Отец посмотрел на моё кровавое тряпьё и немного побледнел. Возможно мне просто показалось.
— Из карманов всё вытаскивай, если там у тебя что-то осталось, и кидай одежду в таз в углу, — он подождал, пока я это сделаю и указал на кушетку. — Ложись.
Когда я забирался на высокое ложе, проигнорировав придвинутый невысокий табурет, в ране кольнуло, но не сильно. Зато появилась болезненность, когда отец приложил к ране руку. Илья стоял в дальнем углу, наблюдая со стороны, словно ждал реакции учителя на свою работу. И дождался.
— Ты его подлатал? — недовольно спросил отец, не оборачиваясь.
— Да, ваше сиятельство, — проблеял парень, уже морально подготовившись на всякий случай к основательной трёпке.
— Расслабься, вполне неплохо для начинающего, — успокоил его отец, что сопровождалось вздохом облегчения там в углу. — Кровотечения нет, рана заросла не полностью, но теперь всё в порядке. А ещё остался порез на лёгком. Хорошо, что нож прошёл вскользь, рана поверхностная. До левого желудочка совсем немного не достали. Сейчас я всё исправлю, но надо немного потерпеть, Борис Владимирович уехал в своё загородное имение, уже не будем его беспокоить.
Я молча кивнул, хотя не понял, при чём здесь некий Борис Владимирович, может анестезиолог? Отец глубоко вдохнул, закрыл глаза и под его рукой где-то внутри грудной клетки сильно зажгло, заставив меня зажмуриться и стиснуть зубы. Показывать свою слабость стоном я не буду, хоть и очень хочется. Я физически почувствовал, как от горячей ладони в меня входят потоки энергии, как они с усилием просачиваются через плоть. Что-то подобное уже было, когда Илья меня лечил в той несчастной подворотне, только намного слабее. Ну, вполне ожиданно, раз друг называет себя новичком, отец-то уже опытный лекарь, с солидным стажем.
Воздействие на рану продолжалось несколько минут, в течение которых я взмок, несмотря на то, что здесь было прохладно. А ещё, кажется, прокусил губу. Когда Склифосовский убрал руку, мы оба вздохнули с облегчением. По нему тоже пот тёк градом. Видимо для него это тоже не такая уж лёгкая задача. Или, что более вероятно, просто устал уже за день, это нормальное человеческое свойство.
— Полежи пока немного, — сказал устало отец и направился к раковине, чтобы помыть руки и умыться. — Я пришлю за тобой Виктора Сергеевича, он отведёт тебя в твой кабинет, переночуешь там под его чутким присмотром, а завтра уже видно будет. И о том, что произошло поговорим тоже завтра, и тебе и мне надо отдохнуть.
— Как скажешь, пап, — ответил я, даже не собираясь возражать.
Отец бросил на меня странный взгляд, вытер руки и лицо одноразовым полотенцем и вышел из манипуляционной. Мы с Ильёй остались одни. Друг подошёл ко мне и осторожно взял за руку, словно я его старый больной отец, лежащий на смертном одре.
— Повезло тебе, что он не стал сегодня разборки устраивать, — сочувственно покачал он головой и подмигнул. — А завтра будет новый день, за ночь отойдёт немного. Ты ж знаешь, что человек он не злой. Горячий, вспыльчивый, но отходчивый. Но вляпался ты конечно знатно.
— Да что я такого сделал-то? — с трудом сдерживая раздражение спросил я. Все эти загадки уже в печёнке сидят. Время идёт, а ясности никакой не прибавляется.
— Блин, опять забыл, что у тебя ретроградная амнезия, — хлопнул себя по лбу Илья, отчего его очки перекосились ещё больше, чем обычно. — Тогда выбрось пока всё из головы, отдыхай, утро вечера мудренее. А я с твоего позволения домой побегу, а то меня уже матушка разыскивает, у нас там какой-то званый ужин сегодня. Опять небось с какой-нибудь дочкой подруги знакомить будет, будь они неладны.
— Не хочешь жениться? — улыбнулся я с интересом наблюдая за переменчивым выражением его лица. Сейчас он тяжко вздохнул и завёл глаза к потолку. Не хватало только языком поцокать.
— Да жизнь только начинается, какая на фиг женитьба? — простонал он. — Ещё столько всего надо сделать, столько изучить, столького достичь. Будь моя воля, я бы в больнице круглосуточно торчал, чтобы для начала твой уровень освоить, а потом и дальше развиваться, а мне за месяц всего пару дежурств твой батя даёт. Я же прекрасно понимаю, что это матушка ему накапала, что я устаю сильно и неправильно питаюсь, вот он и не ставит меня дежурным чаще, чем два раза в месяц. Можно подумать, я смогу похудеть, если каждый вечер буду завтракать и ужинать дома. Ты же помнишь, как у нас стол накрывают? А ещё попробуй не отведать какое-нибудь новое блюдо, силком затолкают. Ну вот, тут бежать надо как можно дальше, тогда будет шанс.
— Тебя твоя полнота волнует? — спросил я.
— Меня-то в принципе всё устраивает, — махнул он рукой. — Больше раздражают насмешки, пренебрежение девчонок из разряда тех, что мне нравятся. Твои регулярные подколы по поводу моего толстого зада тоже не внушают оптимизма.
— И что я говорил про твой зад? — удивился я. — Ну не булки спортсмена, конечно, но вполне гармонирует с твоей фигурой, ничего примечательного.
— Опять ты начинаешь? — настороженно спросил он, вопросительно глядя в глаза. Видимо привык находить подвох в каждом слове.
— Успокойся, ничего я не начинаю, — ответил я, спокойно встретив его взгляд и мирно улыбаясь, — говорю совершенно искренне. А если ты очень хочешь это как-то изменить, обещаю тебе помочь.
