— Пришли ми человѣкъ на жеребьци.
«Человѣкъ! Ага! — Митя торжествовал, если можно было торжествовать в этот невеселый для нихчас. — Он сказал: «пришли человѣкъ», а не «пришли человѣка». Так могли говорить только до конца тринадцатого века, не позже. Получается, мы в тринадцатом веке!»
И еще не сразу освоившись с ошеломившей его догадкой, Митя, прежде чем поделиться с Прохором своим открытием, жадно ловил слова, все сильнее укрепляясь в своей правоте. Наконец он повернулся к Прохору:
— Это тринадцатый век!
— Да, — сосредоточенно думая о своем, кивнул Прохор, — получается, что так.
Наши мальчишки, услышавшие этот короткий разговор, испуганно переглянулись и крепче прижались друг к другу, незадачливые кладоискатели сразу поняли, что не разыгрывают их, не пытаются обмануть и не веселый спектакль ожидает их по приезде, а неведомое и грозное дознание.
Обоз втянулся на постоялый двор. В два этажа массивные хоромы украшало высокое крыльцо в кружеве затейливой деревянной резьбы. Толпа домочадцев высыпала во двор и окружила телегу с пленниками. Все с интересом разглядывали Прохора, диковинным казалось древним русичам его одеяние.
Микула тем временем наклонился над пленником в кольчуге и грозно вопросил:
— Кую вѣсть везлъ еси князю?
Всадник ответил угрозой:
— Отпусти мене, Микуло, а то князь слободѣ насилье съдѣеть.
— А, пес поганый, — Микула разгневанно затряс бородой, — изморю тебе въ погрѣбѣ. А князь намъ нѣсть господинъ. Правителя въ сеи земли надъ нами нѣтуть.
Микула махнул рукой своим молодцам:
— Полоненыихъ въсадити въ погрѣбь.
— Подхватили нашу четверку и с ними упрямого русича, развязали руки, бросили в бревенчатый без окон сруб, на тяжелый засов заперли.
Пленники огляделись. Стены сруба высокие, сложенные из толстых и гладких бревен. Потолок плотно прилегал к стенам, лишь в одном месте оставляя узкую щель, через которую пробивался в темницу свет.
— Какой же это погреб? — Васька озадаченно пожал плечами. — В погребе сыро, холодно, там картошку держат, соленья всякие. А здесь дом, только без окон.
— Погребом в Древней Руси еще и тюрьма называлась, — разъяснил Ваське Прохор. — А еще тюрьму называли «порубъ».
— А мы что, правда в Древнюю Русь попали? — еще теплилась в Ваньке маленькая надежда.
— Да, — жестко отвечал Прохор. — Ничего пе поделаешь, ребята, как это пи фантастично звучит, но мы с вами оказались в Древней Руси, да еще в тринадцатом веке. И приняли нас, видно, за врагов, так что давайте подумаем, как нам из этой истории выпутаться. Языка-το никто, кроме Мити, толком не знает, прочитать я еще прочту, а что сказать, — он вздохнул, — Вам, бедным, еще сложнее.
— А вы нас научите, — с готовностью откликнулся Ванька. — Мы понятливые, — он толкнул Ваську в бок, и тот торопливо поддакнул:
— У меня в школе по русскому языку пятерка за год.
— Тут понятливости мало, — вмешался Митя. — Вот здешние жители, как, впрочем, и все древние русичи, «окают», говорят «пОрОхъ», «дОбрО», а вы «акаете», у вас эти слова звучат: «пОрАх», «дАбрО».
— Да ну? — изумился Ванька.
— Ну да, — горько усмехнулся Митя. — Помимо знаний, нужны навыки, чтобы не сбиться на «аканье». Тут столько надо знать и практиковаться долго, чтобы хоть чуть понимать, а уж говорить… — Он удрученно махнул рукой, отошел от ребят и подсел к молча следившему за ними пленнику в кольчуге:
— Мы есмъ галичане. Не свѣдаемъ, кто суть ворози паши.
Пленник недоверчиво взглянул на Митю и с неохотой ответил:
— Слобожане ти суть. Новъгородьстѣи землѣ Чудиновьстѣи слободы чернии люди. А Микула есть слободы староста.
— Брате, въ кую вину полонили тебе суть?
Пленник долю молчал, прежде чем продолжить:
— Путята есмь, княжь гридь. Послалъ есть мене князь гонець искати. А похитили уть мене слобожане, да бы князю досадити.
— А гоньца обрелъ ли еси? — уточнил Митя.
Княжеский посланник качнул головой:
— Пропалъ есть гонець. Въ Гюрьгевъ не доѣхалъ и ко князю не воротилъ ся. Переяли суть княжю грамотицу.
— Стой! — У Мити дух перехватило от догадки. Так вот что за бересту нашли они в мешочке! — Въ грамотѣ той тако глаголеть ся: «Поклонъ игумену Арсению отъ Вышаты. Пришли кънигы кънязю съ Митяемь. Кънязь идеть браги дань въ слободу…»
— Кдѣ видель еси грамоту ту? — русич цепко схватил Митю за руку.
— Въ лѣсѣ мы обрели есмъ грамотицю ту, — высвободил руку Митя. — Шеломъ да двѣ грамотици. Одну грамотицю Микула переялъ есть, а иную истеряли есмъ въ лѣсѣ.
В глазах княжьего гридя мелькнула надежда:
— Добро. Ту грамотицю надобѣ наити и дѣло управити.
Постанывая, сильно, видать, ему досталось от чернобородого, Путята поднялся с сена и стал обходить стены поруба простукивая и осматривая их.
