Нерушимый — страница 7 из 43

Разве не этого хотелось каждому, кого печалил развал великой страны? Или в этой версии СССР все только с виду так хорошо?

Вспомнился капитанов смартфон неизвестной модели, логотип подсмотреть не удалось. На мой пораженный взгляд он с какой-то гордостью сказал: «Ирва-десятка!»

Конечно, во мне тут же разыгралось любопытство! Какие отличия этого мира от привычного? Где провели чемпионат мира по футболу в 2018-м? Написал ли Джордж Мартин «Песнь льда и пламени»? Какие тут звезды на эстраде? И вообще, какие отношения у этого СССР с так называемым цивилизованным миром?

Но естественное любопытство было тут же придавлено грузом насущных проблем и вопросов. Если сначала меня накрыла эйфория, то теперь я взглянул на ситуацию более трезво.

Без имени, без адреса, без денег, работы и без каких-либо документов! Без бумажки я какашка, звать меня никак и что мне делать дальше, я понятия не имел. Если мою личность не установят, то что тогда? Попасть в какой-нибудь ЛТП мне совершенно не улыбалось. ЛТП — это лечебно-трудовой профилакторий, куда в моем Союзе насильно отправляли алкашей и наркоманов.

Ну спасибо, богиня, удружила! Со злости я опять стукнул по решетке, и появившийся мент призвал меня к порядку. Алкаш всхрапнул и перевернулся на другой бок. Вот что неизменно в моей стране, так это колдыри. «Пьют и воруют» — вспомнил я крылатую фразу авторства Розенбаума, ошибочно приписываемую Карамзину. Очень хотелось верить, что второе изменилось в лучшую сторону.

Помаявшись, я вдруг почувствовал, что смертельно хочу спать. Сунул ладонь под щеку и сразу вырубился. Не каждый день доводится умирать и оказываться в параллельной реальности, да еще в таком неприглядном виде.

Проснулся я от того, что моего соседа по камере куда-то выводили, и недолго думая перелег на лавочку и сразу же вырубился, а проснулся от стрельбы.

Глава 3Кажется, вечер перестает быть томным

Выстрел повторился. Я слетел с лавки, дезориентированный, завертел головой.

Что? Где? Решетка? Я в тюрьме? Но за что, это ведь меня пытались убить!

Сориентировался, только когда в коридор спиной вперед вошел амбал в черной куртке до колен, с автоматом, в маске-балаклаве, сделанной из черной шапки. Следом вбежал верткий мужичок тоже в маске, со связкой ключей.

Что еще за маски-шоу? Вооруженное нападение на отделение милиции — это вам не шутки. Как им удалось? Их там целый взвод, что ли? Что им нужно?

— Назад! — рыкнул мне амбал, пока мелкий открывал камеру напротив.

Я сосредоточился на одном налетчике, на втором. Амбал жаждал крови, мелкий боялся и хотел побыстрее отсюда убраться и отпирал камеру напротив, постоянно оглядываясь. Ага, значит, не «что», а «кто». Клацнул замок, скрипнули петли и, разминая запястья, из камеры вышел высокий узколицый коротко стриженный парень со взглядом матерого хищника.

— Братаны, — проговорил я, не особо рассчитывая на успех, вцепился в решетку, — выпустите, а? А то ваще край.

Мелкий не глядя кинул мне связку ключей. Звеня, она проехала на середину камеры.

— Лови, терпила.

Я подождал, пока налетчики исчезнут, подобрал ключ и открыл замок.

«Сиди на жопе ровно, — велел инстинкт самосохранения. — Хоть в этой жизни не нарывайся». Но меньше всего я мечтал о еще одной тихой серой жизни. По совести так по совести. Пусть армия для меня ограничилась военными сборами, собирать-разбирать автомат я научился и, пока остальные будущие офицеры запаса хрены околачивали, я стрелял по мишеням. А теперь… нет, не товарищи в прежнем моем понимании из прошлой жизни, но все же товарищи — в опасности, и мой долг — помогать им.

Правда, пока не узнаю, что произошло, непонятно, что делать. Вдруг всех ментов перестреляли нафиг? Да нет, пара выстрелов — для перестрелки маловато. Бред какой-то.

Я беспрепятственно добрался до опустевшего пункта дежурного, больше похожего на современный ресепшен, заглянул за стойку и, не обнаружив труп, выдохнул с облегчением.

Действо разворачивалось на улице. Четыре милиционера столпились у распахнутой двери, капитан Тырин целился из пистолета. Дежурный Гаврилов положил руку на его плечо и прошептал:

— Не стреляй! Промахнешься — они ее убьют!

Видимо, случился захват заложника. Похоже, этот Советский Союз еще дальше от того, который я помнил, и еще меньше похож на исходник, чем я думал.

От грохота крови в висках я перестал слышать прочие звуки. На ватных ногах подошел к ментам, которые глянули на меня и отвернулись, даже не пытаясь прогнать или упрятать за решетку.

Перекрывая выезд хаммерогазелям, припарковались две черные машины неизвестных марок. Возле ближайшей стоял мужчина без маски, целящийся из пистолета в голову крупной женщины в милицейской форме. Руки женщина держала над головой. Сам злоумышленник был едва виден за затемненным стеклом распахнутой дверцы его авто. Причем он, как подсказала «Эмпатия», жаждал смерти этой женщины и намеревался ее прикончить при любом раскладе.

