— Да, это обязательно! — кивнул президент. — Вообще, инцидент настолько из ряда вон выходящий, что ограничивать его расследование каким-то одним ведомством будет по меньшей мере недальновидно. Поэтому, господа, я хочу, чтобы вы создали общий штаб и вместе разработали план работы по расследованию. Подключайте кого угодно — Министерство внутренних дел, МЧС, да хоть чукотских шаманов во главе с этим ненормальным, который мне две недели назад письмо написал гневное… как его… Рультыпкыр! Если понадобится — зовите и его до кучи. Мне надо, чтобы результат был в ближайшее время. Китай долго ждать не станет.
— Нам еще не выдвигали никаких претензий, — заметил министр иностранных дел Петр Самуилович Шпильман.
— Это пока что, — вздохнул Орлов. — Я позвонил Ху Дзиньтао незадолго до взрыва, рассказал, что произошло. Генсек был корректен, но все равно по голосу было слышно — нисколько не обрадовался. В его речи проскальзывали такие нотки, которые заставляют думать, что впереди нас еще ждет чрезвычайно неприятный разговор.
— Надо готовить официальную ноту для Китая? — спросил Шпильман.
— Да, не помешает, — кивнул президент. — Хотя что мы теперь можем им сказать? Лучший вариант — это выдать виновников инцидента. Кстати, Китай требует, чтобы виновные получили наказание по их законам. Я вынужденно пошел на эти меры, и это, увы, крепко связывает нам руки. Мы не можем найти стрелочников и свалить все на них, потому что нет никакой уверенности, что удар не повторится. Ну и вообще в данной ситуации нельзя идти на поводу у естественного желания поскорее избавиться от головной боли, отыскав эрзац-виновных. Нам нужен настоящий результат, без дураков. Надо объяснять?
Объяснений не требовалось. Все было понятно и так. Инцидент с ракетой был всего-навсего внешним проявлением какой-то серьезной болезни, протекающей скрытно и незаметно. Скорее всего, речь шла о каком-то очень серьезном «недуге». И тем, кто собирался расследовать инцидент с ракетой, предстояло сыграть роль диагностического отделения, сражающегося со сложным диагнозом.
— Антон Иванович, а на ракете были черные ящики? — спросил президент.
— Да, были. Общий в боеголовке и индивидуальные на каждую из трех ступеней, — ответил Каратаев.
Рассуждая вслух, Антон Иванович продолжил:
— Что произошло с ящиком в боеголовке, я прекрасно понимаю. Искать его нет ни малейшего смысла. Вряд ли он был настолько прочен, чтобы пережить взрыв. Да это и не надо было — попадание ракеты в цель обычно означает, что искать неполадки и погрешности не придется. Кстати, а почему в боеголовке испытательной ракеты оказалось боевое бризантное вещество?
— А вот это нам Максим Эдуардович скажет, — Орлов кивнул в сторону большого плазменного экрана, на котором с самого начала разговора маячило понурое лицо министра обороны.
— К сожалению, вынужден признаться, что идея с применением бризантного вещества — это показательное шоу для меня и еще нескольких высоких чинов из нашей армии. Предполагалось, что обыкновенная болванка не произведет такого впечатления, какое надлежит.
— В каком смысле «надлежит»? — удивился президент.
Казаков невесело улыбнулся:
— В таком, что у нас как-то считается, что начальство не всегда понимает то, что видит. Просто потому, что его компетенция, как правило, неизменно ниже, чем профессионализм тех, кто занимается демонстрацией своего детища. Ну и получается в итоге, что начальству, как маленьким детям, нужно шоу. Вот нам и собирались показать шоу. А кто-то про это узнал и воспользовался им так, что мало не показалось.
— Максим, — нахмурился Николай Ильич, — а вот скажи мне на милость: зачем нужно было это шоу? Ты что, маленький? Так, может, лучше стоило бы мультфильмы смотреть, а не на запуск ракеты?!
Министр обороны заметно обиделся.
— Лично мне, Николай Ильич, никакого шоу не требуется. Но я так понимаю, что это, во-первых, вошло в привычку у наших исполнителей, а во-вторых, в комиссии на полигоне был не только я.
— Ладно, Максим, не обижайся. Но вот эта тяга к эффектам привела нас на грань самого серьезного дипломатического кризиса, случавшегося с Россией за последние годы. Даже, наверное, можно смело говорить о всем двадцать первом веке.
— Ну, Николай Ильич, мы еще в удачное время живем, — невесело усмехнулся директор ФСБ. — Представьте, что было бы лет пятьдесят назад.
Президент представил и внутренне содрогнулся. Пятьдесят лет назад Китай был достаточно агрессивен и после инцидента в Дакхасе вполне мог напасть на своих обидчиков. А мощи у Китая тогда хватало, предостаточно ее и теперь. Категорически не хотелось ввязываться с ним в военный конфликт. Хотя бы даже и с учетом того, что российское оружие ничуть не хуже. Да и солдаты, пожалуй, тоже. Даже с поправкой на то, что в последнее время армия переживала не лучшие времена.
— Ерунда это — пятьдесят лет назад, — вздохнул генерал Каратаев. — Ну постреляли бы друг в друга, навешали друг другу по соплям, а в итоге — помирились бы. А сейчас все гораздо хуже, потому что слишком многие в мире знают словосочетание «стратегия непрямых действий». Попомните мое слово, Николай Ильич, нам это очень сильно аукнется.
