Однако влажные звуки продолжали звать за собой в темноту, и Вик подчинился зову. У места, где Рубцова решила поиграть с ним, он буквально оцепенел от ужаса.
Спальные мешки с мертвецами двигались.
По какой-то причине один спальник лежал на другом. Рубцовой достался оранжевый, а Захарову – синий. И прямо сейчас, в эту многотысячную секунду после полуночи, синий спальник елозил по оранжевому.
Ужас был настолько огромен, что Вик лишился дара речи. Левую руку отсекло от разума. Только по этой причине она продолжала направлять фонарик. Вик шепотом закричал, но вопль не шел, осев где-то в глубине его пересушенной глотки.
На глазах у Вика один мертвец трахал другого.
Захаров, обычно напоминавший мешок с вешалками, держался на вытянутых руках. Его брюки были спущены до бедер. Между ягодицами собралась отвратительная ректальная слизь. Капавшая слюна попадала Рубцовой на спину. Преодолев барьер из задранной блузочки, слюна собиралась на пояснице девушки матово блестевшей лужицей.
Мертвецы повернули головы. Глаза, напоминавшие черные отполированные камешки, отыскали банкира.
Рубцова скорчила добродушную рожицу и выгнулась, будто кошка.
– О-о-о, Ви-и-ик! Ка-а-ак же хорошо-о-о!
Мертвая рука Захарова вцепилась ей в волосы и дернула. Рубцова повернулась всем лицом, и Вик увидел, что пуля оставила гноящийся кратер на ее правой щеке.
– Это сла-а-аще жизни, Ви-и-и-ик! – заявил ассистент. – Почему бы тебе к нам не присоединиться, а, Ви-и-ик?
– Да, Ви-и-ик, иди сюда-а и заткни меня! – прошептала Рубцова. Ее темно-синий язык облизал растрескавшиеся губы. – Я буду смеяться над всем, Ви-и-ик! Даже над твоими сморщенными от ужаса яичками! О-о-о, Ви-и-ик!
Они наперебой повторяли его имя голосом Тори и не прекращали изгаляться в пародии на близость. Ощущая себя персонажем высококачественного бреда, Вик поднял дробовик. Ствол сильно прыгал из стороны в сторону, постукивая о фонарик, так что Вик вполне рисковал отстрелить себе ногу.
– О-о-о, Ви-и-ик! – Захаров усилил напор. Звуки чудовищного соития заполнили банковское хранилище. – Ты ведь зна-а-аешь, что не можешь в меня выстрелить!
– Почему? – Голос Вика был почти бесплотным.
– Потому что ты так и не убедился, что я мертв! А я, как видишь, живее всех живых: трахаю за тебя эту стерву! Разогреваю ее для тебя, Ви-и-ик! А потом мы поменяемся ролями, и уже я буду светить вам фонариком, Ви-и-ик!
Трупы оглушительно расхохотались.
Ноги сами понесли Вика прочь. Руки с дробовиком и фонариком подпрыгивали где-то у лица. Мертвецы всё еще коверкали его имя, когда он влетел в световой круг дежурной лампы. Вик прижался спиной к ячейкам и несколько раз стукнул себя фонариком по лбу.
– Тори! – в бессильной ярости прошептал он. – Чего тебе от меня надо?! Я же всё сделал! Всё!
Совсем рядом раздался шорох, и Вик едва не выстрелил в сына.
Перепуганный Марк в нерешительности замер рядом со столом.
– Ты чего, пап?
– Ты… ты их не слышишь?
– Кого, пап? Ты в порядке?
Вик прислушался. Самыми громкими шумами были его дыхание и возня в животе проглоченных на ужин оливок, остановленных спазмом где-то на подступах к кишечнику.
– Я в полном порядке. Хочешь шутку?
– Такую же глупую, как последняя?
– Нет, получше. Берег ее специально для тебя. Банкир считает овец перед сном – и берет с них проценты.
Лицо Марка расплылось в улыбке.
– А это и впрямь смешно, – заметил он. – Ладно, пап, я спать. Не броди тут, а то мама опять взбесится.
Последние слова Марк произнес с глубоким взрослым пониманием. Вик обнял сына. Марк пожал плечами, вернулся в свой спальник и закрыл глаза. Вик обернулся, чуть прошел, чтобы лучше видеть второй зал. Луч фонарика высветил в дальнем углу два неподвижных спальных мешка – оранжевый и синий. И как бы Вик ни убеждал себя, что всё это ему привиделось, мертвецы лежали иначе.
Совсем не так, как оставил их Вик.
– Мертвецы не трахаются, – упрямо пробормотал он.
Забравшись в спальник, Вик настроился на бессонную ночь. Однако уснул, прежде чем его голова нашла что-то тверже воздуха.
4.
Утро повстречало Вика тонким овощным зловонием. Оно незримым призраком витало по банковскому хранилищу и оседало у всех на бровях, опуская их ниже и ниже к переносице.
– Доброе утро! – Вик бодро осмотрелся. – Как настроение? Слышите, как на сердце поют птички?
Спустя мгновение он понял свою ошибку. Ника и Богомолова чистили зубы с помощью сухого зубного порошка, демонстративно отвернувшись друг от друга. Марк с красным лицом восседал на портативном биотуалете за поставленным на ребро столом. При таком раскладе, надо признать, звуки мало походили на птичьи.
– Ну а у меня на сердце полно щебета! – объявил Вик. Он принес две баночки консервированной ветчины. Открыл одну из них. Поморщился. – Вам не кажется, что ветчина испортилась? Она дурно пахнет, как по мне.
