Несчастный случай. Старые грехи — страница 3 из 4

стоеСтарые грехи

Часть первая

1

Утро субботы 11 марта 1995 года выдалось на удивление ясным и солнечным. Солнце поманило побыстрее раздеться. Смельчаки облачились в легкие куртки и короткие пальто, но к полудню уже прятались от поднявшегося студеного ветра. Девчонки, несмотря на капризы погоды, выставили на всеобщее обозрение стройные ножки в тонких колготках, за что тут же поплатились покрасневшими носами. И только птичье царство вовсю праздновало приход весны. Цвиринькали простенькую брачную песенку синички. Воробьи шумной гурьбой купались в первых лужах. Даже воронье карканье зазвучало мягче, утопая в шуме звенящих ручьев.

Территорию заброшенного недостроя промышленного объекта осветили первые яркие лучи. Полуразрушенный забор зарос кустарником, сквозь кирпичную кладку пробивались голые побеги кленков и березок. Посередине стройплощадки зияла огромная яма, вырытая под коммуникационные системы, из нее шел смрадный пар. Звуки, долетавшие с улицы, глушились бетонными глыбами с торчащими швами арматуры, а оставшееся эхо — тонуло на дне котлована.

Через огромную дыру в заборе въехали белые «жигули». Окно со стороны водителя было открыто, и оттуда громко звучало радио. Допел свою «Катеньку» Михаил Круг и включился новостной блок: «Расследование по горячим следам убийства журналиста Владислава Листьева, застреленного в подъезде своего дома первого марта, не дало результата. Евгений Марчук утвержден премьер-министром Украины. Индийская столица кинематографа Бомбей официально переименована в Мумбаи. Выпущена операционная компьютерная система Windows-95». Радио замолчало. Заглох мотор. Одновременно открылись обе дверцы машины, и из нее выскочили двое парней, на беглый взгляд, оба где-то до 30-ти: чернявый высокий Данила Мамедов по прозвищу Вальтер — со стороны водителя, Костя Хмелевский с незатейливой кликухой Хмель — со стороны пассажира. Одеты оба были по моде, принятой в криминальных кругах: тяжелые кожаные куртки, под которыми можно было легко прятать стволы, кроссовки, джинсы «пирамиды», а одинаковые короткие стрижки только дополняли образ типичных братков.

Вальтер держал руки в карманах куртки, правой перебирая четки, отчего карман его время от времени шевелился. В остальном он был нарочито спокоен. Хмель же, напротив, крутил головой во все стороны, растирая припухшие на костяшках кисти рук. Ударив носком ботинка смерзшийся с прошлогодней листвой гравий, он сплюнул сквозь щель в зубах:

— Слышь, Вальтер, приличнее места нельзя было найти?

Вальтер проводил плевок взглядом и повернулся к Хмелю спиной.

— В городе? Сейчас! А тут и ехать далеко не надо, и не помешают, — голос его звучал глухо. Шагнув к самому краю ямы, он заглянул вниз.

— Так и стой! — крик Хмеля пронесся эхом над котлованом.

Вальтер хмыкнул и неспешно повернулся. Руки он по-прежнему держал в карманах. Хмель наставил на него «макаров»:

— Руки! Грабли из карманов! Я сказал!

Вальтер вздохнул и спокойно вынул руки. В правой — вместо четок оказался его пижонский «вальтер», за который его так и прозвали.

Хмель дернулся и жестом приказал бросить оружие. Вальтер медлил. В глазах у него зажглись странные лукавые искорки, будто его занимала происходящая игра. Голос Хмеля дрогнул:

— Брось!

Вальтер только пожал плечами:

— Договоримся, Хмель!

— Жене скоро рожать. Сказали — сын будет. Увидеть его хочу. Бросай!

Хмель был настолько сосредоточен на оружии Вальтера, что не услышал шагов за спиной. По гравийной дорожке вразвалочку к ним медленно приближался такой же молодой с виду парень, одетый в кожаный плащ и стильную широкополую шляпу. В вытянутой руке он держал пистолет.

Вальтер заметил Князя первым, и на его лице невольно отразилось удивление. Хмель прищурился, перемена в лице Вальтера заставила его резко повернуться. «Макаров» запоздал на пару секунд, Князь опередил его и выстрелил в ногу. Хмель вскрикнул, потерял равновесие и упал. К нему тут же подскочил Вальтер и ловко обезоружил. Повернувшись лицом к Князю, он с восточным пафосом сказал:

— Ты мне сейчас жизнь спас. Я твой должник, брат! У человека нервы сдали, мог и шмальнуть.

— Нечего со стукачами играть, Вальтер. Надо сразу валить.

Князь подошел к лежащему Хмелю и коснулся носком кроссовка раненой ноги. Хмель застонал. Вальтер с деланым сочувствием покачал головой:

— Наш друг кое-что понял. Не хочет сына сиротой оставлять. Не хочешь, а, капитан?

— Надо же! И звание знаешь, — приподнялся на локте Хмель. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, затем Вальтер наклонился ниже, обдавая теплым «мятным» дыханием поверженного капитана:

— Я все знаю. И Князь тоже. Кто тебя сдал — вопрос пятый. А договариваться надо.

Князь возмущенно поднял руку:

— О чем с ментом договариваться, Вальтер?

— Слушай сюда, Князь! Раз мент в нашей конторе — значит, нас пасут. Не сегодня-завтра накроют. Вот Жору конкурента пусть и накрывают. Давно хотел его слить. Слушай, Хмель, дашь нам уйти — отпустим. Затихарись. Как уйдем — нарисуешься.

Все это время из-за кучи бетонных блоков за ними наблюдали. Вороны сгрудились возле неподвижного человека, но, когда тот слегка повел головой, птицы с криком разлетелись. Он внимательно смотрел, как Князь потер руками веки, словно слова Вальтера его изрядно утомили. Пистолет при этом он так и держал в руках, отчего даже спокойный Вальтер отступил на пару шагов в сторону. Наконец Князь уставился на Хмеля тяжелым взглядом, и всем стало понятно, что он согласился с доводами Вальтера. Вальтер только того и ждал, он снова подался вперед, пытаясь перехватить затуманенный взгляд раненого Хмелевского:

— Ну, как, договоримся?

Капитан тяжело задышал, боль в ране вызвала короткую судорогу, отчего он с трудом прохрипел:

— Да!

Подельники облегченно вздохнули. Вальтер хотел было протянуть руку, чтобы помочь Хмелю подняться на ноги, как в этот самый момент, со стороны бетонных глыб, раздался короткий одиночный выстрел. Пуля со свистом прошила воздух и застряла в голове у Хмеля. Он снова упал. На этот раз замертво. На кожаный плащ Князя брызнула кровь.

«Твою ж мать!»

Вальтер бросился первым: «Туда!» У бетонных глыб он остановился, озираясь по сторонам — больше стрелять было неоткуда. Но стрелка и след простыл. Когда подбежал Князь, Вальтер уже успел осмотреть землю вокруг и не обнаружил ни единого следа. Разве что старый полуистлевший бычок сигареты.

К телу мертвого капитана уже слетались первые вороны.

2

Ей все казалось, сейчас она откроет глаза, а кругом свежая, похожая на туман из увлажнителя воздуха, зелень. Нимбом над каждой костлявой кроной, облаком над каждой черной клумбой. Весна. По пригоркам, по кольцам гравия вокруг подъездов и парковок карабкается, ползет, набирая мощь на каждом отвоеванном у зимы квадратном сантиметре. Как желтые вкрапления самородков — одуванчики. Как просыпанные стеклышки небесной мозаики — синенькие крокусы и мышиный гиацинт. Но нет. Только серый горизонт над серым асфальтом.

Им с Виктором повезло: в их коттеджном городке круглый год ярусами один над другим зеленела хвоя: можжевельники, вечно-живые кусты магонии, сосны и елки всех видов и размеров. Достаток обеспечивал профилактику от такого себе зрительного авитаминоза. Создавал иллюзию круглосуточного присутствия Персефоны, которая для других жителей города была полгода пленницей в царстве мрачного Аида.

При выезде из территории, прямо у шлагбаума, со стороны дороги, они заметили коробку со щенками. Месячные клубки шерсти высовывали остренькие мордочки из-за кромки разбухшего картона, принюхивались к новым запахам, прислушивались к странным звукам. Полуприкрытые глазки выискивали мать. Наверное, их подбросили сюда совсем недавно. Они еще не устали удивляться резкому повороту судьбы. Тамара дернулась к окну, но Виктор надавил на педаль газа.

— О них позаботится охрана, а у нас совещание.

— Наверное, ты прав, — она тяжело вздохнула. А про себя подумала, что на душе у нее сегодня особенно тяжело и забота о щенках скрасила бы ее день. Она бы отвезла их к ветеринару, а потом в проверенный приют. Дала бы объявления на OLX и Facebook. Нашла бы хорошие руки.

Некоторое время ехали молча, пока Виктор не притормозил на светофоре.

— Ты женщина, поэтому инстинкт велит тебе бросаться на защиту слабых и беспомощных. Но инстинкт — это рабство и подчинение нашему «животному» прошлому. Человек наделен свободой воли. Разум и стратегия — вот единственный принцип сегодняшней жизни. Правда, не для всех.

— Виктор, я понимаю. — Тамара отвернулась к окну. Ей стоило усилий не разозлиться на него, не расплакаться. Ей было жаль щенков. Казалось, что это — метафора их собственной жизни, вот так и боги проносятся мимо, предоставляя их, людей, воле случая. А что, если щенков утопят охранники в том самом озере, неподалеку от их дома? Она больше никогда не сможет там любоваться на закат солнца.

— Думаю, не понимаешь. «Мы не знаем, что такое мораль, ангелам она неведома, мораль — для тех, кто нечист душой; у нас нет принципов, эти оковы — для людей», — Виктор произнес цитату медленно, смакуя каждое слово. Слова звучали так, будто он делился с ней самым сокровенным. Тамара повернулась к нему:

— Откуда это, Вик?

— Это Марк Твен! Тот самый, который писал про Тома Сойера, помнишь? Эта его повесть называется «Таинственный незнакомец», и она про ангела по имени 44. — Виктор улыбался. Он был рад произведенным эффектом. — Там рассказывается о мироустройстве, как бы это сказать, с точки зрения квантовой физики.

— Ого! Откуда Марк Твен в то время…

— …Он дружил с Теслой. Думаю, оттуда, — перебил Виктор Тамару.

— Так ты поэтому поменял машину? — Тамара попыталась пошутить, но, поймав ответный взгляд Новака, поняла, что попала в точку. — Мораль для тех, кто нечист душой? Так?

— Именно так! Подумай об этом на досуге.