Ванька тихо пододвинулся к Мите:
— О чем это вы с ним толковали? Мыс Васькой ни слова не поняли. Говорите так странно — «обрелъ еси, пропалъ есть».
— Погоди, погоди, — Митя обнял Ваню и продолжал внимательно следить за княжеским посланником, ожидая, что тот обнаружит неведомый им путь па волю. Напрасно! Он вернулся на свое место безнадежно покачал головой. Слышно было, как переговариваются за бревенчатой стеной приставленные к порубу сторожа.
Митя тяжело вздохнул, рассеянно глянул на притихшего Ваню, на пригорюнившегося Васю и сказал негромко:
— Ох, ребятки, и попали мы в переделку! Думал я, такое только в книжках бывает. А здесь случилось… Тринадцатый век! Время на Руси смутное… А у нас! Ни еды с собой, ни одежды, ничего! Оборониться да вот вас защитить и то нечем. И вправду языку вас выучить, что ли? Древнерусский-то язык теперь ох как может пригодиться.
— Так ты о чем спрашивал? — вспомнил он Ванин вопрос и стал подробно объяснять: — «Пропалъ есть», «Обрелъ еси» — это древнерусские формы прошедшего времени. Сравните их с нынешними формами прошедшего времени, и все станет понятным.
Прохор, тоже внимательно слушавший этот урок, невесело рассмеялся:
— Теперь и не знаешь, где нынешние формы.
— Древнерусское прошедшее время глагола образовывалось так, — продолжил Митя, — к форме глагола на — л присоединялась форма настоящего времени от глагола «быти», например: ходилъ+есмь; ходилъ+еси; ходилъ+есть. Со временем это самое «есмь», «еси», «есть» утратилось, и по-русски мы говорим сейчас: «я ходил», «ты ходил», «он ходил». Вот смотрите, — Митя достал сохранившийся в его кармане карандаш и уже знакомый ребятам маленький блокнот и быстро стал писать:
— Так как по-древнерусски сказать «Я дал тебе коня»? — решил попробовать Васька. — «Далъ есмь тебе коня»?
— Не совсем так, — поправил его Митя. — Ты должен сказать вот как: «далъ есмь тобѣ конь». Говорить «Далъ есмь το6ѣ конь», «послалъ еси человѣкъ», «възялъ есть мужь» надо потому, что древнерусский язык еще не делает разницы между одушевленными и неодушевленными предметами мужского рода. Мы ведь как говорим: «дал коня», но «дал мяч»; «послал человека», но «послал полк»; «видел воина», но «видел бой». То есть для слов мужского рода в винительном падеже находим в русском языке строгое разграничение одушевленных и неодушевленных предметов. Вспомните, как в вашем учебнике значится винительный падеж: кого? и что? Чувствуете разницу? А в древнерусском языке тринадцатого века, — глянув на Прохора, Митя пожал плечами, — можно сказать и так, что в русском языке нынешнего тринадцатого века различий между одушевленными и неодушевленными существительными в винительном падеже еще не существует: что «далъ есмь конь», то и «далъ есмь мечь», все одно. И значит, в учебнике древнерусского языка должно быть, пожалуй, написано: винительный падеж — кто? что?
— Почему вы обратились к русичу «брате», а не «брать»? — не отставал Васька, не простое уже любопытство толкало его на вопросы, понимал Васька, что из забавы занятие языком становится для них необходимостью. Не научись они говорить с древними русичами, тогда точно пропали, если уже не пропали, но об этом думать не хотелось.
— Я так сказал потому, что по-древнерусски, обращаясь к человеку, нужно употреблять его имя в особой звательной форме — в звательном падеже.
— В звательном? — переспросил Ваня. — Это что, правило поведения?
— Нет, это языковое правило. В древнерусском языке есть особый звательный падеж. Когда обращаются к брату, говорят «брате», при обращении ккнязю — «княже», к отцу — «отче». От слова «сынъ» форма звательного падежа «сыну», от слова «конь» — «коню», от слова «муха» — «мухо».
— И к князю, выходит, и к коню все едино? — подал голос Прохор.
— И к мухе? — хихикнул Васька.
— К коню и к мухе, может, они так не обращаются, — улыбнулся в ответ Митя, — ио формы звательного падежа можно образовать от любого слова. Так устроен язык, отроче Василие.
Ребята рассмеялись.
— Раз у них здесь особый звательный падеж, может, еще какие другие есть падении, которых в русском языке и след простыл? — уточнил Вася.
— Нет, — покачал головой Митя. — Все остальные падежи сохранились с древних времен в целости. Смотрите-ка, — Митя снова взялся за карандаш:
— Как местный? — хором удивились мальчишки.
— Сейчас его называют предложным, — уточнил Митя.
— Потом мы его назовем предложным, — поправил его Прохор.
— Слушай, — рассердился Митя, — если мы так будем все время поправляться, мы совсем запутаемся и запутаем ребят. Не в игрушки ведь играем, без языка пропадем.
— Хорошо еще, — поспешно встрял в разговор Ванька, — хоть с существительными ничего не произошло.
— А вот здесь ты ошибаешься, — поправил его Митя. — С существительными много чего произошло.
— Может, хватит на сегодня? — спросил Прохор. — Все равно сразу всего не запомнят. Давайте лучше подумаем, что делать будем. Боюсь, что через час-другой староста будет «судъ оправливати».
— «Оправливати»? — переспросил Ванька. — Это что такое?
— Это значит «судить, вершить власть, управ лять». Вот и над нами будут «судъ оправливати».