Да, к середине XIX века зоология значительно продвинулась вперед по сравнению с тем, что происходило в науке еще сравнительно недавно. И в то же время она сделала только первые по-настоящему значительные шаги. Еще не было известно учение Чарлза Дарвина, еще не было открытий и работ многих других зоологов и биологов, продвинувших вперед науку. Не было еще и книг Альфреда Брема. И никто даже предполагать не мог, что они когда-нибудь будут: ведь он изучал искусство и собирался стать архитектором.
В жизни нередко бывает: одних людей ничто не влечет, у них ни к чему нет особого призвания, у других призвание ярко выражено, третьи увлекаются и одним и другим, причем иногда кажется, что эти увлечения несовместимы, должны взаимно исключать друг друга.
Альфред Брем принадлежал к этой, третьей группе или третьему типу людей. Едва научившись как следует ходить, он уже долгие часы проводил в лесу — благо лес находился буквально за домом. Когда стал старше — вместе с отцом, а потом и самостоятельно, с рассвета до темноты, бродил по лесистым холмам Тюрингии. Альфред знал в округе чуть ли не каждую тропинку, мог по голосу, по полету определить любую птицу, жившую в тюрингских лесах.
И в то же время было другое увлечение, пожалуй, не менее сильное. Он очень рано научился читать, и книги для него стали такой же радостью, такой же необходимостью, как лес. Особенно любил он книги о жизни художников и музыкантов, очень нравились ему стихи — их он запоминал легко и быстро, как запоминал птичьи голоса. А когда длинными зимними вечерами вся семья собиралась в столовой и мать читала вслух Гёте и Шиллера, Гюго и Шекспира, не было более внимательного и увлеченного слушателя, чем Альфред. И, наверное, никто тогда не мог сказать, что больше волнует и увлекает Альфреда — литература и искусство или природа.
Великий немецкий поэт Гёте был и известным натуралистом. Он писал о себе:
Я от отца имею стан
И нрав сурово-честный.
А матушкой в наследство дан
Мне песен дар чудесный.
Эти слова можно в полной мере отнести и к Альфреду Брему: в нем всю жизнь жили два человека — поэт и ученый, жили, не только не мешая, но и очень помогая друг другу.
Однако тогда, в четырнадцать лет, когда Альфред окончил сельскую школу и ему надо было делать выбор, решать свою судьбу, победил поэт, страсть к искусству и литературе, привитая матерью, победила любовь к природе, воспитанную отцом. Он решил стать архитектором.
…Альфред стоял на высоком холме и смотрел вниз, на белую церквушку, на приземистый отцовский домик, построенный почти сто лет назад, на черепичные крыши, круто сбегающие вниз. Он видел узкую тропинку, по которой бегал в рентендорфскую сельскую школу, и дорогу, по которой, окончив эту школу, ушел в Альтенбург, чтобы поступить в художественно-ремесленное училище. Будущий архитектор сначала должен был овладеть специальностью каменщика.
Три года ходил Альфред этой дорогой; в субботу вечером он приходил домой, чтоб день пробыть с родителями, братьями и сестрами, а в понедельник на рассвете уходил в город, чтобы вовремя успеть на работу или на занятия — подрядчик строительных работ, он же — директор училища Шульц был человеком пунктуальным и не терпел опозданий.
Восемнадцать километров в один конец, восемнадцать в другой. Впрочем, Альфреду, привыкшему бродить по лесам, это было нетрудно. Труднее было без того, к чему он привык с самого раннего детства: без птичьих голосов и шума деревьев, без запаха и шелеста трав. Альфред даже не представлял себе, как все это прочно вошло в его жизнь. И все-таки он не сомневался, что выбрал правильный путь. Поэтому, получив наконец 9 сентября 1846 года свидетельство об окончании училища, где было записано, что «его достижения были достаточными, его прилежание было отрадным, его работоспособность — отличная, поведение — безукоризненное», Альфред отправился в Дрезден, в Институт искусств.
Первый раз в жизни Альфред так надолго покинул родные места, первый раз в жизни он в течение нескольких месяцев лишен был возможности побродить по лесу.
Конечно, он слушал лекции известных профессоров, бывал в знаменитой Дрезденской галерее, подолгу простаивая у полотен великих художников, ездил на Майсельский завод и собственными глазами видел, как создаются шедевры прикладного искусства — прославленный на весь мир саксонский фарфор, в его распоряжении была прекрасная библиотека. Все это было ему очень интересно, все это радовало и волновало Альфреда — ведь это то, к чему он стремился.
Но ведь и лес он любил не меньше. И хоть в маленькой комнатке студента Института искусств Альфреда Брема всюду были расставлены чучела птиц, которые он привез из дома, разве могли они заменить настоящих?
Настоящих увидел и услышал он снова лишь весной 1847 года, когда, окончив первый курс, приехал в Рентендорф на каникулы. Конечно же, целые дни он проводил в лесу. А возвращаясь домой, обязательно заходил к отцу.