Тамаре показалось, что сам Виктор, лишенный в детстве родительской любви, поднялся над «человеческим», превратившись в такого вот беспринципного ангела. Отсюда и его феноменальная работоспособность — он спал не более пяти часов в сутки — и успешность в делах. Он отсекал эмоции. А она стала своего рода исключением. И когда она, его избранница, оказывалась, как сейчас, предсказуемой и жалостливой, он в свою очередь становился особенно жестким. Как тогда в больнице после ее признания, что она дала дубликат своих ключей Тимуру.

— А почему ангела звали 44? — Тамара пыталась придать голосу легкую насмешливость, но вопрос прозвучал на удивление серьезно.

— Потому что это порядковый номер. У ангелов нет имен.

Тамара слышала, что фамилию Новак Виктору дали потому, что он попросту был новеньким в интернате. Получается, его имя тоже своего рода серийный номер.

— Я после совещания отлучусь в салон. У меня запись, помнишь?

— Хорошо. Пообедаю в офисе сам.

Он был недоволен текущим положением дел. Если банковская система работала более-менее стабильно, то его амбициозные проекты, в частности Одесский фармацевтический завод, явно тормозили. Он элементарно не мог найти партнеров по бизнесу. Самостоятельно поднять проект было невозможно, а инвесторы, после гибели Пасечника, не торопились вкладывать деньги в сомнительное дело. В бизнесовых кругах ходили слухи о заклятии, наложенном на завод его бывшим владельцем. В общем-то, ерунда, но деловые люди, как, впрочем, и все иные, суеверны и рисковать почем зря не любят.

Так и пробежало пару часов после совещания за анализом одесских дел.

В кабинет постучали, минуя селектор секретарши. «Значит, это Тамара», — решил Новак и оказался прав. Не отрываясь от бумаг, он указал ей рукой на кресло. Осадок после утренней поездки еще не улегся. Между ними чувствовалось напряжение. Тамара продолжала стоять. Новак поднял голову и обомлел. Перед ним была новая, вернее обновленная женщина. Он не сразу понял, что произошло. В элегантном облегающем костюме, выгодно подчеркивающим ее идеальные формы, она возвышалась над его столом и смотрела с вызовом.

«Господи! Да она же постриглась. Как я сразу не заметил?» — Новак поспешил исправить оплошность:

— Должен признать — тебе идет. Но с чего это вдруг ты решила изменить имидж?

— Хочу покончить с прошлой жизнью. Начать все с чистого листа. — Губы ее при этих словах были плотно сжаты.

— Я так понимаю, это относится к твоему намерению поработать адвокатом?

— Ты имеешь в виду мое решение защищать Свету и Олега? Да, именно.

— Они убили твоего брата. — Виктор решил больше не щадить ее чувств.

— Он сам себя убил. Это был логический конец последних лет его жизни.

— Ты будто репетируешь речь в суде. Но со стороны твое участие выглядит как-то странно. — Новак нажал кнопку на пульте и попросил секретаршу принести им две чашки кофе.

Тамара выждала минуту и скрестила руки на груди.

— Ты придумал новый аргумент против?

Виктор спрятал бумаги в папку, сунул ее в стол и, сложив пальцы домиком, посмотрел Тамаре прямо в глаза:

— Ты — лицо заинтересованное. Близкая родственница их жертвы.

— И?.. Закон не запрещает защищать мне этих ребят!

Дверь приоткрылась без стука, и секретарша внесла на подносе две чашки кофе, вазочку с сахаром и соленые крекеры. Она молча поставила поднос и беззвучно удалилась.

Новак пробормотал дежурное «спасибо» и снова повернулся к Тамаре. Пару секунд паузы дали ему возможность взять себя в руки. Голос смягчился:

— Я объясню тебе, как это может выглядеть со стороны: ты нарочно лишаешь других адвокатов возможности защищать Олега и Свету, сама хочешь провалить процесс, чтобы им дали по максимуму.

Для Тамары такой вывод оказался полной неожиданностью — она чуть не пролила кофе.

— И ты всерьез так думаешь?

Новак выставил руки ладонями вперед, Тамара про себя усмехнулась, это был ее жест.

— Боже упаси! Но так это может выглядеть со стороны.

— А может и не выглядеть. Я не боюсь подобных домыслов. Но за высказанные опасения — спасибо! Ты умеешь видеть подводные камни. Я учту их, когда буду выстраивать линию защиты.

Раздался легкий стук в дверь. На этот раз секретарша решилась обратить на себя внимание:

— Виктор Захарович, у вас встреча с клиентом.

Тамара одним глотком допила остывший кофе и направилась к двери. Новак придержал ее за локоть:

— Ты кое-что забыла, — он заглянул Тамаре в глаза.

Тамара подставила ему щеку для поцелуя. Он ущипнул ее за щеку и легонько подтолкнул к двери.

Ему нравилась, что, проявляя доброту, Тамара становилась жесткой. «Она быстро учится!» Эта мысль немного подняла ему настроение. А со всей этой «защитой» он что-нибудь да придумает.

3

За низким штакетником чернела рабатка, на которой все лето цвели чернобривцы, а сейчас с трудом пробивалась первая трогательная травка.

Под ней возвышался холмик свеженасыпанной земли. Боб стоял, склонив голову и молчал.

Воха опирался на черенок лопаты и шумно дышал. Он и не подозревал, что такой болью отзовется в его закаленном сердце гибель собаки. Ладно бы сконал от старости, а то ведь как подло, с издевкой, убила его эта мерзкая тварь. Воха прокручивал в памяти те моменты, когда он клялся себе во что бы то ни стало найти подонка и рассчитаться с ним: за Макса, за Ермака, Аллу Татарскую в лесу, за людей на фотографиях у Боба в гараже. Теперь этот счет увеличился на ни в чем неповинную животину, а маньяк был все еще на свободе.

— Ксюха меня убьет за Бобика. И вот тут рядом закопает. — Воха провел рукой по щетине и почувствовал себя дураком. Вечно ляпает невпопад первое, что приходит в голову.

— За Бобиком я недоглядел, — Боб очнулся от своих тяжких дум и направился к гаражу.

— Помянуть бы, по-человечески, — грустно пошутил Воха, — если серьезно, Боб, убитая собака — привет тебе от Портного. Он знает, что ты его ищешь. Теперь ходи и оглядывайся. Или скажешь, я снова валяю капитана Очевидность?

— А когда было иначе? — Боб никак не мог попасть ключом в замочную скважину — дрожали руки. — Портной не этого добивался своим приветом! Пугать — это уровень школьников на Хэллоуин.

— Оп-па! А чего, по-твоему? — Воха отобрал ключ у Боба и легко открыл замок.

— Сам подумай! Он знает, что его ищу именно я. Он мог легко зачистить меня, как собачку. Портной же просто передал привет.

— С чего ты взял?

— Убить меня легко. Но не интересно. Портному важнее играть. Вся эта гребаная бижутерия из пуговиц тому подтверждение.

— У тебя мало места для маневра, Боб.

— Спасибо, успокоил. О собаке никому пока ни слова. Особенно Тамаре. И ускорься с поисками контактов близких из первой группы жертв Портного.

— Йес! Докладываю: все контакты установлены. В списке четверо. Номер первый — некто Пархоменко. Дальше…

— Дальше, Воха, я сам. Скинь мне на почту адреса, телефоны, явки. А вечером подскочи — помянем Бо-бо. И узнать бы, чью пуговицу на этот раз он мне с ним передал? Жертва может быть и старой, — в голосе Боба прозвучало отчаяние. Он сам не верил в подобное предположение. Но надеяться запретить себе не мог.

Воха молча кивнул и поставил лопату в угол. Боб также кивнул ему на прощание и зашел внутрь гаража, замерев на пороге. Более светлый прямоугольник бетонного покрытия напомнил ему, что здесь лежал половичок с окровавленным тельцем Бо-бо. Значит, на этом месте, где он сейчас остановился, совсем недавно стоял Портной.

Нельзя, чтобы смерть животного вызывала такую же боль, как потеря близкого человека. Но боль была такая же. Словно все слайды наложили один на другой, создавая новую картину реальности. Реальности, в которой он был обречен на тотальное одиночество. Вечная зима. Портной лишил его даже такой тайной радости, как сознание того, что его приход домой кому-то нужен, например, собаке, которая, может быть, просто ждет куска мяса в миске, пусть даже не его самого, как такового, а положенную пайку. Это была ниточка, связующая его с миром обычных людей. Вместе с пуговицей маньяк перерезал эту нить. Теперь его ничего не связывало с миром живых. Любовь? И что любовь? Он же дышит воздухом? Так и его любовь. Каждый вдох-выдох давно стал сплошной ноющей болью, растягивающей меха легких потребностью жить дальше, чтобы отомстить. Месть для него уже была даже не целью, а функцией. Он стал автоматизированной системой по поиску врага. А тот в свою очередь тоже представлял собой сложную систему, иначе как объяснить то, что по таблицам Видонова его преступления не соответствовали ни одному пункту? Сейчас они действуют одинаково. Неужели и у Портного нет ни одной ниточки в лабиринте Минотавра? Ни одной привязки? Слабого места? Он тоже система? Зеркальное отражение самого Шульги. Боб понял, что если заглянет еще глубже в себя — то сможет найти Портного прямо сейчас, взять трубку и сказать: «Алло!» Гибель собаки стала триггером для них обоих, поставив их лицом к лицу в центре лабиринта. Сегодня Портной потребовал от Шульги безупречности. Собака слишком «очеловечивала» его в глазах врага. Не Воха, не Тома… А маленький гавкучий пес.

Да, он всю жизнь любил одну женщину, к которой запретил себе привязаться, она всегда принадлежала другому. И друга, которого готов был потерять с первого дня знакомства, учитывая род их совместной деятельности. Но потерять собаку, даже не свою собаку, а так, подкидыша, вынужденного соседа… К этому он не был готов. Маленький комок шерсти с его безусловной преданностью словно давал ему право поступать по-человечески, на уровне инстинктов, без анализа, давал индульгенцию — то есть право привязаться. «Черт, как же больно! Почему ему до сих пор больно? Какая на фиг безупречность?» Боб размазывал градины слез по впалым щекам. С детства его раздражал пафос «Маленького принца» Экзюпери. Какая-то психотерапия для взрослых, замаскированная под детскую сказку. «Приручи меня», — просил лис. А принц любил розу. И вся их планета — размером с мяч.

Лисья мордочка Бо-бо на телефоне… В тот день была вязка, и Воха снял по просьбе хозяйки девочки, как собаки стоят, словно приклеенные друг к другу. Оказывается, так надо для рекламы потенциальных щенков — убедить будущих владельцев, что они чистокровные.

Боб отбросил телефон и пошел мыть руки. Струя воды с землей уходила воронкой в сливное отверстие.

«Спи спокойно, тезка!»

В другой конец радуги, где хозяев ждут их мертвые питомцы, Боб не верил.

