– Сомневаюсь, что их физиология подразумевает такой спортивный изыск, Радий, – отозвался Мун Чхольхван. Он прижал котелок к заднице, чтобы тот не постукивал. – Но мы будем осторожны, спасибо.
К столику наклонилась Таша. Без раздумий потянулась к микрофону Радия. Он ощутил слабый аромат ее тела, и его мошонка болезненно сжалась, точно глотка алкоголика во время телевизионной рекламы пива.
– Мун, вспомни морских слизней. Они проглатывают полипы-гидроиды, а потом их пищеварительная система толкает полученные стрекательные клетки к кончикам наростов. Не вздумайте их касаться или приближаться к ним.
– Да, Наталья, спасибо. Укол проглоченным жалом – последнее, на что я рассчитывал, идя сюда.
Краем сознания Радий заметил Джека и Арвида. Американец и швед переговаривались, не сводя глаз со столика. Потом Арвид мотнул головой и куда-то умчался. Джек, закатив глаза, остался на месте.
«Сумасшедший швед рванул за видеокамерой, – сообразил Радий. – У него чутье на всякую дрянь. Значит, сейчас грянет гром. Бум-бум. Дай бог соли ему на пятки».
Между тем группа Кошина осторожно продвигалась вперед. Моряк чавкал полученной жвачкой и тяжело пыхтел, водя карабином из стороны в сторону.
– Дайте-ка я пойду первым, – наконец выдохнул он. – Не хочу кому-нибудь ненароком печень прострелить.
– Пропустите его, – приказал Шемякин.
Однако уже через пять шагов матрос застыл как вкопанный. В обзоре видеокамеры возникла его левая рука. Указательный палец дрожал, точно под ним была кнопка тренажера азбуки Морзе. В реальность ворвался противный скребущий звук, и Радий сообразил, что это он и Горынин одновременно придвинулись к мониторам, хотя сидели ближе некуда.
– Арчи, что у вас? – осторожно спросил Радий. – Ради бога, не молчи!
– А вы не видите? – Голос Кошина переполняло искреннее изумление. – Вы не видите этого?!
– Это всё камеры, – проворчал Горынин, не отрываясь от мониторов. – Никто не рассчитывал на такую тьму. За пределами фонарей для них недостаточно света. Наш глаз будет почувствительнее этих крошек.
– Мы сейчас подойдем ближе, – сообщил Мун, и его котелок, лишенный внимания хозяйской руки, породил постукивание.
В дальнем углу ползал один из слизней. Его свечение выхватывало из мрака хитиновые пластины и соседствовавшие с ними мягкие продолговатые формы и слизь. Много слизи. Лучи фонариков с приближением обрели плотность и вцепились в эти формы, точно псы, пытавшиеся обуздать чересчур огромную добычу.
Контуры складывались в невообразимое существо. Казалось, там покоился город из плоти, возведенный разумом, тяготевшим к отвратительным сочетаниям всевозможных скользких фигур и размеров.
– Голубой метеорит! – выдохнула Таша. Сердце ее застучало так громко, что Радий услышал его.
– Так, Кошин! Вы все! – просипел он. Ощутил, как рот переполнила тягучая слюна. – Медленно, очень медленно возвращайтесь!
– Тут, наверное, нужно быть дебилом, чтобы спорить, – пробормотал моряк.
В динамиках зазвучал тонкий свистящий звук. Он собрался в равнодушные, но мерзкие слова, от которых у Радия заледенела кровь.
– Хсса! Хсса! Мош-ат! Хсса!
Группа Кошина пришла в замешательство.
– Что это? – прошептала Одякова. Картинка ее видео вдруг завертелась, словно девушка села на карусель. – Это сверху? Но сверху только темнота! Оно там? Оно там?!
Схожий недуг поразил видео второго монитора. Застучал туристический котелок.
– Кажется, это доносится из глубин зала, – вымученно сказал Мун Чхольхван.
– Немедленно уходите оттуда! – рявкнул Радий. – Живее!
Из горла моряка вырвался свист. Острогин порывался что-то сказать, но вместо этого лишь хрипел, будто ему не хватало воздуха.
«Это от ужаса», – внезапно понял Радий.
А потом случилось сразу несколько вещей.
Мун Чхольхван рванул в обратном направлении. Но там, заслоняя выход в коридор, уже растекался светящийся слизень. Существо напоминало угрюмую безглазую соплю. Одякова заскулила и быстро перешла на бессвязный визг. Кошин запустил руки в ее волосы и отшвырнул со своего пути. Девушка отлетела, будто ее сшиб грузовик.
Последовали выстрелы.
И крики.
И шипение неизвестных существ.
Всё кончилось так же быстро, как и началось.
Видеокамера Муна транслировала расколотую линзу всё еще работающего фонарика и несколько песчинок на полу. Мониторы Арчи и Одяковой показывали тьму. От моряка, сменившего курево на жвачку, вообще не поступало сигнала.
Кто-то влажно кашлял. Разум Радия упорно отказывался признать, что так давятся кровью – текущей не куда положено, а прямиком в легкие. Отшвырнув стул, он вцепился в опешившего американца.
– Где твой чертов пистолет, Джек? – взревел Радий.
Мало что понимая, он бросился в коридоры подводного города.
3.
Юлиан спал и видел сны. В последнее время он всё чаще проваливался в подобие гипнотического транса, только никто не брал за это деньги и не внушал отвращения к курению. Он мог задремать за едой, глупо таращась на бульон из-под полуопущенных век. Спал днем, вкушал сновидения ночью и вообще наслаждался ими в любой свободный момент.
Кто-то снаружи палатки взволнованно кричал, но Юлиан не мог проснуться.
Он брел в вечном мраке. Его босые ступни вминались в ил, выдавливая его между пальцами ног. Обнаженное тело овевали прохладные струи. На груди Юлиана покоилось темно-зеленое яйцо с ликом Йиг-Хоттурага. Он прижимал его обеими руками, нянчил, точно младенца. Бесконечную тьму преодолевали и другие пилигримы, пустившиеся в путь среди мягких холмов и по рыхлым извилистым равнинам.
Они следовали определенным маршрутом, огибая спуски в бездну и высоты, на которые невозможно забраться. От пилигримов требовалось только одно – идти. Шагать там, где не ступала нога человека; там, где колоссальный вес воды схлопывал плоть, превращая ее в жидкий красный газ.
Однако океан был милостив. Он принимал вереницы путников, бредущих сквозь вечную ночь, и благословлял их. Статуэтки изменяли свойства воды. Теперь ее плотность была как у бензина, а насыщение кислородом зашкаливало.
Дышали пилигримы новым для себя способом – с помощью жаберных щелей. Глаза не закрывались, подернувшись полупрозрачной пленкой, как у рыб.
Пилигримы дышали.
Пилигримы шли.
Пилигримы направлялись в Кан-Хуг, усыпальницу Йиг-Хоттурага.
Неожиданно Юлиан ощутил тревогу. Мерные звуки океана, далекие стоны китов – всё это утратило колыбельную составляющую. Как и в предыдущих снах, в Юлиане взыграло человеческое начало, отрицавшее любые изменения.
Ноги несли его вперед, сквозь морской снег, но руки… его проклятые руки тянулись к лицу. Статуэтка куда-то задевалась. Пальцы коснулись лица. Исследовали щеки и лоб. Отыскали между надбровными дугами и скулами короткие толстые трубки. Они росли прямо из черепа. На их концах покачивались огромные глазные яблоки, собиравшие крохи света.
Юлиан завопил, захлебываясь водой, и распахнул всё еще человеческие глаза. Он лежал в койке, содрогаясь и всхлипывая. Темный океан сменился обыкновенной каркасной палаткой-шатром. Таша куда-то ушла, а сам Юлиан уснул со статуэткой в объятиях. Бережно переложив ее на рюкзак, он опустил ноги на ботинки.
– Они шли месяцами, если не больше, – восторженно прошептал Юлиан, вглядываясь в остатки сна. – Возможно, всё это время они просто добирались до пункта назначения. А потом пытались проникнуть в Кан-Хуг. Сделать что должно…
«…пробудить Великого Древнего», – закончила какая-то новая его часть.
Юлиан кинулся к ноутбуку, открыл его и вдруг сообразил, что все ответы, вероятно, собраны в одном месте. Он торопливо обулся, отыскал в ящичке с походным барахлом швейное шило. Сунул его в карман штанов острием вверх и выскочил наружу.
Первый лагерь тревожно гудел. Что-то стряслось. Подводный город явил еще одну тайну – невероятную и опасную. Причем степень невероятности и опасности зашкаливала от рассказчика к рассказчику. Глупо улыбаясь и ахая, когда того требовали приличия, Юлиан добрался до палатки Хельмута Крауза.
Немца внутри не оказалось.
Новоиспеченный аутист отыскался в Библиотеке. Там сортировали кристаллы, и Хельмут с видом карапуза, считавшего конфеты, важно кивал, согласовывая процесс. Юлиан как зачарованный уставился на лоб немца. Был уверен, что именно туда кристалл поразил свою жертву. Пронзил черепушку каким-то радиационным, невидимым лучом, несшим информацию. Тонны секретов!
Улыбнувшись Сабине (она стояла ближе всех), Юлиан взял Хельмута под локоть.
– Дружище, дорогой. Мы можем отправиться к тебе? Да, звучит так, будто я припас бутылку шампанского и пачку презервативов, но это сугубо научный интерес, понимаешь?
Серые глаза немца остались верны беспорядочной траектории взгляда.
– Я знаю, как работают кристаллы, – соврал Юлиан, нацепив слащавую улыбку. – Я знаю, что с тобой произошло, и знаю, как тебе помочь. Ну, пойдем же, дружок.
– Юлиан, ты, должно быть, шутишь? – в изумлении произнесла Сабина. Она как раз настраивала фотоаппарат, но больше отвлекалась на челку, падавшую на толстые линзы очков. – Почему же об этом никто не в курсе? Или это что-то… секретное?
Юлиан чуть подался к ней. Подумал, что для своих пятидесяти она всё еще сексуальна. Поднес ладонь ко рту и поставил ее так, чтобы Хельмут не слышал, о чём пойдет речь.
– Ну да, секрет. Ему надо покакать. Сегодня мой черед следить. А мне не хотелось бы, ну, знаешь, стягивать грязные штаны со взрослого мужика, когда его можно просто посадить на горшок.
На лице Сабины отразилось замешательство. Она посмотрела на немца.
– Хельмут, я думала, у тебя нет таких проблем. Что ж, сходи с дядей Юлианом и возвращайся. И обязательно запомни, что он расскажет про кристаллы, договорились?
Хельмут в той же покровительственной манере кивнул.
Они вернулись в палатку немца, и там Юлиан уложил вялого Хельмута в койку. Достал дрожащими пальцами шило, едва не уколовшись при этом.