Темное пятно на горле дернулось. Похоже, она зашла слишком далеко.
– Я люблю готовить. С тех пор, как приехал сюда.
Если бы он сказал, что изготавливает свечи, она не удивилась бы так.
– Правда?! А что вы любите готовить?
Он пожал плечами:
– Что угодно... Например, из армянской кухни. Или что-нибудь новенькое.
Роми смотрела в боковое окно и пыталась сдержать смех:
– Даже кухня экстремальная! Вы действительно высасываете из жизни самую сердцевину, Маклейш?
Он раздраженно ответил:
– Я занимаюсь этим не из-за взыскательного или авантюрного вкуса.
– А почему?
– Просто чтобы что-нибудь ощущать.
Роми посмотрела на него. Мгновение назад она завидовала человеку, который жил без опаски. Представляла себе, как это хорошо. А сейчас вдруг увидела в его глазах... смущение? Кажется, Клинт Маклейш не часто сталкивался со своими эмоциями. Она уже открыла рот для очередного вопроса, как услышала:
– Приехали.
Он свернул с дороги и остановил машину под эвкалиптами.
После разговора в машине тишина показалась оглушительной. Но вдруг сверху послышался хриплый, умиротворенный клекот. Роми оглядела толстые ветви. Огромные черные какаду с красным пламенем на длинных и широких хвостах сидели на вершине дерева.
– Здесь место их гнездования?
Клинт покачал головой:
– Каждую ночь они устраивают себе тут насест. У них гнезда по всему региону, но это глухое местечко у них самое любимое. И целые поколения краснохвостых учат свою молодежь, как только она покидает гнездо, возвращаться в этот овраг для кормежки и ночлега.
Роми огляделась. Еще раз взглянула на высоко сидящих птиц и подумала, что любой, кто явится сюда с целью воровства, столкнется с большими трудностями. А это облегчало ей работу.
– Спасибо, что привезли сюда. Мне важно было это увидеть.
– Эти парнишки – одна из причин моего возвращения в Уайлд-Спрингс. Они заменяют мне семью, а с моей семьей лучше никому не связываться.
Она верила Клинту. Даже если отбросить его военное прошлое, было что-то опасное в том, как он двигался, как оценивал все вокруг, как ничего не пропускал. Не хотела бы она оказаться у него на пути...
– Почему у вас нет семьи? – не удержалась Роми.
– Если вы заметили, женщинами и детьми здесь и не пахнет.
– Я уверена, что в городе найдется несколько отважных кандидаток, способных выдержать ваши неприветливые взгляды.
– Смеетесь? Трудно сказать... – Клинт пожал плечами. – Наверное, я не гожусь для семьи.
Она фыркнула:
– Серьезно? Да вы рождены кормильцем, вы природный детский шептун и рассказчик. А еще хорошо смотрелись бы в роли учителя или родителя, который палкой загоняет чадо спать... – Роми густо покраснела и откашлялась. – Возвращаемся?
Он с минуту смотрел на Роми, проследил за ее взглядом, направленным в темнеющее небо, потом стал разворачивать автомобиль. Роми бросила последний взгляд на запятнанные черным верхушки деревьев. Птицы были похожи на пухлые пачки наличных, растущие на деревьях.
– Детский шептун, ха! Вы так думаете? – Клинт завел машину. – У меня с детьми не всегда получается. Мало положительного опыта.
– Но они вас любят. Во всяком случае, Лейтон с ума сходит.
«Ага. Этот изгиб губ наверняка означает улыбку».
Она села на переднее сиденье и рискнула взглянуть на непроницаемый профиль Клинта. Все-таки дразнить его – это примерно то же, что тыкать палкой во льва. Не знаешь, повезет ли... Но он улыбается, а не рычит. Удивительное дело! Хоть он и не смотрел на нее, занятый дорогой, Роми никогда еще не чувствовала себя в такой безопасности.
Вдруг ей в голову пришла новая мысль. С тех пор как в ее жизни появился Лейтон, она первым делом должна была знать, что с сыном все в порядке. Приходилось много работать, чтобы создать им обоим более или менее нормальную жизнь. Но прошло много времени, прежде чем она почувствовала себя так, как чувствует сейчас, – в безопасности.
Роми сдвинула брови. Чувствовала ли она когда-либо себя в безопасности? До рождения Лейтона ее детство было сплошным мраком с сердитой фигурой Полковника в центре. Полковник Мартин Карвелл – это порядок, приказ, дисциплина и результативность – вещи, которым все дети инстинктивно сопротивляются. Он был вечно недоволен своей единственной наследницей, что бы она ни сделала, ни сказала. Полковник относился к дочери как к собственному проекту (в чем он, безусловно, был прав) и заботился о ней, как сам это понимал.
А кто еще позаботился бы о ней, если мама умерла такой молодой?
К сожалению, Полковник столь рьяно занимался ее воспитанием, как будто жизнь хотел положить на то, чтобы из новобранца сделать хорошего солдата. Его любимыми инструментами для этого были твердая рука и жесткий язык. В душе Роми до сих пор не зажили раны от того и другого. И прежде всего, томительное ощущение, что она «непригодна». Что бы она ни сделала, все было недостаточно хорошо для него.
И сейчас все выглядело, как если бы Клинт Маклейш скрывал подобные же мысли. Так или иначе, Роми намерена обойтись без этого. И без несостоятельности, о которой всегда говорил отец.
Ее глаза блуждали по дороге перед ними. Она прищурилась. Что такое?
– Стойте!
Роми уперлась руками в переднее стекло. В тот же момент Клинт утопил педаль тормоза, машина пошла юзом. Мотор заглох. Единственный звук, который Роми слышала, была шумевшая в ушах кровь. Потом вернулось дыхание.
Поперек дороги лежала раненая большая серая кенгуру. Ее голова беспомощно дергалась на песке, и сердце Роми болезненно сжалось. Она достала пакет первой помощи, отстегнула ремень безопасности и открыла дверцу.
– Роми, подождите! – Он оттащил ее.
– Но ей нужна помощь.
– Она может убить вас ногами. Взгляните сами.
Роми никогда не замечала, какие большие у кенгуру когти.
– Не думаю, что она может хотя бы пошевелиться.
Но стала осторожнее. Клинт был рядом с ней. У кенгуру кровь текла из носа и закатывались глаза. Но серое тело было зловеще неподвижно.
Клинт печально бросил:
– У нее сломан позвоночник.
Роми опустилась на колени возле кенгуру и нежно погладила по серой лопатке. Животное вращало широко раскрытыми глазами, но не похоже было, что оно что-нибудь чувствует. У Роми сердце заныло от жалости.
– Идите в машину, – твердо сказал Клинт.
Она взглянула в холодные зеленые глаза:
– Нет! Мы же можем что-нибудь сделать?
– Оставьте меня с ней. Так будет лучше.
Клинт был почти такой же серый, как кенгуру.
– Нет, вы не можете...
Он перевел на нее потемневшие глаза:
– Меня учили убивать, Роми. Я это умею делать лучше всего. А теперь, пожалуйста, вернитесь в машину.
Разрываясь между желанием остаться с ним и зная, что не выдержит предстоящего зрелища, она отошла в сторону.
– Роми, пока вы упрямитесь, животное страдает, – смягчился Клинт, но взгляд остался твердым.
Она опустила голову и пристыженно отвернулась. Все кончилось мгновенно...
Ее слезы были и по кенгуру, и по Клинту, которому пришлось совершить это убийство. Она посмотрела на животное и заметила какое-то легкое движение живота.
Клинт опустился на колени:
– Роми, у меня в машине старый свитер. Можете принести?
Она поспешила к машине и на подходе к ней заметила на земле след незнакомых шин. Отыскав свитер, Роми вернулась к сгорбившемуся над мертвым животным Клинту. Не глядя в неподвижные глаза кенгуру, она передала свитер, вернулась обратно, открыла телефон и сделала фотографию протектора характерного отпечатка. Кто-то на дорогих шинах побывал сегодня вечером в парке. И ехал с большой скоростью...
– Роми, можете мне помочь?
Она закрыла телефон и осторожно направилась к Клинту, не понимая, что ему нужно. Увиденное поразило ее. Из сумки кенгуру он извлек крошечный мокрый меховой комочек. Детеныш! Вот почему шевелился живот мертвого животного. Клинт сразу завернул малыша в теплый свитер, а его рукава завязал на шее Роми.
Она стояла тихо, изумленно глядя в огромные, озадаченные глаза, поблескивавшие из складок свитера. В этот момент Роми почувствовала себя суррогатной матерью самой крошечной жизни, какую когда-либо держала в руках.
Роми перевела взгляд на Клинта. Между смертью и жизнью – всего одно мгновение. Теперь ее мысли были направлены не на мертвую кенгуриху, а на ее детеныша. У Клинта тоже горели глаза, как будто спасенная жизнь спасла и его.
– Садитесь. В часе езды для нее есть кормилица. Туда мы ее и отвезем.
– Ее?
– Взгляните на глаза – они такие же огромные, как у вас.
За жесткой внешностью Клинта скрывалась горячая романтическая натура. У Роми пересохло во рту. Сначала она почувствовала себя защищенной. Теперь у нее подозрительно вяжет во рту. Что, черт возьми, с ней происходит?
Клинт осторожно оттащил мертвую кенгуру на обочину. Роми села на переднее сиденье и поудобнее пристроила свитер с кенгуренком на груди.
Она похлопала по карману, чтобы убедиться, что мобильный там, и повернулась к Клинту:
– Поехали.
Глава 5
Передав кенгуренка, закутанного в свитер, Роми почувствовала странный холод в груди.
Они прервали ужин сиделки и ее родных. Но, увидев выжившего детеныша кенгуру, все семейство очень оживилось. Прежде чем Клинт и Роми уехали, глава дома показал им еще несколько спасенных малышей, которые росли в их семье. Все кенгурята попали к ним в результате происшествий на дорогах. Звереныши выглядели такими здоровыми, что Роми немного успокоилась: ее малышка попала в хорошие руки. Иначе пришлось бы забирать кроху домой. Малышку поместили в мешочек из овечьей шерсти и дали спасительной смеси из детской бутылочки.
Больше здесь делать было нечего, но Роми почему-то не хотелось уходить. Глупо, конечно, но она чувствовала, как будто это ее малышка... ее и Клинта.
По дороге, вглядываясь в густой темный лес, она обдумывала причины своего отъезда. Вот уж чего ей не хотелось, так это чтобы ее что-то связывало со странным отшельником. К тому же бывшим военным.