Несчастный случай. Старые грехи — страница 2 из 4

1

Тамара зажмурилась. Ей вдруг показалось, что все это сон, один из тех кошмаров, которые преследовали ее несколько лет после гибели Макса — черная птица с раздвоенным языком гналась за ней из ночи в ночь по длинному тоннелю, загоняя все дальше и дальше в глубь пустоты. А что, если происходящее всего лишь продолжение того ужаса, когда пытаешься бежать, но не сдвигаешься с места, кричишь, но не можешь издать ни звука. А если резко открыть глаза? Проснуться? Кошмар исчезнет?

Жанна приближалась. Тамаре казалось, что она движется медленно и плавно, как при замедленной киносъемке. От этого становилось еще страшней. Нет, это был не сон. Чужое горячее дыхание ощущалось кожей рук, которыми она закрыла лицо. Первая шоковая реакция, вгоняющая в ступор, миновала.

Тамара попятилась к запертой двери и поняла, что нужно звать на помощь:

— Помогите! Воха! — Но из горла вырвались какие-то хриплые звуки, мало похожие на членораздельные слова. Но Жанна услышала в этом отчаянном хрипе имя погибшего мужа Тамары. И усмехнулась.

— Правильно! Зови-зови! Но мертвые нас не слышат!

Оказывается, Тамара звала на помощь именно Макса, а думала, что Воху.

Жанна не спешила. Она равнодушно наблюдала за хозяйкой, как за подопытным кроликом или эдаким забавным насекомым. Даже будучи босиком и с опухшими красными веками, с растрепанной прической после тяжелого и дождливого дня на кладбище, Тамара выглядела стильно. Синяя жилка проступила у нее на виске и билась в безумном ритме. Жанна разглядывала сестру Тимура впервые так близко: тонкое запястье с кожаным ремешком аккуратных дамских часиков, застывшее у горловины черного длинного платья, белая длинная шея над ними. Красавица. В окружении дорогих вещей эта женщина выглядела хозяйкой жизни, и за это Жанне все легче и легче было ее ненавидеть. Растягивая минуты, она смаковала это новое для себя чувство, чувство удовлетворяемой ярости. «Сейчас свершится месть. Эта гламурная дамочка, из-за которой погиб Тимур, ее Тимур, всю жизнь забирала себе все самое лучшее, в то время как ему доставались лишь крохи с барского стола». Жанна была уверена, что в квартире никого нет и Тамаре некуда от нее деться. Можно еще полюбоваться, как животный страх искажает это красивое лицо. Без пяти минут — мертвую маску.

Тома уперлась спиной о входную дверь. Попыталась ее открыть. Вспомнила, что минуту назад сама же ее заперла на ключ, а ключи положила на тумбочку. Потянулась за ними, но только столкнула связку, и та упала в щель между стеной, громко звякнув. Жанна рассмеялась. Суета жертвы придавала ей сил, добавляла куражу. Под ее глумливым взглядом Тамара схватила сумку, вытащила мобильник, дрожащими руками попыталась набрать номер, но дрожь подвела — Тома выронила и телефон. Не сводя глаз с крадущейся Жанны, она слегка присела и нащупала мобильник, однако поднять его так и не успела — Жанна, теперь уже открыто смеясь во весь голос над ее тщетными потугами, наступила на него ногой в тяжелом ботинке. Множество пряжек в виде маленьких черепов сверкнули в свете вспыхнувшего экрана. Тамара зазевалась на долю секунды, и Жанна резко оттолкнула ее от дверей. Тамара едва удержалась на ногах.

— Да что тебе надо?! На помощь! — Жанна перегородила путь к входной двери. — Ну что ты хочешь? Отстань от меня!

Тамара попыталась протиснуться на кухню. Но Жанна оказалась проворнее и еще раз оттолкнула ее. Та бросилась в комнату. Автоматически нащупала выключатель и включила свет. Она судорожно вертела головой, пытаясь найти выход из ситуации. Взгляд остановился на балконной двери. Дверь была приоткрыта. И в голове мелькнула неуместная мысль: «Виктор отругал бы ее за то, что не закрыла балкон», — но сейчас ее небрежность оказалась как нельзя кстати. Жанна наступала, и в руке ее был нож.

«Мой нож», — вяло отметила про себя Тамара. — Неужели это конец? Сдаться и не бороться. Встретиться с Максом и ребенком. Девочкой». Но инстинкт самосохранения взял верх. Сама не ведая, что творит, Тамара схватила с комода вазу и швырнула ее в Жанну. Та ловко увернулась, но это ее немного задержало.

Тамара рывком открыла дверь и выскочила на балкон:

— Помогите! Помогите!

Голос звучал пронзительно и жутко. Свет из комнаты освещал силуэт Тамары, стоящей на балконе. Сейчас она сама выглядела, как «дама в черном». Странная ирония доли.

2

«Не надо было выключать мотор» — мелькнула мысль. С первой попытки машина не завелась. Конечно же Воха не рассчитывал, что Тамара пригласит его подняться в квартиру. Он выскочил следом только для того, чтобы в ларьке на той стороне улицы купить сигареты. Включил аварийку, оставив машину прямо под запрещающим парковку знаком, не хватало еще на ППС-ников нарваться. Вроде бы и коллеги, но попадается в последнее время все больше принципиальный молодняк. «Теперь вот мучайся с этой развалиной». Воха открыл капот, просто так, для порядка, может, кто из любителей-самоделкиных подгребет, сам-то он мало что смыслил во всем этом переплетении труб, трубочек, шлангов и коробок. Почесал затылок, покрутил головой во все стороны — никого… Стемнело. С неба снова сыпалась ледяная крошка. Погода к урокам труда на пленэре не располагала аж никак. Воха сплюнул и захлопнул капот. «Ничего не поделаешь, все зависело от желания своенравного железного коня. Захочет — поедет, не захочет — даже Боб с его славой мастера на все руки окажется бессилен. Кури теперь, брат Воха, хоть до посинения! Дома блок лежит нераспечатанный, мог бы пятнадцать минут и потерпеть. — Воха ругал себя последними словами. — Как после всего, что произошло в машине, смогу подняться к Томе? Это будет верхом неприличия и бестактности. Будто бы хочу воспользоваться ее состоянием и… Наверное, Боб чувствовал все эти годы нечто подобное по отношению к ней! Тьфу, ты! Чертова философия! Ну, с Бобом все ясно. А я каким боком оказался вдруг в этом замешан? Сам кругом виноват. Вот возьму, блин, и брошу курить!» И вдруг над его головой раздался крик: «Помогите!» Воха с ужасом узнал голос, искаженный страхом, срывающийся на фальцет, но все равно такой знакомый! «Господи, Тома!» Он поднял голову, на балконе мелькали силуэты, шла борьба. Воха сощурился, пытаясь хоть что-то разглядеть в полумраке, и с ужасом понял: кто-то пытается перекинуть Тамару через поручни ее же балкона.

«Тома! Тамара!» — Воха бросился к подъезду, на ходу вытащил пистолет. О, сейчас он был бы благодарен своей капризной машине, если б напрочь о ней не забыл.

Дверь подъезда оказалась запертой на магнитный замок. Непослушные пальцы наугад набрали номер первой попавшейся квартиры. Три гудка вызова показались вечностью.

— Кто там? — раздался женский старческий голос.

— Полиция! Открывайте!

— Я не вызывала! — после паузы произнесла старушка.

— Так вызывайте! В квартире Воропай нападение! Открывайте же скорей!

Наконец дверь открылась, и Воха смерчем ворвался в подъезд. Он помчался к лифту, но лифт стоял где-то на верхнем этаже и, судя по звукам погрузки, не торопился ехать. Махнув рукой, Воха рванул по лестнице, прыгая сразу через две ступеньки. Боль в плече, едва утихшая после отпуска по ранению, резко вернулась и мешала дышать. Воха сцепил зубы и ускорил бег.

3

«А на вид — хрупкая», — Тамаре удалось вырваться из железной хватки Жанны. Она бросилась в прихожую, на ходу преграждая путь за собой креслом и столом. За дверью раздался крик Вохи:

— Тома! Я здесь, Тома!

Ручка двери бешено задергалась.

Жанна занесла нож, Тамара сорвала с вешалки пальто и швырнула ей в лицо. Это дало ей пару секунд форы, чтобы дернуть дверную ручку со своей стороны:

— Воха-а-а!

— Отойди от двери! — Воха крикнул что есть мочи и выстрелил в замок. Плечом вынес дверь и ворвался в прихожую. Боль его ослепила, и он скорее почувствовал, чем увидел, как Тамара бросилась к нему. Но он резко оттолкнул ее себе за спину:

— Назад! Падай!

Пока, утратив равновесие, Тамара сползала по стене, Жанна попятилась в комнату, прикрываясь Тамариным пальто, как щитом, и выключила свет. Хороший ход! Но… Воха среагировал мгновенно и выстрелил, не целясь. Доля секунды… И Жанна вскрикнула и упала.

Воха обернулся к Тамаре. Она лежала на полу, закрыв голову руками и часто-часто дышала, изо всех сил пытаясь не отключиться. Воха опустился перед ней на колени.

— Все! Все! Тома! Все.

Тамара подняла залитое слезами лицо и бросилась ему на шею. Плечо пульсировало нарастающей болью, но Воха нашел в себе силы помочь Тамаре сесть. Она судорожно цеплялась за рукава его куртки и повторяла, как заведенная: «Макс! Макс! Макс!»

Воха нежно погладил ее по голове и тихо прошептал, сглатывая навернувшиеся слезы:

— Я здесь, Тома! Я с тобой.

С улицы доносился вой полицейских сирен. Воха глянул в сторону окна.

Старушка, значит, вызвала! Молодец! Сознательная.

4

Боб заехал передним колесом на бровку. Днище жалобно проскрежетало о бетон, но он выключил зажигание и оставил все, как есть. У подъезда мигала «скорая», перегородив въезд паре полицейских машин. Опоздал. Теперь придется держаться в тени, чтобы не попасться на глаза бывшим коллегам. Воха вышел сразу же, наверное, все это время, после звонка, выглядывал его машину в окно. Он молча стал рядом, вполоборота, чтобы и Боба прикрыть, и не прекратить наблюдение за подъездом. Ведь сейчас он тут был главным действующим лицом.

Разгоняя сгрудившихся соседей, дюжие санитары вынесли тело Жанны из темного подъезда. Как и полагается, оно было накрыто видавшей виды простыней с черным штампом в углу. На последней ступеньке носилки подбросило. Из-под простыни нога в массивном черном ботинке соскользнула, и пряжки в виде черепов ярко сверкнули, отражая синий свет от мигалки. Воха достал пачку сигарет. «А еще бросать собрался, дурак! Не пойди тогда в ларек за сигаретами, даже страшно представить, что могло бы произойти». Сигарета сломалась, пока он доставал ее из пачки. Воха посмотрел на свои руки с удивлением. Вроде не дрожали. Достал новую и обнаружил, что теперь не может нажать на зажигалку. Да, руки не дрожали, они просто не слушались. Боль в плече парализовала, а шок — шок, по-видимому, замедлил все реакции. Воха растерянно улыбнулся. Боб поднял воротник куртки и шагнул вперед. Он достал из кармана именную «зиппо», которую носил с собой для тех нередких случаев, когда Калганов терял свою, и спокойно дал Вохе прикурить.

— Понимаешь, Боря? Я думал — промазал. Там же темно было. Оказывается, попал в плечо. Она стала падать — и виском о край стола. Я не хотел ее убивать. Только обезвредить. А вышло…

— Не рефлексируй, Воха. Что случилось — то случилось. Не ругай себя. Ты мог вообще не успеть. Представь, что было бы с Томой? Спасибо тебе.

— На здоровье. От Новака «спасибо» не дождешься. Как прилетел, сразу орать: почему отпустил одну?

— А ты?

— А что мне оставалось? Сказал, что не нанимался охранять его невесту. И что это он уехал по каким-то делам, оставив ее в трудную минуту.

— И сколько народу это слышало?

— Ну, много. Я ведь тоже не шептал. И наши слышали, и соседи.

Боб покачал головой и протянул руку, ладонью кверху:

— Вэлкам ту зе клаб! Теперь Новак тебя тоже ненавидит.

— Он и раньше-то не очень любил. — Воха хлопнул Боба по ладони и вскрикнул от боли. Тот сделал вид, будто не услышал, но мысленно перебрал аптечку в машине. У него точно где-то там завалялся пакетик обезболивающего. Что-то долго Калганов восстанавливается на этот раз.

— Кстати, где они сейчас? — Боб повернулся в сторону своей машины.

— Новак повез ее в больницу. Родителей я уже туда направил. А вот тебе туда нельзя! — Воха взял Боба за рукав, решив, что тот намеревается сорваться следом.

— Да, знаю. Новак обещает проблемы тебе, если я буду напоминать о себе Томе. Этого я допустить не могу. — Боб попытался пошутить. — Ведь мне нужны свои люди в полиции. Как партнеру по чайным церемониям Вальтера.

Шутка не помогла, Воха поперхнулся сигаретным дымом:

— Чего, чего?

По лицу Боба скользнул свет от фар. К дому подъехала еще одна машина, в которой Боб узнал личный автомобиль Хорунжего. Петрович вышел из машины, одетый в штатское, почесал щетину и осмотрелся. По-видимому, он искал в толпе Воху. И по всему было видно, что выдернули его прямо из дому и он от этого был, мягко говоря, не в восторге. «Опять капитан Калганов оказался в центре событий. Только вчера дело Балабана от него забрали, как сегодня — стрельба в квартире Воропай. Лимонадный Джо, хренов!»

Боб отвернулся. Воха все еще смотрел на него во все глаза, переваривая новости о Новаке. «Он просто не мог поверить, что Виктор опустился до примитивного шантажа и что он, Воха, вдруг оказался разменной монетой! В том, что Новак сможет сделать так, чтобы его поперли со службы, он не сомневался. Там уже уровень не Заплавы с его тупой слежкой, а покруче. Новак на последнем Венском балу был сфотографирован рядом с их министром и пресс-секретарем президента. Одно вовремя ввернутое словцо между парой глотков шампанского, и даже Петрович не отмажет. Да, уж! Мало сегодня было потрясений, так на тебе еще одно! Вот она, карма в действии!»

— Начальство прибыло. Иди, работай, Воха! — Боб кивнул в сторону машины. — А я поехал. Не хочу Петровичу глаза мозолить.

Воха приобнял Боба на прощание, вместо того чтобы, как обычно, стукнуться кулаками, и тот понял, насколько его другу было сейчас тяжело. Боб сунул в карман Вохиной куртки свою «зиппо». Это меньшее, что он мог сейчас для него сделать. Кроме того, конечно, чтобы оставить Тамару, навсегда уступив ее Виктору Новаку, человеку, действующему, как вирус, который выжигает с холодным расчетом все, что может оказаться ему неподвластно. А разве Боб еще не уступил?

5

Белое пятно перед глазами стало расти, расти и вдруг вспыхнуло ярким желтым светом. Новак в медицинском халате отодвинул руку, и показалась напольная лампа под абажуром из прессованной бумаги. Тамара моргнула. Она медленно приходила в себя. Где это она? Ага, знакомая лепнина на потолке, окно, тумбочка, цветы в вазе. В этой же палате когда-то на заре их отношений лежал сам Виктор. Странно, что они теперь поменялись местами. Виктор следил за сменой выражения лица Тамары: пришла в себя, осмотрелась и вспомнила — взгляд стал более осмысленным и оттого мрачным. Нож над ее лицом. Улыбка психопатки. Похороны Тимура. Цепочка событий несомненно привела бы ее к остальным трагичным событиям последних лет, если бы Виктор вовремя к ней не наклонился:

— Все прошло. Все уже хорошо. Давление подскочило — сильный стресс, это понятно. Тебя укололи, переночуешь здесь.

