Не просто удивлены – ошарашены! Смеемся и удивляемся, удивляемся и смеемся. Кстати, Танечка училась с Сашей в одном классе.
Мы с ним попали на рентген. Впечатление такое, будто в космос слетали: интересные установки, какая-то камера, то дышишь, то не дышишь. Саня стал туда проситься. Объяснила, что часто ходить не будем. С тех пор, когда мы бывали в детской поликлинике, обязательно подходили к двери рентгеновского кабинета и нежно ее поглаживали.
Сидим в очереди в детской поликлинике. Саша очень шумный, веселый, бегучий, прыгучий.
– Саша, здесь надо вести себя тихо.
– Почему? – Наш самый главный и всегдашний вопрос. Объяснишь – обязательно будет слушаться.
– Ты помнишь, как у тебя болела головка, животик? Сюда приходят больные детки.
Саша ведет себя чинно и тихо, озирается по сторонам, присматривается к таким же, как он, непоседливым детям. «А эти детки не такие уж больные, как рассказывала мама», – сомневается Саша. Но держится – слово есть слово.
В коридоре детской поликлиники стоит аквариум. Санька часто крутится возле него, выделывая невероятные кульбиты. Когда я поняла, что очередного захода к аквариуму не переживу, позвала Саню и решила сказать ему самые обидные слова, какие только могла придумать:
– Саша, если ты разобьешь этот аквариум, я никому не скажу, что я твоя мама, развернусь и уйду.
– Правильно, мамочка, иди, я тебя догоню.
Шиворот-навыворот
Моя прожившая 93 года бабушка, глядя на Сашины выкрутасы, говорила:
– Это не Саша, а оторви собаке хвост.
Первое большое Сашино предложение:
– Мама, я оторву собаке хвост!
Первое прочитанное слово покорилось Саше в журнале «Юность».
Я читаю в журнале, который лежит у меня на коленях, рассказ «Сон». Саша подбежал, посмотрел и прочитал: «Нос».
Первое письмо он пишет со своей двоюродной сестрой Ритой. Она еще не ходит в школу, но пишет уже хорошо. Письмо пишут президенту. Саша увидел фейерверк и считает, что у нас в городе их запускают непозволительно мало. Президент должен с этим разобраться. Рита пишет медленно, Саша все время ее подгоняет. Рита:
– Как пишется – «девочка» или «девачка»?
– Рита, ты не думай, не думай, ты пиши.
Детский сад
Саша кричал отчаянно. Я стояла под окном детского сада и слушала. Однажды крик внезапно оборвался. Взлетев на второй этаж, столкнулась с воспитателем.
– Да что ж вы так переживаете? Все нормально. Вон он в кубики играет.
Похоже, покричать с утра стало привычным для него делом – ну как зубы почистить.
А вот Машенька в детский сад всегда шла покорно, и только глазенки выдавали ее напряжение. И как же хотелось ее обнять, прижать и никуда не отпустить.
В нашем детском саду – ремонт, и Сашу на время устроили в ведомственный садик хлебокомбината. Первый день Саня походил, осмотрелся, подошел к воспитательнице и говорит:
– Мне у вас тут не нравится, я от вас скоро сбегу!
– Что тебе не нравится, Саша?
– Мне не нравятся двери, окна, кроватки, стульчики, детки. И вы мне не нравитесь.
К счастью, воспитательница оказалась веселой умницей, поняла Сашину тоску и преданность родному детскому саду и воспитателям. Очень скоро они стали друзьями.
Детский сад очень уютный, с дополнительным питанием, группы маленькие, порядок и отличная дисциплина: дети строем ходят в туалет. Саня в эту пастораль вписывается плохо, нас все чаще спрашивают о сроках окончания ремонта. Обычно я приходила за ним и вынимала из угла.
– Сань, что сегодня?
– Кубики доставал.
– Их нельзя было доставать?!
– Можно, но молча.
Утренник в детском саду. Дети играют сказку «Колобок». В конце представления каждому ребенку подарили настоящий свежеиспеченный колобок. Вдруг Саня стремглав бежит через всю сцену, на ходу отламывает от колобка половину, протягивает мне: – На, мамочка, ешь! – и бегом обратно.
Дети срываются с мест, бегут к мамам, угощают – такая добрая, веселая возня! Ребята счастливы, мамы довольны, но, оказывается, утренник мы все-таки сорвали.
Школа как она есть
Ребенок нуждается в вашей любви больше всего именно тогда, когда меньше всего ее заслуживает.
Школа – марафон длиною в десять лет.
Я знала, что будет трудно, но чтобы так!
Первая четверть, первый класс. Прихожу на работу осипшая, все спрашивают, что со мной.
– Я кричу на сына.
Начальник моего сектора красивым жестом положил на стол десятку – большие деньги по тем временам.
– Ира, крикни! Я представить не могу, как ты это делаешь.
Что же я делаю! Кто сказал, что у двух отличников должен родиться третий? Зачем нам отличник? У нас дети, с которыми очень интересно жить рядом. Я была отличницей, это не так весело, как кажется, это даже подозрительно. Ну не может быть человеку все одинаково интересно: и дроби приводить к общему знаменателю, и в хоре петь, и про Андрея Болконского писать, и через козла прыгать.
Саша – ребенок, неудобный для школы, но он имеет право на собственное мнение, на уважение, на то, чтобы его выслушали и поняли. Ему сейчас нелегко, и мы должны быть с ним рядом, а не изматывать криком и нотациями.
С этой минуты – всё! Мы с детьми – только по одну сторону баррикад.
Санька стартовал с неудов. Это нас закалило. Мы радовались каждой его удаче. Когда Саша получал тройку, папа пожимал ему руку и говорил:
– Спасибо, сын!
А потом Саша как-то вдруг начал хорошо учиться. Это ему понравилось, и школу он окончил с отличным аттестатом, а в университете диплом по специальности «Прикладная математика» защитил на английском языке.
У Маши был хороший старт. И только после школы Маша призналась, какими порой мучительными были для нее годы учебы: она тяжело переживала свои неуспехи, боялась получить плохую отметку и расстроить нас. Маша – сдержанный человек, все переживала в себе.
Как можно было этого не заметить, как не понять? Как теперь себя простить?
Я ничего не поняла бы про школу, если бы не уроки рисования. Рисовать я не умела совсем, и, как показал мой опыт, научиться этому нельзя.
Новый учитель рисования пришел к нам в седьмом классе. Он был молодой, красивый, и все девчонки были в него влюблены. Я тоже пыталась попасть в поле его внимания, но с помощью рисунков сделать это не получалось. То есть не получались сами рисунки.
Одно из его первых заданий – научиться рисовать перспективу. На плакате был изображен дощатый пол, на нем – табуретка и голые стены, уходящие куда-то вдаль. И все. Какая-то тягостная беспросветность. Пока все это будешь рисовать, настроение тоже станет тусклым. Я легко и быстро сделала все под линейку и получила за это двойку. Потом была кружка, потом – графин. Яблоко с грушей я тоже могла бы нарисовать, но от меня этого уже никто не ждал.
Урок казался бесконечным. Минуты, не наполненные ничем, становились осязаемыми. Я с тоски то громко роняла линейку, то катала карандаши на парте, то вынюхивала очень вкусный запах ластика. Однажды я его уронила, не нарочно, конечно, а нечаянно. Полезла под парту и, опять же с тоски, дернула соседку за ногу. Меня в первый раз поставили в угол. Оказалось, это вовсе не стыдно, даже весело. Я частенько стала там стоять, развлекая весь класс. Остальные учителя узнавали – не верили. Как?! Она у нас лучшая!
Отличник – это клеймо, это тоже надо смочь выдержать: держать высокую планку по всем предметам, что невозможно по определению, или получать оценки ни за что. Например, география. Я до недавнего времени думала, что город Биробиджан точно не в России. Хочу, наконец, прочитать, что такое шельф – слово уж больно красивое.
А если на уроке алгебры ты не знаешь, как найти корень квадратного уравнения? На химии не понимаешь, что такое валентность, на английском не помнишь слова к сегодняшнему тексту? Тебе здесь нечего делать. Ты еще больше ничего не понимаешь, чувствуешь себя недочеловеком. А еще все время боишься, что тебя могут спросить. Это как замкнутый круг, когда неинтересно, потому что непонятно, а непонятно, потому что неинтересно.
Кстати, моя история с рисованием закончилась печально. За какое-то яблоко с кружкой мне все-таки поставили тройку. Прибежала мой классный руководитель – хороший, очень деятельный человек – и закричала:
– У тебя что, по рисованию тройка?
Я почти радостно сказала:
– Да!
– Ты чему радуешься? Я тебя уже в списках отличников подала, понятно?
– Понятно, но я плохо рисую, особенно перспективу, – слабо оправдывалась я.
– Ну-ка быстро пошли со мной!
Пришли в кабинет рисования.
– Она отличница, исправьте ей оценку.
Покраснели оба – я и учитель рисования. Стали говорить почти одно и то же: что у меня не получается, особенно перспектива.
– Ну хорошо, я ей поставлю четыре, – в конце концов согласился учитель рисования.
Но классная была опытная:
– Тройку на четверку не исправишь, исправляйте на пять.
Всю дорогу домой я бежала, боясь расплакаться на улице. Зарыдала, когда, толкнув входную дверь, упала на пол в коридоре. Стыд, позор, потрясение.
Он очень верит взрослым, надо лишь только ответить на его вечные «почему».
У нас на юге в начале сентября еще очень тепло, если не сказать жарко.
– Мам, дай мне другие сандалии, эти очень душные.
Дала, померил.
– Эти еще душнее.
– Сань, других у меня нет.
Оказывается, Саша на уроках снимал сандалии. Его учительница Таисия Николаевна сказала, что сандалии снимать нельзя.