалась, и требовала, чтобы он дал мне умереть, и даже требовала пистолет, мечтая убить своего мучителя.
Отдых давался в первой половине дня, пока Лев учился в университете. Правда отдыхом это назвать было сложно. Лев прекрасно знал, что я обожаю читать. Мне еды не надо, лишь бы книги были, поэтому я просыпалась, Лев мне делал массаж, ела, а потом стремилась дотянуться до своего наркотика, который с каждым днем отодвигался все дальше и дальше.
— Ненавижу, — кусала губы, дотягиваясь кончиками пальцев до желанного корешка, — убью, — рыдала, слушая стук упавшей на пол книги, — прокляну, — падала я вниз башкой, и счастливая валялась на полу, глотая страницу за страницей.
Людей видела мало, точнее меня посещали только дядюшка, Мила и Лев. Слуги не в счет, да и то я видела только надоевшие лица, которые приносили еду, убирали посуду, наводили порядок в комнате.
А однажды утром поняла, что могу встать сама. Ноги дрожали, руки тряслись, и сама себе я напоминала старушенцию с трясущейся головой на тощей шейке. Кое-как доползла до туалета и с облегчением выдохнула! К виду своих руки и ног уже привыкла, впрочем, и ожидала нечто подобное. Все тело было изрезано длинными шрамами, где-то шрамы шли вдоль, где-то поперек, на мне можно было легко изучать направление потока серой магии. Оказывается, за изломом тоже есть ветер и магия не течет ровным потоком, меняя свой ход.
А вот что с лицом думать не хотелось, зеркала в моей комнате отсутствовали.
— Лев, я очень страшная? — пыхтела, подтягиваясь, наверное, в миллионный раз, пот катился градом по лицу, заливая глаза и я быстро моргала.
Лев стоял с секундомером, что-то высчитывая. Услышав вопрос, перевел взгляд на мое лицо, как будто впервые увидел.
— Ну как сказать, — протянул он, — я — привык, и ты для меня еще краше прежней, но люди…люди злые, иногда они не смогут разглядеть в тебе твою привлекательность, и тебе надо с этим жить, наращивать броню. Шрамы везде, но волосы стали отрастать, если захочешь можно одевать маску или что-то вроде, но я бы делать этого не стал, гордился тем, что есть.
Я провела по жесткому ежику волос, которые топорщились в разные стороны.
— Принеси мне зеркало, пожалуйста, — во рту пересохло, и я облизала ставшие вдруг сухими губы.
Лев пожал плечами, вышел и откуда-то притащил маленькое карманное зеркальце.
— Что меньше не нашлось, — проворчала и взглянула в крошечное отражение себя. Гулко сглотнула и снова перевела взгляд в зеркало. Жуткое, неузнаваемое лицо глядело на меня с той стороны. Шрам перечёркивал некогда красивый профиль, неровный, рваный шрам проходил близко к глазу, уродовал левую щеку и опускался к шее, другой шрам шел ровно по правой щеке, хорош еще челюсть со всеми зубами видно не было, зато губа оказалась чуть приподнятой в вечной насмешливой ухмылке. — Н-даааа, — только и смогла сказать, а вот слез не было. Да и что рыдать, когда ты — уже уродина, тут слезами не поможешь. В эту минуту где-то далеко-далеко застрелился насовсем мой распрекрасный принц.
Глава 5
Школьный выпускной совпал с нашим восемнадцатилетнем.
— Братан, — хлопнул я, зевающего брата по плечу, — с днюхой, — протянул ему навороченный гаджет, на который вот уже год как пускал слюни Тим. Нужен он ему был край для каких-то там экспериментов и высчитывания плотности серой магии.
— Уау! — Тим сразу же проснулся, несмотря на ранний подъем, — уау, — не верил своим глазам, моргая то на гаджет, то на меня, — спасибо, друг, — полез обниматься, но мигом что-то вспомнил, и руки распускать передумал, — а у меня для тебя тоже есть подарок, только он внизу в гостиной.
Мы с братом второй день рождение старались перещеголять друг друга с подарками, это было своего рода соревнование, ну, знаете, кто больше денег заработает и круче подарок подарить, поэтому я в предвкушении направился в гостиную, смакуя переполнявшие меня эмоции.
Зарабатывать мы начали лет с шестнадцати, правда разными способами. Я все-таки пробрался на арену боев и пожинал там славу, получая удовольствие и неплохие деньги от побед, разбирая свои ошибки от поражений. Планировал заняться и экстремальными видами спорта, тренировался усердно, не вылезая из зала и бассейна, чем несказанно бесил Хлою.
Тим зарабатывал на компьютерных играх. Писал кровавые боевики, частенько советуясь со мной по разным боевыми приемчикам. В жизни отвратительный боец, мой брат оказался в виртуальной реальности настоящим мачо и романтиком. Поклонниц у него там было пруд пруди. Еще бы, писаный красавчик со светлыми волосами и темными глазами, побеждающий всяких монстрах на разных планетах. Такое сочетание глаз и волос редко встретишь, не то что мои голубые глаза, обычные с русым цветом волос. Я только диву давался его больной фантазии. А игры Тима с каждым разом набирали все больше и больше популярности.
Кстати, брат не забывал и про меня. Был и я там в одной игре под названием «Излом», главного персонажа звали так же как меня, правда внешность брат мне чуть подулучшил, четче прописав скулы, сделав поярче глаза. Мой двойник так же увлекался боями, был такой же безбашенной скотиной и…так же как и я любил играть музыку…на рояле в ночи. Я редко играл при слушателях, обычно уходил в небольшой зал соседствующего рядом с нами Дома музыки и по ночам музицировал себе на радость, отдаваясь мелодиям, звучащим у меня в душе. Столько признаний в любви в реальной жизни не было ни у одного из нас, и мы частенько ржали над розовыми соплями, перечитывая словоблудие девчонок, а иногда и пацанов.
Дверь в гостиную была закрыта и это напрягало. Я обернулся, чтобы посмотреть на брата, но он только кивнул, мол, вали, не бойся. Толкнул дверь и замер. Возле огромного окна стоял белоснежный рояль. Он выглядел идеально! Плавный крыловидный корпус блестел в свете встающего солнца, пюпитр словно ждал, когда поставлю ноты, три педали призывно поблескивали, приглашая начать. Я понял, что перестал дышать только тогда, когда воздуха стало не хватать.
— Брат! — выдохнул я. — Брат! — на большее меня просто не хватило. Плавно переместился к инструменту и тронул клавишу, чистейший звук пронзил меня с головы до ног. И все…и я пропал…руки сами потянулись к клавишам и музыка полилась по всей гостиной, наполняя этот новый день красками. Оторвать меня от моего идеального друга смог только мамин голос, который звал откуда-то издалека, из другого мира:
— Тим, Хлоя пришла, спрашивает ты скоро?
Я вылетел пулей, черт! Сегодня же выпускной, а я в боксерах с утра и непричесан.
— Дорогая, — промчался мимо любимой быстрее ветра, — я скоро!