«Не стесняйся, Радий, отпусти уже эту повозку, – прошептала Черная Линза. – Посмотри, ты затащил на холм всё, что только мог: экспедицию, жену и ее любителя нюхать под хвостиком. Так ради чего держать себя в руках? Дай этому миру хорошего пинка под зад!»
В припадке неконтролируемой ярости, Радий отшвырнул что-то ярко-оранжевое, захлопавшее рукавами, точно крыльями. Вытерев рот, продолжил разбрасывать сумки, брикеты с витаминами, сменные линзы для прожекторов. Под ногами захрустело. Лагерь и без того был не самым аккуратным местом, а теперь и вовсе походил на стоянку сумасшедшего. И этот самый сумасшедший рыскал по палаткам и под тентами, раскидывая вещи.
За бешенством океанолога наблюдал Арвид Лилльехёк. Видеокамера в его руке была опущена, хотя кадры представлялись довольно-таки занимательными. Наконец Арвид вздохнул и подобрал ярко-оранжевый гидрокостюм, который секунду назад получил от океанолога незаслуженного пинка.
– Не это ищешь?
Радий посмотрел на шведа пустым взглядом лунатика.
– Где Таша? – осторожно спросил Арвид. – Ее забрал Юлиан?
В глазах Радия чуть прояснилось. Он подскочил к шведу, выгреб у него из рук гидрокостюм. Швырнул себе под ноги.
– Маска и чертов баллон с воздухом! Где они?!
– Тише, тише, ты ведь не магазин грабишь. Всё здесь. – Арвид вежливо показал на ребристый пластиковый ящик. Приоткрыл, демонстрируя, что внутри есть буквально всё, лишь бы водилось желание утопиться по правилам. – Кстати, тебя вызванивал Шемякин.
– Да? Ну так мне некогда! Пусть секретарше звякнет!
До Радия вдруг дошло, что гидрокостюм не такая уж и плохая затея. Океан, конечно, свихнулся, но свихнулся ли он настолько, чтобы иметь температуру парного молока? Радия тут же замутило, когда он подумал о жене. Таша в эту самую секунду могла насмерть замерзать, или захлебываться, или замерзать и захлебываться разом, наслаждаясь всеми прелестями «молочка».
Подобрав гидрокостюмом, Радий впихнул ногу в штанину. С раздражением выдернул конечность назад, сообразив, что делает это в ботинке. Краем уха уловил шум вертолетных лопастей. Однако в Линзу опускался совсем другой вертолет. Серо-угольный, чересчур острый для гражданской авиации и достаточно вместимый для любого груза. Без каких-либо опознавательных знаков. Пилоты в кабине напоминали обескровленных манекенов.
– Что, говоришь, он хотел?
– Кто? – не понял Арвид. Его камера застыла на полпути к привычному положению для съемки.
– Шемякин! Какого рожна ему от меня понадобилось?
– Хотел предупредить о полковнике. Он и его команда прибыли на зафрахтованном сухогрузе. Я и Джек пойдем с ними в Кан-Хуг. Собственно, хотели предложить тебе присоединиться. Есть желание?
Потом швед затянул какую-то сопливую волынку, и Радию она тут же наскучила. Смяв гидрокостюм, он помчался к вертолету.
«Быстро. Слишком быстро вы здесь появились. Хитрые вы лисы. Умеете притворяться, будто не при делах, хотя сами уже на веслах».
Сдвижная дверь вертолета отошла в сторону. Из темных недр машины выпрыгнул Лимонадный Джо – тот самый полковник с необычным цветом волос. Высокий, в армейской кепке, надвинутой на борцовские уши, и в форме синего, серого и черного цветов, явно предназначенной для маскировочного смешивания с цветом морской воды.
«Чернов, – напомнил себе Радий. – Лимонадный Джо сгонял к паспортистам, и теперь он – Чернов Лука Ильич».
Следом высыпали солдаты в той же униформе, лязгая оружием и шлемами. Держались они превосходно, словно каждый день гуляли по меньшей мере по Луне. Открылся грузовой люк, и там вспыхнули фары первого из двух квадроциклов.
Холодные глаза полковника вонзились в Радия.
– Имшенецкий. И где же каравай, начиненный пробирками?
У солдат, как у настоящих жертв армейской дрессуры, ни один мускул не дрогнул на лицах, хотя сказанное явно тянуло на остроту. По какой-то причине Радий попытался поглубже затолкать гидрокостюм в сгиб локтя. Сообразил, что нуждается вовсе не в этом.
– У вас есть оружие, которое будет эффективно в условиях избыточного внешнего давления и враждебной среды? Вы ведь за этим здесь: за трофеями и пострелять?
Губы полковника растянулись в улыбке.
– Какие приятные вопросы. Разумеется, у нас есть чем угостить местную фауну. Тебе говорят о чём-нибудь слова «специальное двухсредное автоматическое оружие»?
– Они говорят мне о многом. – Прыгая на одной ноге, Радий стянул ботинок. – Например, о том, что вы притащили сюда кое-что получше гарпуна или корабельной пушки.
Полковник в задумчивости замер. Внимательно посмотрел на океанолога, втискивавшего себя в гидрокостюм. Отметил, что одежка явно на размер больше необходимого. Солдаты между тем приступили к выгрузке подозрительных коробов, которые могли быть как ящиками, так и сундуками.
Наконец губы Чернова разлепились.
– Гражданские получат лишь то, в чём нуждаются. А это ласка и забота, Имшенецкий. Но я могу подарить тебе нож.