«Приручи меня, Маленький принц!»

4

Часы в кабинете Заплавы показывали без одной минуты девять. Левченко знал, какое значение для шефа имеет пунктуальность — «пунктик» еще со времен юности и вечный повод для насмешек вышестоящих по рангу коллег. Но Левченко был ниже и поэтому старался угодить шефу, приходя на работу «с боем курантов». Заплава уже сидел за столом. Свежевыбритый, в белоснежной наглаженной рубашке, он представлял собой образец добросовестного, аккуратного во всем служаки. Для Левченко шеф именно таковым и являлся. Изо всех сил он старался во всем походить на своего начальника. Даже гель для бритья использовал тот же, чтобы и запахом не отличаться.

Папка легла на стол перед Заплавой.

— Копии. Как вы просили. — Левченко козырнул вместо приветствия.

— И что? Я это все читать должен? Я тебя просил справку подготовить. На одну страничку. Где она?

— Я думал, чем полней информация… — Левченко смутился.

— Когда выполняешь поручение — меньше думай. Больше делай. Давай коротко — что на Калганова?

Левченко прокашлялся:

— Два года назад в Голосеевском парке был расстрелян некто Зубцов, владелец сети заправок. Ему при людях угрожал Данила Мамедов, он же Вальтер. Недалеко от места преступления найдено тело Пархоменко, гражданина без определенных занятий. По версии следствия, он — свидетель. Догнали, ударили ножом. Этот нож нашли при обыске в мусорном баке возле заведения Вальтера. Дело вел капитан Носов.

— При чем здесь Калганов? — откинулся на спинку стула Заплава.

— Носов задержал Вальтера. Калганов указал следователю, что нож есть, а пистолета, из которого убили Зубцова, — нет. Вальтер вышел. А Калганов через месяц погасил кредит за квартиру.

Заплава быстро глянул на Левченко, и тот заметил легкий намек на улыбку на суровом лице шефа.

— Поздравляю, Левченко. — Начальник подвинул к себе папку и раскрыл ее. — Это уже что-то конкретное.

5

В малом зале ресторана «Студио» людей, как всегда, было немного. А в такое время и подавно. Так, парочка постоянных клиентов, для которых бизнес-ланч мог плавно переходить в ужин. Никакой музыки. Здесь совершались деловые встречи, устанавливались полезные контакты, велись важные переговоры, как говорится, не для протокола.

Сотрудники ресторана и официанты — все сплошь мужчины в летах — гарантировали полную конфиденциальность.

В дальнем углу, отгороженном от зала вазонами с огромными бордовыми орхидеями, в массивных креслах с широкими подлокотниками расположились двое. Солтис — постоянный клиент «Студио», полный мужчина лет пятидесяти, в несколько помятом пиджаке на розовом поло. И его визави — моложавый, дорого одетый господин, в очках от Армани, будто только что сошедший со страниц журнала «Форбс». Держался господин уверенно, даже нагловато, пытаясь сразу подавить собеседника, как его недавно обучал на курсах публичной речи модный коуч Густав Водичка. Теперь Мальцев вел себя так со всеми, кто не соответствовал его понятию о табели о рангах. Разговор длился уже минут пятнадцать, и Мальцев успел выкурить полсигариллы. Бокалы опустели. Официанты не торопились их пополнять без указания господина Солтиса. Тот слегка вспотел от напора Мальцева, но «оборону» держал:

— Нет-нет, господин Мальцев. Вы — мой партнер по бизнесу, но политика — это другое. В политику я не пойду, даже с вами.

— Если не мы, то кто же? Вы же сами это говорили, — наседал Мальцев.

— Это я о бизнесе говорил, а не о политике. Не хочу принадлежать никакой партии.

— Я иду как независимый кандидат. — Мальцев надул щеки и шумно выдохнул.

«Ишь как его прет от чувства собственной важности», — Солтис усмехнулся своим мыслям, а вслух продолжил:

— Независимых кандидатов не бывает. Все зависят от денег.

— Вопрос в том, чьи они. Трое наших коллег уже в игре. Георгий, кстати, тоже. Если и вы войдете в кампанию, мои позиции только укрепятся, независимость тоже.

Солтис понимающе кивнул, но при этом взгляд его оставался холодным и оценивающим.

Мальцев усилил напор:

— Если мне повезет, для всех моих спонсоров откроются новые возможности.

— Это будущее. Э-э-э, а меня интересует решение насущных проблем. — Солтис таки начал торговаться.

— Знаю, знаю ваши проблемы. Вас интересует участок под застройку. Пока решить этот вопрос в вашу пользу — в моих силах!

— Ну, вот, когда решите мой вопрос, покажете перспективу, так сказать, я и подумаю.

Мальцев протянул Солтису руку через стол, едва не задев свой бокал.

Солтис отставил бокал и пожал протянутую руку. Она у будущего кандидата была влажноватой и мягкой.

6

Она вяло ковыряла вилкой в тарелке, с овального края которой свесилась вниз веточка петрушки. От омлета поднималась тонкая струйка пара. Тамара сосредоточила взгляд на ней, пока та не исчезла, растворившись в теплом пространстве кухни.

— Тома, что? С тобой все в порядке? — Виктор устал от ее молчания.

— Погибла Лидия Петровна. Вчера поздно вечером. Не хотела тебе говорить. Ты и так мало спишь.

Новак вздохнул про себя с облегчением: «Ах, вот оно что! Теперь ее отказ от близости вчера ночью выглядел вполне обоснованным. Никакая типичная женская «голова» тут ни при чем».

— Кто это? — Наткнувшись на осуждающий взгляд, он поспешил исправиться: — Ах, да, конечно, та женщина, которую мы встретили на похоронах Тимура. У нее еще сына убили.

Тамара кивнула и закрыла лицо руками.

Виктор встал и подошел к холодильнику. Он провел по запотевшей бутылке минералки указательным пальцем и налил полстакана воды в прозрачный бокал. Пузырьки газа заструились по граненым стенкам кверху, взрываясь на поверхности крохотными капельками.

— Осторожно, холодная!

Тамара крупными глотками осушила стакан до дна:

— Спасибо, милый!

Новак осторожно обхватил ее за плечи. Короткие волосы Томы, еще не привыкшие лежать по-новому, торчали во все стороны. Теперь она походила на мальчика, и Виктору стало ее жаль. Куда девались длинные локоны, черные, как грани мориона, самого темного из всех топазов? Зачем она лишила свое лицо такой драгоценной оправы? «Протест против действительности или отказ быть красивой и женственной, что это было, Тома? Не посоветовалась даже. Раз — и чик! Отвоевываешь свободу? Проверяешь, будешь ли все так же желанна? О, да!» Она оставалась для него по-прежнему притягательной, даже стала чуточку ближе. Ведь именно такой она раньше никогда не была. Ее новый образ — его рук дело, даже если с ее стороны это всего-навсего демарш. «А вот Шульге это точно не понравится. О, маленькая моя Жанна д’Арк!» Виктору захотелось схватить ее за подбородок и впиться губами в эти сжатые холодные губы.

— Как это произошло?

— Какой-то идиот, скорее всего пьяный за рулем, сбил ее на дороге. — Тамара все еще держала в руках пустой стакан, не замечая этого.

Новак взял стакан из ее рук и поставил на стол. Отпечатки ее пальцев четко просматривались на выпуклых стенках. Боже мой, даже эти узоры казались ему палиндромами из готических книг. Ему стоило усилий вернуться к теме разговора:

— Прости за странный вопрос. Зачем женщине в ее возрасте и нестабильном психическом состоянии поздно вечером выходить из дому?

Тамара покачала головой.

— Не знаю. Страшно другое: сын и мать ушли друг за другом. И гибель чужих людей, так или иначе, коснулась меня. Вокруг что-то странное происходит, — Тамара крепче прижалась к Новаку, пытаясь спрятаться от пугающих предчувствий.

Он нежно погладил ее по «мальчишеской» голове:

— Успокойся, дорогая. Ты все еще переживаешь смерть Тимура, поэтому так остро реагируешь.

— Может быть, ты и прав. Только это ничего не меняет, вне зависимости от моего восприятия.

— Почему не меняет? Мы с тобой можем все изменить. Снова прошу: давай улетим. Туда, где море и тепло. Сменим обстановку, хотя бы на пару недель.

Тамара слегка отстранилась от его руки.

— Пожалуй, ты прав. Давай улетим.

Смотрела она при этом куда-то мимо него, поверх окна, в котором затеплилось розово-золотым цветом весеннее утро.

Виктор не счел нужным скрывать свою радость. Крутанувшись вокруг своей оси на босой пятке, он громко хлопнул в ладоши.

— Иди сюда! Выбирай страну! — Бросившись к барной стойке, он быстро пробежался по клавиатуре ноутбука, оставленного там со вчерашнего вечера. — Я закажу билеты на ближайший рейс.

Тамара подошла поближе, ее теплый с горчинкой запах поднял в Новаке чувственную волну, и он глянул на нее мельком, может быть, они сегодня опоздают на работу и наверстают упущенное за ночь? Ему с первого взгляда на обновленную Тому хотелось ощутить, как короткий ежик ее волос оцарапает кожу его живота, кубик за кубиком, все ниже и ниже. Но Тома даже не взглянула на монитор:

— Решай сам. Сразу после суда над Олегом и Светой и полетим.

Виктор замер на полуслове, мгновенно изменившись в лице:

— Но… Это же надолго!

— Не думаю. Обстоятельства дела таковы, что в суде оно может оказаться уже через месяц. И слушание вряд ли будет долгим.

— Господи, Тома! Месяц?

Тамара будто и не заметила его реакции на свои слова. Ее сейчас занимало странное ощущение, будто она только что упустила что-то очень важное. Она чуяла нутром: из глубины океана бессознательного показался плавник хтонического чудовища. Там, впереди, расходились круги по воде. Ее осознающий разум, очерченное эго, качалось на этих волнах ярким теннисным мячиком, крохотной, но такой занятной приманкой для глубинных страхов. Проследи она за этим плавником, пойми направление, глядишь, и минует столкновение «Титаника» с айсбергом.

Стараясь скрыть досаду, Виктор будничным голосом прервал ход ее мыслей:

— Ты собираешься на похороны этой женщины?

— Нет уж, увольте. С меня хватит, — Тамара ответила неожиданно резко и громко. Помолчав с долю секунды, она тихо добавила: — Даже соболезнование выразить некому. У Чайковской нет никого из близких. Прости, Вик, я пойду собираться.

Тома вышла из кухни. Рулетик омлета остался лежать на тарелке. Оставшись один, Виктор некоторое время сидел неподвижно и смотрел на ее тарелку, будто надеялся увидеть там ответ на свой вопрос. «Ты не оставляешь мне выбора, милая!» Он решительно встал и взял телефон. В контактах промелькнула «Лариса Островая». Новак остановил поиск и нажал на значок трубки. Пока шли гудки вызова, он доел остывший омлет и вытер губы салфеткой.

