Похоже, Сэм достиг своего предела, и через голову перепрыгнуть не сможет, потому что недостает сообразительности
Восемнадцатого апреля был самый обычный апрельский день: серь и сырь, мелкий дождик и тяжелое свинцовое небо. Гусак наконец-то выспался: то ли прокачка дала результат, то ли просто так совпало.
Было воскресенье, но мы все равно гоняли двусторонки, к тому же приехал тренер Никита, который занимался с вратарями по выходным.
В этот раз в команде противника были хитрый Ведьмак и предсказуемый Самат, а в моей — Рябов и Цыба, зато у нас защита была мощнее, да и меня никто не списывал со счетов. Игра ничем не удивила: Самат пер буром и получал за это по шапке. Димидко, красный от возмущения, бегал вдоль бровки и разорялся:
— Сэм, мать твою! Ну куда ты прешь! На тебе же двое висят и третий навстречу бежит! Ну, завалил ты Бороду — и пеналь вам! Ну что тебе мешало назад глянуть? Там Борис открыт! Ну?
— Неужели не понято? Элементарно же! Шея нормальным людям для того, чтобы по сторонам головой вертеть, — проговорил Круминьш с изрядной долей презрения, помогая подняться Бороде. — Егор, ты как?
Он встал на травмированную ногу, повращал коленом.
— Вроде нормально.
— Саныч, не ставьте Бекханова в двусторонки, он же покалечит нас! — скорее велел, чем попросил Круминьш. — Ну что это за игра?
— Зато он забивает лучше всех! — крикнул Колесо, стоящий у ворот противника. — Когда еще ему учиться, как не сейчас?
— А где нам игроков брать, если он кого затопчет накануне «Спартака»? — поддержал прибалта Микроб, которому от Сэма досталось в прошлый раз.
— Я не буду с ним играть, — проворчал Клыков.
В принципе, правы все: риск действительно был, получив мяч, Сэм забывал, что на поле — свои, но и успехи он делал, это было видно, хоть Саныч его постоянно и долбал.
— Бекханов остается на поле! — распорядился Димидко, и Сэм, который выглядел побитым псом, воспрянул.
— Спасибо, Сан Саныч! — Он приложил руку к груди. — Не подведу!
Клыков покрылся красными пятнами и аж затрясся, переглянулся с Круминьшем. Прибалт стоял рядом со мной, вид имел невозмутимый, но меня обожгло его желанием — больше всего на свете он хотел, чтобы тупое чернозадое быдло покинуло команду.
А вот это уже нехорошо. Сложно играть в команде с тем, кого ненавидишь.
— Сэм, поаккуратнее! — попросил Саныч. — Это ж свои. И смотри, кто открыт, не при буром.
Древний свистнул, знаменуя начало игры. Н-да, велеть Сэму не танковать — все равно что приказать торнадо остановиться или — стихнуть шторму. Он, конечно, старался, но и защитники старались. Против него выбежал Круминьш, и Бекханов его снес — Марк покатился по траве, подтянув колено к животу.
Сэм даже не заметил, ударил по моим воротам — я отбил мяч кулаками, ладони попросту отсушил бы. Нарушения не было, и Древний не остановил игру, это сделал Димидко.
Круминьш сел. Молча поднялся и похромал к скамейке. Потом, видимо, он пойдет в санчасть. Все смолкли, уставились на Сэма, он развел руками.
— Играем! — скомандовал Димидко, указал на Думченко, который оказался лишним в команде противника. — Можешь быть свободен. Доигрываем, и по домам, хватит на сегодня.
Свисток — игра началась. Ну как игра — катание мяча друг другу. Сэм боялся атаковать и старался отдать мяч, остальные просто убивали время.
Так прошло минут десять, я аж замерз. В итоге Саныч, злой, как дракон, дунул в свисток и крикнул:
— Что вы мне тут устроили? В раздевалку все, живо! Со «Спартаком» так поиграйте!
Клыков не выдержал, проворчал под нос:
— Хромые и побитые. Наиграем мы, да.
Саныч не услышал, в отличие от меня. Получается, что Сэма в двусторонки ставить опасно. Но как тогда парню прогрессировать? А нам без такого танка сложно придется.
О, как Димидко орал в раздевалке! Казалось, слюна до зеркала за моей спиной долетит. Глазами вращал, желваки катал. И неженки мы. И лодыри. И сволочи зажравшиеся! Вот лишимся квартир и работы — и что запоем? Как играть будем, если от своих шарахаемся, которые нас жалеют? От «Спартаковцев» так вообще рванем всей командой, только Сэм в поле и останется да Саня, то есть я.
Наоравшись, он зашагал к выходу, и в этот момент распахнулась дверь, и он едва не столкнулся с Круминьшем, бросил:
— Ты как? Играть сможешь.
— В строю, — обнадежил его Марк, открыл свой шкаф.
К нему подошел Сэм. Встал, переминаясь с ноги на ногу, ткнул в спину пальцем — Марк выпрямился, не поворачиваясь. И эта его неестественно-прямая спина сказала больше, чем слова. Но Сэм не понял.
— Марк. Ты это, прости братан, я ж не специально.
Круминьш медленно развернулся, вскинул голову, чтобы смотреть Сэму в глаза.
— Скажи, Сэм, ты ведь вдовец? Сколько баб похоронил? Закапываешь их вместе с кроватями?
Казах захлопал глазами, не понимая, куда он клонит. Марк продолжил:
— Представляю, какой тебе мамонт нужен, чтобы сдержать натиск и не сдохнуть по тобой.