– Нож?
– Да. Он прекрасно разрежет всё, от чего ты так устал.
В глазах полковника не было и намека на веселье, и Радия переполнила уверенность, что он услышал нечто большее, чем просто шутку. Угрозу. Предложение убраться куда подальше. Скажем, за горизонт.
– А я вот не устал, – прошипел в ответ Радий. – Давай чертов нож.
– Что? – изумился полковник.
– Я говорю, гони сюда чертов нож! Я хочу спасти свою жену, и хренов нож – лучшее решение! Куда лучше развода!
Полковник хмыкнул и поманил рукой солдата, считавшего коробы. Тот подбежал и вытянулся в струнку. Чернов забрал его пистолет и вручил Радию. С виду это была самая обычная пушка, имевшая в дальних родственниках немецкий «люгер». От последнего ее отличал разве что прямоугольный блок из четырех гладких стволов.
– У тебя всего четыре иглы, ученый. Четыре выстрела. Так что не просри их.
– Спасибо, Лимонадный Джо. Кстати, это ты хорошо придумал с касками и мопедами в океане.
Еще раз хмыкнув, Чернов сподобился на скупое движение пальцами, показывая, что разговор окончен. Радий тут же посеменил к небольшой переносной скамеечке, чтобы там спокойно разобраться с застежками гидрокостюма.
Его ботинки так и остались торчать в подсыхающем иле.
2.
Тело было напряжено, словно через него пропустили заряд электричества, а самую сильную конвульсию поймали и посадили на цепь. Парализованная, собранная в пружину, Таша смутно понимала, что с ней что-то происходит. Разум фиксировал твердый овальный предмет, прижатый к груди, и странные толчки, дававшие о себе знать в низу живота.
Воспоминания об ужасном моменте, когда Таша погрузилась в воду, почти истерлись. Она лишь помнила, как брыкалась, вопила и как ее рот выдул огромный, развалившийся пузырь воздуха. А вот дальнейшее куда крепче врезалось в память.
Вопреки всему, Таша не умерла, мучительно раздирая собственное горло. Она задержала дыхание, сберегая остатки воздуха, и принялась лягаться. Любой школьник скажет: чем сильнее пыхтишь с зажатыми ртом и носом, тем быстрее задохнешься. Таша тоже знала это, но не могла отказать себе в удовольствии хорошенько врезать Юлиану.
Удар ногой пришелся ему точнехонько в рыхлый живот. Выпучив глаза, Юлиан ослабил хватку.
Таша оттолкнулась от лестницы и нырнула вниз, цепляясь пальцами за ступени. Перед глазами проплыло оброненное отвратительное яйцо, лишь по случайности напоминающее статуэтку. В следующую секунду из ее глаз брызнули искры, когда это самое яйцо заехало ей по макушке. Она закусила губу, чтобы не закричать. Была уверена, что разрыдалась и что вода вокруг являлась следствием ее обиды.
Юлиан прижал статуэтку к ее груди, с силой заставил взять.
Мир глубинных теней внезапно сделался ярче, словно на мрачные декорации пролили приглушенный свет. Низенький гидрограф выглядел разъяренным животным. Теперь Таша ясно различала эмоции на лице ублюдка.
Юлиан ухмылялся.
И дышал.
Ухмылялся и дышал под водой.
Из шеи Юлиана выскочил сгусток крови. Он растянулся и уполз куда-то за левое ухо гидрографа. Таша снова закричала, нисколько не заботясь о том, что прямо сейчас умрет. В ее разуме возникла кнопка, открывающая все кингстоны, и по этой самой кнопке кто-то со всей дури влупил кувалдой.
Они еще немного посражались, прежде чем Юлиан облепил губы Таши своими. В ее рот хлынул воздух. Он раздувал щеки, застревал где-то в носу, но исправно поглощался и утекал в легкие. Таша подняла статуэтку, намереваясь расколоть ею череп Юлиана, и обнаружила, что перевернутая поверхность воды давно скрылась.
Пока она изображала непокорную кобылку, Юлиан не прекращал тащить ее вверх.
Руки с овальной статуэткой опустились.
Мужчина, некогда занимавшийся с ней сексом, целовал ее каждые десять метров. Снабжал ее смесью для дыхания, будто любимый воздушный шарик. Таше, находившейся на грани обморока, приходилось жить между необычайно долгими вдохами и жгучими, отрывистыми выдохами. Но на пятый раз кое-что изменилось.
В рот Таши влилось нечто липкое и обволакивающее.
К этому моменту она смирилась со своим положением, едва понимая, что похожа на опоссума, разыгравшего любимую карту мертвеца. В голове без конца крутился стишок про голубой метеорит. Возможно, ее губы неосознанно произносили его.
Потом до нее внезапно дошло, что Юлиан давал ей воду. Не воздух, не какие-то легочные отложения, а настоящую океаническую воду, которой она как-то умудрялась дышать. Она стала почти как он – отвратительным подводным человеком. Вдобавок часть ее разума вопила, что Ташу полоснули по шее. Там сильно пекло.
А потом ее парализовало.
Рассудок подавила мощная волна. Она ощущалась как горячий и плотный вал, пожиравший мысли. В голове Таши заметались образы необъяснимых мерзких существ, которые невозможно было вообразить или описать. Многие из них обитали в асимметричных пространствах. Иные пришли взглянуть на ее разум с края золотого диска, по которому бежало само время и на котором покоились такие города, как Кан-Хуг и Этхалсион.