Его теплые губы коснулись ее лба. Тамара подняла руку, провела по лицу Виктора, по его щекам, приоткрытым губам и удивилась, кожа была гладкой и нежной. «Неужели он нашел время побриться? Сменить рубашку? Когда? Сколько времени прошло?» Она привстала на подушке и глянула в окно. За шторами просматривался город, утопавший в мартовской ночи, светлой из-за горящих вдоль сквера фонарей.

— Мои сейчас где? — голос прозвучал тихо. Она все еще пребывала в пограничном состоянии после принудительного медикаментозного сна. Новак перехватил ее руку и мягко поцеловал.

— Я их успокоил и отправил обратно в гостиницу. Предлагал поехать ко мне домой — они отказались.

Тамара кивнула. Значит, прошло всего несколько часов.

— А разве они тебе не сказали?

— О чем?

— Мама с папой переедут из гостиницы ко мне. Я не просила. Папа так решил. Там замок надо менять, а он это умеет и любит.

Новак поднялся со стула и подошел к окну. Его задело недоверие родителей Тамары, могли бы и сказать. Что в этом такого? Постеснялись из-за того, что он оплатил отель, а они, получается, впустую потратили его деньги? Глупости! К тому же он все равно бы это скоро узнал. Собственно, так и вышло. Переложили ответственность на Тому, выходит? Ладно, тогда и он позволит себе задать кое-какие вопросы:

— Кстати, полиция нашла ключи. Эта дама отперла ими дверь. Где взяла?

— У Тимура, конечно. Прости, не удержалась — дала ему комплект после того, как сменили замок. Не спрашивай, зачем и почему.

Новак присел на край кровати. Ему были не знакомы подобные чувства. Узы кровного родства он находил выдумкой беллетристов, но за это время успел заметить: хотя Тамара и считала брата паршивой овцой, стеснялась его, избегала контактов, но при этом все-таки любила и жалела, раз от разу меняя свои решения в его пользу. Можно ли было ее за это винить? Можно и нужно!

— Жалость и привязанность чуть не погубили тебя.

— Знаешь, Вик, родители хотят еще немного побыть со мной, пока все не утрясется.

— Ты хотела сказать — с нами? — Новак удивленно поднял брови. Ведь уже более месяца они жили вместе с Томой в его загородном доме, считая официальную помолвку достаточным для этого поводом.

— Извини, Вик, именно со мной. Столько всего случилось, мы выбиты из колеи. Понимаешь? — Тамара выдавила из себя что-то наподобие улыбки.

Новак отвернулся к окну:

— Получается, я лишний?

— Нет, конечно. Я это делаю ради них. Маме будет легче перенести горе, выхаживая меня. Прости, пожалуйста.

Но Новак не услышал в ее голосе и доли раскаяния. Поэтому ответил не сразу:

— Я тебя понимаю. Но звонить буду регулярно. И приезжать каждый вечер, пока ты не отпустишь то, что случилось.

— Читаешь мысли. Сама хотела тебя об этом просить. — Тамара вздохнула с облегчением.

— Да, и в офисе справятся без тебя. Главное сейчас — твое состояние.

Постучав в дверь, вошла медсестра. В руках никелированный подносик со шприцем и ампулой. Она готова была делать следующий укол. Но Новак поманил девушку к себе, шепнул что-то на ухо, и медсестра поспешно вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Виктор повернул замок на ручке. Раздался короткий щелчок.

Тамара не нашла в себе сил удивиться, даже когда Виктор плотно задернул шторы на окнах. Лишь когда он снял с себя халат, а следом и рубашку, она сфокусировала свое внимание на нем. В глазах Новака полыхал огонь затаенной страсти. Черты лица заострились. Он не был намерен отпускать свою женщину. И дело было совсем не в том, что она хотела недельку пожить с родителями у себя, а в том, что она стремительно от него отдалялась. В трудную минуту рядом с ней оказался Калганов, как и тогда, когда погиб ее муж. И его власть, распространяемая на весь ее внутренний мир, ослабла. Поэтому нужно было немедленно вернуть ее силой. Решение было спонтанным, интуитивным — воспользоваться древним вековым правом, потому что он мужчина и он сильнее.

Тамара испугалась. Таким она своего будущего мужа еще не знала. По мере того как Виктор медленно приближался к кровати, она чувствовала нарастающее смятение. Что это на него нашло? Она ведь только пришла в себя после нападения, и разве не он сам только что говорил, что ей нужен покой? Зачем он это делает? Но в глубине души она знала ответ! Роль жертвы, которую судьба временами принуждала ее играть, вдруг начала доставлять ей странное удовольствие. Разве она не игрушка в руках злого рока? Так пусть у этого рока хотя бы будет лицо красивого мужчины.

Виктор подошел совсем близко. Аромат его одеколона, подогретый выбросом феромонов, заполнил все пространство. Он положил ладонь ей на лицо и поиграл пальцами, словно исполнил фортепианную гамму. Слегка надавил на веки. Одновременно с этим другой ладонью сжал запястье ее руки, не позволяя увернуться. Тамара зажмурилась. Как он там про нее говорил? Красивый человеческий зверь? Нет. Сейчас звериная природа взяла верх именно над ним. Тамара замерла. С одной стороны, ей хотелось оттолкнуть это тело от себя, заползти на край кровати, закрыться скомканным одеялом, даже закричать, а с другой… ее собственное тело предательски потянулось навстречу, и странный звук, похожий на стон, слетел с приоткрытых губ. В считаные секунды она поняла, что сейчас или никогда ей непременно нужно побороть в себе эту рабскую природу и жизнь сама подсказывала ей верный ход. Как и каждой женщине на этой земле до нее, да и после нее.

— Ну, давай же! — Тома с силой высвободила руку и схватила Виктора за шею. Ногти впились в шею, и он инстинктивно дернулся. — Иди ко мне!

Тамара перехватила инициативу, это было против его правил. Но азарт борьбы уже захлестнул его полностью, и он не смог остановиться. Тамара рванула его на себя, ухватив за волосы на затылке. Если бы он видел сейчас ее лицо, то немало удивился: она едва заметно улыбалась. Да, Тамара знала: единственная возможность не стать добычей хищника — это обездвижить его, взять верх. Быстрый оргазм — и на долю секунды личность мужчины умрет. А значит, он получит свободу. От страхов, обид, сомнений, инстинктов, прошлого и будущего, от нее и от себя самого. За этим чувством восторга раз за разом мужчина, наматывая круги, возвращается к очагу с добычей в зубах и кладет ее к ногам любимой женщины.

— Иди ко мне, Вик!

Тамара опрокинула его на кровать и села сверху. Теперь ее ладонь лежала у него на лице, мешая дышать в полную силу. Запах ее вспотевшего дрожащего тела просачивался сквозь растопыренные пальцы, одурманивал и подавал сигналы, понятные только его телу.

— Ты моя! — Виктор мычал слова, но Тамара его не слышала. Она смотрела вверх и двигалась резко и быстро, сжимая внутренние мышцы изо всех сил. — Ты только моя! — Виктор схватил зубами ее ладонь и сдался. Он позволил себя унести волне нахлынувшего наслаждения. Он позволил себе потерять образ женщины, его вызвавшей, потерять чувство времени и исчезнуть в полном безграничном мраке.

Тамара смотрела на него сверху вниз: его глаза были закрыты и ноздри все еще трепетали под тяжелым прерывистым дыханием. Он выглядел беззащитным и опустошенным. «Где ты сейчас, Вик? Где пребывает твоя душа?» Впрочем, сейчас гораздо больше Тамару занимало ее собственное состояние — ей хотелось продолжить борьбу. Хотелось движения. Но она выбрала контроль. И вот вместо конвульсий удовлетворенной плоти Тамара испытывала уверенность в силе своего духа. Второй раз за последние сутки она победила. Больше она никогда не позволит себе получать удовольствие от состояния жертвы.

— Я люблю тебя! — Виктор крепко обнял ее, прижимая к себе.

— Я знаю, Вик! Я тоже тебя люблю! — Тамара откинулась на подушку, шутливо толкнув Виктора бедром. «Хорошо, что завтра можно будет поспать подольше. А завтра, судя по табло часов на стене, уже наступило».

6

Ну не умел он снимать стресс по-другому. И так почти месяц без алкоголя. В результате стабильно свежая голова по утрам и вера в лучшее, что присуще, если не целому человечеству, то по крайней мере тому одному человеку, который смотрел на него из зеркала. Казалось бы, чего тебе еще нужно, милсдарь, чтобы отказаться от привычки, давно превратившейся в тяжкую повинность? Да ничего особенного. Только жесткий запрет врачей. Но даже этот запрет он умудрился вчера нарушить. Или это уже было сегодня? Три ночи? Или три утра? Да и кто бы на его месте не нарушил? Утром того злополучного дня он похоронил молодого мужчину, а вечером убил молодую женщину. Боб сделал акцент на другом, что Калганов спас молодую женщину, Тамару, и это, конечно, было главным. Но Жанна, даже если удар в висок стал основной причиной смерти, упала на тот угол именно из-за его пули. Это он стрелял в нее и, конечно же, попал. Едва прикрыв ночью глаза после второго стакана виски, Воха вскочил под въедливый писк будильника, как и лег в кровать, одетый. Пора было на работу.

Теперь Воха склонился над плечом Захаревича и громко дышал ему на ухо перегаром, пока тот от него не отмахнулся, как от назойливой мухи, и при этом случайно задел по носу.

— Поаккуратней, Захар! — Воха потер кончик носа.

— У тебя, Калганов, есть две вредные привычки! Одна из них — нависать над душой. Про вторую ты и сам знаешь! Ну что ты сопишь? Быстрее все равно не будет. Смотри!

Захаревич повел мышкой, и на экране монитора появилась фотография Жанны:

— Черная Жанна Юрьевна. Фамилия прямо в масть, старичок.

— Чем знаменита? — Воха отодвинулся и сел на стул рядом. Старался дышать в сторону.

Захаревич одобрительно похлопал его по плечу.

— Квартирные кражи, торговля по мелочам. Работала с мелкими барыгами. Судима. Вышла год назад по амнистии.

— И где-то пересеклась с нашим Тимуром. Как в той песне: «Вот и встретились два одиночества…»

Захаревич достал из коробки с вещдоками комплект ключей в полиэтиленовом пакетике.

— Ключики у нее имелись. От квартиры Тамары Воропай. Выходит, они были знакомы?

— Окстись, Захар! — Воха оскорбился за подругу, хотя тут же решил, что теоретически Тамара, как адвокат, могла иметь подобные контакты, но вслух продолжил: — Ключи были у Тимура, но при нем их не нашли. Значит, Жанна забрала.

— Или Тимур ей их сам отдал. Для чего-то. — Захаревич бросил ключи обратно в коробку.

— В любом случае нам ясно, как эта Жанна попала в квартиру. Осталось понять, для чего она туда попала. — Воха поднялся со стула и приблизился к эксперту. Тот поднял руку.

— Соблюдай дистанцию, Вова!

С тех пор как Захаревич бросил пить, позволяя себе лишь стаканчик красного сухого раз в год на именины мамы, он остро реагировал на следы возлияний у сотрудников. Калганов злоупотреблял его терпением, проявляя неуважение к новому амплуа. Мог при нем и пивко откупорить. «Хотя чего взять с Вохи? Нюансы человеческих взаимоотношений ему априори не доступны, зато и на прямоту он никогда не обижается. Воха! Воха! Парень без подвоха!»

— А вот что эта ваша «пиковая дама» делала в квартире Тамары — это уже не ко мне. — Захаревич взглянул на приятеля из-под кустистых бровей.

— Ясно дело. Посмотрим, что нароет наш новенький. Дело-то он ведет, прикинь?

— Знаю. Пускай молодой побегает. А ты потихоньку помоги.

— Я отстранен. — Воха тяжело вздохнул.

— Тоже знаю. Только когда это тебе мешало? — Захаревич издал короткий смешок.

Воха кивнул. Конечно же, он Кошеля не оставит. Даже не из-за сантиментов по собственному прошлому, а потому что, как давеча заметил Петрович, дело вышло уж больно личное. Настолько личное, что впору увольняться. Только не выживет он без службы. Да и Боб, что бы он там ни плел про Вальтера, нуждался в своих «глазах и ушах» в органах, пока не пойман этот выродок Портной. Хватит рефлексий. Воха нащупал в кармане «зиппо» и ощутил приступ тошноты. Курить он сейчас не мог. «Эх, придется справляться своими силами. Ну, или наклеить никотиновый пластырь».

— Ты все еще здесь, Калганов?

— Меня уже нет, Захар!

7

Молодая мамаша катила коляску, из которой выглядывал розовощекий малыш, закутанный по самый нос в меховую накидку. «Мне бы такую», — подумал продрогший в легкой куртке Кошель, купившийся на обещанное прогнозом тепло.

— Вы не подскажете, где я могу найти дворника этого дома?

— Слышите, снег сгребают? Идите на звук.

Преисполненный служебного рвения Кошель установил место, где в последнее время обреталась Жанна, и сейчас разыскивал дворничиху этого дома Галину.

Последовав толковому совету, он завернул за угол и увидел худощавую женщину не первой молодости, в оранжевой жилетке дорожных рабочих и мохеровой шапке. Она сгребала грязную жижу широкой лопатой и не таясь материла собачников, чьи питомцы оставляли свои «визитные карточки» прямо на тротуарах и дорожках.

— Ничего я говорить не буду. Боюсь! — Она сразу же осадила Кошеля, узнав в нем полицейского.

— Кого? Жанна Черная мертва.

Дворничиха не удивилась известию о смерти соседки. То ли уже знала, то ли ей было все равно.

— Прокурора боюсь.

— Какого прокурора?

— Любого. У меня условно-досрочное, — дворничиха поправила съехавшую на глаза шапку.

— Не вижу связи.

— Связь самая прямая. Узнают, что Жанка у меня в каморке краденое держала или даже наркоту — все! К прокурору. И сливай воду. Как минимум, сто девяносто восьмая — незаконное хранение полученного преступным путем. До трех лет. Не хочу! — Галина взялась за лопату и снова стала соскабливать с тротуара грязь.

— Ну что ж. Значит, наш разговор не имеет смысла, Галя. Вас ведь Галиной зовут? Схожу за участковым, потом за ордером. Оформим все официально. Оно тебе надо? — Кошель достал из сумки папку, ручку.

Галина замахала руками.

— Не стоило, конечно, с Жанкой связываться. Но другого выхода не было.

— Почему?

— Я слабая. Она — сильная. В колонии слабые не выживают. Держалась ее. Вышла раньше. А когда Жанку отпустили — она сюда явилась, со своим хахалем.

Кошель достал из папки фотографию Тимура.

— Этот?

— Он. Тимуркой звать. Натерпелась я с ними страху.

— Что страшного было?

— Жанка в колонии дурью баловалась. Так жить легче. Потом вроде за ум взялась. Но как воли вдохнула — снова за свое. А этот ее Тимур другого способа не нашел, как привязать Жанку к кровати.

— Зачем?

— Чтоб ломка прошла. Если перемучаются сутки-двое — дальше легче. Соскакивают люди. А Тимур ей еще и рот кляпом забил, чтобы крику не слыхали. Носом, говорит, дыши.

Кошель помолчал, осмысливая информацию. Сколько же граней у этого многоугольника, именуемого жизнью, — и прекрасных, как его любовь к Маше, и мерзких, как история Жанны и Тимура.

— И как? Помогло?

— Отпустило. Но смотреть на это было жутко.

— После этого вы видели Жанну или Тимура?

— Ой, нет! Слава богу! Где они потом зависали, понятия не имею.

8

С тех пор как он стал кормить рыбок строго по часам и малыми дозами, потери личного состава прекратились. Хорунжий выловил сачком побуревший на концах стебель щитолистника и выбросил в урну под тумбой с аквариумом. Рыбки сгрудились на поверхности, ожидая корма. Но Петрович собирался покормить их только вечером.