7

Было еще очень рано. Утро только вступало в свои права. Осветились первыми розовыми лучами верхние этажи высотных домов; на кончиках веток старых деревьев вспыхнули сотни зеленых свечей — первые почки, а над ними гигантским факелом телебашня приветствовала новый день. Каким он будет для каждого из жителей этого города? Для кого-то станет первым днем жизни, работы, учебы, брака, а для кого-то — последним в жизни. Но для всех, без исключения, будет светить, лениво выползающее на купол небосвода солнце.

На дверях кафе «У Мамеда» привычно болталась табличка «Закрыто», в то время как внутри уже вовсю кипела работа. Кухня наполнялась жаром и запахами свежевыпеченной сдобы. Заведение славилось своей кухней, особенно кондитерскими изделиями, изысканными восточными сладостями. Вальтер не скупился на поддержание имиджа лучшей кондитерской города. На него работал потомственный кулинар-афганец, которого он выписал из Стамбула.

Сам хозяин редко вникал в работу отлаженного до мелочей механизма. Отлично подобранная команда не нуждалась в личной опеке.

И все равно Вальтер появлялся в кафе вместе с первыми работниками около 6 утра, а случалось, и оставался ночевать в кабинете, вполне приспособленном для подобных случаев.

И сейчас он был здесь. Играл сам с собой в бильярдном зале на три стола. Водилась за ним подобная блажь. Это был его метод прислушаться ко своей интуиции. Если он выигрывал — давал ход делу, а вот если проигрывал…

Примеряясь кием к очередному шару, он пригнулся и прищурил глаз. Удар! Дуплет удался. Вальтер погладил себя по выступающему подбородку. За его спиной кто-то захлопал в ладоши и воскликнул: «Браво!»

Вальтер обернулся:

— Фигасе! Кого я вижу!

Прислонившись к соседнему столу спиной, за ним наблюдал Князь.

Вальтер положил кий, раскрыл объятия и шагнул навстречу другу юности:

— Скатаем, Князь? А то молодежь играть не умеет. У них игрушки на компьютерах.

Князь не сменил ни стиля одежды со времен их бурной молодости, ни манеры смотреть исподлобья. На нем, как и двадцать лет назад, были кожаный плащ, стильная шляпа и классические туфли. Только теперь вещи выглядели кричаще дорогими, брендовыми, а не купленные на польской границе у местных фарцовщиков, да и размером они были побольше. Раза эдак в три. Князь отрастил волосы, второй подбородок и солидное брюшко, в отличие от Вальтера, который по-прежнему оставался стройным и гибким, разве что былая стройность превратилась в сухощавость, а гибкость в жилистость.

Князь отклонился от объятий Вальтера.

— Я не играть пришел, Вальтер. Сам знаешь, что случилось.

Тот посерьезнел и отступил.

— Ах, это? Я только вчера выяснил, что люди, которых я консультирую, ущемили твои интересы. Я не был в курсе, брат.

— Вот именно «брат». Когда мы были моложе, братьев не кидали.

Перед глазами Вальтера всплыл котлован на заброшенной стройке и тело Кости Хмеля, подставного мента, на песчаном краю ямы. В тот день там мог лежать сам Вальтер, если бы тогда Князь не нарисовался так вовремя.

Вальтер жестом пригласил Князя сесть в одно из кресел, стоявших у стены. На что тот отрицательно покачал головой. Он еще не закончил разговора. Вальтер сверкнул глазами, но внешне остался спокоен, только развел руками, мол, не хочешь — не надо.

— Не сердись, Князь. Этого Жору Солтиса ко мне направил партнер по бизнесу. Но я честно не знал, что Солтис раньше платил тебе за решение своих проблем. Иначе отказал бы. Мне чужого не надо.

— Если не считать девки, которая ушла от меня к тебе.

Вальтер дернулся, его женщину девкой называть нельзя было никому, но, положа руку на сердце, Князь имел право психовать на этот счет, хотя времени уже прошло достаточно, чтобы он смирился.

— Ты мне это предъявить хочешь?

«Братья» буравили друг друга взглядами, и Вальтер снова победил. Потому что он действительно любил, а любовь — это страшная сила, как известно. И оправдывает даже такой отчаянный поступок, как воровство. Правда, тут решение было как раз не его. Она так решила сама. И пришла сама. И осталась, зная, что будет довольствоваться ролью любовницы, ведь Данила Мамедов был женат и растил детей. Наверное, потому, что Князь с женщинами обращался, как с предметами роскоши, менял раз в сезон, не скупясь во время цветочно-конфетного периода, а Вальтер, Вальтер прикипал душой. А душа, она ведь 21 грамм весит, многих вместить не может.

Словно в подтверждение этих мыслей Князь хмыкнул:

— Как раз девки — не предмет разборок. Одна ушла, другая пришла. А вот бизнес — это серьезно. Скомандуй, чтобы все отыграли назад. Место под застройку возвращается ко мне.

Вальтер сделал вид, что задумался. Для порядка он даже помолчал с пару секунд, а затем решительно покачал головой:

— Но дело сделано, Князь. Отыграть невозможно. Я себя подставляю. Потеряю авторитет. Со мною никто не захочет дело иметь. Нет, не могу. Но я могу подкинуть тебе другого застройщика. Жирнее.

— Мне не нужно жирного. Мне нужен этот участок. Тут на принцип пошло. Или будем воевать.

Вальтер нахмурился:

— Ультиматум?

— Совет. Когда все утрясешь — сыграем.

Князь кивнул в сторону бильярдного стола с насмешливой улыбкой на злом лице. Он считал Вальтера старомодным с его привычкой баловаться то в нарды, то в бильярд. Свое же пристрастие к шляпам считал оригинальностью и приверженностью высокому стилю, воспетому в вестернах старого американского кино. Но дело было не в привычках, а в том, что, начни они воевать друг с другом, закончится это могло бы, ой как плохо, для обоих. При всем своем романтизме Вальтер был жестоким врагом. Но сейчас Князь считал себя вправе на предъяву, что тут же продемонстрировал, развернувшись спиной и выйдя, не попрощавшись. Хлопнула дверь. Витражные стекла внутри деревянных перегородок задрожали. И тут Вальтер перестал сдерживаться.

— А что б тебя!

Он схватил кий, ударил, не целясь, и промахнулся. В сердцах отшвырнул кий в угол. Жалея, что это не копье, а угол плюшевого кресла — не широкая спина в кожаном плаще. Разозлил не столько Князь со своим ультиматумом, сколько всплывшая в памяти картинка котлована. Обычно воспоминания о том злополучном дне портили Вальтеру настроение на несколько дней. Отвлечь его могла только неспешная беседа за чайной церемонией с тем, у кого подобных историй было едва ли не больше.

Но Борис Шульга трубку не взял.

«Занят, наверное. Ничего. — Вальтер подошел к клеткам с птицами, радостно снующими с жердочки на жердочку при виде хозяина. — Освободится — перезвонит. Всегда перезванивал».

8

На этот раз Боб решил проехаться на метро. В центре в это время будет просто не реально припарковаться. Поднимаясь на эскалаторе к выходу, он рассматривал лица людей, удивляясь, как много кислотных цветов появилось в одежде пассажиров и на рекламных щитках за последний год. Музыка, если так можно было ее назвать, грохотала из динамиков, сменяясь рекламными слоганами. Наконец Боб вынырнул на поверхность. Здесь тоже бурлила жизнь.

Круглый год на Майдане в центре города было людно даже по утрам. Толпы народу перетекали от метро до подземных переходов, от переулков к центру площади, тонкими ручейками вливаясь в многообразные точки общепита и сетевые магазины. И сейчас возле памятника Михаилу Архистратигу толпилось много иностранцев, которые при помощи палок для селфи снимали себя на фоне позолоченной достопримечательности. Кое-где слышался говор западенцев, проскальзывало в общей какофонии звуков и редкое «акание» восточных соседей. Аниматоры в костюмах героев из популярных мультфильмов переступали через жирных голубей, прохаживаясь туда-сюда в поисках клиентов для фотосессии. Кого из героев масскульта тут только не было: и свинка Пеппа, и Винни-Пух, и пришелец Стич с опущенными книзу синими ушами.

Боб остановился у лавочки и достал телефон. Заметив пару пропущенных звонков, он набрал последний исходящий.

Панда Кунг-Фу высвободила руку из меховой лапы.

— Алло?

— Вы Соня? Я вам звонил. — Боб поднял руку и помахал. — Давайте отойдем в сторону. Поговорить надо.

Только Соня сделала шаг в его направлении, как к ней бросился малыш лет шести. Родители пацаненка подошли следом. Переговоры длились пару секунд. И вот уже Панда подхватила мальчика на руки. Вспышка. Следующее фото было с участием всей семьи. Когда на горизонте показалась целая группка детей, Боб вытащил купюру и поспешил к аниматорше.

Он щедро заплатил за фото, но сниматься не стал.

Наконец они присели на скамейку у фонтана, и Панда сняла голову. Как Боб и предполагал, Соня оказалась миловидной девушкой лет 25-ти. Она выглядела несколько уставшей, но глаза блестели — видно было, что она смирилась со своим родом занятий:

— Спасибо, что дали заработать. А то на разговоры отвлекаться — не только время терять, но и деньги. — Соня промокнула влажное лицо бумажной салфеткой.

— Тяжело? — сочувственно спросил Боб.

— Сейчас не очень. Зимой полегче, но людей мало. А летом в жару, конечно, ад.

— Может, позже поговорим, когда закончите?

— А я не знаю, когда закончу. Да и смысла нет. Я о своем погибшем отце ни сейчас, ни позже много не расскажу. Понятия не имею, чем он жил последний год. Как я зарабатываю — вы видите.

— То есть ваш отец Богдан Пархоменко не помогал ни вам, ни больной жене?

— Ха! Ему бы кто помог! Как бизнес отжали — лапки сложил. Жалейте его.

Мимо скамейки прошла чета пожилых китайцев, с улыбками глядя на знак инь-ян, вышитый на меховом пузе Панды. Соня провела их тоскливым взглядом, угадав в паре потерянных клиентов.

— Как я понял, семья не поддержала его в трудную минуту. — Боб рискнул выдвинуть обвинение. За бравадой девушки он уловил затаенную боль, она тосковала по отцу. «Кнопку» он нажал правильную. Соня изменила позу, повернулась к Бобу и тяжело вздохнула:

— Не знаю, что и сказать. У отца с мамой уже тогда начались трения. Возраст, устали друг от друга. Он потому и ввязался в явную аферу, чтобы что-то новое освоить. Может, и получилось бы. Но попал. Потерял все и сразу.

— И смерть нелепая. — Боб подлил масла в огонь.

— Да уж. Налетел на нож в Голосеевском парке. Оказался не в том месте и не в то время. — Соня сжала кулаки.

— А ваша мама сказала, что в парке он был по делу. Вроде встречу ему назначили.

— Ой, я вас умоляю. Это он волны делал. Показывал, что барахтается. Только о кредитах в парке не договариваются.

Соня пригладила волосы, собираясь натянуть поролоновую голову панды. Она, рано повзрослев, давно разбиралась в жизни, и инфантильность отца вкупе с его неожиданной смертью вызывала у нее злость. Обижаться было легче, чем скорбеть. Но Боб вздрогнул от ее слов, как от укола.

— Стоп! — Шульга удержал руку Сони. — Он договаривался о кредите?

— Вроде бы ему деньги на развитие пообещали. Какой-то Кандауров из «Динамит-банка». Только нет такого банка. А, значит, и Кандаурова этого он тоже придумал.

Боб усмехнулся: «Более нелепого названия для банка не придумаешь. Хотя наши маркетологи способны и не на такое. Как там у Пелевина: «Солидный Господь для солидных господ!» А тут, значит, откровенный намек на динамо. Такая дерзость для человека с манией величия весьма показательна». Еще один пазл встал на свое место в общей картине.

— Это все. Больше я и следователю не сказала. — Соня наконец пристроила массивный верх от панды на своей голове и встала со скамейки. — Простите, я должна работать. — Ее голос внутри поролоновой морды звучал глухо, и Боб скорее догадался, чем расслышал ее финальное «Пока!»

Панда поспешила к своим коллегам на площадь за клиентами и деньгами. Боб проводил ее сочувственным взглядом. «Если бы Воха в свое время поступил в эстрадно-цирковое, как хотел, он вполне мог бы оказаться вон тем Стичем». Впрочем, сам-то он тоже чинил чужие машины по локти в мазуте после универа и многих лет оперативно-сыскной.

«Судьба играет человеком, а человек играет на трубе». Откуда цитата? «Золотой теленок» Ильфа и Петрова. Все правильно. История об авантюристе. Подсознание выдает верный вектор.

Боб откинулся на жесткую спинку скамейки и прикрыл глаза. Когда какофония звуков города отошла на задний план и внутренний монолог был остановлен, он мысленно услышал чей-то вкрадчивый голос:

— Ну, здравствуй, Шульга.

Он напал на след Портного!

9

В гараже было жарко натоплено. Боб закончил пятый комплекс гунфа, который назывался Цзин Гун сю лян, и являл собой образец совершенства в статичном состоянии. Хотя посторонний наблюдатель мог бы сказать, что он просто сидел около получаса в позе лотоса, сложив руки в мудру, медленно покрываясь мелкими каплями пота от напряжения. Закончив занятие, Боб с удовольствием принял контрастный душ. Именно так он всегда готовился к интенсивной мыслительной работе.

Осталось только выпить «Золотых улиток», и можно с головой погрузиться в размышления о событиях последних дней и раскручивать клубок, ведущий к разгадке убийств годичной давности.

«Ах, да! С чаем придется повременить, так как, с минуту на минуту явится Воха со свежей информацией». А пить чай с Калгановым себе дороже, — тот не уставал иронизировать по поводу пристрастия Боба к маленьким пиалам, переставлял «сосуд справедливости», теребил венчик и проявлял любопытство к прочим обязательным атрибутам церемонии. Маленькие фигурки божков друг тер пальцем, предварительно его смачно послюнявив, и смеялся, что эта примета поправит его материальное положение, если только Боб ссудит тысячу гривен, чтобы он ненароком не разбил пучеглазых «сокровищ». Шутки повторялись от раза к разу, что самого Воху забавляло еще больше, а Боба проверяло на стойкость, выработанную пятым гунфа. Сегодня стойкость ему понадобится для другого. Поэтому можно обойтись и без «улиток».

Раздался стук в дверь. Боб пошел открывать. С тех пор как Бо-бо перестал заливистым лаем предупреждать о посетителях, двери пришлось запирать на засов.

На пороге стоял Воха. Рыжий чуб был залихватски заправлен за ухо. Свою «гномичью» трикотажную шапочку Воха торжественно снял еще вчера, окончательно уверовав в приход весны.

С улицы теплый ветер доносил запах первой клейкой зелени. Лучи солнца веером скользили по долговязой фигуре Калганова, отчего он счастливо жмурился, как сытый кот.

Воха не торопился заходить, он докуривал последнюю сигарету из пачки, что тут же продемонстрировал другу, смяв ее в широкой ладони и швырнув в железную бочку у двери. Купить сигарет он не успел — спешил к Бобу услышать рассказ о встрече с дочерью Пархоменко, и Боб его не торопил. Он прислонился к косяку и тоже подставил осунувшееся лицо солнцу.

В детстве бабушка пекла в это время булочки в виде птиц, скворцов, кажется, и проращивала чечевицу. Так давным-давно встречали весну язычники. Бобу показалось, что он чувствует аромат сдобы, и это наполнило его особой уверенностью, что у них все получится, что все божества, включая саму Астару, сегодня на их стороне. Сила жизни побеждает, пробивая ростком асфальт. Эта самая сила коснулась только что и их двоих, проведя по лицам теплыми солнечными лучами.

Скоро. Уже очень скоро. Они его найдут, человека с ножницами в руках… Проклятого Портного.

Друзья молча вошли внутрь.

Вытерев ботинки о новый половичок, Воха направился к доске, на которой были прикреплены фотографии жертв Портного. Он знал их уже наизусть: слева — фото фигурантов старых дел «первой серии», их расследовал Макс; справа — снимки людей из дел недавнего времени, в которых участвовал он сам с помощью Шульги.

Под пытливым взглядом Вохи, Боб одну за другой снял фотографии с левой части. Правые оставил на месте.

Наблюдая за его действиями, Калганов старался предугадать ход мыслей гениального аналитика, зная, что все окажется таким очевидным и простым в конце монолога товарища. Если, конечно, до этого дойдет. Сегодня.

Боб вернул на доску одну из снятых фотографий и поместил ее под другим углом. Затем обвел черным маркером:

— Богдан Пархоменко. Убит ударом ножа в сердце. — Боб глянул на Воху. — И он не убегал. Ждал кого-то.

— Точно. Помню, Макс еще обратил внимание: на бегу так не ударить. Жертва не двигалась. А почему мы возвращаемся к этому делу?

— Потому, что с куртки Пархоменко была срезана первая пуговица. Куртка дорогая, коллекционная вещь, но слегка потертая. Теперь следи за руками.

Воха кивнул и уставился на руки Шульги со следами мазута. Боб по очереди прикреплял фотографии других жертв, размещая их веером вокруг большой «П», размещенной в самом центре доски.

— Анна Митрохина. Закрыла модельное агентство. Михаил Исако5вич. Потерял сеть интернет-магазинов. Любомир Добродей — его агентство недвижимости лопнуло. Если не считать Макса, все четверо потерпели крах и не смогли подняться. Все это я сложил, поговорив с родными.

Воха всматривался в знакомые фотографии теперь уже с вспыхнувшим интересом:

— Слушай, а ведь раньше никто на это не обратил внимания. Мало ли как погибли лузеры. Логичный финал неудавшейся жизни.

Боб молча снял снимки с правой стороны и начал размещать их по-новому, напротив предыдущих:

— Иван Мостовой потерял бизнес — спился. Ольга Воронько разорилась в кризис, перебралась в пригород, еле сводила концы с концами. Олег Татарский потерял дочь, резко деградировал. И новая пуговица. Есть кто-то еще. Все понятно?

Воха открыл было рот, собираясь что-то сказать, да так и остался стоять, пораженный открытием. В который раз за годы их многолетней дружбы Боб опять удивил его логикой выводов. Он с уважением посмотрел на друга.

Тот поднял палец кверху и направил его на Воху. Так он обычно требовал от него резюмировать вывод. Калганов поспешно кивнул:

— О-па-на! Наш-то Портной убивает лузеров!

— Точнее тех, кого считает лузерами. Если человек упал и не смог подняться, он не имеет права жить. Комплекс Бога. Или, точнее, Инквизитора. Вот такая математика.

Боб достал отвертку из ящика с инструментами и, действуя ею, как указкой, провел под фотографиями, расположенными слева.

— Я узнал, что каждый из этой четверки перед гибелью общался с неким Кандауровым из мифического «Динамит-банка». Всем он предлагал помощь. Каждый возлагал на него надежды.

Воха кивнул на фото справа:

— А эти? Я ни в одном деле не встречал упоминания ни о Кандаурове, ни о «Динамит-банке».

Боб отошел от стенда, чтобы поставить чайник. Воха выжидающе смотрел на него, гадая, назовет ли Боб имя? Это было бы чудом, конечно. Ну, а вдруг?

Боб продолжил тоном учителя, объясняющего сложную задачу:

— Портному, по каким-то причинам, стало проще подбираться к своим жертвам. Уже не надо прикрываться именем несуществующего человека. И самое главное — у него есть деньги. Но он не банкир.

— Потому что нет банка? — Воха не к месту хохотнул. Сказывалось напряжение.

Боб не обратил на это внимание:

— Даже если бы и был. Банкир не имеет доступа к уголовным делам. Теперь я уверен: он служил и сейчас служит в нашей системе.

— Что? Тогда — ищем мента! — Воха яростно стукнул кулаком по столу. Чашки звякнули, и он начал растирать руку — перестарался в запале, и ребро ладони на глазах окрашивалось в лиловый цвет. — Оборотень чертов!

Со стенда на друзей смотрели фотографии жертв. Казалось, их взгляды «потеплели» в надежде, что расследование продвинулось.

Щелкнул «чайник», и Воха потянулся за маленькой пиалой. Сегодня он ни разу не дотронулся ни до одного «божка» на чабани. Даже похвалил чай, отметив, что «красные» сорта ему нравятся гораздо больше пуэра, на что Боб только кивнул головой. Им еще предстоял мозговой штурм, определить, кто из их коллег и зачем мог быть Кандауровым, и присвоить себе право вершить людские судьбы. Круг подозреваемых стремительно сужался.

10

На 15-м километре от КП, в живописном овраге слева от трассы примостилась «Колыба» — популярный ресторан из пяти деревянных срубов. Двор перед домиками был оформлен в псевдокарпатском стиле. В каменных углублениях горели костры, вокруг них, вместо скамеек, были установлены стволы больших деревьев, распиленные вдоль.

Дымили мангалы с углями. Клиенты и сами могли пожарить себе шашлык. Имелось приспособление так же и для барбекю. Хотя это американское нововведение и не соответствовало карпатским традициям, но желание клиентов было законом для хозяина.

