— Да, утверждаю. Разве это не так?
— По-моему, господин генерал, Алжир — не Европа и не Франция.
Слова доктора вызвали лёгкое замешательство среди присутствующих. Мясистое лицо Абдылхафида покраснело, он нахмурился, один Ришелье оставался невозмутимым.
— Вы ссылаетесь на города и дороги, господин генерал, — невозмутимо продолжал доктор. — Но города, подобные алжирским, есть и в Тунисе, и в Марокко. Если за меру брать города или моды, то многие африканские земли можно причислить к Европе.
— Нет, нет, вы не правы, — прервал доктора Бен Махмуд. — Разве можно Алжир сравнивать с Тунисом или Марокко? Алжир — совсем иной мир. Господин генерал выразился точно: Алжир — настоящая Европа! Он — часть Франции. Если Франция туловище, то Алжир её две руки.
Присутствующие шумно выразили своё одобрение. Определённо, единомышленников у Бен Махмуда оказалось куда больше, нежели у доктора Решида. Ободрённый успехом, адвокат вдохновился:
— Кто пробудил нас от тяжёлого многовекового сна? Кто вывел из оцепенения, смерти подобного? Франция! Кто построил все эти красивые города, замечательные предприятия, сделал нас людьми? Франция! Как же после всего этого можно забыть о чувстве благодарности?
Доктор насмешливо улыбнулся.
— Кого же нам благодарить, господин адвокат?
Бен Махмуд несколько смешался.
— То есть, как это «кого»?
— Очень просто. Дея Хусейна или консула Деваля?
— Вы шутите, доктор!
— Нет, господин адвокат, не шучу. Если бы Деваль был менее груб, а Хусейн более сдержан, алжирцы до сих пор пребывали бы в «оцепенении, смерти подобном», так и не очнулись бы от «тяжёлого многовекового сна»[2].
Генерал громко расхохотался.
— Честное слово, доктор, с вами приятно говорить, вы отличный собеседник. Ей-богу…..
— Польщён, — иронически склонил голову доктор Абдылхафид, казалось, готов был испепелить его взглядом. Незаметно толкнув под столом жену, кивком головы указал на столовую. Фатьма-ханум с усилием поднялась.
— Дорогие гости, прошу в столовую!
Генерал поднялся первым.
— Дорогие дамы, прошу извинить нас. Мы, мужчины, бываем частенько бестактны. Разве сейчас время для политических разговоров? Есть множество других приятных и интересных тем — литература, искусство… Но, что поделаешь, такова уж мужская природа.
Кокетливо сощурившись, Лила шутя возразила:
— Хвала тому, кто придумал политику! Иначе мужчинам нечем было бы развлекаться.
— Браво, мадам! Браво! Вдвойне приятно видеть сочетание красоты и ума. Браво! Под вашими словами подписался бы сам Платон, если бы старина дожил до наших дней.
Гостиная опустела. Вскоре в дверь просунулось смуглое живое личико молоденькой служанки. Увидев, что никого нет, девушка принялась наводить порядок. И вдруг вздрогнула, за спиной у неё раздался голос:
— Помощник нужен, Рафига?
— О аллах, — испуганно обернулась девушка, — зачем пришёл? А ну, убирайся прочь!
— Чего боишься, глупенькая? Думаешь, генералу кусок поперёк горла встаёт?
— Тише, ты! Господин услышит-несдобровать тебе.
— Господин? Кто этот господин? Больше нет господина. С сегодняшнего дня наш хозяин такой же слуга, как и я. Разве ты не заметила, как кланялся и лебезил перед генералом?
Чёрные глаза Рафиги озорно блеснули.
— Ой, правда твоя, Мустафа! — Она фыркнула. — Когда господин побежал встречать генерала, он так торопился, что даже чуть не упал в коридоре!
— Да ну?
— Клянусь аллахом! Если бы я не подоспела, опозорился бы перед гостями.
— Тьфу! — плюнул Мустафа, — Теперь сама видишь, что я прав. Так уж устроен мир, Рафига. Мы с тобой слуги господина, господин слуга генерала, тоже служит кому-то повыше… В этом мире — все слуги, моя красавица!
Мустафа непринуждённо уселся в кресло и протянул руку к портсигару.
Рафига ударила его тряпкой по руке.
— Куда полез? Расселся, как дей! Вставай немедленно! Слышишь? Вставай, кому я говорю! А то господин зайдёт…
— Ну вот, опять за своё! Я же объяснил тебе, что с сегодняшнего дня господина нет.
— Вставай! Вставай! Не шути!
Мустафа перестал улыбаться.
— А я не шучу. Да ты не бойся, Рафига. Уж если они сели за стол, то не скоро поднимутся. Ты лучше сама присядь вот в это кресло. Потолкуем с тобой не спеша. Всё в этом мире проходит…
Во дворе крякнул клаксон военной машины. Рафига выглянула на балкон.
— Солдаты приехали!
— Нам-то что за дело до них, — равнодушно отозвался Мустафа. — Пусть приезжают. Видно, побаиваются, чтобы на генерала покушения не было. И в городе охрана усилена. Куда ни глянешь, кругом полиция да-солдаты.
— Мустафа, — тихо сказала Рафига, — ты слышал, вчера снова взорвали бомбу в порту. Пароход загорелся.
— Склад, а не пароход. Да и тот, к сожалению, потушить сумели.
В столовой засмеялись. Мустафа посмотрел на дверь, решительно взял со стола портсигар, щёлкнул зажигалкой, прикуривая.
— Садись, Рафига. Я тебе что-то интересное расскажу.
Рафига взглянула на него недоверчиво.
— О чём расскажешь?
— Ты садись, иначе ничего не скажу.
— Ну и не надо! Некогда мне рассиживаться с тобой.
— Будь по-твоему, — сдался Мустафа, — женщину разве переспоришь? Но только, чтобы разговор этот остался между нами. Ни Малике, ни Фатьме-ханум — ни слова! Ладно?
Рафига досадливо поморщилась.
— Ну-ну… собрался говорить, так говори. Каждый раз жужжишь на ухо: «Пусть разговор останется между нами». Проболталась я хоть раз?
Мустафа выпустил облачко дыма, разогнал его рукой.
— Не сердись, дорогая. Я знаю, что на тебя можно положиться… Слушай: вчера вечером у Джака играли в карты, был там и наш господин. Бен Махмуд проиграл целую кучу денег, потом опьянел и сцепился с судьёй…
— Подумаешь, — прервала его Рафига. — А ты другую новость слышал?
— Какую?
— Купца Мухаммеда знаешь?
— Знаю.
— А что в его лавке нашли целый ящик винтовок, знаешь?
— Неужели? — воскликнул Мустафа, роняя пепел сигареты на ковёр.
— Вот тебе и неужели! Мухаммеда, говорят, полиция арестовала, да другие купцы взяли его на поруки. По слухам, с сегодняшнего дня полиция все лавки будет обыскивать.
Мустафа изменился в лице.
— От кого ты слышала это?
— Господин за завтраком рассказывал Фатьме-ханум.
— Ещё что говорил?
— Не знаю. Я ушла.
Некоторое время они молчали. Мустафа докурил сигарету, придавил её в пепельнице, тряхнул головой, словно отгоняя навязчивую мысль.
— Что же ты замолчала, Рафига? Посмотри-ка на меня.
Он нежно взял девушку за руку. Рафига сердито отдёрнула её.
— О аллах, как ты себя ведёшь! А если кто-нибудь увидит?
— Пускай смотрят! — беспечно отмахнулся Мустафа. Ты — Лейла, а я Меджнун. Да, ты моя луноподобная пери. Не лишай меня своей милости, луноликая! Хочешь, на колени перед тобой встану? — Мустафа в самом деле опустился на колени. — О королева всех пери! Твои пронизывающие душу глаза…
Рафига дробно, как от щекотки, расхохоталась. Потом спохватилась:
— Сейчас господин войдёт! Вставай, скорей! Вставай, говорю!..
— Не встану, моя пери! — упорствовал Мустафа. — До тех пор не встану, пока ты сама не возьмёшь меня за руку и не поднимешь. Пусть голову с меня снимут…
В гостиную вошла улыбающаяся Малике. Мустафа поспешно вскочил. Рафига покраснела.
— Конечно! — сказала Малике. — Где Рафига, там и Мустафу ищи!
Мустафа шутливо развёл руками.
— Что делать, где пери, там должен быть и дэв.
— Ну, коли ты дэв, — сказала Малике, — то возьми этот рецепт и лети в аптеку за лекарством.
— Лечу! — охотно согласился Мустафа.
Оставшись одна, Рафига проворно вытерла со стола пепел и влажные следы от бокалов, расставила по местам кресла. С полной окурков пепельницей в руках, она направилась было к выходу, как в дверь постучали.
— Войдите, — сказала Рафига, снова поставив пепельницу на стол.
На пороге появился молодой капитан во французской военной форме, окинув взглядом Рафигу, улыбнулся.
— Простите, мадемуазель, мне нужен полковник Франсуа.
Рафига поклонилась:
— Одну минутку, мсье.
Полковник Франсуа вошёл, вытирая платком блестящую лысину и побагровевшее от выпитого лицо.
— Жозеф? В чём дело, капитан? Что произошло?
Козырнув, тот протянул полковнику какой-то листок.
— Вот… В городе распространяют прокламации.
Прочитав, полковник сложил листок вдвое, небрежно сунул в карман.
— Полиция извещена?
— Да. И коменданту сообщили.
— Хорошо. Посты чаще проверяйте. Пусть люди будут поосторожнее.
— Слушаюсь! — козырнул капитан. — Разрешите идти?
— Ступай.
Не успела закрыться дверь за капитаном, как из столовой вышел генерал Ришелье. Полковник вынул из кармана листовку.
— Последние новости… — в голосе Франсуа прозвучала ирония. — Прошу познакомиться.
Генерал пробежал глазами листок, изредка бормоча под нос:
— «Колонизаторы, убирайтесь вон»… «Довольно пить кровь алжирского народа»… «Алжир будет независимым!»…
Заметного впечатления листовка на него не произвела. Он подержал её на ладони, помял пальцами, как бы пробуя добротность бумаги, и вернул полковнику.
— Уберите её, Бертен… Мне сегодня хочется отдохнуть от всего и повеселиться… Мадемуазель! — повернулся он к заглянувшей в гостиную Малике. — Позвольте вас на танец.
— Меня? — улыбнулась Малике.
Генерал поклонился.
— Но я очень плохо танцую. Вам потом придётся чистить свои сапоги.
— Не беда, мадемуазель! С вами я готов танцевать даже босиком.
— Вот как?
— Клянусь, мадемуазель!
— Пойду поищу себе партнёршу, — вмешался в разговор полковник Франсуа.
Генерал взял Малике за руку, разглядывая девушку с пьяной бесцеремонностью.
— Ваши глаза, мадемуазель… О, ваши глаза!.. Видит бог, будь я поэтом, я посвятил бы вашим глазам оду. Я бы…