А почему бы и нет, подумала Марина Михайловна, почему бы и нет?
Наутро после более чем бурной ночи она проснулась с диким ощущением. Когда они целовались и обнимались на кухне, она случайно нашарила рукоятку пистолета, но было не до глупых вопросов — мол, киллер ты, что ли? Она здраво рассудила, что не станет же мужчина стрелять в женщину, которую так сосредоточенно раздевает, зачем ему это? А вот утром “Марина Михайловна проснулась именно с тем ощущением, что предоставила ночлег и любовь киллеру!
Она осторожно повернула голову.
Голова была весом центнера в полтора.
В постели рядом с ней никого не оказалось.
Тогда Марина Михайловна с большим трудом вылезла, кое-как утвердилась на ногах, накинула халат и пошла искать свое приобретение. Ее покачивало, заносило, ноги подгибались, и по дороге из спальни в гостиную она сделал два вынужденных привала — на пуфике у зеркала и в нише секции, рядом с телевизором.
В гостиной, куда она очень осторожно вышла из спальни, почему-то было прохладно. И пусто. Марина Михайловна позвала, удивляясь слабости своего голоска. Великолепный мужчина не отозвался ни с кухни, ни из ванной, ни даже из туалета. Марина Михайловна в превеликом недоумении, держась за косяк, выглянула в прихожую — и тут ей стало страшно.
Месяца не прошло, как она поставила вторую дверь с довольно хитрым замком. Дверь при попытке взлома выпускала длинные штыри вверх и вниз, входившие в особые пазы. Предполагалось, что ломать будут снаружи. Странный избранник, видно, попытался неслышно уйти, но не справился с замком и сгоряча попытался проложить дорогу силой. Штыри выскочили и заперли дверь так основательно, что хозяйка и представить себе не могла, как теперь выбраться из дому.
Но куда же он подевался?
Уже вполне убежденная, что приютила сумасшедшего, Марина Михайловна достала из сумочки мобилку, села на тумбочку для обуви и набрала номер самого близкого из надежных мужиков — директора фирмы, ставившей дверь. Они были давними приятелями, почти соседями, и звонок в восемь утра для обоих считался вполне допустимым.
— Рома? Это я! Слушай, у меня побывал вор, — умирающим голоском сказала Марина Михайловна. — Что — дверь? Дверь-то как раз в порядке!.. Дверь выдержала... Да нет, изнутри... ну, давай сюда скорее с кем-нибудь!.. Может быть, он вообще сидит на антресолях...
У нее не хватало сил подняться с тумбочки, а не то чтобы тыкать палкой от швабры в глубину антресолей.
Она сидела на тумбочке в каком-то невесомом состоянии, рук-ног не чуя, и даже если бы сейчас в нее уперлось дуло черного пистолета — она не пошевелилась бы, до такой степени силы ее покинули.
Роме было недалеко бежать — и пяти минут не прошло, как они со старшим сыном Никиткой позвонили в дверь. Получив отчет о том, как все выглядит изнутри, Рома успокоил расстроенную Марину Михайловну. Примерно через полчаса ее освободили и довели до кресла в гостиной.
— Ну и где же твой вор? — поинтересовался Рома, обходя квартиру. — Если он не вылез в окно, то он где-то здесь!
— В канализацию ушел! — заметил шестнадцатилетний Никитка. — Он — диггер!
— В окно? С девятого этажа? — совсем помирая, спросила Марина Михайловна. — Рома... Вызови-ка скорую...
Но ей пришлось-таки поверить в это — когда в гостиной догадались заглянуть за шторы, обнаружили, что цветочные горшки сдвинуты все вместе, окно приоткрыто, а к трубе от парового отопления привязано длинное льняное кухонное полотенце, и край его за подоконник свисает...
— Фантастика! — воскликнул Рома.
Причем он вовсе не сговаривался с Сашкой и Лешкой, комментировавшими странный промах киллера. Он даже не знал, что такие Сашка с Лешкой существуют.
А ребята между тем освободились после ночного дежурства и в мрачнейшем состоянии духа шли прочь от “Бастиона”.
Не было сомнения — это можно считать их последним дежурством. Ротман мягок, ласков и добродушен, но держать растяп и бездельников не станет. Тем более — после такой истории...
— Ну и засунь себе в задницу этот сертификат... — ворчал Лешка. — Курсы бодигардов, курсы бодигардов! Нас теперь тетку с пирожками охранять не возьмут...
Он правильно рассудил — слух о нападении на Ротмана за двадцать четыре часа обрастет самыми невыгодными для охраны подробностями. Что, мол, спала охрана и не заметила, как четыре здоровенных киллера по лестнице вверх протопали. А потом, когда уже и кровища потоком по коридору, когда и скорая уже раненого президента увезла, насилу охрану добудились, и вообще именно этих двух Ротман давно собирался выкинуть за пьянство и использование диванчика в дежурке для сексуальных надобностей.
И кто их после этого возьмет вместе с дурацкими сертификатами?..
— У меня этот, как его, деверь, что ли, или шурин в ремонтной фирме работает, — вдруг заявил Сашка. — Они в офисах евроремонты делают. Получают не хило, когда есть заказы. Давай прямо сейчас — к нему?
— А что, там люди нужны? — оживился Лешка.
— У них так: есть ядро и есть случайная публика. Когда сидят без заказа — специалисты, получают какой-то там минимум. Когда заказы пошли — людей набирают на конкретные объекты. Опять нет заказов — опять ядро подкармливают, а которые были набраны — гуляйте!
— Ну и как они сейчас?
— Шурин, ну, сеструшкин муж, или зять, кто он там мне, говорил — приходи, мы главный офис “Гербалайфа” сейчас делаем! Посмотришь, как люди живут. Они там еще заодно квартиру директора этажом выше делают. Во!,
Это вместе с легким тычком в бок относилось уже к девчонке, идущей навстречу. Девчонка была что надо и сама это прекрасно знала. И вполне естественно, что, невзирая на вселенскую неприятность, оба парня исправно ее присутствие на улице отметили. Ведь и было-то им: старшему, Лешке, двадцать четыре, а Сашке и вовсе двадцать один.
По дороге к гербалайфовскому офису оба разбирались — кто и что умеет делать. Обоим приходилось помогать родителям в ремонте — тем опыт начинался и завершался. Однако смелость города берет, а наглость — все остальное. Мало ли какой подай-поднеси требуется при евроремонте?
Офис оказался не на. приличной улице, а вовсе даже в переулке. Сперва Сашка с Лешкой подивились этому, а потом сообразили: на улице шиш удачно припаркуешься, а тут целый скверик изъяли у детишек с бабушками под автостоянку. Так оно даже солиднее получилось.
Они вошли в этот самый офис, занимавший весь нижний этаж почтенного дореволюционного дома, назвали имя зятя-шурина, и им объяснили, как, поднявшись по лестнице и совершив сколько-то поворотов, его отыскать. Стараясь не обтереть боками свежую краску, Сашка с Лешкой пошли на поиски — и прибыли на лестничную площадку крайне вовремя.
Опоздай они на минуту или поторопись на ту же минуту — и человек, который, прихрамывая, волок из одной квартиры в другую большую стремянку, проскочил бы незамеченным. А так они его увидели и замерли, как стоп-кадр.
— Он!.. — прошептал Лешка, глядя в спину человеку со стремянкой.
— А-а-а... — вместо “ага” выдохнул Сашка. Человек был высок, статен, плечист, его рабочие штаны — заправлены в заляпанные белой краской ковбойские сапоги. Эту крупную неподвижную физиономию ребята с другой бы не спутали!
Киллер, киллер трудился на втором этаже гербалайфовских владений! Не прятался, гад, не летел на Гавайи с пачкой долларов в кармане, а волок себе стремянку как ни в чем не бывало!
— Фантастика... — вот это они произнесли уже хором.
Они могли на пару скрутить подлеца посреди лестничной площадки, но поднялся бы шум, понабежали его коллеги, и вряд ли киллер так сразу бы признался — да, мол, стрелял вчера в бизнесмена и вяжут меня за дело!
Лешка, как старший, распорядился: Сашке бежать звонить Васе Горчакову, а он сам будет пасти киллера до Сашкиного возвращения и до Васиного приезда.
Сашка понесся, что было сил.
Пока один толокся на лестнице, то спускаясь, то поднимаясь на пролет, другой несся к телефонной будке, но мысль у них сейчас прокручивалась одна на двоих. Оба очень ярко представляли, как повяжут киллера, как прославятся на весь город, как понабежит пресса, как Ротман оценит их высокий профессионализм и повысит зарплату!
Вася на другом конце провода ушам своим не поверил.
— Вы же его ровно секунду видели!
— Это он, зуб даю! — как можно убедительнее отвечал Сашка. — Коротко стрижен, носяра — во, морда кирпичом! Ну, нельзя было не узнать!
— Какого рожна он на стройке околачивается? — не мог понять Вася.
— А ты его спроси!
— Фантастика-а-а... — протянул молодой следователь.
И позволил себя убедить — приехал!
Вася Горчаков был не из тех плечистых красавцев, от которых женщины тормозят и теряют дыхание. Росточка средненького, с физиономией круглой и невыразительной, из разряда физиономий, которые словами описать совершенно невозможно, рыжеватый, на вид даже простоватый — он умел входить в любую команду. Попадал ли он по долгу службы в кабинет, где грызлись насмерть проворовавшиеся бизнесмены, или в раздевалку с полуголыми танцовщицами, или в тот самый закоулок продовольственного склада, где тетки в серых халатах стоят насмерть, охраняя совершенно левый товар, — всюду он каким-то образом делал так, что становилось тихо, драчуны расступались, глотки затыкались, а кроткий Вася с грацией маркиза, танцующего менуэт, проникал туда, куда нужно, и задавал вопросы тому, кому нужно. Что интересно — он обычно и узнавал как раз то, что ему нужно.
На сей раз что-то не ладилось.
Киллер в ковбойских сапогах выслушал вполне приемлемую легенду: мол, похоже, что он — свидетель преступления, так пусть расскажет, что он видел вчера в восемь часов вечера у входа в лучшую сауну города “Суоми”. И он, естественно, страшно изумился. Он сказал, что как раз в это время смотрел с семьей телевизор, в частности — “Поле чудес”. Вася на всякий случай уточнил его имя и фамилию, записал адрес, во всем с киллером согласился — и на прощание попросил газетку с телепрограммой. Ему было желательно установить время передачи.