Президент вздохнул — он и сам прекрасно понимал, что Антон Иванович прав. Война была страшным делом, но думается, что предстоящие проблемы будут ничем не лучше.
— Как вы думаете, чего следует ожидать в ближайшее время? — спросил президент у министра иностранных дел.
Шпильман на некоторое время задумался.
— Я думаю, что надо ждать ужесточения торговых взаимоотношений с Китаем и его сателлитами. Вероятнее всего, нам предъявят изменения таможенного законодательства. Возможно, в Сибири пройдет волна протестов. Но вообще, Ху Дзиньтао, хоть и идейный лидер Китая, все равно прекрасно разбирается в политике. И будьте уверены, его поведение в отношении Российской Федерации будет очень сильно зависеть от того, насколько быстро мы сможем перед ним отчитаться за грамотно проведенное расследование. Как вы понимаете — только за грамотное и не иначе.
— Да, я понимаю, — кивнул Орлов.
— Скажите, а что там у нас с «черным ящиком» второй ступени ракеты?
Орлов вопросительно уставился на экран, на котором присутствовал министр обороны.
Максим Эдуардович ответил:
— Вторая ступень отделилась по графику. В смысле, по времени. Пространственно, конечно, ракета в это время была уже не там. Но можно рассчитать, где упала ступень.
— Рассчитайте, пожалуйста, — обратился к министру обороны Каратаев.
Министр обороны кивнул.
— В ближайшее время получите результаты, — ответил он.
Министр знал, что этот странный человек с жесткими седыми волосами является руководителем какого-то секретного подразделения при самом Президенте. Какого именно, Казаков не знал, да не слишком-то и хотел знать. Можно было ругать его за отсутствие излишнего любопытства, но Максим Эдуардович хотел от своей работы только мирных инициатив. А нырять глубже — это для ненормальных интриганов.
— Мы думаем, что этот ящик будет для нас очень полезен. Как минимум, на него совершенно точно поступала истинная информация, а не та, которой компостировали мозги людям в Центре управления полетами. Я, Николай Ильич, намерен отправить за ним своих людей.
— Да, это хорошая идея, — одобрил президент. — Сняв информацию с «черного ящика», мы, может быть, сумеем доказать Китаю, что удар по их территории был террористическим актом, который от нас никак не зависел.
Казаков на секунду отвернулся от камеры, взял у кого-то за кадром лист бумаги и сказал:
— Вторая ступень ракеты упала в Монголии, в трехстах километрах южнее российской границы, возле города Дурвэлджин. Квадрат рассчитали с точностью до километра, так что можно говорить, что поиск много сил и времени не займет, если не считать того, что ступень упала на территорию другого государства.
— Ладно, Максим, спасибо, — сказал президент. — Будь добр, прямо сейчас отправь нам сюда по факсу все, что вы там смогли накопать.
— Сделаю, Николай Ильич, — кивнул Казаков.
Президент повернулся к Каратаеву:
— Антон, ты можешь организовать изъятие «черного ящика» так, чтобы не усложнить нам жизнь?
Каратаев улыбнулся уголками губ.
— Монголия — это не страна за железным занавесом. Мои люди смогут прийти и уйти фактически парадным маршем.
— А вот парадного марша мне сейчас не надо, — покачал головой Орлов. — Вы понимаете, что действовать придется тихо и аккуратно? Мы не находимся в состоянии ссоры с Монголией и не хотим, чтобы ссора эта случилась. Сделайте все тихо и незаметно.
— Я сегодня же сформирую группу, разработаю операцию и отправлю людей. Главное, чтобы монголы не заинтересовались тем, что это такое интересное навернулось с неба на их территорию? Им-то поближе. Хотя, если мне не изменяет память, район там не слишком-то населенный… В общем, рабочий брифинг будем проводить в самолете по пути, — сказал Каратаев.
— Действуйте, генерал, — кивнул Николай Ильич. — До сих пор мне не не доводилось сомневаться в вашем профессионализме. Будем надеяться, что и сейчас все будет в том же самом режиме.
— Постараюсь, — вздохнул Каратаев. — Мне не привыкать к работе на грани фола. Для этого нас и создавали. С вашего разрешения, я бы отправился на базу немедленно — работы чертовски много.
— Да, конечно, — согласился президент.
Каратаев поднялся из-за стола, откланялся и вышел из кабинета. В коридоре он позволил себе беззлобно чертыхнуться. Вот вечно привалит «счастье» откуда не ждали. Ну да ничего. Пусть Скобелев со своими архаровцами разомнется.
Скобелев привык к тому, что в глазах генерал-лейтенанта Каратаева его оперативно-ударная группа — самая главная, когда надо поручить ей такое дело, которому и не поймешь, радоваться или плакать. Так было с рейдом на территорию Грузии, и вот снова — на этот раз целью отряда была сопредельная Монголия. По правде говоря, Ярослава так и подмывало спросить: за что ему такая сомнительная честь? Но субординация в «Пятерке», хоть и была не такой жесткой как в любом другом спецподразделении, все-таки не подразумевала лишних вольностей в поведении с начальством.