Раздался стук в дверь, робкий и неуверенный. «Точно, Кошель». — Петрович по стуку в дверь безошибочно определял своих парней: уверенный и задорный — Воха, безликая азбука Морзе: два тире — две точки, кажется, «Л» — Носов; а этот застенчивый мог принадлежать только новичку старлею.

— Входи уже! Чего тормозишь?

Кошель вошел, и по его виду Хорунжий понял — тот явился не с пустыми руками.

— Ну, докладывай!

— Товарищ полковник. Я узнал, почему Тимур был привязан к кровати.

— Ну? Да ты садись, садись, Кошель.

Кошель посмотрел себе под ноги — ему почему-то захотелось их вытереть, но половичка он не увидел. Отодвинув стул, присел на краешек полубоком.

Хорунжий положил сачок на полку, вытер руки вафельной салфеткой и прошел на свое место.

— Садись нормально! Не на сватанье. Давай дальше. Слушаю.

— Жанна применила к Тимуру тот же метод, что и он к ней. Привязала к кровати.

— Зачем?

— Тимур — в бегах. Но с ломкой не побегаешь. Решила вот так избавить милого от зависимости, как он ее летом. Не рассчитала — у него сдало сердце. Испугалась, убежала.

Хорунжий внимательно посмотрел на Кошеля. Сейчас он напомнил ему молодого Макса Воропая. Шустрый. Петрович провел ладонью по лбу, стирая тяжелые воспоминания.

— Допустим. Это укладывается в выводы экспертов. Несчастный случай. Даже на неумышленное убийство не тянет. Но вот за каким чертом эта дама к Тамаре Воропай заявилась? Как думаешь?

— Думаю, все очень просто. У Жанны были ключи от квартиры, в которой наверняка хранились деньги и драгоценности. Мы не знаем, когда она пришла туда. Может быть, за полчаса до Тамары, а может, и за пару минут. Хозяйка застала ее на месте преступления. Реакция Жанны-уголовницы логична в той ситуации. А ее смерть — тоже несчастный случай.

Кошель поймал одобрительный взгляд шефа и почувствовал себя почти счастливым.

— Не многовато несчастных случаев на один квадратный метр? — сказал Хорунжий тихо себе под нос. Старлей его не расслышал.

9

Здание мало походило на казенное учреждение. Да и месторасположение было козырное, почти у самой реки. Много деревьев, мало машин, тихо, как в санатории. Боб был здесь впервые. Но Воха описал все точно, подробно. Поэтому кроме фактов, что в этой клинике лечился Тимур Балабан и чудом из нее сбежал, Боб знал и цвет стен основного здания, и планировку парковки, и даже местонахождение ближайшего ларька. Так, на всякий случай.

Боб вошел в уютный просторный холл. У стойки дежурного администратора он огляделся.

— Я хотел бы навестить вашу пациентку Якименко Татьяну Ивановну. Позовите, пожалуйста, дежурного врача.

Администратор — полная крашеная блондинка за сорок — критически оглядела Боба с ног до головы и пожала пышными плечами.

— Посещение Якименко не входит в компетенцию дежурного врача.

— Тогда пригласите заведующего.

— У нас нет такой должности в штатном расписании.

— А какая есть?

— Управляющий. Он же член попечительского совета. Он же главный врач.

— Вот и организуйте мне встречу с одним из них.

— Не поняла.

— Мне все равно, как он называется. Я должен с ним встретиться.

— Присядьте на минутку. Я узнаю, сможет ли доктор Сушко вас принять. Как вас представить?

В этот момент в холл стремительной походкой вышел сам главврач Сушко. Он был в пальто с щегольским шарфом на шее и, судя по целеустремленной походке и беглому взгляду, скользнувшему по циферблату часов на стене, собирался уезжать.

— Людмила Сергеевна! Я — в институт. Буду к обеду.

Администратор попыталась ему указать на Боба, но тот сам перегородил доктору дорогу.

— Простите, вы — главврач?

— Да. Он самый.

— И член попечительского совета?

— Тоже правильно.

— А глава попечительского совета вашей клиники Виктор Новак?

Доктор насторожился и окинул Боба подозрительным взглядом.

— А кто вы, собственно, такой и почему вас интересует эта информация. Кстати, совершенно не секретная. Она есть на нашем стенде и на нашем сайте.

Сушко указал на стенд с информацией о клинике. Среди фотографий выделялись большие портреты Новака и самого доктора.

Боб протянул руку:

— Борис Шульга — частный консультант.

Сушко на мгновение задумался, что бы это значило и могло ли грозить ему неприятностями, но не стал уточнять, а ответил на рукопожатие.

— По какому поводу?

— Я приехал повидать Якименко Татьяну Ивановну. Она ведь лечится в этой клинике, верно?

Доктор еще раз оглядел Боба с головы до ног, помолчал и нехотя продолжил:

— Мы не раскрываем информации о наших пациентах. Это врачебная тайна и кодекс клиники.

— Только что передо мной посетителя проводили к пациенту. И не одного. Сегодня же у вас день посещений? Что, Якименко — особый пациент?

— У нас каждый пациент — особый. Вы родственник Татьяны Ивановны?

— Нет.

Доктор развел руками.

— Посещения разрешены только родственникам. Вы потрудились узнать о клинике так много, а этот пункт пропустили. Странно.

— Это могла бы мне сообщить и администратор, но она отказалась позвать дежурного врача. Сказала, что этот вопрос решаете вы. Значит, речь идет об особой пациентке.

— Повторяю: есть четкие правила. До свидания.

Доктор махнул рукой администратору и вышел из клиники.

Боб помедлил, посмотрел на Людмилу Сергеевну и тоже махнул рукой, повторяя жест доктора. Администраторша развела руками.

Боб направился за Сушко, чтобы убедиться, что едва тот сел в машину, как сразу же достал мобильник.

«Сработало!» — подумал Боб и поправил на переносице очки. Ему даже не надо было слышать слов, он и так знал почти наверняка, с кем, а главное, о ком говорит сейчас доктор.

Сушко не торопился выруливать. Пару раз он глянул в зеркало заднего вида, переложил трубку из правой руки в левую.

— Да, Виктор Захарович! Кое-что случилось. Нашей с вами подопечной интересовался посторонний. Назвался Борисом Шульгой.

10

У входа в скверик, где Боб обычно выгуливал собаку, сейчас был припаркован его автомобиль, собранный из различных запчастей прежних его машин. Знатоки из мужского контингента оглядывались, проходя мимо. «Небось, еще и на газу?» Проехать мимо при всем желании было не реально. Воха припарковался рядом с «эксклюзивом» и огляделся по сторонам: не пасет ли его человек Заплавы? Но никого похожего на серый мундир в радиусе километра не наблюдалось. С облегчением выдохнув, Воха пошел в глубь сквера по знакомой дорожке, шурша мокрым гравием. Плечо ныло на погоду. Голова болела после похмелья. Из всех денег, оставленных на жизнь, — последние двести гривен в кармане джинсов, треснувших по шву между задними карманами. «Хорошо, хоть под курткой не видно». — На всякий случай Воха оттянул ее книзу и увидел Боба. Шульга стоял у мобильной кофейни, похожей на гигантскую розовую улитку, наползающую двумя колесами на тротуар, и, задрав голову кверху, разглядывал низкое серое небо. В руках, как ни странно, он держал бумажный стаканчик с кофе, от которого шел пар. Воха проследил за взглядом друга, но никаких тарелок или «мессершмитов» в небе не заметил. «Медитирует, что ли?» Но вслух спросил совсем о другом:

— Как докатился до жизни такой? — Боб молча переложил стаканчик из правой руки в левую и протянул пятерню. Воха не унимался: — Блю Маунтан ему подавайте! А сам пьешь подобное пойло.

Боб только пожал плечами:

— Я не пью, а греюсь. Сколько можно ждать? Договорились же!

— Претензии не принимаются в силу объективных обстоятельств.

— И как ее зовут?

— Пробка, брат! Ты по телефону сказал, что назвался этому Сушко. А чего не шифровался?

— Пусть знает, что я интересуюсь его прошлым.

Воха пожал плечами.

— Дай-ка хлебну?

Кофе был невкусный и отдавал смолой, но зато оставался все еще горячим, а два стикера сахара делали его вполне удобоваримым. Воха наклонился к окошку «улитки» и заказал себе такой же американо с двойным сахаром. Боб отошел от кофейни, освобождая ему место, и снова принялся разглядывать тучи.

— И что тебе дает открытое забрало? — Воха засунул сдачу в карман и обжегся первым же глотком. Боб ответил не глядя:

— Что дает? Надеюсь, Новак начнет нервничать. Потребует объяснений. И я тогда, в свою очередь, потребую нажать на рычаги.

— Не понял. Какие рычаги? — Воха поднял указательный палец. — И что ты там все разглядываешь?

— Те самые, на которые грозился надавить, чтобы спустить на тормозах твое дело. В сети сказали, началась миграция грачей, а я ни одного не вижу.

Воха сощурил глаза и тоже не увидел ни одной птицы.

— Заплаве нечего мне предъявить. Я пропетляю и вывернусь. Новак тебя на понт берет, чтобы от Томки отодвинуть.

— Ну, как знаешь. Я помочь хотел.

— Спасибо, конечно, но я уже большой мальчик, разберусь. Скажи лучше, эта Татьяна Ивановна — его мать? Она же Якименко, а он Новак?

Боб допил свой кофе, бросил стаканчик в урну, снял очки и начал тщательно протирать стекла, как будто именно из-за них не было видно грачей.

— Новак всегда говорил, что его усыновили. Фамилию дали в детдоме — «новый воспитанник». Кто его усыновил, тоже не секрет. Адрес Якименко легко вычислить. Соседи оказались милейшими людьми, рассказали: «Витенька — хороший сын. Два года назад поместил мать в очень хорошую клинику».

Воха поежился. Жалко, что шапку оставил в машине. Сейчас была бы как нельзя кстати. Глядя на покрасневшие уши Калганова, Боб предложил:

— Идем в машину. Ноги совсем застыли.

— Да уж, промозгло. И когда уже настоящая весна начнется? Давай в мою, она еще не настыла.

До Вохиного «опелька» шли молча, быстрым шагом. Оба устроились на заднем сиденье, сняли обувь и подогнули по-турецки ноги. Воха, как всегда, щегольнул белоснежными носками — этот пунктик за ним водился еще с универа.

По радио передавали прогноз погоды. Калганов дотянулся до щитка и подкрутил кнопку. После последней фразы про миграцию птиц началась бойкая тема рекламного блока.

— А зачем тебе грачи, Боб? От Вальтера нахватался любви к птицам?

— Все просто: прилетят грачи — начнется тепло. Народ пересядет на мотоциклы. А перед этим заедут ко мне на техосмотр. Так что я занимаюсь тайм-менеджментом, то есть планирую время. И бюджет! Они у меня взаимосвязаны. А еще зарядка для глаз — в небо смотреть. За компом зрение падает катастрофически.

— Одолжи мне, кстати, штукарь, а, Боб? На недельку. — Воха почесал затылок и виновато улыбнулся. Новая подружка Лариса обходилась ему дорого. К тому же ноотропил, который он исправно пил по предписанию врачей, стоил несколько его обедов в их конторской столовой. Но справедливости ради Воха причислил к непредвиденным расходам, съевшим его бюджет, и вчерашний вискарь, ушедший под китайскую лапшу с доставкой на дом. Дурак был, надо было картоху варить да намять ее с сальцой, как пел в свое время Высоцкий.

Пока Боб отсчитывал купюры из портмоне, повеселевший Воха вернулся к поводу сегодняшней встречи:

— Слушай, а Новак таки — скотина! Законопатил мать в психушку. Нет, Боб, ты должен рассказать об этом Томке. Открыть ей, так сказать, глаза на жениха.

— Не пойдет, Воха. Она решит, что я элементарно ревную и свожу счеты с конкурентом. Как бы это сказать, я буду выглядеть некрасиво. Полным мудилой.

— А вот мне пофиг, как я буду выглядеть! Я сам открою Томке глаза.

— На что? Заботливый сын устроил мать в лучшую клинику, где с нее пылинки сдувают? Нет, Воха, здесь пока мимо. Поищем дальше. Увижу опасность для Томы — тогда и разговор будет. Все, разбегаемся, мне еще с собакой гулять. — Боб дернул ручку дверцы и обернулся. — За тобой, кстати, хвост, Калганов!

— Это ты тоже в небе разглядел?

Воха хлопнул Боба по плечу и громко рассмеялся. Его на понт так просто не возьмешь. Он бы заметил. У него со зрением, тьфу-тьфу, пока все о’кей.

11

Семья только что закончила завтракать. Тамара достала из ящика под плитой желтые резиновые перчатки и собралась мыть посуду. Ради трех тарелок гонять посудомойку не имело смысла. Да, давно миновало время шумных застолий в ее квартире. Мама убирала со стола. Папа пересел из-за стола на табурет у двери и достал пачку сигарет. Он в который раз разглядывал коллекцию сувенирных тарелок на стене и удивлялся, где только не бывала его дочь за последний десяток лет. Рим, Прага, Вена, Мюнхен… А он из Одессы выбирается с трудом. Тамара сразу и не поняла, что отец держит в руках, а разглядев сигареты, удивленно подняла брови:

— Папа, ты что, курить начал? Десять лет держался — и на тебе. Мама! — Тамара повернулась к матери, ища в ней союзницу. На что Михаил вяло возразил:

— Что — мама? Я еще ничего не начал. Просто думаю, как нервы успокоить.

Нина молча забрала пачку у мужа и бросила в мусорное ведро. Михаил согласно кивнул:

— Ну и ладно.

Нина поставила посуду у мойки:

— Томочка, давай я помою. Жалко твои руки.

Тамара глянула на свои руки — тонкие, с голубыми прожилками, с белой полосой на безымянном пальце вместо обручального кольца. Сердце начало стучать громче, нет, эта боль никогда не утихнет. Просто рана затянулась, заросла новой тканью из событий и эмоций, но любое резкое движение — и снова болит. Тома перевела взгляд. Колечко, которое Виктор подарил на помолвку, она носила пока еще на левой руке. Камешек блеснул на свету, и Тамара невольно залюбовалась. «Тонкая работа — пара лепестков из белого и розового золота и аккуратная капелька бриллианта редкой чистоты. Вкус у Новака безупречный, если только ему не помогли очередные стилисты. Нет-нет, это кольцо он выбирал сам. Он знал, как она любит цветы. Даже срезанные, даже увядающие в прозрачных вазах, когда они безмолвно кричат о кратковременности красоты, о смертности любви». На ум пришли строчки из раннего Мандельштама: «Невыразимая печаль открыла два огромных глаза. Цветочная проснулась ваза и выплеснула свой хрусталь».

Тамара очнулась. Она надела перчатки и взялась за первую тарелку.

— А я вот так нервы успокаиваю. И с руками моими ничего не случится — я же в перчатках. Завари-ка лучше чаю. Вон та красная коробка — Борис угостил. Говорит, прямые поставки с Цейлона. Чуть ли не во дворец английской королеве такой же возят.

— Борис? — Михаил перевел взгляд с жены на дочь, отношения этих двоих для него всегда оставались загадкой. — Я вот все боюсь спросить, дочка. Ты Виктора прогнала или как?

Нина прикрикнула на мужа:

— Отец!

— А что такого?

Тамара улыбнулась. Папа всегда отличался прямолинейностью. В этом они похожи с Вохой. За это, наверное, Тамара и любила Калганова. По психотипу скорее он был похож на ее брата, нежели Тимур.

— Мам, папа хочет знать, все правильно. С Виктором у нас все в порядке. Честное слово. На этот счет не волнуйтесь.

— А почему он тогда не рядом с тобой в такой период? — папа не унимался.

— Он и хотел быть с нами. Я сама попросила его пожить отдельно. Мне надо разобраться в своих чувствах.

— К Виктору? — родители спросили одновременно и переглянулись.