Левашов закинул голову и расхохотался. Улыбнулся Цыба. Захихикал Гусак. Сэм сжал челюсти, раздул ноздри, схватил Круминьша за грудки и встряхнул.
— Сука, я ж извинился!
Круминьш был разъярен, хоть эмоций и не показывал, потому оттолкнул Сэма — затрещала футболка — и процедил:
— Я слегка вас переехал катком. У вас теперь нет ног. Мне очень жаль.
— Шешенс-с-с, — прошипел Сэм.
— А чего это вы злитесь? — продолжил иронизировать Круминьш. — Я же извинился.
Сэма, которого несколько дней долбал Саныч и клевали все кому не лень, захлестнуло единственное желание — размазать Марка по стене. Я вовремя уловил порыв, метнулся между ним и прибалтом, повалил нашего напа подсечкой, оседлал и взял на удушающий.
— Сэм, попустись!
Он и не думал, извивался подо мной, как крокодил на родео. Ну, если бы крокодилы участвовали в родео, выглядело бы это примерно так. Хотел убить Круминьша, меня, Санычу башку открутить.
— Тихо, Сэм! Ты ж не хочешь вылететь? — снова попытался его присмирить я.
Довод не помог, теперь Бекханов обратил свою ненависть на меня.
— Или сесть? — взывал к его благоразумию я. — Ша!
Ему удалось-таки перевернуться набок, и он попытался меня долбануть о скамью. Грохот стоял такой, что в раздевалку влетели и Димидко, и Древний, все столпились вокруг, но разнимать нас никто не лез. Я сжал рычаг на бычьей шее казаха, и он начал терять силы, но до последнего тянулся к моему лицу, рассчитывая выдрать глаза, и брыкался. Наконец затих и обмяк. Я откинулся на спину, хватая воздух.
Все молча смотрели на нас. Наконец Димидко проговорил:
— Это что еще за номер, Нерушимый, а?
В раздевалке было так тихо, что заметалось эхо его голоса.
— Он не виноват! — вступился за меня Микроб, вышел на шаг вперед.
— Бекханов хотел броситься на Марка, Саня его остановил, — поддержал его Клыков.
Димидко упер руки в боки.
— Вот так просто взял и бросился? А? — Он уставился на Круминьша. — На пустом месте? Знаю я твой язык!
— Вы меня еще и виноватым делаете? — удивился Круминьш.
Похоже, он искренне недоумевал, почему это глумиться над простоватым Сэмом всегда было можно, а теперь вдруг стало нельзя.
— Марк, ну, если по-чесноку, ты его достал, — встал на защиту Сэма Колесо. — Неужели не видно, что мы все на взводе? Чего язвить?
Круминьш изогнул рот в презрительной ухмылке.
— А ты на мое место на поле метишь, или просто у вас… этническая солидарность?
Вот теперь Колесо рванулся к прибалту.
— Ах ты сучоныш гнилой!
— Отставить! — рявкнул Димидко. — Круминьш, заткнуться! Еще слово — и пошел нахер из команды! Устроил мне тут!
— Я? — вскинул брови Марк.
И тут не выдержал всегда молчаливый Лабич, выпрямился и будто зачитал приговор:
— Ты. Ты унижаешь других.
Белорусы закивали.
— Когда это я?.. — повторно удивился Марк, но договорить ему не дал Думченко:
— Рот всем затыкаешь, как идиотам.
— Твои дебильные под**ки про картофан достали! — возмутился Бурак. — И достало, как ты глотаешь первую букву моей фамилии, чтобы получилось Дурак!
Димидко вздохнул. В этот момент зашевелился Сэм, открыл глаза, сел, потер горло и прохрипел, указав на прибалта пальцем:
— Мне нравится «Титан», братаны. Я понимаю, что потеряю. Но с ним играть не буду. Так что или он, или я.
Проходя мимо, Сэм легонько толкнул меня кулаком грудь:
— Спасибо, братан! Зла не держу.
Димидко открывал и закрывал рот, не зная, что предпринять. Я его понимал и сам не знал, как поступил бы на его месте. Сэм — невосполнимая потеря для команды. Но если тренер позволит себя шантажировать, невосполнимо потеряет лицо, его перестанут уважать, поймут, что он ведется на манипуляции, и могут сесть на шею.
— Сутки тебе на раздумья, — крикнул он в спину Сэму, но тот даже не обернулся, тогда Саныч добавил: — Двое суток! Остынешь, приходи.
Казах обернулся возле двери и проговорил без злости:
— Марк — гнилой человек, шешен-с-с. Я буду на него кидаться, да, и когда-нибудь убью. Так что нет.
Тихонько закрылась дверь, все посмотрели на Круминьша, который складывал вещи, как будто ничего не случилось и не он спровоцировал одного из лучших игроков.
Выгнать Круминьша, что было бы меньшей потерей, Димидко тоже не мог, потому что это Сэм буянил и чуть не покалечил прибалта, который просто ляпнул типа не подумав. Кулаки против слов — как-то все-таки перебор. Но что Круминьш давно и упорно нарывался и интеллектуально доминировал над всеми, кто был хоть капельку попроще или скромнее, поняли на и на своей шкуре прочувствовали все.
Не стебал прибалт только меня, Жеку с Игнатом, Микроба и Ведьмака. Причем последнего после того, как Ведьмак прижал его к стенке и пригрозил прибить.
— Круминьш, — проговорил Саныч, — из-за тебя мы потеряли сильнейшего игрока. Так что или ты извиняешься и возвращаешь его, или уходишь вместе с ним. Таковы мои условия. Точка.