Фигурки поросят, овец и домашней птицы то тут то там попадались на глаза, вызывая смешанные чувства причастности к сельской жизни и нежелания погружаться в нее в реальности.

Внутри домики своим оформлением тоже напоминали карпатские жилища. Массивные лавки были застелены лыжниками и овечьими шкурами. Под потолком висели пучки трав, наполняя помещение пряными запахами «полонин». На одной из стен на крючьях красовалась трехметровая трембита. Неискушенного клиента эклектика не смущала, его все устраивало, и заведение несколько лет кряду пользовалось популярностью как у местных завсегдатаев, так и у туристов.

В одном из домиков на лавке в углу пристроилась Лариса. Она давно кого-то поджидала, о чем свидетельствовала пустая чашка кофе, которую Лариса вяло крутила в руках, и пара окурков в пепельнице. Официант в очередной раз бросил вопросительный взгляд на посетительницу, но она снова его проигнорировала, отвернувшись к окну.

Вдруг она заметно оживилась: в круглом окошке мелькнула знакомая фигура.

Лариса достала пудреницу, глядя в маленькое зеркальце, быстро поправила прическу и провела помадой по губам.

В зал вошел Новак. Расстегивая на ходу стильное пальто, он прищурился, осматриваясь в полумраке. Пучки трав качались перед ним, и он раздвинул их руками, не скрывая брезгливости.

Лариса подняла руку, привлекая его внимание. Новак кивнул. Мгновение спустя он уже сидел напротив:

— Что случилось, Лариса? Я понял по вашему тону, что-то серьезное?

— Конечно, серьезное. Финансирование моего проекта до сих пор не открыто. А вы, Виктор Захарович, обещали, — Лариса повысила голос, — на канале меня торопят.

— Вы тоже обещали держать меня в курсе дел вашего любовника Калганова и его друга Шульги.

Ларису покоробила такая откровенность, но она решила играть по предложенным правилам:

— А если я скажу, что Калганов не делится их планами даже в постели. — Лариса наклонилась к Новаку через массивный дубовый стол. Высокая грудь в кружевном бюстье мелькнула в V-образном вырезе ее темно-синего свитерка.

— А я скажу — плохо работаете. Не выполняете свою часть договора. Но… — выдержал паузу Новак, — есть способ ускорить финансирование. Собственно, поэтому я и откликнулся на ваш вызов. И вы напрасно меня решили подстегнуть своим напором.

Лариса хотела произнести что-то в свое оправдание, но тут к ним подошел официант в гуцульском наряде. Жилетка, отделанная по краям натуральным мехом, отдавала кисловатым запахом овечьей брынзы, и Новак отодвинулся. «Вот ведь чистоплюй!» — От Ларисы не укрылось поведение ее работодателя.

Скользнув по официанту надменным взглядом, Новак показал пальцем на чашку перед Ларисой, и она, перехватив взгляд гуцула, так же молча подняла два пальца.

— Две чашки экспрессо? Ок! — Официант уточнил заказ и, дождавшись подтверждения, испарился.

— Эспрессо! Умник! — буркнула Лариса себе под нос и снова подалась вперед. — Что от меня требуется?

— Вы должны спасти мою невесту Тамару от позора.

— Ого! Ни больше ни меньше? — Лариса усмехнулась, на мгновение позабыв, что она не у себя в студии, — от какого-такого позора?

— От профессионального. Дело в том, что она давно не вела уголовных дел. Сейчас на эмоциях взялась защищать убийц своего кузена. Провалит — репутации конец. На мне это тоже отразится.

— Сомневаюсь, что она откажется. Учитывая то, что я о ней знаю…

Снова подошел официант. Поставив на стол две чашки кофе, он быстро ретировался. Опытному работнику было сразу видно, что разговор у этих двоих серьезный и что это совсем не свидание. Хотя внешне все выглядело именно так.

Новак попробовал кофе и качнул головой:

— Надо же! Недурно. — Не меняя удивленного выражения лица, он доверительно наклонился к Ларисе. — Сама она не откажется, это вы точно подметили. Остановить ее может только негативный прогноз в средствах массовой информации. Если готовы помогать, я ознакомлю вас с подробностями.

— И я запускаю свой проект? — Лариса прищурила один глаз, словно находила забавным то, что она по-прежнему торгуется. Новак посмотрел ей в глаза: «Умеет держать удар! Молодец!» — а вслух произнес:

— Моментально!

— И не надо больше играть в шпионов с Калгановым?

«Надо же, как она называет свой гражданский брак с этим ментом». Новак усмехнулся:

— Поверьте, госпожа Островая! Вам будет не до того.

Одним глотком Лариса допила свой кофе:

— Где подписать кровью? Я готова.

При упоминании «крови» Новака передернуло. Но Лариса этого не заметила. Она уже прикидывала «подводки», которыми предварит свой репортаж. Не то чтобы у нее были свои счеты к Тамаре, хотя червячок ревности не раз шевелился внутри, когда Воха превозносил эту мадам Воропай при каждой удобной возможности, просто предстоящие съемки не могли не радовать, поэтому никаких угрызений совести по поводу грядущего скандала она не почувствовала. А что? Работа у нее такая.

Несмотря на неприятный осадок от «журналистской» метафоры, Новак тем не менее оценил, как Лариса тонко намекнула на официальный договор, и достал конверт из внутреннего кармана пиджака.

— Это пока на текущие расходы! Остальное… Мой бухгалтер завтра с утра свяжется с юридической службой вашего канала.

Лариса ленивым жестом взяла конверт и небрежно бросила в сумку.

— Надумаете в большую политику, я за вас проголосую!

Новак встал, захватив пальто.

— В политике играют по чужим правилам, а я предпочитаю по своим! До свидания, Лариса!

— До встречи, Виктор Захарович!

Новак встал, предварительно оставив купюру под пепельницей.

Лариса прикинула навскидку: чаевые превышали стоимость трех кофе в пару раз. Грех не воспользоваться такой возможностью! Она решила заказать чизкейк под клубничным соусом. Дождавшись, пока будущий спонсор скроется за дверью, Лариса окликнула официанта. В конце концов, сделку принято обмывать! Расстраиваться из-за того, что Новак не остался с ней пообедать, она не стала.

Голубая «Тесла» сорвалась с места. Островая проводила ее любопытным взглядом из окна. «Неожиданный выбор автомобиля для статусного героя, вроде Новака. Такая бы больше подошла его невесте! Старорежимное словечко, кстати. Интересно, как Тамара на него реагирует? Вот, ей-богу, не хотела бы я оказаться на ее месте!»

Появление официанта прервало Ларисин внутренний монолог.

— Чизкейк под клубничным соусом и посчитайте!

Хотя спроси ее, почему она не завидовала этой Воропай, Лариса вряд ли бы нашлась, что ответить. То, что Новак готов был причинить Тамаре боль ради спасения ее же карьеры — как раз было вполне понятно и оправданно. Ради карьеры она сама жила с Калгановым. Нет, не это отпугивало ее от самого завидного жениха бизнес-элиты. Что-то в облике Новака настораживало. Слишком уж идеальным он казался: красивый, стильный, умный, богатый. Разве так бывает? Впору поверить в эксперименты инопланетян с искусственным разумом в биосистемах.

Лариса рассмеялась, тяга к жареному возрастала по мере того, как она бездельничала. Давненько она не появлялась в эфире! Ничего! Завтра же мы это исправим!

— Ваше здоровье, Виктор Захарович!

Лариса отрезала вилкой изрядный кусок чизкейка и принялась с аппетитом его жевать.

11

В салоне для новобрачных за стеклянным журнальным столиком Тамара пила остывший кофе и лениво листала каталоги свадебных нарядов.

Гораздо больше ее внимание занимали клиентки салона.

Девушки были полны сказочных ожиданий и радужных надежд.

Блондиночка с фигуркой-тростиночкой что-то обсуждала с мамашей необъятных размеров. «Да, — подумала Тамара, — жениху, прельстившемуся изяществом невесты, следовало бы внимательно приглядеться к потенциальной теще. Как говорила однокурсница Люда: «Гены пальцем не раздавишь». Так что через пару-тройку лет после родов «тростиночка» не только догонит, но и перегонит свою дородную мамашу.

А вон та скромница у ширмы, кажется, грустила. Может, ей не хватало денег на то «самое-самое» платье, или же она предчувствует судьбу своего брака, что недолго ей быть счастливой женой. Возможно, она все еще ждет предложения «руки и сердца», а потенциальный супруг не торопится или вообще, в последний момент передумал».

Тамара вспомнила свои чувства перед свадьбой с Максимом. Она собиралась прожить с ним до старости. Никаких мрачных предчувствий или странных примет накануне их торжества у нее не было. Наоборот, и семья, и друзья — все радовались вместе с ней предстоящему событию как поводу снова собраться вместе и подурачиться.

Воха даже костюм купил, ведь он был избран в свидетели. Костюм Калганова оказался лучше, чем у Макса. Красная гвоздика в петличке, гитара за спиной дополняли образ, впору сниматься в рекламе итальянских брендов или сиквеле голливудского «Дон Жуана де Марко».

Потом они горланили песни сутки напролет. Разыгрывали сценки, декламировали частушки. Даже Боря тогда смеялся. И это, кстати, был последний раз, когда она слышала его смех. Хрипловатый, отрывистый, совсем другого тембра, чем его обычный житейский голос. Тамара разозлилась на себя за то, что в ее воспоминания о свадьбе с Максимом бесцеремонно ворвались мысли о Борисе.

Наконец к ней подошла запыхавшаяся хозяйка салона Полина — ухоженная, стильно одетая женщина, — вип-клиентов она обслуживала сама. А госпожа Воропай относилась именно к этой категории, так как хозяйка пользовалась услугами банка «Гарант». Полина протянула последний каталог, от которого еще пахло типографской краской:

— Вот посмотрите, только что получили. Но рекомендую не привязываться к картинкам. Мы сможем создать для вас нечто эксклюзивное.

Тамара без интереса раскрыла журнал на средине. От Полины не укрылась такая ее реакция:

— Вам ничего не нравится? Обратите внимание: в конце — платья финального показа от кутюр этой недели моды в Париже. Валентино, Унгаро.

Тамара отложила каталог:

— Нет-нет, Полина. Модели прекрасные. Мне, если честно, не нравится сама затея с подвенечным платьем.

— Как? Почему? Для невесты это очень важно.

— Не для меня. Я уже была замужем. И шить шикарное эксклюзивное платье в такой ситуации считаю лишним. Тем более что церемония, по моему настоянию, будет скромной.

— А Виктор Захарович другого мнения, — в голосе Полины прозвучали нотки настойчивости, она четко расставляла приоритеты. — Для него этот брак первый. Кстати, почему он не приехал с вами? Мы его ждали!

— Вроде как жених не должен видеть наряд суженой до свадьбы.