Сердце забилось часто-часто. Вот он, шанс отличиться и испытать второй особый талант!

Я на миг зажмурился и мысленно сформировал запрос:

Хочу быть лучшим в мире стрелком.

По позвоночнику будто бы заструился жидкий огонь, зрение стало четким, чувства успокоились.

Я сглотнул, шагнул к Гаврилову, который больше всего на свете в этот момент хотел того, чтобы все это закончилось, и он остался жив, но чтобы кто-то другой за него все решил.

Оценив ситуацию, я понял, что мне проще простого перестрелять преступников. Правда, в одиночку я не справлюсь, а как среагируют милиционеры на мою инициативу — богиня его знает.

Глаза боялись, а руки делали. Оттесняя Гаврилова, я сжал его запястье и уверенно проговорил:

— Давайте ваш пистолет, товарищ Гаврилов, я знаю, что делать.

Он попытался возразить, но прочел в моем взгляде уверенность и переложил ответственность, разжимая пальцы и отдавая мне табельное оружие, которое даже не поставил на предохранитель. Выговор тебе, дежурный! С занесением в протокол.

— Охренел? — покосившись, рявкнул капитан Тырин, держащий кого-то на прицеле.

— Работаем, товарищ капитан! — прорычал я и продолжил: — Вали амбала с автоматом, потом — мелкого. Я — террориста с заложником. Стреляем по моей команде. Ждем, когда освобожденный преступник сядет в машину.

— Ты чего раскомандовался, пацан? — зло прошипел Тырин.

Я поделился планом:

— Я стреляю. Террорист падает. Женщина прыгает вперед, и милицейская машина защищает ее от выстрелов.

— А если…

Я вскинул пистолет, прицелился в террориста, который, гад, полностью исчез за затемненным стеклом. А если оно пуленепробиваемое? К тому времени процессия — амбал, мелкий и длинный зэк — добралась до второго авто, длинный плюхнулся на заднее сиденье, любезно распахнутое мелким. Башка моей цели высунулась над стеклом, и я одновременно нажал спусковой крючок и крикнул:

— Огонь!

Ухнул мой выстрел, следом эхом отозвался выстрел Тырина. Террорист дернулся, заваливаясь, заложница перехватила его руку с пистолетом, и сведенный судорогой палец отправил вверх пулю, предназначавшуюся женщине. Потом заложница ударила захватчика локтем в висок и вместо того, чтобы спасаться, забрала пистолет, выстрелила пару раз в салон машины и прыгнула назад, прячась за милицейским фургоном.

Амбал, прикрывавший отход длинного, распластался, упав навзничь, а мелкого капитан Тырин лишь ранил, и он укатил на машине с длинным. Автомобиль, на котором приехал террорист, остался стоять — освобожденная заложница расстреляла пассажиров и водителя.

Менты засуетились, группа захвата, которая приняла меня, забегала вокруг хаммерогазелей со спущенными колесами. Я закрыл глаза и съехал спиной по стене. Получилось!

А еще я убил человека…

Звуки слились в монотонный гул. В себя меня привела звонкая пощечина.

— Пройдемте, гражданин Соврамши! — гаркнул мне в лицо капитан Тырин.

Я поднялся, вложил табельное оружие в руку Гаврилова.

— Спасибо, товарищ.

По спине ударила пятерня Тырина, он заглянул мне в лицо и рявкнул:

— Это самоуправство! А если бы палец дрогнул, мать твою, перемать, пацан, ты…

Поток его ругательств, вполне цензурный, но все же настолько хитро выстроенный, что матерное слово угадывалось в каждой проглоченной паузе, оборвался лишь тогда, когда мы зашли в его кабинет, и ответил я, уже усаживаясь в кресло.

— Выбора не было, товарищ капитан, — почти не соврал я. — Они собирались убить вашу сотрудницу.

Он бросил на меня хлесткий взгляд.

— Откуда знаешь?

А вот теперь пришлось врать:

— Слышал, когда они открывали того длинного.

— «Длинного», — передразнил Тырин. — Да ты знаешь, чей это сын? Впрочем, ты и о себе якобы ничего не знаешь… — буркнув это, он махнул рукой, пожевал губами, а потом ткнул в меня пальцем и тоном государственного обвинителя задал вопрос: — Но стреляешь белке в глаз и имеешь выправку офицера. Кто ты такой, гражданин Соврамши?

— Гражданин великой страны, — отчеканил я. — Помню, товарищ капитан, что мой святой долг и обязанность защищать Родину, ее граждан и помогать правосудию.

— Допустим, — хмыкнул он, включая компьютер.

И тут я вспомнил, что в коридоре камеры, которые должны были зафиксировать, что говорили налетчики! Видимо, это Тырин и собрался посмотреть…

И посмотрел. Звука, на мое счастье, в записи с внутренних камер наблюдения не оказалось.

Я выдохнул и откинулся на спинку стула, закрывая глаза. Сцепил в замок трясущиеся пальцы.

Без стука в кабинет ворвалась заложница, майор милиции, между прочим, и гаркнула:

— Тырин, твою мать, чего расселся? Скоро тут будут все, включая… — Она бросила на меня злобный взгляд, и Тырин объяснил:

— Спаситель ваш, товарищ майор. Это он решился на первый выстрел.

Женщина опешила, захлопала глазами, но быстро сориентировалась и проговорила: