хнической диверсией, которой отец занимался, по-видимому, в одиночку, единственный, кто, кажется был в курсе и помогал отцу - это был мастер завода pan Tesař.
Чтобы завершить военный период, осталось сказать, что родители приняли деятельное участие в Пражском восстании: мама строила баррикады, а папа ещё с несколькими бывшими легионерами выволокли из музея na Hanspaulce орудие, которое оказалось в полной боевой готовности, и установили его на шоссе, идущего из города к аэропорту. Там они и встретили утром 9 мая Красную армию. Основная колонна остановилась на площади Витезне (Победы), а один танк под командованием дважды героя СССР Гончаренко был послан вперёд в разведку. Отец вызвался ехать в качестве проводника и сидел сверху на танке, обняв рукой орудие. Когда выезжали из серпантина Хотковых садов, они на Кларове наткнулись на немцев. Ударами фаустпатронов танк был уничтожен, Гончаренко погиб, а отец вместе с оставшимися в живых членами экипажа, отстреливаясь, ушли наверх через Myší díru.
Т.Ю. Если бы я сама не держала в руках оригинал сохранившегося у тети Марины отчета деда об этом «походе», напечатанный на очень плохой пишущей машинке с русским шрифтом – наверняка прямо в комендатуре Праги, заверенный печатями этой самой комендатуры – я бы, наверное, в эту историю не поверила, ведь Юрию Борисовичу в это время было уже под пятьдесят.
Репатриация
После смерти И.В.Сталина в Советском Союзе произошли большие перемены. Многие русские эмигранты сочли, что Россия стала на другой путь, и захотели вернуться на родину. Было много репатриантов из Аргентины, из европейских стран, из Харбина и даже из Австралии.
В 1955 году Ю.Б.Беленький - а было ему тогда уже под 60 - приехал в СССР вместе с целым кланом. Он сам, его жена-чешка, доктор химических наук Татьяна Вячеславовна и дочь Марина приехали в Минск, его направили на МАЗ как инженера-автомобилиста, уникального специалиста по гидравлике. Как раз в это время на Минском автозаводе в срочном порядке разрабатывался 25-тонный самосвал. А его сын Юрий Юрьевич с женой, тестем и тещей поехали в Узбекистан, потому что именно туда было предписано отправиться отцу жены Юрия Юрьевича, который был опытным врачом, специалистом по тропическим болезням, много лет проработавшим в Африке во французских колониях.
Т.Ю. Дедушка Петр Никанорович Сухов, отец мамы, был сыном богатого крестьянина из села Нижний Карачан под Воронежем. Родился дедушка в 1897 году, а когда подрос, его отдали в духовную семинарию в Воронеже. Он окончил ее с отличием, и, как лучшему выпускнику, ему предоставили возможность бесплатно учиться в любом выбранном им учебном заведении. Он выбрал Воронежский медицинский институт, проучился там два курса, и тут наступила февральская революция. Бабушка мне говорила, что революцию вообще сделали студенты, они были очень активными ее участниками, проводилось очень много собраний, митингов и т.п. Дед был не за большевиков, а за какую-то другую партию, и, вероятно, активно выступал на собраниях студентов, потому что сразу после победы большевиков, в октябре, к нему ночью пришел его друг, который изначально подался к большевикам, и сообщил, что выписан ордер на его арест. Не оставалось ничего другого, как сесть на поезд и отправиться в свое село, чтобы отсидеться. Однако за один перегон до Нижнего Карачана он встретил своего односельчанина, который сообщил, что там его уже ждут, чтобы арестовать. Тогда дед и подался в белую армию. Он работал в основном как фельдшер.Юрий Юрьевич проучился в Пражском политехническом институте три года, он поехал в Ташкент, чтобы завершить образование в Ташкентском политехническом институте, а его жена с родителями отправились не в какой-нибудь город, а в пустыню, в совхоз, занимающийся выращиванием хлопка.
Эвакуировался Петр Никанорович, как и Юрий Борисович, из Крыма, и попал сразу в Чехию. Его тут же приняли в Университет Карла IV на медицинский факультет. В те годы как раз праздновалось 600-летие этого университета, и его выпускники получили по красивой шкатулке с мраморной крышкой на память, она до сих пор хранится где-то у мамы. В 1924 году on женился, девушку звали Hedvika (в Белоруссии – Ядвига), ей было 18 лет, она была из бедной семьи. После окончания университета (год я не знаю) дедушка с бабушкой отправились сначала в Брюссель, а потом в Париж, так как в Чехии было невозможно найти работу по специальности. В Париже дед закончил тропический факультет - у Франции было много колоний, и туда требовались врачи – специалисты по тропическим болезням. Кроме того, он еще закончил стоматологический факультет. Свою механическую бормашину дед привез потом в Белоруссию вместе с самыми разными хирургическими и стоматологическими инструментами, как сейчас помню, фирмы Richter. После окончания учебы во Франции дед завербовался врачом в колонии. Всего он проработал в колониях с 1927 до 1939 года, проехав всю Африку от Алжира, Судана и Мали до Кении и Гвинеи. Бабушка, естественно, не работала. Моя мама родилась в Париже в 1934 году, в возрасте нескольких месяцев бабушка и дедушка оставили ее в Чехии у бездетной бабушкиной сестры и ее мамы, а сами снова подались на год в Африку. В 1937 году они последний раз отправились туда уже с дочерью. Весной 1939 года дедушка с бабушкой окончательно вернулись во Францию, так как в воздухе уже пахло войной. Бабушка рассказывала, что, когда они уезжали из Судана, вдоль железной дороги на протяжении нескольких километров стояли негры и махали руками, провожая своего доктора. Вскоре они переехали из Франции в Чехию, так как в воздухе уже пахло войной, и, кроме того, в Париже к ним зачастили работники парижской мэрии с настойчивыми предложениями записать маму французской гражданкой (во Франции в те годы был демаграфический кризис, и Суховы опасались, что им могут запретить вывезти ребенка за пределы страны).