— Многие считают это предрассудком. Вон видите, пара вместе выбирает платье. И жених проявляет большую активность.

Полина смотрела на обувь мужчины дольше, чем на его лицо. Она всегда составляла мнение о мужчинах по обуви, часам и ремню. Парфюм тоже учитывался, конечно, но обувь все-таки возглавляла список. По-настоящему состоятельный человек выделяется именно обувью, пускай даже и кроссовками, как в этот раз. Пускай всего лишь New Balaпсе, но из лимитированной серии, ручной сборки. Тысяч семь, не меньше. Полина мысленно одобрила выбор.

— Мне кажется, что он выбирает не платье, а цены. Невесте не позавидуешь. — Тамара насмешливо проследила за взглядом Полины. Но в отличие от нее, она смотрела на руки жениха, а не на его ноги. Короткие пальцы торопливо переворачивали ценник на платье, едва восторженной невесте приносили новую модель.

В ответ Полина лишь молча пожала плечами. Тамара ей не понравилась с самого начала. «Одесситка, что тут скажешь. Никаких манер. Еще и семья никому не известная. Что только Новак в ней нашел? Эх, такой мужчина!»

Папа самой Полины работал в генпрокуратуре, а мама — коммерческим директором у известного депутата, которому принадлежали пару заводов. Дело дочери в семье считалось блажью творческого человека и щедро, хоть и без энтузиазма поддерживалось.

Тамара вздохнула под пристальным взглядом владелицы салона и все-таки открыла каталог.

— Я, пожалуй, остановлюсь на этой модели. И скромная, и достаточно стильная.

— И самая дорогая, кстати! — Полина усмехнулась. — Но господин Новак сказал, что стоимость не имеет значения. Главное, чтобы вам понравилось! Вы уверены, Тамара Михайловна? Может быть, подумаете еще?

— Уверена! У меня, кстати, всегда так: выбираю что-нибудь скромное, неприметное, а выходит — самое дорогое.

— Ну, это лишь говорит о вашем утонченном вкусе, — на всякий случай польстила Полина.

Тамаре захотелось поскорее закончить с выбором платья. Она чувствовала себя старше остальных невест, и это ее тяготило. К тому же нахлынувшие воспоминания разбередили душу. Она опасалась подобной реакции, поэтому настояла, чтобы Виктор остался в офисе. Не хватало еще, чтобы он снова вытирал ей слезы.

— Тогда мои девочки снимут мерки, и ждем вас через неделю на первую примерку.

— Спасибо!

— Девочки! — Полина крикнула в глубь салона, чем привлекла всеобщее внимание. — Мы готовы пройти в примерочную!

Тамару покоробило это «мы». Она поспешила скрыться за ширмой с росписью под Альфонса Муху, под которую были стилизованы двери в просторную примерочную.

В примерочной пахло розовой водой и лавандой. А из динамиков доносился опус 100 Шуберта, звучащий, скорее, как саундтрек к революционному фильму, нежели как сопровождение к таинству выбора наряда чистоты. Насколько Тамара помнила, Виктор несколько раз упоминал о Кларе Шуман в контексте музыки Франца Шуберта да и самого Роберта Шумана, супруга Клары. Какой-то там у них был треугольник.

Но такие треугольники хороши для мелодрам выходного дня, демонстрируемых по телевизору, в реальной жизни они больно колются острыми вершинами своих углов. Иногда смертельно.

Поскорей бы убраться отсюда!

12

Фитнес-центр «Ритм» оказывал полный комплекс услуг. Тут была и баня с небольшим бассейном, и массажный салон, и просторный тренажерный зал со снарядами самых последних моделей, и «горячая» йога-студия с температурным режимом 36–38 градусов. И даже аромасауна с травяными композициями и кислородными пенками.

И хотя тренажерный зал был еще закрыт для посетителей, здесь уже находился один клиент — господин Мальцев со своим личным тренером, молоденькой девушкой Таней, стоявшей перед ним навытяжку, при этом все ниже опуская заплаканные глаза.

Мальцев ее отчитывал, периодически поглядывая в зеркало, как он при этом выглядит:

— И что это ты с собой сделала? Что с твоими бровями и ресницами, по килограмму весом? А цвет волос? В общем, так — чтобы завтра все было, как раньше или ищи себе другую работу. И губы «положи на место!»

— Юрий Владимирович, это тату, его не смоешь. А губы — Ювидерм, уколы такие.

— А мне до фени, как это называется. Послушай, если бы я хотел себе в тренеры путану, я бы обратился в соответствующую контору. Или ты согласна выполнять и другие функции? Нечего реветь. С глаз долой!

Желание Тани походить на Ким Кардашьян, чтобы понравиться тренеру из соседнего зала, резко улетучилось. Без этой работы в столице ей, студентке из провинциального городка, долго не протянуть. Все ее кавалеры максимум на что были ради нее способны, так это в ресторан сводить, квартиру снимать никто не мог, да и не собирался. А она и так задолжала хозяевам из-за уколов красоты.

Тут же позабыв о проштрафившейся Тане, Мальцев лег на платформу тренажера и стал жать штангу. Раз, два, три…

На втором подходе в зал вошел Солтис. Одет он был в тренировочный костюм, который невыгодно подчеркивал его не очень спортивную фигуру. Над животом нависали жирные складки грудных мышц, а живот, в свою очередь, нависал над поясом тренировочных штанов. От него за версту несло новомодным парфюмом от Армани, отчего у Мальцева дернулся кончик носа. Его бы воля, он бы и Солтиса отчитал, как эту дуру. Утро — и так дорого «бздеть». Дурной тон!

Солтис встал над Мальцевым, но тот упрямо продолжал жать штангу, подавать руки напыщенному представителю 90-х ему не хотелось, по крайней мере еще хотя бы пару секунд.

— Раньше судьбы страны решались в саунах. — Солтис словно прочел мысли партнера. — Теперь вот в спортзалах.

Мальцев сделал последний жим, легко поднялся и сел на снаряд:

— Новые времена, Георгий. Нужно выглядеть спортивно. Здоровый образ жизни — визитка успешного человека. Кому отдаст предпочтение электорат? Подтянутому, уверенному в себе человеку или вялому типу с животом, наподобие такого вот? — Мальцев с брезгливой гримасой указал пальцем на брюшко Солтиса. Тот перевел взгляд на свой живот и вздохнул.

Наконец Мальцев встал. Рядом с тучным Солтисом он выглядел суперменом, мужчиной в полном расцвете сил.

— Это вам, Юра, модные американские технологи нашептали?

— Они, они, конечно. А еще шепнули одну очень важную вещь: «У независимого кандидата должно быть безупречное прошлое».

— Ну, это я вам и без яйцеголовых скажу, — Солтис хохотнул, довольный своей остротой.

— Если всплывет, что меня финансирует некто с темным прошлым, — провал. Решат: в политику снова прячут концы вчерашние бандиты. — Мальцев сузил глаза и уставился на Солтиса. Тот дернул головой под этим взглядом, ну никак не привыкнет он к нынешней «молодежи». Борзые больно.

— Это вы на что намекаете? — Солтис сложил руки на груди, чтобы не дать им волю.

— Будущие политики не намекают. Они говорят прямо. Вот как я сейчас. Прошлое надо подчистить. Но сделать это красиво.

Солтис помолчал, переваривая слова Мальцева. Что известно этому фигляру?

А Мальцев снова лег на снаряд и продолжил жать штангу. Его лицо налилось краской, и на лбу выступили капельки пота. Солтис подумал, что не удержи Юра эту железяку и упади она ему на кадык, он бы горевать точно не стал. Хотя теперь они в одной упряжке, с некоторых пор и здоровье, и внешний вид Мальцева стали его инвестициями. Да, раньше такого вот Мальцева за пидора бы приняли, а сейчас это имидж, мать их. По части амурных дел Мальцев был нормальный, Солтис давно справки навел. Ладно, пускай себе качается, бодибилдер, раз для дела надо. И Солтис побрел на беговую дорожку. Сбросить пару кило он не отказался бы, а то колени стали побаливать к вечеру. И одышка мучает.

13

Вальтер не любил эту квартиру, хотя сам же ее и купил в прошлом году для Анны. Купил готовую, с ремонтом, сделанным прежними хозяевами — молодой парой, срочно уехавшей на ПМЖ куда-то в Штаты.

Все здесь было по-умному: свет включался сам, стоило переступить порог, отопление тоже пряталось в стенах, никаких тебе чугунных ребер батарей под окнами. Жидкое стекло поверх фотообоев с натуральными ракушками и золотым песком. Цена за срочность тоже была снижена прилично. Привлекло и месторасположение района — недалеко от кафе. Вальтер всегда мог выкроить минутку — повидаться с Анной.

Все это приводило Анечку в восторг, а Вальтера удручало, напоминая о возрасте; он привык бросать влажное пальто на батарею и предпочитал переодеваться в сумраке, а не при полной иллюминации, как сейчас.

Даже та пара клеток с кенарами, которые Анна забрала у него из кафе, не делали обстановку близкой. Но Ане нравилось, и это главное. В свои 30 она еще легко адаптировалась к новшествам.

А Вальтеру через пятилетку — должно было стукнуть 60. И он ностальгировал по «советской» молодости, где все было просто и понятно. Не то что сейчас. Правда, он себе в этом не признавался, считая прежний режим проявлением самых страшных и темных сил, отнявших у людей их человеческое достоинство и вселивших в подкорку рабский страх, от которого избавляться будут уже следующие поколения.

Вальтер был уже одет и готов к выходу. Сегодня выпал тот редкий случай, когда он придет в кафе к обеду, а не с утра. Проклятая служба доставки его задерживала.

Аню будить не хотел, они вчера, вернее, уже сегодня, поздно уснули. Он пришел к часу, а угомонились, может быть, к трем. Вальтер нервничал, что опять-таки было ему не свойственно. Поглядывая то на ручные, то на настенные часы, он сам себе удивлялся — будто это могло ускорить бег времени. «Проверить звук мобильника, что ли?» Звук был поставлен на максимальную громкость.

Наконец телефон зазвонил. Вальтер взглянул на дисплей и включил связь:

— Алле! Ну, сколько можно ждать простую посылку? Понимаю, что пробки. Что? Уже внизу? Я же говорил: код — 1-1-0.

Аня заказала через «Новую почту» какую-то хитроумную деталь для своего умного дома. Для их умного дома, — она бы его обязательно поправила, если бы услышала сейчас. Всегда поправляла. И сейчас вместо нее отозвался голос «дома», доносившийся из компьютеризированной системы:

— К вам посетитель!

Одновременно с голосом «Siri», раздался звонок домофона. Таки права «железяка». Вальтер нажал на кнопку входа и пошел к двери, ругая все на свете: и пробки, и бестолкового курьера, и того, кто послал посылку, заодно и погоду, и, как водится, власть, которая ничего не делает с дорогами — снег до сих пор медленно тает, сваленный на обочинах, а уже почти середина марта!

