чет: «Давайте организуем наличие, молодой человек», – и взгляд кинула, как пантера перед нападением. Телефон мой попросила, не сервиса. Похоже, всесторонне меня заценила.
– С чего такие надежды? – Алексей шагал теперь вровень с Сергеем.
– Та-ак, интуиция. Думаю, не сегодня-завтра позвонит. Сделает предложение, от которого не смогу отказаться.
– Слышал, Кира, – повернулся к третьему, слегка отставшему от них другу Алексей, – наш автомобильный гуру наметил себе мамочку.
Третий, темно-русый Кирилл, одетый дороже двух других, похожий чем-то на породистую гончую, не участвовал в разборе профессиональных подвигов Сергея. Он почти не спал этой ночью, до начала четвертого готовил реферат, а до двух слушал через стенку очередной эпизод родительских «звездных войн». Он первым заметил пытавшееся занырнуть в придорожный мусорный бак существо. Судя по торчащим из брюк ступням, обутым в ботинки малого размера, существо являлось женщиной. Настроение с утра преобладало в Кирилле недобро-скептическое, и он, сам от себя не ожидая, крикнул со своей стороны шоссе: «Вам не помо-о-очь, ба-арышня?» Существо неторопливо оторвалось от бака, повернуло на голос голову. Да, это была женщина, явно пожилая, однако стройная и подтянутая. Она оказалась предусмотрительна. На ней сверкал желто-оранжевый прорезиненный фартук, какие используют мясники на рынках и патологоанатомы в прозекторских. Протянув в направлении Кирилла руку, она поманила его облаченным в шерстяную перчатку указательным пальцем. Кирилл, не готовый к подобной реакции, приостановился в замешательстве.
– Наука одолела, потянуло на местных аборигенок? Хорош, пошли, – ухватил его за рукав куртки Сергей.
Кирилл рывком высвободил рукав, лавируя между притормозившими машинами, перебежал на другую сторону шоссе.
– Барышни у нас в державе отсутствуют с тысяча девятьсот семнадцатого года, мальчик, – миролюбиво сказала женщина, беззастенчиво разглядывая его с ног до головы. – Вы, как погляжу, не из люмпенов. Прекра-асно. Конечности у вас длинные, помогите-ка достать во-он ту вещицу. – Она указала внутрь мусорного контейнера.
Кирилл проследил за ее пальцем и заметил крохотную фарфоровую ножку в пуанте на фарфоровой подставочке, нелепо торчащую среди многочисленного разноцветного тряпья. Мусорный бак был примерно наполовину заполнен тряпичным барахлом и предметами отжившего домашнего обихода. Над пищевыми останками безраздельно властвовал соседний бак, в третьем покоился пластик.
– Одна-а-ко, – присвистнул Кирилл. – У вас тут высокоразвитая цивилизация, просто европейцы какие-то.
– Да-да, на юго-западной окраине живут весьма приличные люди, только идиоты, – согласилась она, мелко кивая облаченной в мохнатый фиолетовый берет головой. У нее наблюдались аккуратные черты лица, серо-зеленые ясные глаза и не совсем морщинистая кожа.
Кирилл мысленно усмехнулся ее словам и общему несуразному виду, при этом скроил суперсосредоточенное лицо.
– Почему идиоты, позвольте узнать?
– Захламляют жилища разной дребеденью, а самое ценное предают лону помойки, – переминалась она с ноги на ногу.
– Что же, по-вашему, самое ценное? – осведомился он, не упуская из виду Алексея с Сергеем, топчущихся на противоположной стороне шоссе. (Диалог с незнакомкой странным образом затягивал.)
– Осколки детства, дружок, память, – нетерпеливым жестом она взбодрила берет. – Замечу, вы слишком переигрываете со своей физиономией.
«Проницательная», – мелькнуло у Кирилла.
– Вы не допускаете, что некоторым не хочется помнить свое детство?
Эту реплику она пропустила мимо ушей:
– Давайте, мальчик, быстрее, меньше слов. С минуты на минуту нахлынут здешние архаровцы. Только что прибыли свежие поступления, сейчас они налетят как стая саранчи, ибо эти бездомные оглоеды высоко ценят вовсе не память, а обноски местных, как вы выразились, европейцев.
В осанке и речах старухи присутствовало странное сочетание горделивой надменности и молодой игривой заносчивости – столь непривычное для униженного жизнью пожилого российского человека, отчего Кириллу расхотелось над ней глумиться.
– Ладно, давайте фартук, не буду же я нырять в помойку в цивильных шмотках.
– Вот это по-мужски, вот это по-деловому, – обрадовалась она и протянула Кириллу снятый фартук.
Он накинул на шею лямку, стал завязывать за спиной тесемки.
– Кира! Охренел?! – устремился через шоссе Сергей, за которым неохотно поплелся Алексей.
– Сейча-ас, стартану разок, – картинно помахал им рукой Кирилл.
Через несколько секунд он подал старухе статуэтку.
– Мерси, мерси. – Приняв добычу, она внимательно разглядывала ее с расстояния вытянутой руки. У застывшей в пике´ балеринки отсутствовала поднятая вверх правая кисть, но, похоже, старуху это ничуть не смутило. Со статуэтки она перевела взгляд на Кирилла и пристально вперилась ему в лицо.
Удивительно, но и теперь она не была Кириллу противна, он коротко ухмыльнулся ей уголками губ.
Сощурившись, та заметно посерьезнела:
– А знаете ли вы, мальчик, что со дня на день вас посетит пылкая и, заметьте, взаимная любовь?
– О-о-о, как всё запущено! – успел пристроиться сзади нее Сергей, зверски вращая зрачками, выписывая пальцами над ее беретом немыслимые вензеля. Подоспевший следом Алексей заржал с присущей ему откровенностью.
Кирилл сам поразился ее резкому переходу с предметности в область чувств, но не успел придумать ничего оригинального:
– У вас всё в порядке с рассудком, мадам?
– Более чем. – Она проигнорировала шутовские жесты и ржание за своей спиной. В ее тоне скользнули нотки раздраженного разочарования.
– Она существует? – Кирилл вернул ей фартук.
Старуха вскинула голову:
– Любовь?
– Она самая.
Повесив фартук на сучок ближайшего дерева, она приосанилась:
– Ре-едкая птица во все времена, но нет-нет да залетает на нашу падшую планету.
Из-за ее плеча, продолжая таращить глаза, вытянул шею Сергей:
– Может, пасьянс раскинете, уточните ему число? В ваших одеждах наверняка картишки где-нибудь завалялись?
– Картишки по такому поводу не нужны. – Несколько смягчившись, она вытирала статуэтку снятой перчаткой. – Знайте, молодые люди, в преддверии любви человеческий организм начинает излучать особые свет и энергию, которые ни с че-ем, ни с че-ем не спутаешь. Заявляю вам это категорически. А число, – она ткнула в Кирилла пальцем, – пусть останется для него тайной, ибо в любви хороша внезапность. Когда же событие сие свершится, милости прошу с избранницей в гости. Сдается мне, она окажется чудо как хороша. – Во весь рот старуха улыбалась исключительно Кириллу, показывая родные, вполне приличные зубы. – Да-да, вовсе не хуже этой изящной фарфоровой штучки, – игриво заключила она, покрутив перед носом Кирилла однорукой балериной, прежде чем поместить ее в обширный карман куртки защитного цвета, явно с чужого плеча.
– Остап Бендер тоже любил приглашать в гости, только никому не оставлял адреса, – заметил Кирилл, когда их троица, шагнув к шоссе, пережидала поток машин.
Она возразила им в спины:
– С Остапом Бендером меня отдаленно может роднить лишь его полное имя – Остап Сулейман Берта Мария Бендер бей Задунайский! И отсутствие личной крыши над головой!
И уже совсем им вдогонку она крикнула хорошо поставленным голосом:
– Ульрих, запомните, мальчик, Ульрих Берта Генриховна, комната восемна-адцать, второй этаж во-он того желтого здания для просроченных деятелей культуры и сплетников все-ех масте-ей.
Сергей на ходу бросил:
– Обязательно запомнит, станет посещать каждую среду и пятницу.
Прохлаждаться им больше не хотелось, они направились сквозь перелесок к машине.
– Прикольный персонаж, с пафосом. Я бы на их террариум глянул одним глазком. – Алексей первым подошел к «шкоде».
– Ясновидящая, блин, – процедил Сергей, щелкнув кнопкой сигнализации. – Знаем мы таких, независимых, гордых интеллектуалов – любителей шариться по помойкам.
– Фу-у, какой ты сегодня недобрый, наверное, от вчерашнего недотраха. – Сев рядом с водительским креслом, Алексей пристраивал на резиновом коврике безразмерные ноги.
– Ну ты же у нас реинкарнация Альберта Швейцера, тот еще альтруист был. – Сергей включил зажигание.
Недолгая вспышка задора, возникшая в Кирилле, угасла. На обратном пути он мечтал вздремнуть на заднем сиденье. Некоторое время все трое молчали. Когда мимо пронеслась «Юго-Западная» с бесчисленным многонациональным людом на остановках, Алексей принялся терзать радиоприемник в поисках чего-нибудь привлекательного.
– Выруби эту байду, – попросил, не открывая глаз, Кирилл.
– Наш математик замер в ожидании любви! – хмыкнул Сергей.
– Пошел ты. Дай поспать.
Сергей не унимался:
– Мне неясен твой пессимизм, Кира. У твоего отче в Москве квартир задницей жуй, а тебе напряжно чуток прогнуться? Включи правильного сына, подыграй ему в амбициях. Имей я такого денежного предка, развел бы его не по-детски, продемонстрировал охренительную любовь.
– Хочешь махнуться отцами?
Алексей не выдержал:
– Кончайте бодаться, не портите мне на завтра настрой.
Они замолчали до Ордынки. Высаживаясь у подъезда, Алексей энергично пожал друзьям руки.
– Завтра в семь вечера чтоб были как штыки. Не пропустите концерт века.
– Куда мы денемся, – без энтузиазма кивнул Кирилл.
– Дуй в свою трубу без промаха, трубач, – успел хлопнуть его по плечу Сергей.
С порога Кирилл услышал знакомые телефонные излияния матери. «Значит, отец успел соскочить в клуб, – отметил про себя Кирилл. – Чего-то сегодня рановато». Воскресный сценарий был хорошо ему известен. Отца, как обычно, под утро приведет и поставит под квартирную дверь его бессменный шофер Коля. Пропитанный парами виски, дымом сигар «Bolivar», смесью своего любимого парфюма «Extreme» от Тома Форда с чужеродными женскими духами, отец плюхнется, не снимая брюк и рубашки, на диван в гостиной и с тяжелыми вздохами проваляется там до вечера воскресенья. Пару раз затребует развести ему «Алка-Зельтцер», к обеду попросит геркулесовой каши, спустя еще пару часов бутерброд с сырокопченой колбасой. У отца это называлось «снимать недельный трудовой стресс». Мать с деревянным лицом и скорбно опущенными губами будет молча подносить ему. Ближе к вечеру ее прорвет, она выкрикнет что-нибудь типа: «Да что я, нанялась тебе?» И понесется, понесется…