— К Тимуру. Всего этого могло и не быть, поведи я себя с братом иначе. Я считала его помехой и обузой. Даже боялась, что он отпугнет Виктора. Как бы это сказать, теперь вроде как пытаюсь реабилитироваться перед ним, лишая себя близкого мужчины. Такая себе психология. Не знаю. Глупо, конечно.

Нина обняла дочь:

— Не кори себя, доченька. Если кто и виноват, так это мы с отцом. Изо всех сил старались заменить родителей, но не сумели. Он и сбегать стал от нашей навязчивости.

— Да. Мать права. Нам бы понять парня, а мы давай воспитывать! — подхватил отец и достал из ведра пачку сигарет. Никто на этот раз не посмел ему возразить.

Нина попыталась вернуть разговор к прерванной теме отношений с Виктором. Сейчас это волновало ее больше всего:

— И все-таки Виктор помог. С больницей. Если бы Тимур не сбежал…

— Он тоже так думал, что Тимура подлечат. Откормят. Но получилось только хуже. Вот ты, папа, сейчас сам сказал — Тимур, ох, как не любил, когда ограничивали его свободу. И все делал назло. А тут его заперли в больнице. Конечно же из лучших побуждений. Результат мы уже увидели. А ведь я ехала забирать его в тот день, когда он сбежал. Пара часов — и все могло быть иначе. Или не могло? По правде, Виктор боялся, как бы Тимур не испортил свадьбу.

Закипев, громко щелкнул чайник. Тамара вздрогнула. Заметив это, мама только покачала головой.

— Будем пить мой чай, с мятой, — она принципиально выбрала другой пакет с чаем, порывшись у себя в сумке.

Тамара вздохнула. Всеми этими травками их с Тимуром пичкали все детство. «Никакого сладкого — вредно для зубов, никакого жирного — вредно для печени. Правда, ни одно застолье самих взрослых не обходилось без жареного и сладкого. Фаршированная рыба, биточки, печеночный пирог, наполеон, медовик, штрудель. Папино вино и соседская чача. Ну, и кому помогли эти ваши травяные сборы?» Тамара почувствовала, что снова начинает пестовать давние детские обиды, за жизнь их накопилось более чем достаточно. Она даже протянула руку, чтобы взять у папы сигарету, но в последний момент сдержалась. Что за подростковый демарш? Жестоко было бы сейчас расстраивать маму по пустякам. Тамара посмотрела на маму, прислонившуюся к холодильнику спиной. Вон уже и краска для волос не перекрывает полностью ее седину. Нитка жемчуга на шее потемнела, на руках добавились пигментные старческие пятна. Когда-то Тамара упрямо верила, что родители никогда не постареют. Что они всегда будут правы в своих суждениях и в том образе жизни, который демонстрировали детям как единственный верный. За последние десять лет, с тех пор как Тамара стала жить одна, не изменились ни эта нитка жемчуга, ни образ жизни, все это просто катастрофически устарело. Мир стал другим, вместе с их повзрослевшими детьми. А ведь родители точно так же думали, что их дети никогда не повзрослеют. Всегда будут рядом, нуждаться в их опеке. А Тимур не только повзрослел, а еще и умер. Умер! Тамара выронила чашку и бросилась матери на грудь. Она разрыдалась, хватая ртом, как рыба, недостающий воздух. Глядя на дочь, Михаил подумал, что, пожалуй, Тома была права, когда отослала Виктора. Для постороннего человека эти спонтанные истерики обеих женщин стали бы тяжким испытанием. Собрав осколки чашки, он аккуратно сложил их в мусорное ведро. Затем, задумавшись на мгновение, швырнул туда следом и пачку сигарет. Кто-то должен в семье проявлять выдержку и сохранять спокойствие. Что-то подсказывало Михаилу, что именно ему и придется это делать. Еще долго. Пока у Тамары не появится тот мужчина, которого она сама попросит об этом. А пока ему необходимо беречь здоровье. Он еще нужен дочери.

12

Калганов снова опаздывал на работу. Во времена Ермака они специально приходили раньше минут на пятнадцать. Эх, тогда все было иначе. Ксюша с Бобиком. Томка без Новака. А сегодня… Сегодня он потратил кучу времени в очереди на заправке, где умудрился съесть еще и два хот-дога XXL и выпить кофе. Потому что мюсли, которыми его пичкала по утрам звезда Лариса, больше в него не лезли. А когда он был голоден, то злился на весь мир. Мог и руки распустить, заведясь с пол-оборота по сущему пустяку. Так что можно считать, что опоздал он исключительно из альтруистических соображений.

В кабинете оперов непривычно пахло съестным. На столе у Кошеля не таясь стояла запотевшая бутылка водки. Та самая, на бруньках. А в бумажном пакете, с масляным пятном на боку, лежал круглый пирог с мясом и грибами. Рядом красовалась банка с солеными помидорами. «Машина мама расстаралась», — взгляд Кошеля потеплел. Повезло ему с будущей тещей.

— Не, так не пойдет! Ты не Шурик! Ты — шарик! — поведя носом над пакетом, скривился Носов.

— Лева, чего ты прицепился? Я же проставился. Все, как положено, — обвел руками стол Кошель и приоткрыл масляный пакет.

— Так не положено.

С порога увидев бутылку и унюхав пирог, Калганов вздохнул:

— Все-таки раскрутил человека, Носыч. Ты бы дела так раскручивал.

Носов резко развернулся к Вохе всем корпусом, и тот заметил, что Лева хорошенько подкачался за время, пока Калганов валялся на больничном.

— Раз ты такой умный, Калганов, объясни человеку: на шарика у нас не проходит!

— Ты это сейчас о чем? — Воха сделал вид, что не врубается, о чем идет речь.

— Одну бутылку приволок! Прикинь? Откупиться думал. Так это только обмыть новичка, а за первое раскрытое дело — еще одна положена. И все гуртом гудим!

— Стоп! — Воха прервал словесный поток Носова. — Чего я не знаю? Какое дело, кто раскрыл?

— Шурик наш!

Калганов стрельнул взглядом на Кошеля. Весь его вид словно говорил: «Мог бы и позвонить. Не дело такие вещи от Носыча узнавать». На глазах наливаясь пунцовой краской, Кошель виновато развел руками:

— Следователь закрывает дело.

Воха опешил. Только он собрался спросить, на каком-таком основании, как в комнату стремительно вкатился Хорунжий. Кругленький, лысоватый, с лучистыми морщинками вокруг глаз — ни дать ни взять добрый домовой. Но по тому, как опера в мгновение ока встали по стойке смирно, любому постороннему стало бы ясно, что первое впечатление от Хорунжего обманчиво. Добрые морщинки лишь маскировали многолетние шрамы. Широкая спина Носова не перекрыла натюрморт на столе, и Петрович нахмурился:

— Что это такое на рабочем месте? Совсем обнаглели?

— Да вот, Петрович, я как раз объяснял Носычу — нельзя на работе. — Воха сдул со лба рыжую прядь и отступил на полшага.

Хорунжий подошел к столу, взял бутылку, посмотрел на свет, где, мол, тут ваши хваленые бруньки? Пакет не тронул, а только жестом показал — убрать со стола. Кошель бросился исполнять.

— Твои штучки, Носов? — Хорунжий глядел исподлобья. Рядом сдерживал расползающуюся улыбку Воха. Сытым он по-другому смотрел на жизнь, и даже присутствие в ней таких жмотов, как Носов, его лишь забавляло.

Носов ответил Калганову испепеляющим взглядом.

— Э-э-э. Тут такое дело, Петрович! — он наморщил лоб, подбирая слова.

Хорунжий прервал его фирменным жестом.

— Теперь понятно, почему до вас дозвониться невозможно. Все ко мне на совещание! — И примирительным тоном добавил: — А это пускай у меня в сейфе постоит до лучших времен.

Петрович вышел, хлопнув дверью. Глядя ему вслед, Воха в который раз удивился, как шеф может прибавить в росте, изменив осанку прямо на глазах, в зависимости от настроения и обстоятельств. Пропустив растерянного Кошеля вперед, Воха подмигнул Носову:

— Считай — он проставился, Лева. Я отвечаю. Тема закрыта.

Носов поиграл желваками и недовольно отвернулся. «Бывают же такие дни. Ретроградный Меркурий там, что ли?»

13

В небольшой сетевой закусочной за маленьким круглым столиком в углу примостились двое: рыжий долговязый мужик в коротенькой куртке, открывающей поясницу, и невысокий румяный парень, по виду вчерашний отличник какого-нибудь техновуза. Они сидели, склонившись друг к другу, и вполголоса что-то обсуждали. Посетителей в это время дня здесь было немного, музыка звучала ненавязчиво, и никто не мешал их разговору. Бокалы с пивом были наполовину пусты, когда к ним подошел выкрашенный в блонд официант. Оба сразу замолчали, терпеливо дожидаясь, пока он поставит на стол картонную коробку с куриными крылышками.

— Тьфу! — Рыжий шутливо сплюнул, когда официант с гордым видом удалился. — Развелось этих нынче. Смотреть противно.

— Воха, ты отстал от жизни. Сейчас за нетерпимость жестко банят. И повышения на службе не жди. Если гражданин закон не нарушает, имеет право на любую ориентацию и вероисповедание. Знаешь, в США сатанисты в суд подали на киношников, мол, те не так осветили образ сатаны в сериале. Прикинь!

Воха повертел в руках пачку сигарет, с тоской поглядывая на табличку «Курить запрещено».

— Да уж. Я раньше думал, где та Америка, а где мы. А теперь и здесь не покуришь по-человечески. Понапридумали.

Кошель принялся за крылышко. Он не разделял возмущения капитана, потому что сам не курил, да и десять лет разницы в возрасте давали о себе знать. Калганов допил тремя глотками пиво и решительно отодвинул бокал.

— Ладно, давай о деле. Ты не поспешил с выводами, а, Саня?

— Ну, сам же видишь — все сходится. Тимур и подружка его просто заигрались и доигрались.

— Очень удобная версия, чтобы дело закрыть.

— Смотри — трупы не криминальные — умышленным или даже неумышленным убийством там и не пахнет. Или ты Жанну умышленно убил? — Кошель наткнулся на яростный взгляд Вохи и понял, что сболтнул лишнее. — Вот и я о том же. А висяк на отделе конкретный.

Кошель пододвинул к Вохе коробку с крылышками:

— Остывают, дядя Вова!

Воха злился. На совещании Хорунжий игнорил его самым жестким образом. Носов перестал разговаривать, ну, это, положим, его только радовало. Но тысяча Боба стремительно таяла, а на премию рассчитывать теперь не приходилось. С Кошелем они сразу договорились платить пополам, а то отслеживай потом, кто кого в прошлый раз гулял. Так что не жаба его давила. Главная причина его нервного состояния, конечно же, крылась совсем в другом: при словах Кошеля снова перед глазами встало лицо Жанны за миг до того, как выключился свет и он пальнул во тьму, не глядя, автоматически. Только он один знал правду, что все случилось помимо его воли. А в его работе подобное не допускается. Терять самоконтроль тому, у кого за поясом огнестрельное оружие, недопустимо.

Воха почувствовал на себе чей-то взгляд и посмотрел через плечо Кошеля. В кафе вошла Лариса и обвела зал глазами. Заметив Воху, она помахала рукой и бодро зацокала каблучками в их сторону. Воха махнул в ответ. Кошель перестал жевать, для него появление женщины посреди их с капитаном разговора стало полной неожиданностью. Лариса подошла к столику и, нимало не смущаясь, поцеловала Воху прямо в губы, чуть дольше, чем того требовали приличия. Пододвинув свободный стул, она села рядом и вытянула ноги в проход. Металлические каблуки ее полусапожек притянули взгляд Кошеля, и он не сразу отреагировал, когда Воха показал на него:

— Знакомьтесь. Саня Кошель, наш новый сотрудник.

Лариса протянула руку, Кошель неловко приподнялся и пожал ее изящную ручку:

— Можно просто Шурик. — Вдруг его тон изменился и весь он неожиданно просиял. — Ой! А я вас знаю. Телевизор смотрю.

— Страна должна знать своих героев. — Лариса подмигнула Кошелю и обратилась к Калганову, причем так, будто старлея с ними не было: — Володя, это и есть тот самый Кошель?

Кошель в растерянности перевел взгляд на капитана:

— Не понял.

— Тот самый, — Воха протянул руку через столик и похлопал Шурика по плечу.

Лариса усмехнулась:

— Калганов перевел стрелки на вас, Шурик. Я от него узнала, что именно вы занимаетесь этим делом.

— Оно раскрыто. Вот празднуем. — Словно демонстрируя правоту своих слов, Кошель сделал маленький глоток из пивного бокала. Пенка осела на его верхней губе, отчего он показался совсем школьником, пьющим на перемене положенное молоко.

— Тем более. Дело, как я поняла, не столько криминальное, сколько социальное. Такой микс зрителя очень интересует. Хочу пригласить вас на передачу. Гостем в студию.

Кошель едва не поперхнулся.

— С удовольствием. Это меня по телевизору покажут? Вот мои удивятся.

— Нет! — хлопнул ладонью по столу Воха.

— Почему? — Лариса с Кошелем воскликнули почти одновременно.

— Там еще не все ясно до конца. И семья будет против. Без этого никак.

— Семью я беру на себя. Тем более, это твои знакомые, Калганов.

— Это еще одна причина, почему нельзя выносить эту историю на публику.

Воха мрачнел на глазах. «Что ж она, дурочка, не понимает что ли, в каком свете я предстану в этом деле? Или ей все равно? А Тома? А тетя Нина с дядей Мишей? Нет. На себя мне наплевать, но семью близких людей полоскать во всяких там СМИ не позволю».

— Вообще-то коллега пригласил отметить свое назначение в наш коллектив. Заказывай, Лара, тебя хотят угостить.

— Уходишь от разговора? Что ж, не буду настаивать.

Лариса знала, когда Калганов вот так хмурит брови и на переносице у него появляется резкая продольная морщина, ей лучше отступить. Всю ночь он вертелся и бормотал во сне, встал злой и отказался завтракать. Видать, и к вечеру его не попустило. Что ж, есть верный способ найти на него управу. Сначала хороший виски, затем хороший секс. Ни от того, ни от другого на ее памяти Воха никогда не отказывался. А сейчас можно было слегка переключить его внимание, заставив ревновать. Молоденький Кошель — легкая мишень для таких опытных светских львиц, у которых в глазах вся камасутра с примечаниями и комментариями.

Наманикюренными пальчиками Лариса взяла меню и стала внимательно его просматривать. Кошель вопросительно глянул на Воху: правильно ли он его понял и хватит ли у них денег на это «правильно». Воха, не особо таясь от подруги, наклонился пониже и шепотом сказал:

— С некоторых пор она веганка. Здесь для нее ничего нет, разве что салат из капусты. К тому же она за рулем! Так что не дрейфь, старлей.

Лариса отложила меню.

— Мальчики! Едем к нам. У нас виски распечатанный стоит. И полный холодильник всякой всячины. Да, Калганов, на канале был аванс.

Кошель вопросительно глянул на капитана. Тот заметно оживился. Он привлек к себе Ларису и смачно чмокнул ее в щечку. Смотрела при этом звезда исключительно на молодого старлея. В животе у Кошеля заныло, как перед экзаменом, когда он заметил кружевной край бюстье в вырезе ее бирюзового пуловера. «Крутой же ты, мужик, Лимонадный Джо». Новое прозвище, данное капитану Калганову сегодня на планерке, само собой прилипло к языку, но вслух Кошель назвал его, как положено:

— Если товарищ капитан не против?!

— Товарищ капитан «за»! — Воха подал руку своей даме и под кислым взглядом крашеного официанта положил пару сотен на стол. На улицу вышли, смеясь над свежим анекдотом, который Лариса принесла с канала. И дружно втиснулись в ее маленький автомобиль Mikra.