В Чехии бабушка с дедушкой поселились в небольшом городке, затерянном в Судетских горах, где дедушка был единственным врачом на весь горный район, и прожили там с начала Второй мировой войны до 1955 года – до самого отъезда в Советский Союз.
Дедушка Петр Никанорович стал работать там врачом в местном фельдшерском пункте, а мама – музыкальным работником в клубе. Бабушка не работала, она вела дом, как тогда говорили. Дом – это была мазанка на краю арыка. Рядом с ней стоял рояль, привезенный из Праги, поскольку он не влезал в дом, и мама по вечерам на нем разыгрывалась. Она перед этим успела закончить Пражскую консерваторию по классу фортепиано. Любопытно, что в СССР в ее личном деле всегда писали, что она имеет только среднее музыкальное образование - на уровне нашего музучилища, так как в Праге не проходили кое-какие предметы вроде истории КПСС и т.п., и диплом Пражской консерватории был несколько неполноценным.Через несколько месяцев маму вместе со всем семейством направили в расположенный недалеко от совхоза районный город Ангрен, поскольку там незадолго до этого открылась музыкальная школа, и там не хватало преподавателей. Им дали небольшую квартиру, где они и прожили до отъезда в Минск. Папа все это время доучивался в Ташкенте в политехническом институте и к семье приезжал редко. Тем не менее, в один из приездов они с мамой успели зачать меня, так что я родилась в Ангрене в октябре 1956 года.Наша семья переехала в Минск после окончания папой политеха и получения им, с помощью Юрия Борисовича, направления на МАЗ. Это случилось в 1957 году. Юрий Борисович с Татьяной Вячеславовной и папина младшая сестра Марина сразу по приезде в Минск в 1955 году получили хорошую 2-комнатную квартиру недалеко от завода, в том доме под часами на площади, где раньше был автозаводской универмаг, а теперь продовольственный магазин. Мамины родители и мама с папой получили от государства после прибытия в СССР очень хорошие подъемные, на которые они построили дом в частном секторе в автозаводском поселке. Там до сих пор живут моя мама, младшая сестра и ее семья.
Работа в БПИ
Работая в отделе главного конструктора на МАЗе, Юрий Борисович понял, что в СССР статус ученого значительно выше, чем статус инженера. Очень быстро на базе своих разработок он защитил кандидатскую диссертацию и перешел работать в БПИ. Через короткое время по совокупности работ он получил докторскую степень и стал профессором.
Я не собираюсь здесь писать о его научных заслугах и достижениях. Только личные впечатления. По моему мнению, лектор он был неважный. Он очень много знал и переоценивал способность студентов понять сложный материал. Зато с аспирантами он работал очень эффективно и они в нем души не чаяли. Он был блестящим математиком, знатоком теории колебаний, теории автоматического регулирования и, что самое главное, эффективно умел все это использовать в инженерной практике. Его инженерная эрудиция была совершенно потрясающей. Казалось, он знает ответ на любой вопрос. И еще он был настроен всегда доброжелательно. Был оптимистом. Я слыхал о разных интригах, которые велись против него, но сам он никогда интриганом не был. Он любил шутку, анекдот, острое слово. Еще любил он женщин.
Он дожил до 76 лет, сохраняя острый ум, цепкую память и высокую работоспособность.
В заключение еще один эпизод. У нас работал еще один участник гражданской войны, старый большевик Николай Владимирович Розанов, Более того, он был делегатом III съезда комсомола, видел и слышал Ленина. Он часто выступал перед пионерами, комсомольцами, студентами, молодыми рабочими и рассказывал об этом историческом событии. Кстати, мужик он был умный и, по-моему, порядочный. Именно он рассказал нам жуткие подробности о смерти генерала Слащова, которого застрелил курсант прямо на лекции в военной академии. Как-то в присутствии Беленького и Розанова завели разговор о гражданской войне, они этот разговор поддержали, ударились в воспоминания и выяснилось, что какое-то время они находились в одном и том же месте, но по разные стороны фронта. И тогда Розанов спросил: