По запаху его тела я догадывалась, что мысли мои недалеки от истины. От его кожи исходил резкий аромат адреналина, подстегивающий желание. Нет, я и так позволила ему смотреть на себя слишком долго, вела себя слишком неосторожно. Испытывая сожаление, я сжала кулак и оглядела его с ног до головы, оценивая, стараясь запомнить ощущение от прикосновения его губ к моей руке. Он нерешительно улыбнулся.
Хватит.
Сильным ударом в челюсть я сбила его с ног. Он упал на землю и больше не шевелился. Я наклонилась, подняла его рюкзак и перекинула через плечо.
Воздух был наполнен ароматом трав, древесных побегов и росы. От этого запаха в глубине моего существа пробудилось странное желание, напоминавшее о допущенном вероломстве. Наступили утренние сумерки, тени поползли вверх по горе, но я успевала отнести юношу к подножию до наступления утра.
Возле журчащего ручья, который был границей священного места, стоял одинокий, видавший виды пикап. Вдоль берега выстроились столбики с однотипными табличками, на которых было написано: «Частное владение. Вход воспрещен».
«Форд Рейнджер» не был заперт. Я рывком открыла ржавую дверь, которая чуть не оторвалась от проржавевшего кузова. Юноша был без сознания. Я посадила его на водительское место и прислонила к спинке кресла. Его голова мотнулась вперед, и я успела заметить черно-белую татуировку на его шее. Там, где кончались волосы, был выколот витиеватый темный крест.
«Мало того что он пересек границы частного владения, у него еще и модная татуировка на шее», — подумала я, довольная, что сумела найти хоть что-то, что мне в нем не нравилось. Я забросила рюкзак на пассажирское сиденье и захлопнула дверь с такой силой, что кузов зазвенел. Все еще содрогаясь от осознания совершенных проступков, я обернулась волчицей и бросилась в чащу. Запах юноши преследовал меня, сбивая с толку и лишая цели. Я втянула воздух и застыла в раболепной позе. Внезапно я учуяла запах другой волчицы, заставивший меня испытать облегчение.
«Я знаю, ты здесь», — зарычала я сердито.
«Ты в порядке?» — этот тревожный вопрос Брин заставил меня ощутить еще больший страх, растекающийся по моему телу. В следующее мгновение мы уже бежали с ней бок о бок.
«Я же велела тебе уходить», — сказала я, оскалившись, не в силах, впрочем, сдержать чувство облегчения, вызванное присутствием подруги.
«Я бы тебя никогда не оставила одну, — ответила Брин, которая легко подстроилась под выбранный мною темп бега. — Ты же знаешь, я тебя никогда не предам».
Я побежала быстрее, углубляясь в чащу леса. Потом, поняв, что от страха мне не убежать, я остановилась и обернулась человеком. Еще некоторое время я шла вперед, затем обняла ствол большого дерева, надеясь, что прикосновение жесткой коры, царапающей кожу, поможет отвлечься от панических мыслей, которые, словно мошки, роились в моей голове.
— Зачем ты спасла его? — спросила Брин. — Люди для нас ничего не значат.
Я продолжала стоять, обхватив руками дерево, но повернула голову так, чтобы видеть Брин. Она тоже приняла обличье человека и теперь стояла, уперев короткие мускулистые руки в бока. Глаза ее сузились в ожидании ответа.
Я поморгала, но прогнать ощущение жжения в глазах не удавалось. По щекам, вопреки моему нежеланию плакать, скатились две горячие слезы.
Брин широко открыла глаза от удивления, ведь я никогда не плакала. По крайней мере, при свидетелях.
Я отвернулась, но чувствовала, что она продолжает наблюдать за мной. Она не знала, как следует относиться к тому, что я сделала. Я не могла ей помочь, не знала, как ответить. Я и сама себе ничего не могла объяснить.
Глава 2
Когда я открыла дверь своего дома, я почувствовала, как одеревенело мое тело, и одновременно догадалась, что меня ждут гости. Пахло старым пергаментом и хорошим вином: запах Люмины Найтшейд был аристократическим и элегантным. Но ее охранники наполнили помещение невыносимой вонью кипящей смолы и паленого волоса.
— Калла! — проговорила Люмина медовым голосом.
Я внутренне сжалась, стараясь собраться с мыслями, и вошла в кухню. Рот я держала крепко закрытым, мне не хотелось, чтобы испарения, исходившие от стаи, попали внутрь меня, достаточно было запаха. Люмина сидела у стола, напротив вожака стаи, моего отца. Она превосходно умела держать себя: безупречная осанка, длинные каштановые волосы уложены в шиньон на шее. Она была одета в любимый безупречный костюм цвета слоновой кости и белую накрахмаленную блузку с высоким воротником. Два призрака стояли подле Люмины, каждый со своей стороны. Их полупрозрачные фигуры смутно вырисовывались рядом со стройными плечами женщины. Только их присутствие не позволило мне ощериться на охранников.
— Присаживайся, моя дорогая, — Люмина жестом указала на стул. Я подтащила стул как можно ближе к отцу и села ссутулившись. Не могу я расслабиться, когда призраки неподалеку.
Могла ли она так быстро узнать о моих нарушениях? Пришла ли она, чтобы назначить мне наказание?
— Осталось немногим больше месяца, — сказала Люмина сладким голосом. — Ты по-прежнему с нетерпением ждешь заключения союза?
Я облегченно выдохнула. Оказывается, я все это время сидела, не дыша.
— Конечно.
Люмина собрала пальцы в щепоть и поднесла к лицу.
— Неужели у тебя нет других слов, чтобы выразить радость по поводу столь блестящего будущего?
У отца вырвался короткий смешок.
— Госпожа, Калла не столь романтична, как ее мать.
Тон его оставался уверенным, но он как-то особенно внимательно смотрел на меня. Я провела языком по клыкам, которые стремительно заострялись.
— Понятно, — сказала Люмина, смерив меня взглядом.
Я сложила руки на груди.
— Стефан, тебе следовало бы поучить ее хорошим манерам. Я хочу, чтобы мои лучшие самки были воплощением дипломатичности. Наоми, например, прекрасно справляется со своей ролью.
Она продолжала пристально смотреть на меня, а я не могла показать ей зубы, хотя так хотелось. Дипломатичность, черт возьми. Я — Воин, а не твоя кукла-невеста.
— Я полагала, что твой кавалер тебе нравится, дорогая, — продолжала Люмина. — Ты красивая самка, а в стае Бэйнов еще не бывало самцов, равных Ренье. Даже Эмиль признает это. Ваш союз пойдет на пользу всем нам. Ты должна быть благодарна судьбе за такого кавалера.
Я щелкнула зубами и смело посмотрела Люмине прямо в глаза.
— Я уважаю Рена. Он отличный друг. Нам будет хорошо вместе.
Да уж… Друг, еще какой, подумала я. Рен всегда смотрит на меня так, словно я банка с печеньем, и он не имеет ничего против, если его застанут, когда он будет это печенье красть. А ведь расплачиваться за грешок не ему придется. Хотя я была помолвлена с ним давным-давно и должна была выйти за него замуж, я не думала, что наши отношения до свадьбы будут такими нелегкими. Рен не любил играть по правилам. А я старалась не дать слабину, несмотря на все его уговоры, это было бы слишком рискованно.
— Вам будет хорошо? — переспросила Люмина. — Но ты желаешь этого юношу? Эмиль будет вне себя, если узнает, что ты просто глумишься над его наследником.
Сказав это, она побарабанила пальцами по столу.
Я смотрела в пол, проклиная румянец, некстати проступивший на щеках. Какую роль могло иметь мое желание, если я ничего не могла изменить? В тот момент я ненавидела Люмину.
Отец откашлялся, прежде чем произнести слова в мою защиту.
— Госпожа, этот союз был уготован детям с момента их рождения. Обе стаи — и Найтшейдов, и Бэйнов — убеждены в правильности решения. Это касается и моей дочери.
— Я же сказала, все будет хорошо, — повторила я, уже почти рыча от раздражения.
Хранительница звонко рассмеялась, заставив меня оторвать глаза от пола и посмотреть на нее. Она видела, что ее расспросы задели меня, и смотрела на меня покровительственно. В ответ я уставилась на нее свирепо, не в силах сдерживать переполнявший меня гнев.
— Конечно, — Люмина перевела взгляд на отца. — Церемония должна состояться без промедлений. При любых обстоятельствах.
Она поднялась на ноги и протянула руку для поцелуя. Отец на мгновение коснулся губами ее бледных пальцев, затем она повернулась ко мне. Я неохотно взяла ее руку, обтянутую похожей на пергамент кожей, в свои руки и поцеловала, стараясь не думать о том, как мне хочется ее укусить.
— Все женщины, которые чего-то стоят, обладают дипломатичностью, моя дорогая.
Сказав это, Люмина провела пальцами по моей щеке, и я почувствовала силу, с которой она прижала кончики ногтей к моей коже. Еще чуть-чуть, и остались бы царапины. У меня даже в желудке нехорошо стало.
Ее каблуки, острые, как стилеты, выбивали короткое победное стаккато по плитам пола, когда она выходила из кухни. Призраки проплыли вслед за ней. Их молчание действовало на нервы сильнее, чем неприятный стук каблуков. Я подтянула колени к груди и положила на них голову. Пока за Люминой не закрылась дверь, я сидела, не дыша.
— Ты очень напряжена, — сказал отец. — Что-нибудь случилось во время дозора?
Я отрицательно покачала головой. — Ты знаешь, я ненавижу призраков.
— Все ненавидят призраков.
Я пожала плечами.
— Зачем она вообще приходила?
— Обсудить свадьбу.
— Не может быть, — нахмурилась я. — Просто чтобы поговорить о нас с Реном?
Отец устало закрыл глаза рукой.
— Калла, я бы не хотел, чтобы ты относилась к свадьбе, как к обручу, сквозь который тебе предстоит прыгнуть. На кону гораздо больше, чем «вы с Реном». С тех пор как сформировалась последняя новая стая, прошли десятилетия. Хранители сильно нервничают.
— Мне жаль их, — соврала я.
— Тебе не нужно их жалеть, лучше отнесись к свадьбе серьезно.
Я выпрямила спину.
— До Люмины сюда приходил Эмиль, — сказал отец, и на его лице проступила угрожающая гримаса.
— Как? — открыла я рот от удивления. — Зачем?
Я не могла представить, как два вожака, два конкурента, могут сидеть и поддерживать вежливую беседу.