14

Тамара шла по холлу офиса и осматривалась, как чужая. За последние пару дней она успела подзабыть, как стильно смотрится гигантский аквариум со скатами, за которым открывается панорама на город, каждый раз захватывающая дух. Ее высотобоязнь стала притчей во языцах, и Виктор пообещал, что однажды избавит ее от фобии, чтобы она могла любоваться городом, который он положит к ее ногам. Правда, тогда Виктор был слегка навеселе. Совсем чуть-чуть, иначе бы вряд ли позволил себе такие хвастливые нотки в голосе. Странно, за все это время Тамара ни разу не видела Виктора пьяным. Хотя на приемах и фуршетах он выпивал со всеми мужчинами наравне. Даже с ее папой в день знакомства они прилично взяли на грудь. Но если папа стал слегка заговариваться, то Виктор лишь разрумянился. Надо будет у него спросить, как ему это удается. Даже во время последнего секса, когда она смотрела, как мечутся его глаза под прикрытыми веками, она заметила, как быстро, за считаные доли мгновения, он снова стал прежним Виктором Новаком, закованным в броню собственного имиджа. Жесткий контроль ежесекундно во всех сферах жизни. Но зачем? Имидж все — жажда ничто? Тамаре вспомнился старый рекламный слоган. Она вдруг подумала: «А что, если его внутренний мир и есть весь этот внешний мир. Например, офис — это его легкие, а дом — сердце, а центр города — мозг. А я? Кто для него я?» Ответа на ум не пришло.

Серо-лиловый цвет стен гармонично смотрелся с темной зеленью растений в напольных вазах. Тамара никак не могла отогнать от себя странную ассоциацию с легкими. Может, виной тому был альбом с репродукциями Дали, который она недавно листала у них в спальне. Виктор любил подобные альбомы. В доме была целая серия таких. А вот и он сам. Как мал все-таки человек по сравнению с тем, что он собой представляет как личность. Личность Новака была масштабнее, чем его стройная фигура, такая хрупкая на фоне бетонных колонн и хромированных перегородок.

Новак разговаривал с кем-то из сотрудников. Тамара издалека не разобрала с кем. Главное, что мужчина. Давно она не испытывала ревности, пожалуй, со времен Алины, строившей глазки Бобу.

Заметив взгляд собеседника, направленный куда-то за спину, Новак оглянулся. Быстро кивнул собеседнику: «Позже договорим!» — и поспешил ей навстречу. Несмотря на широкую улыбку, Тамара заметила тревогу в его глазах. «Удивительно, у Виктора часто так бывало — улыбка, вроде как искренняя, радостная, а в глазах сталь. Ни разу не видела, чтобы во время смеха у него в глазах плясали искорки веселья. Как, например, у Вохи. Или даже Шульги. Неужели детдомовское детство навсегда въелось в подкорку? Бедный мой, бедный Вик».

— Тома, ты почему здесь?

— Доброе утро, Виктор!

Новак взял Тамару за руку и торопливо поцеловал ее холодные пальцы:

— Я рад тебя видеть. Но мы же договорились — ты отдыхаешь, сколько тебе нужно.

— Не могу сидеть дома. Мне будет лучше, если уйду в работу.

Виктор кивнул, он понимал ее как никто другой. За это и любил — они были оба слеплены из одного теста, вернее, скроены из одного листа железа.

Тамара развернулась в сторону своего кабинета, но Виктор мягко взял ее за локоть и показал рукой направление в свой кабинет. Взгляды сотрудников, то и дело выглядывавших из-за дверей, его начинали нервировать. Зайдя в приемную, Виктор первым делом попросил секретаршу приготовить чай с мятой. Тамара удивилась, неужели мама и его подсадила на свое траволечение, но затем вспомнила, что сама частенько пила чай с мятой на работе. Правда, мята всегда была свежей. Благо, в супермаркете напротив продавались пряности в горшочках. Заметить это было несложно, если уметь обращать внимание на подобные мелочи. «Дьявол в мелочах», — память услужливо подсунула очередную цитату. Тамара тряхнула головой. Стресс вынуждал ее убегать от реальности в мир чужих переживаний: стихов, книг, фильмов. Нельзя позволить себе прятаться в фантазийной плоскости. Буква закона всегда помогала ей удержаться на плаву. Как Боба всегда выручала математика, иначе он бы давно ушел в заоблачные дали даосских практик, так её — юриспруденция.

Новак закрыл дверь и привлек Тамару к себе. Поцеловал долгим поцелуем. Она с радостью ответила. «Как можно было так долго обходиться без этих прикосновений? Без спокойной уверенности, что тебя любят и хотят?»

— Раз ты здесь, значит, можешь вернуться ко мне? Или я к тебе? — Виктор спрашивал без нажима, без затаенной обиды в голосе.

Сегодня он был чудо как хорош. «Новый костюм? Рубашка? Ах, вот оно что — легкая небритость». Тамара почувствовала, что этот новый образ ей смутно напоминал о чем-то важном. Но Виктор ждал ответа, а она не хотела заставлять его снова ждать.

— Прости, я была не права. Родители все не так поняли. Они тебя любят и боятся, что я веду себя с тобой не так, как надо.

— Мне не в чем упрекнуть тебя, Тома.

— Они завтра улетают. Девять дней по Тимуру пройдет без них. Отдохнем уже после всего.

Легкий стук в дверь прервал разговор. В дверях появилась секретарша с подносом, на котором стояли две прозрачные чашки с веточкой мяты в каждой. Новак сел в кресло у журнального столика. Тамара напряглась, это означало, что он намерен поговорить. Она покорно заняла кресло напротив. «Что ж, поговорим», — она чувствовала себя виноватой, поэтому решила повременить с работой. Виктор редко нарушал негласное правило: не обсуждать в своем кабинете личное. Значит, назрело что-то важное, раз он не стал ждать обеденного перерыва, чтобы поехать в ресторан. Новак жестом отпустил секретаршу. Отхлебнул чаю, помолчал и осторожно начал:

— Хорошо, что ты заговорила об отдыхе. Как насчет того, чтобы уехать?

— Из Киева?

— Из страны. Поиск партнеров идет неважно. Активность бизнеса ожидается ближе к концу весны. Мы можем позволить себе сменить обстановку. Я ведь тоже не до конца отошел от всех недавних стрессов. Что скажешь?

Тамара подняла свою чашку на свет, разглядывая зеленую веточку. Казалось, она полностью сосредоточена на этом процессе. «Где-то есть такая вот свежая зелень и прозрачная вода. Гоа? Бали?» Вдруг она поняла, кого напомнил ей Виктор брутальной небритостью. Шульгу. Сейчас Боб нуждался в ней. Она не имеет права оставить его один на один с Портным.

— Ты молчишь? Молчание — знак согласия? — Виктор провел рукой по своей скуле. Он еще не привык к тому, что не гладко выбрит.

Наконец Тамара отставила чашку.

— Заманчиво. Уехать, сбежать от проблем. Но мы вернемся, а проблемы никуда не денутся. Проще уйти в дела с головой. И еще лучше узнавать друг друга.

И хотя последней фразой Тамара обещала страстные объятия по ночам, Виктор нахмурился, заметив, что она отставила чашку совершенно так же, как это на днях сделал Шульга. Виктор протянул руку к ее чашке и сдвинул на свой край стола. Прислушался к своим ощущениям. «Что это меня вдруг накрыло? Ревность? Досада? Нет, слишком низменные чувства. Я не могу их испытывать. Просто вижу — эти двое слишком долго были рядом. Ничего. Я умею управлять временем. Скоро все изменится».

— Осторожно! Чай горячий! — Тамара встала и подошла к его креслу. Наклонившись, губами взъерошила волосы Виктора и вдохнула их запах, ставший ей таким близким. Поцеловав его в затылок, она медленно двинулась к двери:

— Я соскучилась, Вик! Давай вечером уйдем пораньше!

— О’кей. Но к этому разговору мы еще вернемся.

Взгляд, которым Новак проводил Тамару, показался бы ей холодным, если бы она вздумала обернуться. Но она не обернулась. Впереди ей предстоял напряженный рабочий день.

15

Сушко заперся у себя в кабинете. Было душно, кондиционер успел прилично нагнать теплого воздуха. Доктор с утра обложился папками с бумагами и просил не беспокоить. Даже если пожар. Перебирая документацию, он что-то сверял с компьютером, рвал отдельные бланки, бил по кнопке delete, стирая целые столбцы данных в компьютерных файлах. Выглядел доктор при этом неважно: «Из-за одного ублюдка все пошло наперекосяк — проверки, комиссии, даже пожарники оборзели. И всем отстегни. Авторитет клиники — коту под хвост! Пациенты уходят! Бизнес рушится!» За своим причитанием он не услышал стука в дверь. Стук повторился. На этот раз более настойчиво. Сушко сунул в ящик стола несколько пластиковых папок: «Кого это черт принес?» — и вслух раздраженно крикнул:

— Войдите!

Вошел охранник. Через плечо у него был перекинут целлофановый чехол с костюмом, а в руке подрагивал листок бумаги. Доктор облегченно вздохнул:

— А это ты, Олег! А это что? — Сушко кивнул на костюм.

— Форму сдать хочу. И заявление.

— Я что, похож на кастеляншу, а мой кабинет на склад? Давай заявление — и в бухгалтерию!

В приоткрытую дверь кабинета протиснулся Никита. Под гневную тираду главврача, он робко положил и свой листок на стол.

Сушко бегло просмотрел обе бумаги:

— Как под копирку. Кто у кого списывал?

— Писать заявление об уходе — большого ума не надо, — пробурчал Олег.

— Будь у вас больше ума, пациент не сбежал бы именно в вашу смену.

Никита выпятил вперед мощный подбородок:

— Сначала надо разобраться, кто его упустил.

— Здесь не полиция, молодые люди, чтобы разбираться. У нас режимное учреждение, — доктор поставил под обоими заявлениями размашистую подпись. — А за нарушение режима отвечают все. Расчет получите в бухгалтерии. Я распорядился. Удачи!

Никита хмыкнул, забирая заявление. Он обернулся на Олега, стоявшего в дверях, и захватил его заявление с собой. Оба парня мечтали поскорей убраться отсюда.

— Вы «спасибо» должны сказать, что я уволил вас «по собственному желанию», а не по статье.

— Спасибо! — козырнул Никита. Олег хлопнул его по плечу и увлек за дверь от греха подальше.

16

Парни остановились на крыльце клиники под навесом. На улице было сумрачно. Еще горели фонари. День с трудом отвоевывал свои права. Хотя было уже около десяти. Из низких плотных туч сыпался мелкий снег, казалось, весна никогда не начнется по-настоящему. Только дразнится редкими проблесками солнца, чтобы было о чем жалеть. Вдалеке через редкий парк голых деревьев проглядывала серая полоска Днепра. Ветром доносило плеск волн и грохот метро. Синий хвост электрички проехал по мосту в сторону центра. Олег провел его тоскливым взглядом.

Никита вытащил пачку сигарет. Предложил напарнику. Тот молча достал зажигалку и поднес огонек Никите. Мимо них то и дело сновали сотрудники. Старались прошмыгнуть поскорее, чтобы не встречаться глазами. Новости здесь распространялись быстро.

— Походу, нам сочувствуют. Понимают, что зря, — затянулся Никита.

— Ага. Под раздачу попали. Сдается мне, Никитос, что это господин Новак закомандовал принять меры.

— Не-е-е. По-моему, это личная инициатива Сушко. Перед Новаком выслуживается. Только нам с тобой от этого не легче, кто бы из них ни придумал от нас избавиться, — Никита бросил в урну недокуренный бычок.

— Ну, да. Пойди теперь найди работу.

Никита хлопнул товарища по плечу.

— Мне тут предложили кое-что. Я давно тему пробивал, как чувствовал. Деньги те же, а гемора меньше. Спрошу, может, им еще люди нужны.

— Если у меня самого ничего не получится — маякну. Давай, брат, удачи!

Парни обнялись на прощание, каждый пошел в свою сторону. Олег — к своей старенькой видавшей виды машине. Никита — на метро. Он решил, что прокачать мышцу в зале сейчас будет как нельзя кстати. Злость согнать и форму поддержать.

17

Захаревич повертел в руках статуэтку греческой богини, завернутую в полиэтиленовый пакет. Поднес ее под яркий свет лампы, взял лупу, осмотрел фигурку. «Фарфор? Так и есть». Потом посыпал пакет черным порошком и стал сметать его мягкой кисточкой. Он настолько погрузился в работу, что вздрогнул, когда кто-то тронул его за плечо.

— Воха, чертяка рыжий! Так и до инфаркта довести можно!

— Ой-ой! Какие мы нежные. Я стучал. Честно! Ты меня искал? — Воха протянул руку и широко улыбнулся.

Захаревич подставил локоть — руки были в резиновых перчатках.

— Еще с утра. Телефон не отключай — быстрее найдемся.

— Чего?

— А того, друг любезный, что дело твоего знакомого, Тимура Балабана, в архив сдают.

— А мне по барабану.

— Ответ не верный. Следовательно, не засчитан. Надо бы вашему новенькому объяснить — задачка-то с ответом не сходится.

— В смысле? — Воха недоверчиво склонил голову набок.

Захаревич достал из ящика файл с распечатками:

— Жанна Черная не могла привязать Тимура к кровати. Ее вообще в той хате не было.

— Да ладно! — Воха сел на край стола и потер глаза ладонью, в каморке эксперта реактивы жгли слизистую нещадно. — А подробнее?

— Подробности вам узнавать, сыщикам. А мое дело — факты. Факт номер один: гражданка Черная не наследила на месте происшествия. От слова «совсем»! Других пальцев полно, в том числе жертвы. Она не могла стереть свои избирательно.

— Я так понял, есть и второй факт?

— Правильно понял — есть. В квартире Тамары Воропай нашли и пальчики Жанны, и ее волосы. Они у нее выпадали, прям как после химиотерапии. А в квартире, где нашли Тимура, — ни волоска. Если допустить, что опытная рецидивистка Жанна вытерла все, к чему прикасалась, волосинки собирать — дело хлопотное. Вот как-то так, старичок!

Воха взял экспертное заключение и еще раз его перечитал, просто так, чтобы потянуть время. Ему нужно было собраться с мыслями: «Сообщать Бобу сейчас или сначала Кошелю? Или сразу к Петровичу с требованием разрешить подключиться к делу?»

Захаревич вернулся к работе. Когда Калганов вышел, он даже не заметил. Фарфоровая богиня занимала все его мысли. «Должно быть, это богиня мщения, Эриния, порожденная Землей от крови Урана, раз именно ею проломили череп богатого ценителя искусств».

18

Воха стоял посреди гаража, уставившись в пол. Боб вышагивал вокруг него и размахивал руками:

— Воха! Это же элементарные вещи! Как ты мог такое прощелкать?

Повизгивая, Бо-бо бегал следом за ним. Боб взял псину на руки и отнес в свой кабинет, плотно прикрыв за собой дверь. Протест был выражен громким лаем. Борис вернулся к Вохе, который так и не сдвинулся с места.

— Боб! Послушай! Я делом Тимура не занимался. Как ты помнишь — был отстранен. Пацан прошляпил. Что с него возьмешь?

— Тебя же просили приглядывать за ним.

— Не я принимал решение о закрытии дела. Теперь попробуй, верни его на доследование.

Воха достал сигареты, сунул одну в рот. Боб забрал сигарету и отправил ее опять в пачку, а пачку — в карман Вохиной куртки.

— Ладно, проехали. Давай начнем все сначала. Без посторонней помощи у Жанны ничего бы не получилось. Согласен?

— И что?

— А то, Воха, что человек, который ей помогал, имел в этом деле свой интерес. Он Жанной прикрывался. Она — соучастница, к тому же приметная. Искать станут ее. У Тимура шишка на затылке вроде была?

— И синяк под глазом, — наконец сдвинулся с места Воха. Он пошел в угол, отведенный под кухню, налил полный стакан воды и осушил его в три глотка.

