Вероятно, это прозвучит парадоксом, но осмелюсь утверждать, что дети всегда похожи на своих родителей (хотя «похожи» никогда, конечно, не значит «точно такие же»). Только, на беду нашу, они порой (или часто) перенимают именно дурные наши качества, так что мы в испуге открещиваемся от детей: «Нет, нет! Мы были не такими! Мы не такие! Они не похожи на нас!» Из всех человеческих пороков нам всего нетерпимее наши собственные пороки, когда мы обнаруживаем их в своих собственных детях.
Можно обмануть весь свет и жену в придачу, но детей своих обмануть никому не удается. Если в семье замутненная нравственная атмосфера, если домашние приобретения имеют не совсем чистый источник, если царит в семье дух стяжательства или карьеризма, если родители не любят людей и беспричинно злобствуют или если они не любят своей работы и открыто, при детях, говорят об этом (и чуть ли не за доблесть считают клясть перед детьми свой труд), то будь ты хоть трижды передовой в своих взглядах на жизнь и в успехах по службе; соверши ты оглушительную карьеру, добейся какого хочешь уважения от сослуживцев, дети все равно не пощадят тебя, нравственная порча так или иначе обнаружится в них и заставит людей удивляться: «Смотри ты… У такого уважаемого человека…»
Дети – ужасные разоблачители. Автобусное предостережение «Осторожно – дети!» стоило бы распространить на всю нашу семейную жизнь.
Нелишне подчеркнуть, что речь идет лишь о нравственности, а вовсе не о том, чтобы дети достигали тех же образовательных и служебных высот, что и родители их. Жизненные раскладки бывают всякие. Но и при всех обстоятельствах у добрых, честных и трудолюбивых людей, я думаю, не могут вырасти злые, бессовестные и ленивые дети. И обратное: если у людей, которые почему-либо считаются дурными, вырастают прекрасные дети – значит, и родители не так уж дурны, как это нам кажется. Дети оправдывают их жизнь, может быть, и не во всем удачно сложившуюся, потому что в детях всегда отражается духовно-нравственный уровень родителей.
Отдаю себе отчет, что иному читателю эти утверждения могут показаться огорчительными и даже обидными и потому слишком категоричными. Можно сильно облегчить себе жизнь, если расставить успокоительные слова «порой», «иногда», «как правило», «в иных случаях». Но зачем же нам успокаивать себя самих? Если твердо установится взгляд, который и в народе всегда принимался за истину, если мы станем без обиняков, без оговорок и без исключений считать и говорить, что безнравственные дети – не загадка природы, не прихоть случая, не особенность «нынешних» или «современных», то, может, и родители станут больше заботиться о нравственности своих детей, да и дети, подрастая, больше будут беспокоиться о том, как бы своих родителей не предать.
Однако это вовсе не значит, будто мы можем легко отмахнуться от тревоги по поводу «иждивенцев». Дети некоторых мам и пап и вправду разительно отличаются от своих родителей, особенно по части трудолюбия. Но не потому, что вдруг нарушился естественный закон, а потому, что некоторые мамы и папы в некотором же смысле стали не похожи… на самих себя.
В каждое время складывается своя, особая педагогическая ситуация в обществе. Она зависит от многих обстоятельств, но больше всего от того, насколько быстро изменяется общество. Чем быстрее наступают перемены, даже если это перемены к лучшему, тем сложнее воспитывать детей, потому что то педагогическое образование, которое каждый из нас получает в детстве, оказывается недостаточным, если условия нашей взрослой жизни слишком резко отличаются от условий нашего детства.
И неизвестно, что из чего получится, как вести себя с детьми, что разрешать им, а что запрещать, что хорошо на них скажется, а что плохо: результатов воспитания в этих новых условиях никто еще не видел и поправки внести не может. Только догадки, интуиция, общие соображения… Родители всегда поначалу неопытны, но теперь они неопытны вдвойне: опыт их отцов во многом не годится.
В одном из недавних своих выступлений известный наш педагог отмечает, что за последние десятилетия рост расходов на старшеклассников увеличился в три-четыре раза, что ребята хорошо одеты, что у них появляется «то, что недавно еще было предметами роскоши: магнитофоны, фотоаппараты, очень хорошее спортивное, туристское снаряжение…» И далее: «Все это было бы хорошо, если бы сопровождалось ростом требований к их трудовой деятельности и их личной трудовой отдачей в общественном и семейном хозяйстве. А этого пока что недостает», – отмечает профессор.
На первый взгляд вроде бы и логично. Только логика здесь такая: мы вам – вы нам… Мы вам – хорошее туристское снаряжение, вы за это увеличивайте трудовую отдачу. Словно семья – это завод, где рост производительности труда непременно должен обгонять рост зарплаты. Но дети-то у нас не на сдельщине. Мы хотим, чтобы они выросли трудолюбивыми – мы приучаем их к труду, развиваем их интересы и способности, стараемся обогатить их духовный мир, дать им цель в жизни и представление о ценностях жизни. Но не потому, что мы купим им магнитофон! Или уже купили его! Была возможность – купили, не было бы – не купили бы (а трудиться дети все равно должны). Но покупать магнитофон, а потом попрекать им? Разумно ли? Педагогично ли? Не от таких ли попреков рушатся добрые отношения с детьми и вырастают люди, глубоко убежденные в том, что и весь мир держится на принципе «Ты мне – я тебе» или «Мы вам – вы нам».
С детьми нельзя вести счеты! Но мы должны научиться воспитанию в достатке, потому что не сам достаток виноват в том, что дети растут «непохожими» (что за нелепая мысль!), а наша неопытность и неумение достаточно быстро переменятся.
Через одно-два поколения все придет в норму: люди привыкнут к вещам, перестанут обращать на них слишком много внимания, родители будут воспитывать детей примерно в тех же условиях, что и сами они воспитывались, появятся новые традиции и необходимый личный опыт. Но пока что…
Веками и веками можно было растить детей в семье, не читая никаких педагогических книг и не слушая лекций. Мы, по сути, первое поколение родителей, для которого научная педагогическая помощь – острая необходимость.
Бескорыстие. Риск. ТерпениЕ
Бескорыстие… Воспитание ребенка – это подвиг бескорыстия, и только у бескорыстных людей вырастают хорошие дети.
Нет, мы не жадные, не гребем под себя, нам ничего не нужно… Но дети растут плохие, потому что мы не замечаем, как в каждом нашем поступке проглядывает родительская корысть.
Мелкое, незаметное педагогическое корыстолюбие – вот что губит наших детей.
Сын плохо ведет себя в троллейбусе, шалит, вертится, громко разговаривает. Я дергаю его, угрожаю ему, я готов шлепнуть его, но не потому, что он ведет себя плохо, а потому, что люди смотрят. Я вовсе не о том волнуюсь, что мальчик мешает другим, – никому он не мешает. Но люди могут плохо подумать обо мне, осудят, скажут: избаловал ребенка, не умеет воспитывать. Я не о мальчике беспокоюсь – о себе. Я хочу, чтобы обо мне хорошо думали, вот в чем моя корысть! И мальчик, не понимая этого, понимает. Он нарочно ведет себя еще хуже.
Сын вырос, я хочу, чтобы он поступил в институт, заставляю его готовиться, умираю, если он получил на экзамене слабую отметку… Мне кажется, будто я забочусь о сыне, о его будущем. На самом деле мне стыдно перед знакомыми, перед соседями и сослуживцами. Я уже представлял себе, как встречу Николая Петровича, он спросит: «Как сын?» «Ничего, – скажу я скромно, – школу окончил, в институт поступил…» И Николай Петрович посмотрит на меня с уважением.
А теперь что будет? И не ради будущего, не ради сына, а ради малознакомого Николая Петровича я ссорюсь с сыном и при этом произношу высокие слова, невысокую цену которых он понимает.
Но у выросшего сына своя жизнь, он сам по себе человек, а не приложение к моей жизни, не дополнение, не аттестат, не свидетельство. Он чувствует, что мы заботимся не о нем, а о себе.
Лето… Сын перешел в девятый класс, мама с папой собираются на курорт, а сына куда? Отправим-ка его в пионерский лагерь, и путевка, кстати, есть. Но сын отказывается ехать, он пионерский лагерь перерос, у него свои планы на лето. Нет! «Ты лежебока! Ты ничего в жизни не хочешь! Тебе ничего не нужно! У тебя и друзей-то нет! Тебя ничего не интересует!» И так далее, сутками напролет. На самом деле мама с папой хотят поехать на курорт и пожить там спокойно, не беспокоясь о сыне. Он чувствует эту мелкую и вполне, быть может, оправданную корысть. Но слова-то разные к чему?
Мальчик плохо учится, никто его за уроками и не видел. Но вот отца вызывают в школу, и он, вернувшись домой, разражается бранью, кричит: «Что из тебя вырастет?!» Он чуть ли не за ремень хватается. Он оскорблен в своих лучших чувствах и крайне обеспокоен судьбой сына.
А на самом деле он раздражен тем, что его побеспокоили, что ему пришлось пережить несколько неприятных минут в учительской. Покой – вот в чем его корысть. И он обрушивается на сына как будто бы за то, что тот плохо учится. На самом деле – за то, что он был причиной беспокойства.
Денег многим из нас на детей не жалко, мы для детей на все готовы. Но поступиться покоем готовы не все. На покой мы жадны.
Я такой же, как все, я тоже охраняю свой покой, я тоже уверяю себя, что мне необходим покой для работы, но постепенно я начинаю замечать, что все мои претензии к детям сводятся к одному:
– Не мешайте! Не беспокойте меня!
И мне кажется, будто я прав. А на самом деле я просто хочу вырастить детей, ничем не поступаясь, а это невозможно.
Я начинаю это понимать и в каждом конфликте с детьми, подобно детективу или судье, спрашиваю себя:
– А кому это выгодно?
И со вздохом обнаруживаю, что в девяноста случаях из ста я ищу выгоды себе, а не детям, что все мои фразы типа: «А что из него вырастет?», «Забочусь о его будущем», «Но надо же детей воспитывать» – все эти благородные фразы лишь дымовая завеса для собственной корысти.