Сейчас 7:22. Вик должен быть на работе к восьми.
Я врываюсь в комнату брата и стаскиваю с него одеяло.
– Эй… – бурчит он. От похмелья Вик не способен даже протестовать.
– Отправляйся в душ, – командую я.
Он пытается перевернуться и спрятать голову под подушку. Ее я тоже отбираю.
– Если ты сейчас же не встанешь, я вернусь с кувшином ледяной воды и вылью его тебе на голову, – предупреждаю я.
– Ладно, ладно…
Брат скатывается с кровати на пол, а затем, пошатываясь, вваливается в нашу единственную ванную.
Я отправляюсь на кухню, чтобы приготовить кофе.
В нашей малюсенькой квартирке всего две комнаты. Одна – моего отца, а другая, крохотная, без окон и собственного туалета, отдана брату. Скорее всего, она задумывалась как кабинет. Я же сплю на веранде. Отец пытался как-то обработать ее, чтобы сделать более устойчивой к погодным изменениям, но все равно летом здесь жарко, как в аду, а зимой холод пробирает до костей. Если идет дождь, моя одежда намокает, а книги разбухают от влажности.
И все же мне нравится моя комната. Мне нравится слушать, как дождь стучит по стеклу. В ясную ночь я могу поднять жалюзи и смотреть, как огни города окружают меня, сливаясь со звездным небом.
Я слышу, как оживает в ванной душ. Надеюсь, Вик действительно моется, а не пускает воду просто так, пока чистит зубы.
Кофеварка шипит, когда в кофейник начинает литься благословенный темно-коричневый пробуждающий нектар.
К тому времени, как взъерошенный и расхристанный Вик вваливается в кухню, на столе его уже ожидают поджаренный тост и яйцо пашот.
– Ешь давай, – говорю ему я.
– Что-то я сомневаюсь, что способен на это, – отвечает он, с отвращением глядя на еду.
– Съешь хотя бы тост.
Брат берет половину кусочка и пробует его безо всякого энтузиазма.
Он плюхается на стул и пробегает пятерней по густым спутанным волосам.
– Слушай, Милл, – говорит он, опустив взгляд, – мне очень жаль, что вчера все так вышло.
– Где ты взял эту дрянь? – требую я ответа.
Вик ерзает на стуле.
– У Ливая, – бормочет он.
Ливай Каргилл – это тот придурок-наркоторговец, в чьем доме мы вчера побывали. Он ходил со мной в одну школу. Как и большинство сволочей с той вечеринки.
– Ты работаешь на него? – гневно шепчу я, чтобы не разбудить отца, который все еще спит и не должен этого слышать.
– Иногда, – мямлит Вик.
– Ради чего? – яростно обрушиваюсь на него я. – Чтобы накупить себе дорогого дерьма вроде этих кроссовок и тусоваться с придурошным Энди? Это стоит того, чтобы спустить в унитаз свое будущее?
Брат даже не в силах смотреть мне в глаза. Несчастный и пристыженный, он не сводит взгляд с обшарпанного линолеума.
Он спустил в унитаз не свое будущее, а мое. Тот коп приедет сегодня за мной. И вряд ли я отделаюсь штрафом.
Несмотря на мою злость, я не жалею о своем поступке. Вик умен, хоть сейчас по нему этого и не скажешь. У него высшие баллы по биологии, химии, математике и физике. Если он возьмется за ум в этом году и не будет прогуливать уроки, сможет поступить в престижный универ. Возможно, даже получит стипендию.
Я люблю своего братишку больше всего на свете. Я скорее сяду за него в тюрьму, чем позволю ему угробить свою жизнь, даже не успев ее толком начать.
– Давай на работу, – велю я ему. – А потом никаких гулянок с Энди и Тито. Я хочу, чтобы ты вернулся прямиком домой и записался на дополнительные летние курсы, как и собирался.
Вик хмурится, но не смеет мне перечить. Он понимает, что еще легко отделался. Брат хватает вторую половину тоста и направляется к двери.
Я допиваю свой кофе и съедаю яйцо пашот, которое не захотел Вик. Оно оказалось вкрутую. Я так погрузилась в свои мысли, что не следила за таймером.
Отец все еще спит. Возможно, стоит сварить пару яиц и ему. Папа никогда раньше не спал так подолгу, но в последнее время проводит в кровати по десять-одиннадцать часов. Говорит, что стареет.
Я решаю дать ему поспать еще немного, беру свежевыстиранную спецовку и спускаюсь в мастерскую. Мне нужно закончить с той коробкой, а затем приступить к замене тормозных колодок на «Хонде-Аккорд» мистера Бриджера.
Папа присоединяется ко мне, когда на часах уже десять утра. Он выглядит бледным и уставшим, его тонкие волосы топорщатся над наполовину лысой головой.
– Доброе утро, mija, – говорит он.
– Привет, пап, – отвечаю я, вставляя в коробку передач новый уплотнитель. – Выпил кофе?
– Да, – говорит он, – спасибо.
Моему отцу всего сорок шесть, но он выглядит гораздо старше. Папа среднего роста. У него открытое дружелюбное лицо и крупные руки с толстыми пальцами, которые, кажется, не способны удержать и гаечный ключ и все же с легкостью управляются с мельчайшими деталями и болтами.