Пастор и сам в эти дни старался как можно больше времени проводить в лесу. Он лучше, чем кто-нибудь другой, знал, что это время — время весеннего буйства и торжества природы — самое интересное для естествоиспытателя. Знал это, конечно, и Альфред. И им, знатокам и любителям природы, было о чем поговорить, чем поделиться друг с другом.
Иногда отец и сын засиживались до полуночи, а это в доме пастора было чрезвычайным происшествием — здесь все привыкли рано ложиться и рано вставать. Но что делать, если время бежит так быстро?!
Они обычно сидели друг против друга — отец в своем жестком рабочем кресле, Альфред на невысокой скамеечке около большого чучела марабу — удивительно похожие и в то же время очень разные. Оба высоколобые, ясноглазые, широкоплечие. Но если речь отца была ровная и спокойная, жесты короткими и сдержанными, то сын говорил бурно и страстно, а блестящая память, сохраняющая мельчайшие подробности, богатое воображение, помогающее создавать яркие образные картины, прекрасный голос — все то, что он унаследовал от матери, — придавали его рассказам особую прелесть и обаяние.
Трудно сказать, о чем думал в эти вечера пастор Брем. Может быть, слушая рассказы сына о дне, проведенном в лесу, пастор жалел, что Альфред не станет зоологом. Но в то же время Христиан Людвиг Брем понимал, что для этого надо окончить университет. Однако в университете уже учился брат Альфреда Рейнгольд, а дать университетское образование двоим сыновьям сельский пастор на свои доходы не мог.
Поэтому очень возможно, что, слушая вечерами рассказы Альфреда о Дрездене, видя, с каким увлечением он рассказывает о музеях и лекциях профессоров, пастор радовался, что Альфред получит прекрасную специальность, которая ему по душе, станет самостоятельным и уважаемым человеком.
И все-таки, наверное, где-то в глубине души Христиан Людвиг Брем жалел, что сын его не станет зоологом. Если бы это было не так, дальнейшие события того памятного дня развивались бы иначе.
А события развивались таким образом.
Альфред в этот день вернулся домой раньше обычного — он обещал матери прийти к обеду. Такие счастливые дни в семье пастора теперь бывали не часто: старший, Оскар, стал довольно известным энтомологом — специалистом, изучающим жизнь насекомых, Рейнгольд учился в Иене, Альфред — в Дрездене. Но сегодня все: и старшие дети, приехавшие в Рентендорф, и младшие — одиннадцатилетний Эдгар, восьмилетний Артур, семилетняя Матильда и даже крошка Текла — соберутся за одним столом.
Альфред пришел вовремя, но прежде, чем снять охотничью куртку и сапоги, он, как уже повелось, зашел к отцу.
Так произошла встреча, которая решила дальнейшую судьбу Альфреда.
Пастор представил сына барону. Барон не удивился, узнав, что Альфред готовится стать архитектором: ведь совершенно не обязательно, чтоб дети шли по пути отцов. Но когда Христиан Брем упомянул о том, как хорошо знает Альфред птиц, сколько времени провел он в лесу за свою короткую жизнь, Мюллер насторожился.
Барон был человеком энергичным, решения принимал быстро и, задумав что-то, стремился добиться своего. Пастор еще продолжал говорить о сыне, о том, что наряду со склонностями к естествознанию у него сильная тяга к искусству, а барон уже лихорадочно обдумывал только что пришедшую ему мысль.
Барон знал, что в экспедиции ему нужен будет помощник — человек сильный, знающий свое дело и любящий природу. Правда, Мюллер еще не задумывался о кандидатуре — он собирался начать подыскивать помощника после посещения Рентендорфа. Но сейчас его планы изменились: зачем откладывать поиски, зачем вообще надо кого-то искать, когда идеальный помощник стоит перед ним! Однако захочет ли он поехать в экспедицию? Согласится ли пастор отпустить сына?
Уже давно все собрались в столовой и с нетерпением поглядывали на дверь, но ни хозяин дома, ни Альфред, ни гость не появлялись. Все понимали, что там, за плотно прикрытой дверью пасторского кабинета, происходит какой-то чрезвычайно важный разговор. Но никто даже предположить не мог, что это был за разговор и каковы будут его последствия.
А в кабинете пастора происходило следующее. Барон безо всяких предисловий предложил Альфреду поехать с ним в Африку, заявив, что давно ищет надежного спутника, знающего и любящего природу, умеющего обращаться с коллекционными материалами, вести дневник и наблюдать за животными. Но никак не мог отыскать такого и вот теперь, встретившись с Альфредом, понял, что нашел того, кого искал. Мюллер, конечно, хитрил, но ни отец, ни сын не обратили на это внимания — предложение барона было настолько неожиданным, настолько застало их врасплох, что оба растерялись.
Наконец пастор сказал, что барон все-таки обратился не по адресу. При всей своей любви к природе Альфред не собирается становиться естествоиспытателем. Путь, по которому он пошел, был выбран им самостоятельно, без какого-либо давления со стороны. Альфред хочет стать архитектором!