– Пап! – выкрикнул Марк из своего укрытия.
Вик вскинул руки, показывая, что больше не заговорит о запахах. Отойдя от стола, пустился в неторопливый обход. В светлое время суток – в потенциально светлое, если верить часам, – они включали так много поворотных светильников на шинопроводе, сколько могли себе позволить. Так что банковское хранилище лежало как на ладони.
Раньше всё содержалось в идеальной чистоте, и Вик свято придерживался мысли, что так должно оставаться и впредь. Поэтому весь мусор упаковывался в плотные черные мешки и туго перетягивался пластиковой нитью. Даже останки расстрелянного стола были сложены аккуратным колодцем, словно вскоре планировался костер.
Однако что-то продолжало напоминать о сгнивших овощах. И через пару минут Вик увидел то, что искал.
Спальники с мертвецами были разорваны.
Вонь, без сомнений, шла от трупов. Впрочем, Вик немного сомневался в этом. А не разыгралась ли у него опять фантазия? Он подошел ближе. Кто-то качественно изодрал спальники, не поленившись вытащить на две четверти их прогорклую начинку. Картину довершала расстегнутая одежда мертвецов.
«Они вполне могли выбраться, чтобы потрахаться, – вымученно подумал Вик. – Совсем как подростки, которые не хотели, чтобы их застукали. Даже толком не разделись. И прятались они не под одеялом или в шкафу – а в своих окоченевших телах».
От мысли о том, что в остывшей человеческой плоти могла прятаться некая злая сила, Вика замутило. Его взгляд скользнул по нейлоновым трусикам Рубцовой, отмечая подсохшее пятно, после которого белье обычно стиралось или отправлялось на помойку. Да, зловоние определенно источали мертвые тела.
– Позовите меня, – тихо попросил Вик, присаживаясь на корточки. – Позовите, как вы это делали вчера. Вот так: «Ви-и-ик! Ви-и-ик!»
Мертвецы не ответили. Казалось, они затихли в душном мраке своих тел и беззвучно хихикали, прижимая ладошки ко рту. Вик внутренне порадовался, что не видит их лиц, этих улыбающихся оскалов и горящих глаз. Он внимательно осмотрел края дыр на спальниках.
Рваные.
Ножей ни у кого не было. Вик не настолько глуп, чтобы раздавать эти опасные штуковины направо и налево. Битюг по-прежнему сторожил сумку с оружием. Да и выстрелы не звучали. По крайней мере, этой ночью. Значит, кто-то воспользовался ногтями. И действовал при этом яростно – настолько, что поранил руку, оставив пару темных капель.
По правде говоря, Вик не был уверен, что это кровь. Неизвестный мог жевать ириску или табак, а после пустить слюну от удовольствия.
Зажав ладонью рот, чтобы не заржать, Вик направился к остальным.
Они уже расселись за столом и в полном молчании накладывали себе на пластиковые тарелки консервированную и сухую еду. К ветчине никто так и не притронулся.
– Сын, покажи-ка мне руки.
Марк покраснел до кончиков волос.
– Что? Я был аккуратен! Ты же сам сказал, что у нас нет лишней воды на мытье рук!
– Просто покажи. Хочу дать тебе «краба».
Марк, виновато поглядывая на Богомолову, подчинился. Вик тщательно осмотрел его руки, но ничего подозрительного не обнаружил. Как и обещал, обменялся с сыном рукопожатием. Перевел взгляд на жену.
– Теперь твой черед, Ника.
– Я ем, Вик. А после еды я покажу тебе хоть задницу, в которой мы все по твоей милости очутились.
На лицо Вика, точно грозовая туча, наползла улыбка. Он перегнулся через стол и вцепился в правое запястье Ники. Вздернул ее со своего места. Она охнула.
– Мы просто ищем маленькую сумасшедшую крыску. Прошу, не усложняй.
Ее руки тоже были чисты. В некотором смысле они идеально подходили для такой грубой работы, как разрывание ткани. Однако Ника не относилась к тем женщинам, которые бы поставили жизнь сына под угрозу, даже если бы им самим грозила опасность.
Крайне довольный, Вик сел на свое место.
– Динь-динь, звонок на урок, Юлия Алексеевна. Тема сегодняшнего занятия: «Обманчивое влияние алкоголя». Мне кажется, вы тянете руку, правда ведь?
Не прекращая расправляться с галетами и ломтиками твердого сыра (сыр Вик специально обернул в пропитанную солевым раствором льняную салфетку), учительница показала средний палец.
Улыбка Вика стала еще шире, когда он увидел, что кожа на ее костяшках содрана. Словно накануне она решила простирнуть деликатную вещь женского гардероба, но в процессе решила, что с загрязнением можно и не церемониться.
– Хороший денек, а? – Вик подцепил пальцами ломтик ветчины и с видимым удовольствием сжевал его. – Когда я стану вашим свекром, Юлия Алексеевна, вам будет стыдно. Возможно, вы даже подарите мне цветные носки, чтобы я не держал на вас зла.
Не прекращая жевать, Богомолова поставила рядом вторую руку. С такими же царапинами. Салютовал еще один средний палец.
Хлопнув по столу, Вик расхохотался:
– Урок окончен, ответ засчитан.
– Что всё это значит, Вик? – Глаза Ники были тусклыми, но какая-то яркая точка в них говорила о бешенстве.
– О, ничего особенного, Вероника. Просто наша невестка не очень-то чистоплотна. Поэтому после завтрака она первым делом воз