Боб выждал, пока Воха немного расслабится, и продолжил:

— У сообщника Жанны к Тимуру были свои счеты. О которых ни он, ни она не знали. Иначе нашему мстителю не удалось бы так лихо все провернуть. Вообще-то там целая группа.

— Команда мстителей? С чего ты взял? — Воха так и остался стоять со стаканом в руке.

— Ту квартиру сняла девушка Света. Ее там видели с молодым человеком. Они нашли такую хату, чтобы не светить документы. Все остальное в силе.

— Что остальное?

— Тимура зачем-то привязали к кровати. И умер он наверняка неожиданно для похитителей. Они испугались и сделали ноги.

Воха не выдержал воплей Бо-бо, не умолкавшего за дверью, и выпустил его на свободу. Обиженный пес запрыгнул на кресло и повернулся к хозяевам хвостом. Воха потрепал его по холке и повернулся к Бобу:

— А Жанна?

— Жанна наверняка догадалась, кто забрал ее Тимура. Решила скрыться. Денег нет. Зато есть ключи от богатой квартиры. Вот и сунулась к Тамаре.

— И кому продадим твою версию? — Воха окончательно успокоился.

— Пока никому. Особенно Тамаре. Она думает, что все уже закончилось. Вот и пускай думает. А мы с тобой завтра наведаемся на место происшествия.

Друзья ударили кулаком о кулак. И в этот момент дверь гаража тихонько приоткрылась:

— Борис! К вам можно?

Бо-бо бросился к двери, но вместо дежурного лая издал странного калибра звук, перешедший в визг.

Пожилая дама в вязаном берете с крупной брошью держала на руках такого же беленького шпица и тщательно вытирала ноги о половичок:

— Я не дозвонилась. Вы трубку не брали, вот мы с Жулей решили зайти. Сегодня же свадьба! Вы не забыли? Дорогой Борис?

Боб быстро глянул на мобильный. Действительно, тот был выключен еще со вчерашнего дня.

— Конечно, не забыл! Как можно!

Воха стоял, открыв рот от изумления, и под его оторопелым взглядом Боб метнулся на кухню и вернулся оттуда с букетом ярко-алых роз!

— Елена Пална! А это вам.

Елена Пална зарделась от радости. А Бо-бо прыгал на пожилую даму безостановочно, надеясь дотянуться до своей возлюбленной Джульетты, в быту именуемой просто Жулькой.

Собачья свадьба затянулась на несколько часов. Воха потом еще долго разминал затекшие колени — держать Жульку, чтобы Бобику было сподручней делать свое дело, пришлось ему. Потому что милый Борис хлопотал на кухне, откупоривая шампанское и нарезая тортик. Вот только что он скажет Ларисе? Джинсы были новые, купленные ею в брендовом магазине. «Собачий сводник, тьфу ты».

19

Хозяин злополучной квартиры, старик Руденко уже четверть часа топтался у парадного. Мимо него по улице проезжали машины. Но ни одной полицейской не попадалось. Когда старый «опель» заехал во двор и припарковался возле мусорных баков, Ильич даже не глянул в его сторону. Поэтому вздрогнул, когда его по имени окликнул рыжий парень в короткой куртке:

— Валерий Ильич?

— Он самый!

Следом за рыжим из машины выбрался еще один мужик. В пальто и очках. В руках у него была папка, и эта деталь вкупе с проницательным взглядом, которым мужик окинул двор, заронила в старике догадку: «Прибыли, значит. Полиция». Ильич протянул руку. Воха ее торопливо пожал и представил подошедшего следом Боба.

— Мой коллега Борис Шульга. А я капитан Калганов, мы с вами уже говорили.

— Да-да, я помню! — Ильич энергично затряс головой.

Боб так же, как секунду назад Калганов, пожал старику Руденко руку и вежливо поинтересовался:

— А почему вы не подождали нас в квартире? Погода-то совсем не весенняя.

Руденко шаркнул ногой в сторону подъезда и насупился:

— Боязно как-то. Убийство все-таки.

Боб кинул. Ему было понятно настроение старика, но он его не разделял. Попасть в ту самую квартиру ему захотелось еще в гараже, после новостей от Захаревича.

— Ну, пойдемте! — Воха придержал дверь подъезда, пропуская Шульгу вперед.

20

На этот раз четыре пролета пятиэтажки дались Вохе легко. От этого наблюдения настроение у него резко улучшилось. Значит, пошло дело на поправку. Старик Руденко тоже держался бодрячком. Одышка у него началась только тогда, когда они остановились у самой квартиры. На дверях белела полоска бумаги с печатью.

Воха аккуратно отклеил один край бумажки:

— Валерий Ильич, ключи у вас с собой?

— А как же? Вы же предупредили. — Руденко протянул комплект ключей. Воха открыл дверь и пропустил вперед Боба.

В свете новой информации Захаревича должны были появиться недостающие подробности. И Боб внимательно осматривал комнату. Он никогда не доверял официальному протоколу осмотра полицейскими, если, конечно, не составлял его сам.

Воха беседовал с Руденко. Тот не сказал ничего нового. Калганов достал из папки и показал фотографию Жанны:

— Вы не видели здесь в квартире эту женщину?

— Я ее вообще никогда не видел. Меня уже ваш коллега спрашивал. Приезжал сюда, во второй раз.

— Который коллега? Молодой? Кошель?

— Нет. Другой. Он был с вами в первый раз, когда вы на вызов приезжали. Документы показывал.

— Лев Носов?

— Да, Носов, кажется.

Воха закусил нижнюю губу. «Значит, выводы Захаревича стали известны в отделе. Носов и подсуетился. Наш пострел везде поспел», — подытожил Воха и спрятал фотографию в папку.

Мимо них тенью прошмыгнул на кухню Шульга.

— Ясно. О вашей квартирантке известно только имя — Света. Ни телефона, ни адреса.

— Номер телефона был. Но…

— Абонент недоступен? — отмахнулся Воха. — Внешность обычная, без особых примет? Описать ее парня тоже не сможете?

— Я и не ставил перед собой такой задачи — их запомнить. Люди, как люди. Но по фотографии узнаю, если покажете.

Из кухни донесся бодрый голос Боба:

— Хозяин, можно вас на минутку?

Руденко с Вохой поспешили на кухню.

Посреди помещения стояло мусорное ведро, над которым склонился Боб и разглядывал содержимое:

— Скажите, Валерий Ильич, вы здесь жили после всей этой истории с трупом? Или мусор от квартирантов остался?

— Что вы, как можно? Б-р-р, после трупа… да и квартира была опечатана. Вы же сами видели.

Боб осторожно коснулся ведра носком ботинка.

— Воха, когда вы здесь на вызове были, кто кухню осматривал?

— Носыч, по-моему.

Вмешался Руденко:

— Я хотел вынести, ну, чтобы не завонялся мусор-то, но ваш коллега заглянул в ведро и сказал, что мусора мало и сухой — не завоняется.

— А сам он содержимое ведра рассматривал?

Руденко покачал головой.

— Поставил ведро под мойку и закрыл дверцу.

— Понятно. На моей памяти Носыч никогда в мусоре сам не рылся, оставлял это удовольствие экспертам, — усмехнулся Воха.

Боб вытащил из кармана пару медицинских перчаток, не торопясь натянул их на холодные руки, затем взял с полки над мойкой упаковку мусорных пакетов, оторвал один и аккуратно расстелил на полу. Под внимательными взглядами присутствующих ловко, как фокусник, высыпал на пакет содержимое ведра. Здесь была пара упаковок от разовых супов, пакетики из-под китайской еды, пустая пачка из-под сигарет и коробочки от лекарств.

На лице Боба полностью отсутствовало выражения брезгливости, только живейший интерес:

— Да уж, девушка Света не обременяла себя готовкой. То ли не умела, то ли не хотела. Зато, кажется, болела. — Боб аккуратно, двумя пальцами выудил упаковку из-под лекарства. Прочитал: — Трускал. Препарат успокоительный. Обладает, среди всего прочего, снотворным действием. И, что очень важно, отпускается только по рецепту! Еще гидозепам. Ага, а вот и чек. Не ваши? — посмотрел Боб на Руденко. Тот покачал головой. — А на чеке адрес аптеки: Строителей, 5.

Руденко оживился:

— Это рядом, на параллельной улице.

Боб ссыпал мусор в старый пакет и завернул все это «добро» в тот, что стелил на пол.

— Оформляй изъятие, Володя. Под протокол. Как положено. Понятых найди. И наведаемся в аптеку. Если они не нарушают закон, найдем и того, кто выписал рецепт.

— А я могу быть свободным? — подал голос Руденко.

— Вы, уж, простите, Валерий Ильич. Задержитесь еще на несколько минут. Оформим изъятие и вернем вам ключи. И спасибо за помощь следствию.

Старик Руденко вздохнул. Понятые. Эксперты. Снова соседи переполошатся. Только и дел, что разговоров о нем да об этой проклятой квартире. У местного населения уже даже своя версия имелась на этот счет: мол, Ильич на старости лет умом тронулся и попал в сети секты. А труп парня — сакральная жертва. Хотя жертвой обстоятельств чувствовал себя как раз сам Ильич. Всю жизнь прожил в этом доме, всегда был на хорошем счету и вдруг, на тебе, сектант. О, времена, о, нравы!

21

Чудокар Боба въехал на Никольскую Слободку. Здание клиники утопало в густом тумане, нагнанном с реки сразу после обеда. Воха и Боб завернули на парковку, где будто нарочно зияло одно свободное место. Раньше здесь стояла машина охранника. Боб щелкнул ключом сигнализации и глянул на клинику. В окне второго этажа мелькнуло встревоженное лицо доктора Сушко. Воха тронул за локоть Боба и показал глазами наверх.

— Он, наверное, думает, что мы его страшный сон. Или глюки.

Боб криво усмехнулся:

— Зато не придется объясняться с администраторшей.

— Думаешь?

— Сейчас сам увидишь!

И в самом деле, едва завидев знакомые фигуры, администратор поднялась со своего места. Молча кивнула в ответ на полупоклон Боба и, следуя инструкциям главврача — не вдаваться в лишние вопросы, лишь указала рукой в сторону его кабинета.

Сушко встретил полицейских на пороге и широким жестом пригласил войти.

— Опять моя клиника втянута в какую-то историю? Как сглазил кто, честное слово!

— Да не волнуйтесь! На этот раз ничего криминального, — Воха поспешил успокоить доктора. — Просто одна девушка купила в аптеке лекарства, которые не выдаются без рецепта. А на рецепте указана фамилия врача и название клиники. Фамилия больного — Полищук С. А фамилия доктора, как вы понимаете, ваша.

Сушко достал из ящика стола две печати:

— Вот, пожалуйста, моя печать, личная, так сказать. Все, как положено. У каждого врача есть такая. А это печать клиники, для административных документов. Для особых препаратов ставим две печати. У нас с этим очень строго.

Боб подал голос:

— Кто такой Полищук С.? Или такая?

— Именно такая. Девушка Света Полищук. Ее привезли родители. По совету нашего охранника, кстати. Они вроде как встречались.

Боб с Вохой переглянулись. Борис многозначительно поднял брови.

— Что с ней было? Препараты-то сильные?

— Света пережила психологическую травму. Стала жертвой какого-то афериста. Подробностей я не знаю. Но якобы она поссорилась с парнем. Чтобы переключиться, стала искать знакомства в интернете. Нашла какого-то Учителя. Встретились. Этот Учитель чем-то опоил ее. Когда очнулась, обнаружила, что находится в конуре, еще и привязана к кровати.

— Насиловали? — все больше беспокоясь, спросил Воха.

— К счастью, до этого не дошло. Но этот так называемый Учитель потребовал денег, десять тысяч долларов. «Или деньги, или подсажу на иглу. Лечение дороже обойдется, первую дозу ты уже получила», — так он сказал.

— Я так понимаю — она согласилась? — Бобу передалось волнение Вохи.

— Очень испугалась. Родители — люди небогатые. Но сумма оказалась вполне подъемной — недавно продали домик в селе. Наследство. Выкупили дочку, не раздумывая. Только Учитель ее обманул.

— То есть?

— Отключил он ее снотворным. Наркотиков в крови не оказалось.

— Взял на понт. Они в полицию обращались?

— Вроде. Но там заявления не приняли. Посоветовали быть осторожнее в выборе знакомств. Не захотели связываться.

Боб покачал головой:

— Это у нас умеют.

Сушко бросил на него быстрый взгляд. От Новака он знал, что Шульга выступает как частный детектив. Но присутствие Калганова вынуждало говорить дальше:

— Света впала в депрессию. Винила себя, что родители из-за нее отдали все сбережения. Стала плохо спать, по любому поводу — слезы или агрессия. Я выписал рецепт. А недавно родители звонили: дочь ушла из дому. Боятся, как бы чего не случилось.

— Куда ушла? — встрепенулся Боб.

— Да к парню своему. Нашему бывшему охраннику. Потому родители и звонили мне. Кстати, я на днях обоих парней уволил. Ну, после того случая с побегом пациента.

Боб щелкнул пальцами:

— Стоп! А ведь это именно они допустили бегство Тимура.

— Почему вы так решили?

— Потому что это очевидно. Тимур не мог сбежать, не имея сообщника среди персонала. Охранник очень даже подходит для этой роли. Нужны личные дела парней, контакты, фотографии.

— Конечно! Я сейчас же распоряжусь, — встревоженный Сушко взялся за трубку телефона внутренней связи.

22

Пока друзья шли к машине, успели хорошо рассмотреть отпечатанные на принтере фотографии. Воха узнал и Олега, и Никиту, хотя на фото они выглядели несколько иначе.

Воха постучал пальцем по снимкам:

— Сбил ты с толку человека своей математикой. И не объяснил. Съехал с темы.

— А доктору и не надо. У него своих проблем хватает. Судя по всему, Учитель этот и есть Тимур. Одна из его гениальных афер. Его стиль.

— Согласен. Бедная Томка возилась с ним всю свою сознательную жизнь. Теперь понятно, как он с должниками рассчитался. Вальтер об этом упоминал. Правда, там вроде больше 20 тысяч было. Значит, и жертв было больше.

— Не соскакивай с темы. Значит, Свету эту привезли в клинику, где работал ее парень. Туда же, по велению Новака, поместили Тимура. Света увидела его.

— Когда и как?

— Это не важно. Я просто моделирую ситуацию. Она узнала обидчика. И рассказала, но не родителям, а своему парню. Он возжелал правосудия. Вот они и затеяли похищение Тимура, чтобы самим не засветиться.

Боб завел машину и Воха повысил голос:

— Дай угадаю: парень вышел на Жанну и предложил ей помощь. Наверное, за деньги. Выложила, что имела. Она же на все ради него была готова.

— Молоток! Вот и выяснили, зачем Жанна полезла к Тамаре. Звони Руденко, назначай встречу.

Доктор смотрел из окна, как быстро удаляется от клиники диковинная машина полицейских. Рука потянулась за телефоном. Каждый настоящий мужчина должен защищать свою женщину, поэтому сомнений не возникло, Новак должен знать об этом визите. А то, что на этот раз частный детектив Шульга был с полицией и даже ее представлял, доктора нисколько не смутило. Он тоже защищал… свою клинику. «На войне, как на войне!»

23

Старик Руденко топтался возле подъезда своего дома, сожалея, что «проклятую» квартиру снова опечатали, теперь приходилось торчать на улице. Он прятал покрасневший нос в шарф, топал ногами и растирал руки, пытаясь хоть как-то согреться. За полчаса Валерий Ильич успел крепко продрогнуть. Когда в последний раз он глянул на свои старомодные наручные часы, подаренные ему родным институтом при выходе на пенсию, из-за угла показалась машина Боба. Старик засуетился, спрятал носовой платок в карман и сделал шаг навстречу. Он было собрался высказать недовольство, но Боб опередил его, прервав на полуслове:

— Валерий Ильич! Дорогой! Простите великодушно. На проспекте Победы попали в такую пробку! Пришлось даже мигалку включить, чтобы пробиться. Садитесь скорее в машину — согреетесь. И мы вас до вашего дома довезем.