Когда отец был юным, то мог похвастаться густой черной шевелюрой и разъезжал по округе на мотоцикле. Все девчонки мечтали, чтобы он подвез их до школы на заднем сиденье своего «Нортона Коммандо». Так они с мамой и познакомились. Папа был старшекурсником, а мама еще училась в школе. Но уже через два месяца она забеременела.
Они так и не поженились, хоть и жили пару лет вместе на цокольном этаже в доме моей бабушки. Мой отец сходит по маме с ума. Она действительно была очень красива и умна. Папа велел ей продолжать учебу, а сам взялся работать механиком и приглядывать за мной по ночам.
Денег было в обрез. Мама с бабушкой не ладили. Папа часто злился из-за того, что у него больше не оставалось времени играть в футбол, и целыми днями питался теми же бутербродами с арахисовым маслом и куриными наггетсами, что и я.
Мама скучала по своим друзьям и беззаботным денькам. Она стала приходить домой все позже и позже, но не с учебы, а с вечеринок. В конце концов ее исключили, но чаще появляться дома мать не стала. Наоборот, порой мы не видели ее по несколько дней.
Я помню это время, совсем немного. Моя мама могла появиться раз в неделю или две, и я бежала со всех ног, чтобы увидеть эту красивую даму, от которой пахло дорогим парфюмом и которая носила яркие обтягивающие платья, прямо как мои куклы Барби. Она не брала меня на руки и не сажала к себе на колени. Стоило папе начать задавать слишком много вопросов, или бабушке – отпускать колкости, как мать снова уходила. А я стояла у окна и плакала, пока папа не брал меня на руки, а потом делал мороженое или отводил в гараж, чтобы показать что-нибудь на своем мотоцикле.
В конце концов папе удалось поднакопить достаточно, чтобы купить «Аксель-Авто». Мы переехали из бабушкиного дома в квартиру над мастерской. Моя мама никогда не навещала нас здесь. Я даже не была уверена, что она знает про это место.
Затем, однажды, когда мне было уже десять, посреди вечера раздался звонок в дверь. Поначалу мы его не услышали, потому что в окно барабанил дождь, а по телевизору шел сериал «Скорая помощь». Мы с отцом ели попкорн из гигантской миски, которая стояла на диване между нами.
Когда в дверь позвонили еще раз, я подпрыгнула, опрокинув миску. Папа задержался, чтобы все собрать, а я бросилась открывать. За дверью стояла женщина. На ней не было никакого плаща, волосы намокли – и блузка тоже. Мокрая одежда плотно облепила ее тело, выдавая худобу.
Мы не сразу узнали друг друга. Через какое-то время она сказала: «Камилла?»
Я уставилась на нее, разинув рот. Может, она подумала, что я злюсь. Может, услышала, как отец спросил: «Кто там?», направляясь к двери. Так или иначе, женщина развернулась и сбежала вниз по ступенькам. А Вик остался на пороге.
До этого он прятался за ее ногой. Это был двухлетний малыш, слишком маленький для своего возраста, с огромными темными глазами и совсем еще светлыми нестрижеными волосами. Из-за этих волос и пушистых ресниц я даже не сразу поняла, что передо мной мальчик. Вик сосал большой палец, а в другой руке держал того игрушечного Человека-паука.
Мы привели его в дом. Папа стал обзванивать друзей матери, которых знал, ее родителей и родных. Никто понятия не имел, где она. Он предложил привезти мальчика к ее родителям, но те пригрозили полицией. Они так и не простили мою мать за то, что она забеременела мной.
Так что Вик остался на время у нас. Но оказалось, что навсегда. Вообще, тогда мы даже не знали его имени, а сам малыш еще не мог нам ничего сказать. Я предложила имя Вик, потому что обожала сериал «Закон и порядок» и считала полицейские машины «Краун Вик»[12] чертовски крутыми.
Уже позже, когда я училась в старших классах, мы слышали, что мама работает в «Экзотике». Я никогда не ходила туда, чтобы увидеть ее, но думаю, что папа ходил. Пытался выяснить, какого черта с ней происходит. Но вряд ли он получил ответы. Лишь сказал, что Вик остается с нами. К тому времени брату было уже семь. Он ходил во второй класс, играл в бейсбол и совершенно не помнил нашу мать.
С тех пор мы так тут и живем. Это мой дом, и я люблю его. Я люблю запах масла, бензина и очистителей в мастерской. Люблю свою поношенную спецовку и идеально разложенные инструменты, когда могу не глядя схватить нужный храповик.
Отец тоже надевает свою любимую спецовку. Когда-то она была темно-синей, но стиралась уже столько раз, что теперь этот цвет едва ли можно назвать серым. Костюм висит на нем как на вешалке – папа сильно похудел за последнее время.
– Ты что, на диете? – спрашиваю я, шутливо толкая его в бок.
– Нет, – говорит он, – просто забываю вовремя поесть. Неплохо выгляжу, да?
Он ухмыляется и встает в позу бодибилдера. Правда, у него нет ни грамма мышечной массы, так что рукава просто свисают с плеч.
Я слабо улыбаюсь в ответ.
– Да, пап, выглядишь отлично.
Отец помогает мне закончить с коробкой передач, и мы возвращаем ее на место. Вдвоем это делать гораздо проще. Папа работает так быстро и ловко, что я выкидываю из головы все неприятные мысли. Он точно не растерял хватку.