— Георгий Павлович, — вклинилась Дарья. — Но ведь Ковалёв сам пришёл к нам в класс и спровоцировал! Где же здесь справедливость?
Завуч мрачно взглянул на неё:
— Ищешь справедливость, Дарья? Сходи к доктору. Волков позволил себя спровоцировать — значит, виноват не меньше.
— Он виноват лишь в том, что его семья не такая высокородная, как у Ковалёва, — тихо ответила Дарья.
— Мадемуазель Вяземская, — в голосе завуча прозвучали опасные нотки. — Вы, кажется, забываетесь.
Я наблюдал за разворачивающейся сценой даже с интересом. Ничего себе тут у них страсти кипят. Девчонка явно готова идти до конца в своей правоте, не понимая, что можно нарваться на серьёзные неприятности. Думаю, пора вмешаться, пока ситуация не вышла из-под контроля.
— Прошу прощения, — голосом привлекаю их внимание. — Господин завуч, позвольте высказаться?
Строганов недовольно поджал губы, но кивнул.
— Я действительно не помню самого инцидента, — говорю спокойно, краем глаза заметив, как напряглась Дарья. — Но, судя по всему, повёл себя глупо, поддавшись на провокацию. Это моя вина, и я готов понести наказание.
— Александр! — возмущённо начала Дарья, но я продолжил, не давая ей вставить слово:
— Благодарю старосту за попытку защитить мои интересы, но, думаю, справедливость в данном случае заключается в том, чтобы признать собственные ошибки.
Желваки на лице завуча расслабились. Видимо, не ожидал подобного исхода. Память прошлого Волкова постепенно проступала сквозь туман — он был хоть и смелым, но слабым мальчишкой, срывающимся на крик от любой провокации. Что ж, пора показать, что теперь всё будет иначе.
— Раз с прошлым инцидентом всё ясно, — выпрямляюсь, глядя прямо в глаза завучу, — прошу вас, Георгий Павлович, организовать официальную дуэль между мной и Ковалёвым. По всем предписанным правилам.
В кабинете повисла мёртвая тишина.
О, да, такого ответа они точно не ожидали.
Дарья уставилась на меня так, будто у меня выросла вторая голова. Даже невозмутимый Строганов на мгновение потерял дар речи.
— Волков, — наконец произнёс завуч, медленно качая головой. — Тебя, видимо, приложили головой сильнее, чем мы думали. Ковалёв — один из лучших курсантов первого курса. Он в разы сильнее тебя.
— Александр, — в голосе старосты прозвучал неприкрытый ужас. — Ты не понимаешь…
— Послушай, Волков, — Строганов неожиданно перешёл на более личный тон. — Скажу прямо — ты мне никто. Очередной небогатый дворянчик, каких много. Но ты всё же курсант моей академии, и я не вижу смысла позволять Ковалёву калечить тебя на официальной дуэли.
— При всём уважении, господин завуч, — отвечаю ему всё также спокойно, — разве не в этих стенах нас учат преодолевать свои ограничения? Или академия существует только для тех, кто уже рождён сильным?
Строганов прищурился:
— Неплохо сказано, Волков. Пожалуй, даже слишком неплохо для тебя. Но ответ всё равно — нет. Никаких дуэлей.
Он поднялся из-за стола, прошёлся по кабинету.
— И вот тебе ещё совет, юноша. Даже если каким-то чудом ты одержишь верх над Ковалёвым в честной дуэли — это лишь создаст куда более серьёзные проблемы. Ты ведь понимаешь, о чём я?
Дарья рядом едва кивнула.
И я мысленно усмехнулся. Картина начинала складываться. Ковалёв — не просто зазнавшийся курсантик. За ним стоит кто-то влиятельный. И если я унижу наследника столь благородного семейства, ответный удар прилетит не на тренировочной площадке. В памяти всплыли десятки подобных ситуаций из прошлой жизни. Месть редко приходит оттуда, откуда её ждёшь. И часто бьёт не по тебе, а по близким.
— Благодарю за мудрый совет, Георгий Павлович, — изображаю лёгкий поклон, пряча улыбку. — Вы правы. Никаких дуэлей.
— Вот и славно, — он вернулся за стол. — Можешь идти. И постарайся не создавать новых проблем.
Выходя из кабинета, я уже прикидывал варианты. Есть много способов преподать урок зарвавшемуся аристократу, не прибегая к официальным дуэлям. Не зря же меня считали одним из лучших специалистов по неформальному решению конфликтов.
В коридоре Дарья немного расслабилась — официальная часть осталась позади. Мы вместе спускались по широкой лестнице, и заметил, как она украдкой поглядывает в мою сторону.
— Правда, что ты потерял память? — наконец спросила она, когда мы свернули в боковой коридор.
— Да, — отвечаю ей, прислушиваясь к гулу голосов из-за дверей классов. — Хотя иногда всплывают какие-то кадры. То одно, то другое. Но без единой картины. Просто несвязные куски.
— Понятно, — она задумчиво поправила значок старосты. — Такое бывает. Говорят, через неделю память обычно приходит в норму.
Неопределённо пожимаю плечами, мол, время покажет.
Мы спустились на второй этаж и остановились у двери с табличкой «Основы эфирного контроля». Оттуда доносился приглушённый голос преподавателя.
— Идём, — Дарья взялась за дверную ручку. — Пара уже началась.
