— Х-хрен его знает, — Хорёк затрясся сильнее. — Он их голыми руками. Как… как будто с мешками картошки управлялся. Шею Борову свернул, как цыплёнку!
— На моей территории? — Фёдор воткнул нож в стол. — Кто-то посмел убить моих людей на моей земле?
Он оглядел своих головорезов:
— Найти. Всех опросить. Каждую крысу в округе трясти, пока не выясним, кто этот отщепенец.
Громилы закивали. Хорек немного приободрился — похоже, избежит наказания за провал.
— И, Хорёк… — Фёдор улыбнулся, от чего его лицо, изборожденное шрамами, стало ещё страшнее. — Раз уж ты такой наблюдательный… будешь лично участвовать в поисках. В первых рядах.
Парнишка побледнел. Все знали, что значит быть «в первых рядах» — быть живой приманкой.
— Никто, — Фёдор повысил голос, чтобы слышала вся таверна, — никто не смеет убивать моих людей безнаказанно. Найти и примерно наказать. Чтобы другим неповадно было.
Глава 4
— Сашенька, вставай! Опоздаешь!
Голос бабушки пробился сквозь сон.
С трудом разлепляю глаза — всё тело нещадно ноет после вчерашней драки.
— Я поговорила с завучем, — бабуля хлопотала у шкафа, доставая форменный мундир. — Они в курсе о твоей временной потере памяти. Но ты всё равно не напрягайся особо, хорошо? Доктор Мельник говорил, нужен покой.
Она расправила складки на мундире с особой заботой и продолжила:
— Правда, пропускать занятия тоже нельзя. Сам знаешь, могут и отчислить. К тому же программу запустишь… А ты у меня всегда хорошо учился.
— Угу, — бурчу, потягиваясь.
Каждое движение отдаётся болью в растянутых мышцах. Так неохота вставать! Поспать бы! Разве не странно? В прошлой жизни обожал учиться — жадно впитывал знания в каждом монастыре, в каждой школе боевых искусств. А сейчас, при одной мысли об академии, накатывает непонятная лень. Даже тоска. Может, виной — остаточная память тела? Похоже, прежний владелец не особо жаловал учёбу. Ну, или я просто решил спихнуть на него собственное тунеядство. Удобно, кстати, но не в моём стиле.
— И позавтракай нормально, — Вера Николаевна поставила на стол тарелку с кашей. — Нельзя на занятия с пустым желудком.
Смотрю, как она суетится вокруг, и приходит мысль: если уж занесло меня в этот мир, придётся учиться здесь выживать. А значит, необходимо разобраться с местной системой эфирных боевых искусств. При чём жизненно. Даже если каждое движение сейчас отдаётся болью в побитом теле.
— Бабуль, — заставляю себя улыбнуться. — Не волнуйся. Справлюсь.
Она на мгновение замерла, вглядываясь в мою сонную моську:
— Конечно справишься, Сашенька. Ты же Волков.
— Этого не отнять, — киваю уныло, она же как-то странно кашлянула, затем снова посмотрела на меня.
— Может, проводить тебя до академии? — и обеспокоенно поправила воротник моего мундира.
— Да не стоит. Только скажи адрес и в какой район идти. Этого будет достаточно.
И бабуля подробно объяснила маршрут — две станции на эфировозке. Кстати, что это за хрень вообще? Ну-с, скоро выясню. Потом направо по Гороховой, мимо старого рынка. В общем, внимательно выслушал, отметив ориентиры. С топографией всегда дружил, так что — выкинь меня в чужой стране — не заблужусь.
Умывшись и одевшись, быстро расправился с кашей, даже не заметив, как опустела тарелка. Поймал удивлённый взгляд бабушки.
— Знаешь, Саш, — она задумчиво протирала чашки. — Ты после больницы какой-то… другой.
— М? Да? — и приподнимаю бровь.
— Раньше бы ты уже десять раз поспорил, понервничал из-за каждой мелочи. А сейчас такой спокойный, собранный.
Улыбаюсь в ответ с усмешкой:
— Видать, по голове хорошо прилетело. Может, оно и к лучшему?
Полотенце со свистом рассекло воздух, несильно шлёпнув меня по плечу.
— Пошути мне ещё на эту тему! — но в глазах бабушки плясали смешинки. — И не опаздывай в академию. Ох, что ж я с тобой делать-то буду…
— Любить и кормить, — чмокаю её в щёку, пряча улыбку. Кто бы мог подумать — суровый наёмник, прошедший огонь и воду, сюсюкается со старушкой. Хотя, может такого семейного уюта мне и не хватало в прошлой жизни?
Утренний Петербург буквально дышал морозной свежестью. Снег за ночь замёл все следы, превратив грязные улицы в белоснежную сказку.
Иду к остановке, разглядывая улицу при дневном свете, да таком, что резало глаза. Цветочная лавка напротив нашего книжного уже открылась — сквозь запотевшие стёкла виднелись пышные букеты. Интересно, где же та девушка, что вчера…
— Доброе утро, Санёк!
Оборачиваюсь. Та самая соседка как раз выходила из лавки, закутанная в пальто и тёплый шарф. А она постарше, чем казалась.
— Доброе, — киваю в ответ, взглянув на её русые волосы.
— Хорошо себя чувствуешь после больницы? — в её зелёных глазах мелькнуло что-то похожее на сочувствие. Судя по голосу, я был для неё лишь соседским мальчишкой. А ещё — у неё колечко на безымянном пальце.
— Вполне, спасибо, — и машинально потёр ноющее после вчерашней драки запястье.
Она улыбнулась и заспешила к остановке. Смотрю ей вслед, пока она не села в ОГРОМНУЮ КОНКУ, так похожую на трамвайный вагон, и поехала в противоположном от моей академии направлении. Так вот как выглядят эфировозки. Громоздкие, медленные, как черепахи, но при этом довольно вместительные. Ещё и передвигаются на эфирных кристаллах. Пусть и на минимальной скорости, зато не пешком. В них даже сиденья есть!
Моя эфировозка с номером пять подошла через пару минут. В вагоне оказалось ещё и тепло — эфирные нагреватели под сиденьями работали исправно. Не, ну молодцы местные, молодцы. Только вот отстают на век-другой в технологическом процессе, ну ничего — нагонят. В моем мире помнится уже первые танки были, да самолеты, однако, это не спасло нас от кровопролитных войн. Так что правильным ли путем идет этот мир — не мне судить. Но оценивать никто не воспрещал, так ведь? На второй остановке вошла группа старшекурсников в таких же мундирах, как у меня.
— … и представляешь, Парамонова явилась только к концу бала! — возбуждённо рассказывала высокая девушка своим спутникам. — Говорят, у неё с Орловым тайный роман!
— Да ладно! — подхватил юноша с эфирным знаком отличия на воротнике.
— Глупости какие, — фыркнула третья. — Просто опоздала, с кем не бывает.
Прикрываю глаза, делая вид, что дремлю. Вот же громкие студентики. Хорошо хоть ехать недалеко.
Гороховая встретила меня, да и остальных вышедших пассажиров, снежной метелью. Мимо промчался роскошный экипаж — в окне мелькнуло чьё-то надменное лицо. Рынок, расположенный прямо у остановки, гудел голосами, пах рыбой и пряностями. Надо как-нибудь заглянуть сюда. А вообще, неплохо бы устроить себе пару-тройку подробных экскурсий по городу и местным достопримечательностям.
Спустя десять минут ходьбы показалось здание академии — громадное серое строение. Впечатляюще, хотя после храмов Тибета, меня сложно чем-то удивить.
Ну что ж. Посмотрим, чему здесь учат. Поправляю воротник и захожу внутрь вместе с шумной компашкой из эфировозки.
Холл академии заливался шумом пуще пройденного рынка. Студенты всех возрастов сновали туда-сюда: младшекурсники с охапками книг, чинные старшекурсники в мундирах с эфирными значками, преподаватели в строгих сюртуках. Все суетились, что-то обсуждали, да и собственно, выглядели такими занятыми, что ненароком почувствовал себя каким-то раздолбаем.
КПП располагалось у широченной лестницы. Две дежурные в форменных синих мундирах с серебряными шевронами просматривали документы входящих, сверяясь с какими-то списками.
— Фамилия? — спросила первая, не поднимая глаз от журнала.
— Волков.
Она подняла взгляд:
— Волков… первый курс, группа 105б?
— Вроде как, — пожимаю плечами. — После больницы память немного не в порядке. Частичная амнезия.
Вторая дежурная тут же зашуршала бумагами:
— Да-да, есть пометка. Это определённо он. — Она повернулась ко мне: — Курсант Волков, ожидайте. Нам приказано доложить о вашем прибытии в дисциплинарный комитет.
Молча киваю.
Ждать пришлось недолго. Через минуту к КПП подошёл высокий курсант в мундире с серебряными нашивками третьего курса. На левом рукаве — красная повязка с витиеватой буквой «Д».
— Курсант Волков, — обратился он подчёркнуто официально. — Следуйте за мной.
— А в чём, собственно, причина? — поинтересовался я, отходя с ним от КПП.
Тот дождался, пока мы свернём в длинный коридор, где было поменьше народу.
— Вообще-то объявлять причину будут завуч и твоя староста, — он понизил голос. — Но, между нами… Тебе всыпят за дуэль, если не ошибаюсь.
— Ясно, спасибо за информацию, — киваю ему, машинально отмечая повороты коридора. Память услужливо подбросила обрывок вчерашнего разговора с Верой Николаевной — что-то там было про запрещённую дуэль…
…
Кабинет завуча оказался под стать его обитателю — чопорный и безупречно организованный. Громоздкий стол красного дерева, заставленный ровными стопками бумаг. Шкафы с фолиантами, на корешках которых красовались печати. Большое окно с видом на внутренний двор академии, где сейчас кружился снег.
За столом восседал Георгий Павлович Строганов — грузный мужичок лет пятидесяти с аккуратно подстриженными усами и недовольным взглядом карих глаз. Его синий мундир украшали знаки высшего преподавательского состава.
У окна стояла староста — Дарья Вяземская, высокая, с прямой осанкой и острым подбородком. Её форменный китель и юбка безупречно отглажены, в тёмных волосах — серебряная заколка. На груди значок с символом старосты.
— Привёл курсанта первого курса — Волкова, как было приказано, — отрапортовал третьекурсник.
— Хорошо, Вячеслав, можешь идти. Продолжай следить за порядком, — Строганов махнул рукой и уставился на меня тяжёлым взглядом.
— Значит так, Волков, — начал он, постукивая пальцами по столу. — Дуэль. Без установленных правил и разрешения наставников. Вопиющее нарушение дисциплины! И не важно, что ты сейчас ничего не помнишь — Ковалёв прекрасно помнит всё!