Ильич, успокоенный искренним раскаянием полицейского, перестал хмуриться и с удовольствием уселся на заднее сиденье. Воха сразу же передал ему снимки и с нетерпением стал следить за выражением лица свидетеля. Не раздумывая, Руденко сразу же указал на фото одного из парней:

— Вот этот!

— Точно? Вы не ошибаетесь? — переспросил Воха.

— Молодой человек! У меня прекрасная зрительная память. Желаю вам такой же в моем возрасте.

— Извините моего коллегу, Валерий Ильич. — Боб оторвался от дороги. — Это у него профессиональное — не принимать на веру любое утверждение. Спасибо. Вы нам очень помогли. А теперь говорите, куда вас отвезти.

Ильич посмотрел на Воху. Тот прятал фотографии в файлик, нетерпеливо ерзая на своем месте. Затем начал звонить, требуя кого-то с кем-то связать, казалось, он уже напрочь забыл о свидетеле, к которому совсем недавно мчался через весь город с мигалкой. Когда-то Ильич тоже был горяч да молод. Где-то в глубине души таким и остался, да вот тело подводило, не поспевало. Все чаще болело да мерзло, впадая в долгое оцепенение.

24

Машина едва не въехала в большую кучу подтаявшего снега, скинутого на обочину нерадивым дворником. Дверь открылась наполовину. Руденко никак не мог выбраться из машины. Боб сдал назад, и Воха поспешил на помощь — первым выскочил и открыл дверцу, подал старику руку:

— Спасибо. Вы очень помогли. Свете не звоните. Ей ничего не грозит, только пару вопросов.

Ильич постарался, чтобы его рукопожатие выглядело крепким. Едва он успел пожелать молодым людям удачи, как резвый капитан запрыгнул в машину, снова целиком и полностью переключившись на поиски преступника. Старик не сомневался, все вопросы скоро разрешатся, и он восстановит свою репутацию.

Воха помахал телефоном перед лицом Боба.

— Вот и все. Это на Троещине. От силы час ехать. Пиши адрес и погнали!

— Адрес запишу. Но ты со мной не поедешь.

— Оп-па! Это еще почему? — Воха аж привстал от возмущения.

— Здесь я сам разберусь. Пока что в частном порядке. А тебе задание, скорее просьба, это как ты сам расценишь.

Боб достал из бардачка файл с листом бумаги, на котором были записаны адреса и фамилии, и протянул другу.

— Это что?

— Это имена и адреса четырех жертв Портного. Взял из копий дел. Захар помог. Надо пробить их родню. По нашей базе. Или в делах посмотри, кого там опрашивали. Нужны контакты близких людей.

— Это за пять минут не сделаешь. И за час тоже. — Воха откинулся на спинку кресла и уставился в окно.

— Вот и начни пораньше. Мне надо поговорить с каждым, кто пойдет на контакт. Наверняка кто-то из них даст ниточку либо к Портному, либо, на худой конец, к этому Шершню.

Воха повертел список в руке:

— Мне пешком до управы топать?

— Не ворчи. Подкину. Все равно мне туда сначала надо. Кое с кем парой слов перекинуться. Светиться не буду — вызовешь мне человека. — Через паузу Боб добавил: — Пожалуйста.

Несмотря на то, что он был крайне недоволен тем, что Боб отодвигает его от дела, на этот раз Воха спорить не стал. Промолчал. Перед глазами вспыхнула картина: вот он стреляет во тьму, и оттуда ему вторит страшный женский крик. По спине пробежал холодок:

— Слушай, Боб, это дело должен раскрыть Кошель. Понимаешь?

Боб глянул на товарища и кивнул. Он понял, здесь кроется что-то личное, а не желание выслужиться перед Петровичем примерным послушанием или забота об этом новеньком. Неужели опять к Вохе возвращается то самое «черное» состояние?

Наконец Боб вырулил со двора на проспект:

— О’кей! Воха! Я тебя услышал! Теперь ты меня послушай. У нас до сих пор маньяков ловят, ориентируясь на таблицы Видонова. Помнишь такого?

— Леонид Видонов — еще советский криминалист, я только название год заучивал: «Криминалистические характеристики убийств и система типовых версий о лицах, совершивших убийства в отсутствие очевидцев». Помню, конечно.

— На основе огромного статистического материала Видонов вывел закономерности, о чем свидетельствует та или иная деталь в следовой картине о личности убийцы. Это очень неочевидные знания, Воха, следовая картина становится текстом, который профессионал считывает в течение нескольких часов.

— Так в чем проблема, Боб? Ты ж профессионал!

Боб невразумительно хмыкнул. А Воха унесся мыслями в далекое прошлое.

— По этим таблицам мы, например, определяли, был ли насильник зэком, потому как, сам в курсах, бывшие зэки более склонны к анальному сексу. Или как наносились побои, бабы щадят лицо жертвы. Или, например, такое: избыточные ножевые — убийца не очень силен физически, не уверен в себе, действовал, вполне возможно, в состоянии аффекта. Может, подросток или женщина. Работало!

— Да, Воха! Все верно, но в случае с Портным мы имеем дело не с состоянием аффекта и не с насилием. Ни одна жертва не подвергалась насилию. Способ убийства разный. Не работают здесь таблицы. Да и вообще… — Боб помолчал, поглядывая в зеркало заднего вида на лихой маневр огромного белого внедорожника, и решил сдать вправо, уступая дорогу от греха подальше. — Психология преступника меняется по мере того, как меняется эпоха, культура, этические нормы, быт, сексуальные практики, представления о прекрасном, жизнь улицы. Кроме того, психология преступника зависит от региона. У нас в Украине было бы целесообразно разработать несколько версий усовершенствованных таблиц, исходя из специфики регионов: запад, север, центр, юг, восток. В нашем случае, центр. Короче! Мне нужны контакты!

Боб остановился на углу. Ближе к бывшей конторе подъезжать не стоило, слишком уж приметный был у него транспорт. Если Петрович сейчас кормит своих карасиков, может и в окошко невзначай глянуть. Тогда запрос Вохи сразу выведет на него, чокнутого Шерлока, и дело может стопорнуться.

— Да понял я, не части! Будут тебе контакты!

Воха выскочил из машины совсем в другом настроении. В нем проснулся былой азарт, и мысли свернули от Жанны Черной в сторону более масштабной проблемы: «Смена методологии во всей системе. Нереально, конечно, но помечтать-то можно? Таблицы Шульги и Калганова».

25

На этом фото они были сняты вместе. Тамара повертела рамку в руках и аккуратно поставила на место. У Виктора на рабочем столе стояла такая же, правда, там была одна Тамара. В остальном ее кабинет казался уменьшенной копией кабинета Новака. Во всем чувствовался его стиль: цвета стен, мебели, жалюзи. Даже растения в вазоне в нише у подоконника. Тамара подошла к нише: «Что ж это у вас такое жутковатое название — монстера?» Тамара полила цветы, потянулась, разминая напряженную спину и вернулась за стол.

Сегодня она работала с договорами, обложившись папками с бумагами. Нудная работа, но она предпочла ее сделать самостоятельно. Переносила сведения с бумажных носителей в память компьютера. У нее была своя схема систематизации данных, объяснять кому-то вышло бы намного дольше. Да и пользовалась она ею сама.

Раздался короткий стук в дверь. Тамара оторвалась от монитора. В ореоле ее любимого парфюма вошел Новак. Одного взгляда было достаточно, чтобы определить: он не просто злился, он был в ярости.

— Что случилось? По работе? Опять неприятный сюрприз? — Тамара привстала навстречу Виктору. Тревога во взгляде сквозила неподдельная.

— Именно, сюрприз. С работой это не связано. Мне сейчас звонил доктор Сушко. Из клиники. Ты, конечно, помнишь.

— Конечно! — Тамара удивилась, разве она могла забыть. — Ну, и?

— У него сегодня прямо с утра были твои друзья Калганов и Шульга. — Виктор сделал паузу, во время которой выглянул в окно, словно опасался увидеть и здесь эту парочку. — Так вот, именно Шульга задавал вопросы о Тимуре. Спрашивали о какой-то их старой пациентке. — Виктор снова повернулся лицом к Тамаре. — Придумал повод.

Он прищурил глаза, глядя ей в лицо. Тамара почувствовала нарастающее раздражение.

— Зачем? Какое это имеет отношение к Тимуру? Тем более что дело закрыто. — Новак взял ее авторучку со стола, нажал на колпачок сверху, прислушался — раздался щелчок. — А Шульга, по своей привычке, никак не успокоится. Ему больше всех надо. Амбиции зашкаливают. И это — уже не впервые за столь короткое время! — Новак не заметил, как повысил голос. Снова нажал на ручку. И снова раздался щелчок.

Тамара протянула руку. Виктор не сразу понял, чего она от него хочет. А когда проследил за ее взглядом, понял: — Ах, да! — И бросил ручку на стол. Та покатилась по гладкой поверхности в сторону Тамары. Она остановила ручку ногтем указательного пальца. «Ага, — отметил про себя Новак, — маникюр свежий, ярче, чем обычный фрэнч, почти «пьяная вишня».

— Виктор, не кричи, пожалуйста. Нас могут услышать.

— Извини, но этот твой Шульга…

— Он не мой, Виктор. — Тамара постаралась взять себя в руки, чтобы не повысить тон. — И мне тоже неприятно, что он лезет, куда не просят. Но Борис всегда поступает так, как считает нужным. И если он задает вопросы о Тимуре, значит, они у него остались.

— Но! Ни ты и тем более я его об этом не просили. Делом занималась полиция, и оно закрыто. Все!

— Я могу с ним поговорить, — наткнувшись на взгляд исподлобья, Тамара поспешно добавила: — При случае.

— Вот именно — при случае. И не надо искать этого случая. — Виктор каждое слово произнес отдельно, отчего Тамаре показалось, будто он отдает приказ. Она передернула плечами и поджала губы. Почувствовав, что слегка перегнул палку, Новак дотронулся до ее плеча. — Мне нужно ехать по делам. Тебя отвезет Сотник.

— Я не маленькая, Виктор. Доеду сама. Буду ждать тебя дома. — Тамаре передалось его плохое настроение.

Новак вышел, не потрудившись закрыть за собой дверь. Тамара вздохнула.

Значит, Боб продолжает ковыряться в деле, о котором она старалась не думать. Но сейчас ее беспокоило другое, — Виктор, который только и ищет повода показать Тамаре, что Боб не так хорош, как ей хотелось бы.

Тамара вспомнила, как родители ругали Тимура за очередные проступки, папа мог даже шлепнуть его при случае, но не дай бог классная руководительница пыталась на него пожаловаться! И он, и мама яростно бросались на защиту «грозы школы», обвиняя плохое окружение и напрочь забывая, что еще вчера сами его «строили» примерно в таких же выражениях, как и учительница.

Сама она могла сколько угодно ругать Бориса последними словами и даже порой ненавидеть, но подобный тон Виктора по отношению к Шульге был для нее болезненным ударом.

Тамара достала из сумки мобильник, нашла в контактах «Боря» и нажала на «вызов».

26

«Скоро, совсем скоро весеннее солнцестояние, когда день равен ночи, — бодро тараторил голос по радио. — Весеннее равноденствие — это точный момент окончания зимы. Солнце перейдет в знак Овна, и начнется новый отсчет знаков зодиака. Недаром 20 марта было выбрано профессиональным праздником астрологов. Готовьтесь, друзья, пробудиться от зимней спячки».

Боб сделал звук тише. А действительно, март добежал до середины. Скоро по минуте за сутки день отвоюет у ночи свое время. Боб любил именно этот период года. Когда просыпались уснувшие надежды, когда хотелось верить только в хорошее, когда казалось, что все еще будет.

Будет еще небо голубое,

Будут еще в парке карусели.

Это ничего, что мы с тобою

До сих пор жениться не успели.

Вспомнилась песня времен молодости мамы. Она часто ее напевала, и Боря про себя раздражался, не находя логики в этих словах. Сейчас он все понимал, но по привычке отмахнулся. При его роде деятельности можно так никогда и не успеть.

Через триста метров, следуя указанию джи-пи-эс, он свернул на проселочную дорогу, по одну сторону которой высился лес, а по другую — ровной линией выстроились частные дома. Время от времени Боб поглядывал в зеркало заднего вида, по привычке проверяя, нет ли за ним слежки в наползающих сумерках.

Возле нужного дома Боб остановился. Еще раз сверился с запиской и вышел из машины. Подойдя к старому кирпичному дому, подергал калитку. Она была заперта. В ответ залаяла собака. Судя по басам, крупная. Сбоку на столбике Боб заметил кнопку звонка. Нажал. Звука не услышал, но собака залаяла громче. Наконец послышался шум открываемой двери, и девичий голосок прикрикнул на собаку:

— Тихо, Джим!

Послышались шаги, которые вскоре остановились у калитки.

— Кто там?

Боб постарался смягчить голос:

— Откройте, пожалуйста. Надо поговорить.

— О чем говорить? И кто вы такой?

— Я от Учителя.

Минутная пауза, и калитка со скрипом открылась. Вышла худенькая, очень молодая девушка. В спортивном костюме и шлепанцах на босу ногу. На плечах у нее была накинута мужская куртка.

— Чего надо?

— Вы Света? Раз открыли, значит, я правильно назвал пароль.

— Нет никакого пароля. До свидания! — девушка попыталась закрыть калитку.

Боб подставил ногу.

— И все-таки вы открыли, услышав слово «Учитель». Нам есть о чем поговорить.

Света молча отступила в сторону.

— Может, пройдем в дом? — настаивал Боб.

Девушка оглянулась в сторону дома и, пропустив Боба, поспешно закрыла за ним калитку.

— Я вас не знаю. Нам не о чем говорить.

— Ошибаетесь. Есть о чем. Например, о том, как вы довели Тимура до смерти. Заметьте, я не говорю — убили.

— Какого Тимура? Я не знаю никакого Тимура.

— Тимура, может, и не знаете, а вот с Учителем были знакомы. И вы, и ваш друг Олег.

Разговаривая, Боб потихоньку оттеснял Свету к дому. Они почти дошли до крыльца, когда из-за угла дома появился Олег с охотничьим ружьем наперевес.

— Руки!

Боб медленно поднял руки на уровень плеч.

Света испуганно вскрикнула:

— Олеж, не надо!

— Света, не лезь! Мы его не звали. — Олег перевел взгляд на Боба, тот выглядел спокойным и не опасным. — А ты, мужик, в дом иди, там и поговорим.

— А вы для удобства общения привяжете меня к кровати, как Тимура? Учтите, ребята, наркотики я не употребляю и сердце у меня крепкое.

Пока Боб заговаривал зубы, сзади к Олегу приблизилась тень.

— Брось оружие, быстро! — Кошель приставил ствол к затылку охранника. Олег чертыхнулся, но ружья из рук не выпустил. Света кинулась к нему:

— Олег! Не надо! Брось!

Боб засунул руки в карманы:

— Бросай, друг, бросай. С некоторых пор я один на такие встречи не хожу.

Кошель сильнее прижал ствол, и Олег швырнул ружье. Старлей толкнул его ногой в сторону. На лбу у Шурика выступила испарина, и руки слегка дрогнули. Но никто этого в наступивших сумерках так и не заметил.

27

А в это время на другом конце города, под сигналы и гудки водителей машин перебегал дорогу в неположенном месте Лев Носов. Отдышавшись, он уже спокойно подошел к машине, припаркованной на соседней от здания конторы улице. Фары у машины не горели, но силуэт водителя в салоне просматривался четко. Костяшками пальцев Носов легонько постучал в окошко. Стекло опустилось.

— Это я. Как видите, пришел.

Дверца машины открылась. Носов сел на сиденье рядом с водителем и протянул руку для пожатия. За рулем был Юрий Заплава. На подобные конфиденциальные встречи он всегда ездил сам. Он зачем-то внимательно посмотрел на протянутую Носовым руку и вяло ее пожал:

— Опаздываете. Почти час дожидаюсь.

— Дико извиняюсь. Как раз совещание у Хорунжего.

Заплаву резануло такое простонародное выражение, и он слегка поморщился. Машина освещалась только светом фонарей с улицы, и его лицо оставалось в тени.

— Вижу, вам досталось.

— Было дело, — мрачно отозвался Носов.

— По моим данным, вы, опытный офицер, пострадали из-за капитана Калганова. Так? Или нет?

Носов оживился:

— А вы откуда знаете?

— Мне по службе положено все знать. И как давно вам вредит Калганов?

— Да он систематически ставит палки в колеса. Сует нос во все дела. Не только в мои.

— И после его вмешательства дела разваливаются?

— Ого! Еще как! — Носов возликовал. Наконец-то он мог излить душу понимающему человеку.

— А вот об этом и поговорим. Но не здесь. Поедем в одно тихое место.

28

В маленькой комнате за круглым столом, накрытым клеенчатой скатертью, сидели трое мужчин: Боб, Кошель и бывший охранник клиники Олег. В углу на диване, поджав ноги, примостилась девушка Света. Боб дал знаком понять, чтобы Кошель молчал. Олегу требовалось время, чтобы собраться с мыслями. Парень то и дело дергал себя за ухо и никак не решался начать разговор. Наконец он заговорил:

— Понимаете? Мы не хотели его убивать. Даже не предполагали, что Учитель может умереть.

— Чего вы добивались, привязав его к кровати?

Олег посмотрел на Свету. Девушка вздернула голову, в ее словах все еще звучала ярость:

— Я хотела, чтобы он почувствовал то же, что и я. Каково это быть беспомощным.

— А наркотики, которые нашли в квартире? — подключился Кошель.

— Это его. — Света смотрела Кошелю прямо в глаза. — Олег связал Учителя, а потом показал таблетки. Чтобы он их видел, а достать не мог.

Олег прижал ладони к лицу, вспоминая события тех дней:

— Он так просил! Умолял, унижался, угрожал, снова умолял, плакал. Света не выдержала — вышла. Я — за ней. Она говорит: «Хватит. А то мы уже на него похожи». — Олег перевел взгляд на Свету. — Хотели уже развязать, а он в этот момент что-то выкрикнул и замолк. Вошли в комнату, а он уже…

— И вы убежали? — подытожил Боб.

— Света сразу хотела вызвать полицию. Я отговорил. Вина только моя. Даже план, как его похитить, я придумал. — Олег вскочил с места. Кошель ринулся было следом, но Боб осадил его:

— Погоди, старлей. — И обратился к Олегу: — Света узнала Учителя?

— Да! — Олег снова сел. — А он ее не видел. Я ему предложил бежать. Он дал контакт своей подружки. Потом на пункте охраны я, типа, их не заметил. Они вышли и сели ко мне в машину. Через двадцать минут я уже сидел за рулем.

— Как избавились от Жанны?

— Я по пути попросил ее выйти, купить стартовый пакет, поменять симку. К тому времени Учитель уже отключился. Чего-то там глотнул. Его и вырубать-то специально не пришлось.

Кошель засомневался:

— У него же ссадины на голове!

— Это я потом приложил, чтобы успокоить.

— А квартиру зачем сняли? — продолжал Кошель.

— Ну, не сюда же было его везти. Следы путали. Как умели, так и крутили. Света даже телефон выбросила после этого. Да, Светик?

Девушка подняла на Кошеля глаза, полные слез:

— Что нам за это будет?

Кошель перевел взгляд на Боба. В ответ Шульга пожал плечами:

— Чего смотришь? Дело твое. Затем я тебя и подтянул, новичок. Заканчивай и сам решай.

— Решать, допустим, будет суд. Но если бы ты, Борис, хотел, чтобы эти ребята ушли от наказания, ты бы меня не подтягивал.

— Вот и командуй. Дальше сам. Звони в полицию, оформляй явку с повинной. Я правильно понял, молодые люди?

Света обвела мужчин взглядом.

— Я тогда сильно испугалась. Конечно, нужно было сразу сообщить куда надо.

— Правильно. Но лучше поздно, чем… ну, вы знаете. Я поехал, Шурик. Счастливо, ребята. — Боб встал и под напряженными взглядами спокойно пошел к двери.

— Борис! — окликнул его Кошель.

— Что еще?

— Спасибо!

Боб пожал плечами и вышел. На пороге на него бросился Джим, помесь кавказца с немецкой овчаркой, натянув до предела цепь. Боб хлопнул себя по ноге и резко приказал: «Фу!» Пес сел на задние лапы, и Боб бесстрашно погладил его по кудлатой голове:

— «Дай, Джим, на счастье лапу мне! Такую лапу не видал я сроду!» Вру, видал! Только сегодня утром. Чуешь, вашим братом пахнет? То-то же! Заждался меня дома мой Бобик. Так что давай, пока, дружище.

Олег наблюдал за происходящим из окна. На его памяти Джим к чужим никогда не ластился, а тут, надо же, чуть хвост не оторвал. Повезло им с этим Борисом. А ведь могли еще больше глупостей наделать, ведь еще чуть-чуть — и он, ей-богу, пальнул бы по нему из того ружья.

Боб вырулил на трассу, мысленно вспомнив все стихотворение Есенина о «Собаке Качалова». Предпоследнюю строфу он прокрутил в памяти отчего-то еще раз:

Мой милый Джим, среди твоих гостей

Так много всяких и невсяких было.

Но та, что всех безмолвней и грустней,

Сюда случайно вдруг не заходила?

Вдруг в кармане его куртки зазвонил телефон. Боб сбавил скорость, выудил трубку и недовольно буркнул:

— Алло?

Вместо голоса Калганова, который он ожидал услышать, прозвучало тихое:

— Привет!

— Здравствуй, Тома!

— Говорить можешь?

— Да! Как ты? В больнице?

— Нет. Я уже в порядке. Но про больницу хотела бы с тобой поговорить!

Боб кивнул. Он уже понял, о чем пойдет речь. Что ж, после того как его сегодня чуть ли не грохнули из охотничьего ружья, «холодок» в интонациях Томы он перенесет намного легче.

29

Конечная остановка маршрутки едва освещалась единственным на всю округу фонарем. Резные тени от еще голых деревьев шевелились на асфальте при каждом порыве ветра. На остановке не было ни души. Когда последняя маршрутка резко затормозила, из нее вышла только одна женщина. Водитель торопился закончить смену и тронулся, закрывая дверцы на ходу. Лидия Чайковская едва успела отскочить от бровки, иначе ее ноги обдало бы грязью, вылетевшей из-под колес. Маршрутка пропала за поворотом, мелькнув напоследок красным светом задних фар. Чайковская огляделась и плотнее запахнула пальто. Зябко и тихо было вокруг. Ей стало не по себе, казалось, что за ней кто-то наблюдает из темноты. Вгляделась — никого. Прислушалась — ни звука. Порывшись в сумочке, она достала мобильный телефон и набрала номер.

— Алло! — Голос резко прозвучал в тишине, и она невольно перешла на шепот. — Это я… Да, Лидия. Вы хотели поговорить со мной о сыне. Так вот, я приехала, куда вы сказали… Куда мне идти?.. Хорошо.

Чайковская спрятала телефон в сумочку и пошла прямо по дороге. Она сразу и не заметила, как позади нее в полной темноте вспыхнули фары и почти бесшумно включился мотор. Машина рванула с места.

Обернувшись, Чайковская обрадовалась: хоть какая-то живая душа, может, и подбросят на нужную улицу, она подняла руку, помахала. Закричала лишь спустя пару секунд, когда поняла, что машина несется прямо на нее. Закрывшись рукой от света фар, она попыталась отскочить в сторону, но не успела. Глухой удар — и тело покатилась по асфальту.

Машина остановилась. Фары осветили тело, неподвижно лежащее на обочине. Из автомобиля вышел водитель. Намеренно попадая в пятно света, он подошел к телу, на ходу надевая черные перчатки. Женщина была мертва или при смерти — неестественно изогнута шея, висок в крови, — в любом случае удар был очень сильным, чтобы ей остаться в живых.

В свете фар мелькнула рука с ножом, занесенная над телом. Но убийца не торопился добивать жертву, он просто срезал пуговицу с пальто.

Поднявшись, еще несколько мгновений он постоял в нерешительности, прислушиваясь к внешним звукам: где-то вдалеке лаяли собаки. Затем он снова склонился над жертвой. Еще одна пуговица отправилась в полиэтиленовый пакетик на застежке «зиппо».

Водитель вернулся в машину, сдал назад и, объехав безжизненное тело, рванул по прямой. В той стороне горизонт подсвечивался ярким неоновым светом — город жил ночной жизнью, разительно отличающейся от здешней темной тишины.

30

Кусочек красного корпуса универа хорошо просматривался из окна, и по-прежнему бередил воспоминая юности, когда здесь бывало весело и шумно. Со студенческих лет в их любимом кафе практически ничего не изменилось. Разве что теперешние студенты сидели, уткнувшись в мобильные телефоны и планшеты, даже если это были влюбленные пары. На круглом столике стоял большой чайник, чашки и плоское блюдо с пирожными. И горела свеча в странном подсвечнике, напоминавшем лампу Аладдина. Такие свечи горели на каждом столике, за которыми сидели пары. Отметив такую деталь, Тамара несколько смутилась, но Боб, похоже, ничего не замечал — ни вида из окна, ни специального «валентиновского» декора.

Он сухо излагал отчет о деле Тимура.

— Вот как-то так, Тома. Извини, но я не мог иначе.

Тамара дотронулась кончиками пальцев до его руки:

— Знаю, Боря. Справедливость — твое все. Иногда мне кажется, что только сейчас я начинаю узнавать тебя.

— И что же ты узнала? — Боб удивился, что разговор свернул на зыбкую тему их отношений.

— Ты похож на Макса. — Тамара прокашлялась. Слова о покойном муже давались ей нелегко, — не внешне, конечно. Но вот это стремление довести до конца любое дело любой ценой, даже если причиняешь кому-то боль — это у вас общее.

— Иногда врачи делают людям больно, чтобы излечить.

— Да-да. Это я уже слышала. — Тамара подняла глаза от лампы и Боб увидел в них слезы. — Не важно. Но эти ребята? Что их ждет?

— Они не ведали, что творили.

— Неправда. Ты сам только что рассказал, как долго они готовились.

— Но когда увидели поверженного врага — растерялись. Так бывает, Тома. Они хотели справедливости, но не знали, как лучше добиться ее.

— Понимаю. И спасибо за подсказку.

— Какую?

— Я собираюсь использовать то, что ты мне сейчас сказал, в суде.

Боб вопросительно поднял брови, но сразу же согласно кивнул головой. Тамара улыбнулась:

— Да-да, Боря, ты все правильно понял. Я намерена защищать их. Завтра же и займусь.

— Могу ли я тебе напомнить — у тебя теперь другая работа.

— Виктор сам предложил мне взять отпуск. Вот и займусь криминальной историей. Ведь я все-таки адвокат. Это мне ближе по духу, чем вся эта бизнесовая текучка.

— Зачем тебе это нужно, Тома? — Боб спросил, заранее зная ответ. Но таким образом он давал возможность Томе отрепетировать свои аргументы перед Новаком, а возможно и перед самими ребятами.

— Тимур причинил много горя этой девочке, Свете. Из-за него она нарушила закон. Я чувствую свою вину перед ними. И буду защищать совершенно бесплатно.

Боб снова ясно ощутил, что она по-прежнему глубоко несчастна. Новак не смог сделать ее счастливой, не смог заполнить пустоту в душе. Тамара ухватилась за этот повод, сочтя его достаточно весомым, чтобы отвоевать себе глоток свободы и побыть на одной волне с теми, кто испытывает так же, как она, боль и страх.

А ведь во всем этом — его вина!

— «За все, в чем был и не был виноват», — он снова процитировал Есенина и горько усмехнулся.

— Что? — Тома промокнула губы салфеткой и отодвинула кусочек чизкейка на край блюдца.

— Да так, вспомнилось кое-что про вину.

31

Когда они вышли из кафе, Боб предложил Тамаре руку. Она покачала головой и молча подставила свой локоть. Боб взял ее под руку и вздохнул: «Ладно, веди ты!» Так они и шли к ее машине, тесно прижавшись друг к другу, — к вечеру подморозило, и было скользко. Машина мигнула фарами, когда они достигли цели своего короткого путешествия. Тамара хотела было чмокнуть Боба в щеку дружеским поцелуем, но в последний момент сдержалась. Вместо этого она крепко пожала его руку, как будто схватилась за спасательный круг.

— Тома, — Боб знал, что пожалеет о сказанном, но остановиться не мог. — Я сейчас работаю с таблицами Видонова.

— Не сомневаюсь, — Тамара открыла дверцу машины, но садиться не торопилась.

— Ты слышала, что Донецкий юридический институт МВД теперь в Кривом Роге?

— Да, конечно.

— Так вот, мне бы с Лешей Бариным поговорить, он там профессор. Ты же с ним общалась, помню. Может, дашь контакт?

— Он таки вывел свою систему поимки маньяков?

— Хочу как раз спросить.

— О’кей, Боря. Если найду, пришлю смс-кой. Вроде, мы с ним в Facebook зафрендились.

Боб кивнул и отошел от машины. Тамара села и включила зажигание. Боб не двинулся с места, пока она не отъехала на приличное расстояние. Сегодня ему не хотелось отпускать ее, а почему, он и сам не знал. Может, весна?

И все это время за ним из окна машины с каменным выражением лица наблюдал Виктор Новак.

32

Когда Боб подъехал к себе и вышел из машины, чтобы открыть ворота гаража, он по привычке посвистел. Но заливистого лая в ответ не услышал. «Странно!» Тогда он стукнул кулаком по двери:

— Бобик! Я пришел, кое-чего вкусного принес. Дуешься?

Отперев дверь, он чуть было не споткнулся. Мохнатый комок на пороге сначала показался сбившемся половичком, но в груди у Боба предательски похолодело. Когда же он включил свет, то увидел маленькое скрюченное тельце собачки в лужице подсохшей крови. Боб замер и поднял голову, стараясь сдержать слезы:

— Как же так, Бо-бо? Ты что?

Когда он наклонился поднять закоченевшее тельце, из разжатых зубов пса выпал маленький конверт. Такие обычно продают в цветочных магазинах. Боб уже знал, что увидит внутри, но тем не менее достал из кармана носовой платок, обернул им пальцы и вытащил конверт. Он не был заклеен и внутри что-то прощупывалось. Боб присел, расстелил носовой платок чуть в стороне от порога и вытряхнул содержимое. Выпала пуговица. «Черт!»

Несколько мгновений ком в горле мешал вдохнуть. Сердце бешено колотилось, заглушая все звуки вокруг. Боб ждал, вот сейчас должна прийти ярость, но вместо нее накатило чувство полнейшего бессилия. Он сел на пороге, прижимая к себе мертвого Бо-бо, и начал гладить его по холодной мордочке. Если б не тяжелый запах крови от холки, можно было подумать, что у него в руках плюшевая игрушка. «Вот бы сейчас, как в детстве, пойти спать с ней до самого утра. И больше никогда не просыпаться».

Вдруг четкая мысль сверкнула в сознании, оборвав приступ тоски: следующим будет Воха.

Портной принял вызов и сделал свой ход.

Наконец-то пришла ярость.

Боб закричал что есть мочи, вспугнув стаю голубей с другого конца дороги. Он кричал долго-долго, пока не сорвал голос. Тогда осипшим голосом прошептал, глядя в сторону гаражей, за которыми шумела трасса:

— Ты был здесь, Портной! А значит, я совсем близко!

Дело ше