Преподавательница — элегантная старушка в строгом синем платье — прервала объяснение, стоило нам войти.
— А, Дарья… и Александр, — она приветливо улыбнулась. — Группа 105б, встречайте своего одногруппника, Александра Волкова. Кто ещё не знает — он потерял память после происшествия, так что не наседайте с расспросами.
Тридцать пар глаз уставились на меня с плохо скрываемым любопытством.
— Как вы себя чувствуете, Александр? — поинтересовалась преподавательница.
— Вполне сносно, благодарю, — вежливо киваю ей и осматриваю аудиторию.
Ничего особенного не ощущалось — обычное вливание в новый коллектив. После десятка различных спецподразделений, отрядов и тайных школ боевых искусств это даже забавляло. Было что-то освежающее в том, чтобы снова оказаться за учебной партой, слушая объяснения учителей. Хотя, признаться, перспектива регулярной учёбы не особо вдохновляла. Одно дело — схватывать на лету боевые техники в разных уголках мира, и совсем другое — корпеть над учебниками. Но выбора особо не было — где ещё научиться управлять эфиром? Конечно, можно было бы попытаться разобраться самостоятельно, но зачем, если здесь есть и преподаватели, и спарринг-партнёры? К тому же, после долгих лет, проведённых в тибетских монастырях и затворнических додзё, академия с её шумной студенческой жизнью казалась вполне привлекательной альтернативой. Особенно учитывая присутствие весьма симпатичных студенток.
— Присаживайтесь, — преподавательница указала на свободное место. — Мы как раз обсуждаем базовые принципы эфирного контроля. Думаю, вам будет несложно включиться в материал.
— Благодарю.
По пути к своему месту улавливаю обрывки шепотков:
— Опять этот Волков…
— Надо же, явился…
— После той взбучки ещё смеет…
Память тела отозвалась напряжением — похоже, прежний хозяин привык к подобному отношению. Забавно. Меня эти детские подколки только развлекали.
У третьего ряда произошла заминка. Девушка вдруг резко отодвинула ногу и сгримасничала:
— Ой, Волков! Зачем же так грубо наступать на чужие ноги⁈
Останавливаюсь, разглядывая юную провокаторшу. Тонкие черты лица, большие голубые глаза, чуть вздёрнутый нос. Русые волосы собраны в косу, на воротнике мундира — серебряная брошь с кристаллом. Всё в ней кричало о благородном происхождении, от осанки до манеры говорить. И при этом было в ней что-то. Как у красивой, но ядовитой змеи.
Класс затих. Наверняка все ждали привычной реакции — заикания, покраснения, неловких извинений.
— Мадемуазель? — делаю паузу, вопросительно глядя на неё.
— Софья Вишневская, — она чуть приподняла бровь, откровенно наслаждаясь ситуацией.
— Мадемуазель Вишневская, — слегка киваю. — Боюсь, вы ошибаетесь. Я физически не мог наступить на вашу ногу — она находится в добрых тридцати сантиметрах от места, где я стою. Если, конечно, вы не обладаете способностью удлинять конечности с помощью эфира… — и делаю задумчивую паузу. — Хотя вашим прекрасным длинным ножкам этого и не требуется.
Она без прикрас была хороша — высокая, стройная, с грацией, что присуща потомственным аристократкам. Тонкая талия, изящные лодыжки, едва заметные под форменным кителем округлости… Годы, проведённые в высшем обществе разных стран, научили меня ценить такую утончённую красоту.
По классу пробежал удивлённый шёпот. Софья залилась краской — то ли от смущения, то ли от возмущения.
— Но если вы настаиваете, что я наступил на вашу ногу, — наклоняюсь к ней, понизив голос до интимного шёпота, — можете наступить на мою. Я не против.
Улыбка, которой я одарил её, была особенной — отработанной годами в игорных домах Макао и салонах Монте-Карло. Та, что заставляла светских львиц краснеть, а куртизанок — бледнеть. И, судя по тому, как расширились её голубые глаза, эффект превзошёл ожидания. Сейчас точно запишет меня в извращенцы. Что ж, это даже забавно — пусть лучше считает озабоченным, чем слабаком. По крайней мере, больше не будет пытаться прилюдно унизить.
— Я… я… — Софья растеряла весь свой аристократический лоск.
— Не напрягайтесь, я всё понимаю, — и прохожу мимо неё.
Усевшись на свободном месте замечаю, как Софья резко обернулась, буравя меня взглядом. Что ж, похоже, моя репутация в классе точно изменится. Правда, вряд ли в ту сторону, на которую рассчитывала бабушка, хе-х.
По кабинету прокатилась волна разговорчиков. Кто-то с задних рядов подавился водой, кто-то нервно хихикнул. Курсанты, привыкшие видеть в Волкове тихого забитого мальчишку, сейчас напоминали рыб, выброшенных на берег — рты открывались и закрывались, но звуков не было.
— Он что, совсем? — прошипел веснушчатый парень.
— После травмы точно мозги отшибло, — отозвался его сосед.
— Дерзить самой Вишневской…
— Ему точно конец.
— Да его же семья…
— Покойничек…
Шепотки множились, расползаясь по аудитории. Даже местные изгои, обычно радовавшиеся любому случайному унижению «благородных», сейчас смотрели на меня со смесью ужаса и восхищения.