– Прибежали… И года не прошло, – хрипло проговорил генерал, махай рукой. – Давай обратно. И без вас тошно.
Пока оба бойца топтались на месте, и другие с тревогой выглядывали из-за проема дверей, я вспоминал, что хотел еще рассказать. «Так… Жуков – это реально фигура. И поучать его знаниями из будущего у меня хотелка еще не выросла. Да по-хорошему, чего я ему сейчас расскажу? О том, когда возьмут Киев? О сотнях тысяч наших бойцов, которые попали в плен под Киевом? О трагедии Ленинграда? Или, может, об обороне Сталинграда? Ха-ха-ха! Нет, тысячу раз нет! Глупо заглядывать так далеко. У Жукова сейчас огромная задница прямо здесь! Все горит! Все буквально пылает! Весь июнь, июль, сентябрь немец будет так переть, что говорить важно именно о сегодняшнем моменте!» Словом, я решился и начал рассказывать о лекарстве от блицкрига…
– Что? Лекарство? Блицкриг? – едва я с чувством собственной правоты начал произносить свою заранее заготовленную речь, как Жуков с возгласом вскочил с места. – Лекарство от блицкрига? Что это еще за…?
«Моментище… Если сейчас не убедить Жукова, то о будущем можно забыть. Этот кадр меня просто сожрет… вместе с моими сапожками, пилоткой и ремнем». Я сделал несколько быстрых шагов и приблизился к нему на расстояние вытянутой руки.
– Вот! – со всей силы я шмякнул о поверхность стола своей драгоценной тетрадкой. – Вот здесь записи о том, как можно придержать немца. Не разбить, не победить, а пока только чуть притормозить немецкие коробочки… Блицкриг – это прежде всего мобильность. Нужно немцев ее лишить.
В начале этой речи с прописными штампами генерал лишь недовольно морщился, словно от зубной боли. Я же приступил к главному.
– Для уничтожения немецких танков в каждой роте должны быть созданы группы истребителей танков, вооруженные гранатами и бутылками с зажигательной смесью, – насколько я помнил, в моем мире об их создании говорил целый приказ Ставки Верховного Главнокомандования. – И я прекрасно знаю, что противотанковые гранаты эффективны лишь в связке, а бутылки с зажигательной смесью опасны лишь при попадании в район двигателя. Но у меня есть кое-что гораздо лучше… – хитро подмигнув недоуменно поднявшему бровь Жукову, я развязал завязки своей котомки, этого предка современного рюкзака, и вытащил наружу стеклянную бутылку с темным содержимым. – Бутылку с этим достаточно поджечь и кинуть в любое место танка или броневика, чтобы машина стала грудой металлолома. Это сверхгорючая, липнущая к любой поверхности жидкость, которую не затушить водой. Еще здесь один ингредиент, от которого железо превращается в натуральное желе!
Закончив это спич, я несколько мгновений ждал реакции Жукова. И он меня не обманул.
– На заднем дворе есть одна лоханка, которая возила еще старого комфронта, – заговорил он, не сводя с меня насмешливого взгляда, видимо, генерал решил меня просто ткнуть носом в мои же неработающие прожекты. – Мотор у нее ни к черту, вот броневик и стоит на месте. А не пойти ли нам и посмотреть на это чудо-оружие? Вот после и поговорим… Отлично, – хищно улыбнулся генерал, показывая мне на дверь. – Пошли, дружок.
Не показывая своего волнения, я вышел первым. «Лишь бы мой самопальный пирогель сработал. А то хрен его знает… Вроде варил его по инструкции. Как там было… Осторожно на водяной бане нагреть соляры или бензина, в котором растворить наструганного в мелкую щепку хозяйственного мыла. В полученную смесь плеснуть чутка моторного масла… Сколько там было точно?! Пять или десять процентов общего объема? Все это часа три-четыре варить. И после всего этого закинуть в варящуюся смесь алюминиевой или магниевой стружки. Магний, конечно, здесь не откопаешь, а вот алюминий можно».
Выходя из здания, я стал его обходить. Раз разговор шел про задний двор, значит, наш недоброневик стоит где-то в том направлении. «А вот и он!» Средний броневик БА-10 действительно с распахнутыми дверьми стоял возле высокой кирпичной стены. Из-под брюха машины торчали две пары ног и слышался тяжелый, почти не прерывающийся мат.
Я уже было хотел окрикнуть обоих механиков, как мимо меня пронесся адъютант Жукова, немолодой лейтенант с наметившимся брюшком, и сразу же принялся колотить по бронированной двери поднятой тут же дубиной.
– Эй, вылезаем отсюда! Быстро! Быстро! – торчащие ноги тут же задрыгались, и вскоре на белый свет появились и их хозяева – перемазанные в чем-то механики. – Забираем свое барахло и отходим подальше.
Бутылку я вручил комиссару, чтобы для чистоты эксперимента ее бросило незаинтересованное лицо.
– Давай не подведи, Ефим Моисеевич, – зашептал я, косясь на недовольного Жукова. – Здесь чиркани и отправляй в полет. Кидай в бок, жидкость все равно стекать не будет! Давай!
Черт! Не хотел, но в голове почему-то сами собой стали звучать слова какой-то молитвы. «Спаси и сохрани… Поздно. Вся надежда на крепость моей памяти и правильность технологии приготовления… А Константинович-то хмурится. Не верит, факт. Уж он-то прекрасно знает, что этот сегодняшний коктейль Молотова не самое эффективное оружие против танка. Чего уж говорить-то. Когда на тебя прет многотонный железный монстр, изрыгающий пулеметный и пушечный огонь, попробуй-ка закинуть ему стеклянную бутылку точно в заднюю часть, в моторное отделение. Ха-ха-ха! Попробуй закинь! Черт, комиссар вроде намылился кидать…».
Коренастый комиссар, чиркнув спичками по промасленной тряпице у горлышка, резко размахнулся и кинул бутылку в переднюю часть бронеавтомобиля. «Сейчас увидим…» Яркий огонек, кувыркаясь в воздухе, ударился о броневое покрытие капота и с хлопком разбился.
– В сторону, в сторону! – заорал один из недалеко стоявших механиков, когда содержимое бутылки вдруг начало фонтанировать огнем и яркими искрами во все стороны. – Рванет!
«Ха-ха-ха! Поняли?! Б…ь, один в один сварка! Так и без глаз остаться можно». Слепящий глаза огонь быстро растекался по капоту, напоминая прожорливую саранчу на хлебном поле. Одновременно в небо столбом поднимался черный удушливый дым. «Вот же черт! Как кожура с апельсина слезает!» Я не верил своим глазам. Броневой лист с ноготь толщиной, словно живой, сворачивался в кулек. «Неужели это все из-за алюминиевых стружек?! Ха-ха-ха! А Константинович-то прифигел! Лицо аж перекосило».
Когда же шипящее искрами горение прекратилось, то изумленным взглядам военных предстал развороченный перед броневика. Жуков первым подошел к дымящимся остаткам и стал недоверчиво осматривать здоровенную дыру в капоте, через которую виднелись словно обглоданные внутренности двигателя.
Наконец генерал очнулся и стал кого-то искать в обступившей машину толпе.
– Майор, так твою так! Что здесь за цирк? – зашипел он на немолодого особиста, вместе со всеми с любопытством рассматривавшего обугленное железо. – Быстро убери всех отсюда! Мать твою так, оружие здесь новейшее испытывается. Давай собери там со всех подписки… Ну что я тебя учить, что ли, должен? И чтобы ни одна муха! Ты меня понял?!
В этот момент он внимательно посмотрел на меня и кивнул в сторону здания, приглашая в свой кабинет. «Ну что же, мы люди не гордые. Проверили наши слова, и ладно». Я потянул за рукав Фомина, чтобы его здесь не загребли в особый отдел как непосредственного свидетеля.
– Что это такое было? – горящие глаза Жукова были лучшим доказательством того, что он уже почти поверил и моим словам, и в меня. – Там ведь броневая сталь. А ее как тряпку! Это же такое… А если с самолетов сбрасывать на наступающие танки?
«Он уже мой! Весь! С потрохами! Осталось его только дожать». И тогда я начал выкладывать и про остальное из моего плана «Лекарство от блицкрига».
– Чтобы остановить немецкого зверя, красноармеец должен забыть обо всем, чему его учили… Хотя мобилизованные сейчас и так ни черта не знают, – генерал при этих словах нахмурился, но потом все же кивнул, признавая их правоту. – Эффективнее всего бороться с танками тогда, когда они еще стоят. Нужны атаки на железнодорожные составы с танками из Германии, ночные нападения на места их дислокации. Нужно как свиней резать танкистов. Всех, кто в танковом комбинезоне, под нож, – Жуков несогласно вскинул голову. – Знаете, Георгий Константинович, сколько занимает времени подготовка танкового экипажа?
Признаться, в свое время меня эти цифры по-настоящему поразили, поэтому они мне особо и запомнились.
– Рядового немецкого танкиста готовят почти 6 месяцев. При этом у большей части немецких танкистов есть общее среднее образование. Плюс сейчас еще у немцев очень много танкистов с опытом боев во Франции, Польше. У нас же участники боев в Финляндии и Монголии почти все либо сгинули, либо находятся в плену, – кресло под Жуковым скрипнуло так подозрительно и жалобно, что я подумал, а не переборщил ли. – Как говорится, лучшая противотанковая оборона – это плененный или убитый танкист противника, – переиначил я известную поговорку.
Ну а дальше, видя, что командующий больше даже и не пытается ничего сказать, я окончательно разошелся. А что, имею право как много знающий…
Потрясая своей тетрадкой-конспектом с особо важными соображениями, я рассказывал о навесных бензобаках на немецких танках, о замаскированных норах – лежках для наших бойцов – истребителей танков.
– И главное… Ни в коем случае нельзя оставлять на поле боя подбитые танки. В обязательном порядке подбитые – наши или немецкие – танки должны быть взорваны, чтобы их нельзя было отремонтировать, – Жуков вновь хотел было что-то возразить, но я не дал ему этой возможности и продолжил. – У немцев крайне серьезно отлажена ремонтно-восстановительная служба. Военные компании во Франции и Польше показали, что до шестидесяти процентов всех подбитых на поле боя машин немцы смогли восстановить. Причем почти половина смогла пойти бой уже к концу второго или третьего дня. Каждый советский солдат должен крепко-накрепко запомнить, что подбитый тобой сегодня танк уже завтра может снова появиться на поле боя… Так что ремонтно-восстановительные подразделения немцев также должны стать первоочередной целью для наших войск. Выбивать ремонтников!