— Опять заставишь в пять утра туда-обратно по Невскому бегать? — всё ещё не верил в мои благие намерения Илья.
— А что, уже было?
— К сожалению, да. Ну всё, я ускакал, до завтра!
— До завтра, — ответил я, но дверь уже закрывалась.
Я остался в манипуляционной один. Самочувствие вроде вполне терпимое, можно встать и идти, но, раз отец сказал дождаться некоего Виктора Сергеевича, значит так и будет. Мне один хрен торопиться некуда, да я и понятия не имею, где находится мой кабинет, по-любому теперь ждать. А ещё как-то не очень хорошо ходить по коридорам принадлежащего семье учреждения по пояс голым. Мою испорченную одежду давно унесла санитарка, а здесь я даже халата запасного нигде не увидел.
Не успел я как следует погрузиться в свои мысли и переживания по поводу непростой ситуации, в которой я оказался, как приоткрылась дверь и в манипуляционную вошёл тот самый старик с тросточкой. Пока что это второй человек в этом мире, в глазах которого я увидел тепло и сочувствие. Первым, как вы уже поняли, был мой закадычный друг Илья Фёдорович Юдин.
— Ну как ты, Саш? — спросил он, закрывая за собой дверь. Это прозвучало настолько по-семейному, по-домашнему, что моя предварительная симпатия к этому человеку утвердилась, как гранитная опора Литейного моста.
— Главное жив, — улыбнулся я ему, — и почти здоров.
— Ну, насчёт здоров, пока спорный вопрос, — грустно улыбнулся Виктор Сергеевич. Я был уверен, что именно про него и говорил отец, значит имя мне уже известно. — Мне тут Илюша на бегу успел кое-что поведать, но больше надеюсь от тебя узнать. Ты хоть меня-то помнишь?
— Нет, к превеликому моему сожалению, — сразу признался я. Водить этого человека за нос мне совсем не хотелось. Раз так вышло, то лучше познакомиться заново без фиги в кармане и скрещенных пальцев за спиной. — Но, если я ничего не путаю, то Вас зовут Виктор Сергеевич, вы работаете в клинике моего отца, и Вы сегодня дежурите.
— Пока всё верно, Саш, — кивнул он. В глазах появился интерес и надежда. — Сам вспомнил или вычислил?
— Догадался.
— Понятно, — кивнул он, снова погрустнев. — Тогда будем заниматься, восстанавливать всё по крупицам. Борис Владимирович теперь только завтра тебя посмотрит. А сейчас лучше не буду тебя мучить, тебе и правда надо хорошенечко отдохнуть. Дорогу в кабинет сам найдёшь?
Я отрицательно помотал головой, а сам в это время думал, что это за загадочный Борис Владимирович, интересно? У них тут анестезиологи занимаются мозгоправством и помогают восстановить утраченную память?
— Старый я дурак всё-таки, — покачал он головой. — Естественно, что не найдёшь. Тогда я тебя отведу и оставлю, а поговорим обо всём лучше завтра. Может распорядиться, пусть чаю тебе принесут?
— Замечательная идея! — радостно сказал я, осторожно слезая с кушетки несмотря на вполне нормальное самочувствие. Знаем мы такие моменты, когда всё в порядке, а потом закружилась голова, повело в сторону и ты уже валяешься на полу, целуясь с кафелем. Не один раз такое было с храбрыми пациентами и спасало только то, что ты успеваешь их вовремя поймать. — Только мне бы надеть хоть что-нибудь, Виктор Сергеевич. Неловко прямо вот так в коридор выходить.
— Вот же я старый дурак! — хлопнул он себя по лбу. — Пётр Емельянович сказал ведь мне, совсем из головы вылетело. Правда пора на пенсию. Подожди минутку, я сейчас.
Старик насколько мог торопливо вышел из кабинета и вернулся ровно через минуту с медицинским халатом в руке.
— На хоть это надень, а у себя в кабинете оденешься по нормальному, одежды там у тебя в шкафу, как у модника столичного. Как сам? Голова не кружится?
— В порядке.
— Ну тогда пойдём, провожу.
Свет в коридоре остался только дежурный и всё погрузилось в таинственный полумрак. В отличие от всех привычных мне поликлиник и стационаров, здесь напрочь отсутствовали запахи хлорки и других антисептиков, чем обычно моют полы, стены и другие поверхности в медицинских учреждениях. Не ощущался запах лекарств и других атрибутов больницы. Просто чистый свежий воздух с лёгкими нотками осени, которая вдыхала прохладную свежесть в открытые фрамуги окон.
Мой кабинет оказался на втором этаже, куда мы неспешно поднялись по лестнице, повернули направо. Шли молча, мой сопровождающий не стал ни о чём расспрашивать, соблюдая по-видимому наказанный моим отцом охранительный режим, а я не стал доматываться до него, провоцируя нарушить данное обещание. Старик открыл дверь запасным ключом и сразу вручил его мне.
— Сейчас скажу, чтобы чаю принесли и выпечки хоть какой, перед сном полезно будет, особенно после всего.
После чего «всего» он так и не сказал, а пригласительно махнул рукой, потом развернулся и потопал куда-то по коридору. Мой кабинет располагался немного на отшибе, но оказался вполне просторным и очень уютно обставленным. А у нового меня очень даже хороший вкус, хочу я вам сказать, если это именно он занимался обстановкой. Шкафы с книгами, платяной шкаф, большой письменный стол, обитый зелёным сукном, на котором царил идеальный порядок. Для поддержания антуража я не стал включать верхний свет, а предпочёл идеально вписывающуюся в спокойный интерьер настольную лампу. Вот теперь самое то.