Послышался шум подъехавшего лифта. Залился соловьиной трелью входной звонок в квартиру. Вальтер глянул в глазок, но никого не увидел. Пожав плечами, он приоткрыл дверь.

На пороге лежала посылка в картонной коробке, перевязанная красной лентой с бантом. Вальтер посмотрел по сторонам, но на площадке по-прежнему не было ни души. Только слышался топот ног, будто кто-то убегал по лестнице вниз.

Вальтер поднял посылку, повертел в руках и вернулся в квартиру.

Из комнаты выплыла заспанная Аня. Натуральная блондинка с длинными стройными ногами, в прошлом гимнастка, Аня встретилась ему, когда работала моделью и терпела побои от Сергея Князева. С тех пор ее красота не переставала вызывать у Вальтера щемящее чувство — ему всегда хотелось ее уберечь, укрыть… Хрупкая, светлая, как цветущая веточка дикой алычи. В детстве в саду у бабушки цвела такая.

— Даня, кому тут с утра делать нечего? — промурлыкала «веточка», потягиваясь. Она звала его по имени, упорно отказываясь от прозвища.

— У большинства людей уже давно рабочий день. — Вальтер не упрекал ее в праздности и лени, просто констатировал факт.

Включив кофеварку, Анна обернулась:

— А это что?

Заметив в руках Вальтера коробку, она удивилась. Вальтер хмыкнул:

— Я думал посылка. Но, похоже, сюрприз. От кого не знаю. Но явно не мне. Я же здесь не живу. — В его голосе зазвенел металл. Он был не в духе с самого утра. «Наверное, пора было уже начинать заботиться о своем здоровье, ложиться пораньше. Бросить курить».

— Я тоже не знаю, от какого-такого поклонника, если ты намекаешь на это. Но точно повода не давала. Правда!

Он ей верил. Она его действительно любила. Безропотно дожидаясь редких свиданий и томясь от одиночества.

Вальтер протянул коробку Анне:

— Разберемся. Открывай!

Анна убрала платиновые пряди за уши и взяла коробку. Бант не развязывался, и она потянулась за ножницами для разделки рыбы, которые торчали из деревянного футляра.

Вальтер выглянул в окно. Из подъезда выбежал парень в кепке и защитного цвета куртке. Лица не было видно. Вальтер нахмурился.

Вдруг за его спиной раздался испуганный крик Анны:

— Ой, мамочки!

Вальтер резко обернулся и подскочил к столу, на котором стояла раскрытая коробка. Анна продолжала пятиться подальше от стола, прикрыв рот ладонью.

Вальтер заглянул в коробку. На красивой атласной подушечке лежала граната с привязанной запиской. Он осторожно взял гранату, осмотрел со всех сторон и повернулся к Анне:

— Не бойся, Нют! Учебная! Без запала!

Кофеварка выплюнула порцию «эспрессо», и Анна по инерции потянулась за чашкой. Хотя пить кофе ей уже перехотелось.

Прочитав записку, Вальтер медленно почесал затылок:

— Вот так, значит! — Повернувшись к Анне, он горько усмехнулся: — Хорошие поклонники, ничего не скажешь.

Она хлопала ресницами, обрамляющими огромные синие глаза, и не знала, что ответить. Тонкая рука с ложечкой сахара дрожала. Со времен Князя она впервые была так напугана. «Если с Даней что-то случится…» — Анна просыпала сахар на столешницу.

Он глянул мельком и отвернулся. Сердце у него предательски сжалось, он вспомнил, как она вот так же дрожала, когда сбежала от Князя.

Вальтер положил записку в карман, затем вернул гранату обратно в коробку. Только после этого подошел к ней, избегая смотреть в глаза. Если бы он сейчас заметил у нее слезы, то не смог бы уйти. А идти было надо.

— Я разберусь! А ты, на всякий случай, не открывай никому!

— Даня!

— Все хорошо, милая! Я позвоню!

Вальтер стремительно вышел в прихожую с коробкой под мышкой, и через пару секунд хлопнула входная дверь.

Анна тяжело вздохнула. Если с ним что-то случится, у нее останутся только эти дурацкие канарейки. Для ребеночка он считал себя слишком старым.

Она знала, что сама она тут совершенно ни при чем никаким боком. Значит, кто-то хочет свести счеты с Даней. Надо же, только человек легальным бизнесом занялся… Или нет? Может, она не все про него знает? Но Анна привыкла доверять интуиции и слушать сердце, а сердце твердило ей, что если кому-то и можно верить в этом мире, то только ее Дане.

14

В кафе кипела работа. Время бизнес-ланча — с часу до четырех дня — было самым напряженным.

Постоянные клиенты, заказывая одни и те же блюда из дня в день, практически вынудили Вальтера расширить их перечень и придумать пять вариантов комплексного обеда — с понедельника по пятницу. Так в его кондитерской сначала появился пирог с лососем и шпинатом, а потом и куриные ножки, фаршированные грибами. Крем-суп с брокколи, скумбрия-гриль с пюре из нута. Язык телячий, равиоли из индейки, утка по-пекински, колбаска домашняя. Солянка с каперсами, сковородочка с потрошками, печеночные блинчики. Соления. Маринованные грузди и опята.

Губа уже пару месяцев уговаривал Вальтера открыть свою броварню. Ведь если уже есть своя пекарня, почему бы и пиво не варить?

Даже бизнес-план расписал со слайдами на компьютере. Себестоимость, прибыль. Нужные люди обещали помочь с лицензией и прочими там санстанциями.

Соседнее крыло можно было выкупить вместе с подвалом. Но Вальтер сомневался, он упрямо позиционировал себя как владельца кондитерской и мечтал об элитном чайном клубе. А уж если он чего вбивал себе в голову — то все, железобетонно.

Губа только вздыхал. «Кто ж в такой клуб ходить-то будет? Разве что мент этот бывший да еще парочка странных друзей Вальтера. Прибыль нулевая, ведь эта публика — гости, и их Вальтер всегда угощал за счет заведения. А ему своди потом дебет с кредитом, как хочешь».

И сейчас шеф сидел за столом в кабинете, подперев голову кулаком. «Когда же это он появился? Вроде пять минут назад Губа проверял, кабинет точно пустовал, и кенары молчали. И вот те на! Значит, не пять прошло, а все пятнадцать».

В кормушках у птиц был насыпан корм, а их всегда кормил только сам хозяин. Кенары клевали зерно. Чижики купались у поилки. Щеглы первыми начали распеваться. Губа вздохнул, из-за всех этих кухонных дел он теряет сноровку. Хорош телохранитель!

Перед клетками на столе стояла небольшая картонная коробка. Вальтер смотрел на нее невидящим взглядом. Постучав по дверному косяку, так, скорее для проформы, Губа вошел:

— Звал, шеф?

Вальтер кивнул. Губа присмотрелся: шеф задумчиво вертел в руках записку, привязанную к чему-то похожему на гранату. Подняв голову, Вальтер наткнулся на удивленный взгляд Губы и молча протянул ему гранату. Губа осторожно взял ее в руки, отметив про себя, что внутри у него все аж похолодело, и взвесил на грубой ладони:

— Привет из девяностых. Только двадцать лет назад гранаты взрывались.

Вальтер кивнул:

— Ты записку читай!

— «В другой раз будет боевая». — Губа вернул записку Вальтеру и глянул ему в глаза. — Без подписи. От кого?

— Пока не знаю. Но кто-то в курсе дела, где я ночевал сегодня.

— Даже я не знал. Но вроде войны у нас ни с кем нет. Все ровно.

— Как раз недавно один старый друг войну обещал.

Губа обиженно отвернулся. «Эх, Даня! Мог бы и рассказать про это «недавно», пока дело не зашло так далеко. Теперь ни за что нельзя отпускать шефа одного. Подумаешь, баба у него! Это ж нормальное дело. Хватит делать вид, что это его не касается».

В телефоне у Вальтера раздался звук пришедшей смс-ки, и Губа невольно дернулся. Открыв сообщение, Вальтер прочитал вслух:

— А вот и подпись. Князь. Так я и думал. — Он перевел взгляд на Губу. Тот вытянулся в струну, готовый сорваться с места в любую секунду. — Встречу назначает.

Со странной улыбкой на рубленом лице, Губа достал из внутреннего кармана куртки пистолет и дослал патрон в патронник:

— Тряхнем стариной, Даня?

— Убери ствол, Петр. Подальше. Стрельбы, как раньше, Князь не дождется. Мы уже давно не братва. Сейчас так не воюют.

— Все равно подстрахую. — Губа уже открыто улыбался. Ему хотелось вернуться в прошлое. Хотелось снова плечом к плечу с другом испытать судьбу.

— Будь на хозяйстве, Петр. Не опасно. Сам справлюсь. Только это убери.

Вальтер кивнул на коробку с гранатой и вышел.

Птицы в клетках забили крыльями.

Губа ругнулся вслед по-чеченски. Вальтер лишь усмехнулся. Конечно, он разделял этот «праведный» гнев, но хотя бы один из них должен держать голову в холоде, а ноги в тепле. Так уж вышло изначально, что этим кем-то всегда становился Вальтер. А ведь глубоко внутри он был гораздо более заводным, нежели Губа. И они оба это знали. Играли, выходит, свои роли на сопротивление.

Вальтер обернулся. Губа все еще буравил обеспокоенным взглядом его спину.

«Пускай Петр порулит у «мартена» от греха подальше. А дальше будет видно».

15

«Геленваген» Вальтера въехал во двор дома, указанного в смс-ке. Поискал место, где бы припарковаться, — тщетно, двор до отказа был забит автомобилями. Нельзя было не только поставить машину, а и пройти пешком. Разве что по бровке. Джип Вальтера загораживал выезд со двора, так что его невозможно было оставить и на минуту. Пришлось сдавать назад и парковаться на улице, где первое «окошко» появилось почти в конце квартала. Въехав передним колесом на бровку и подтянув «задок», Вальтер открыл дверцу и по щиколотку провалился в ледяную лужу.

А второй ногой вступил в раскисшую кучу собачьего дерьма.

Тут уже его терпение лопнуло, и он сорвался:

— Да что за день такой! Как не задался с утра, так и до вечера, что ли, будет?

Лавируя боком в мокрых ботинках между машинам, Вальтер вспомнил историю двадцатилетней давности.

Как-то раз в каком-то баре его познакомили с молодым американцем, который приехал в составе киносъемочной группы снимать что-то типа боевичка про русских. Америкос искал, где можно было затариться гашишем. По ходу дела его много расспрашивали об Америке, тогда еще очень далекой и мало освоенной братками. Помнится, Вальтер спросил его о самой большой проблеме в жизни американцев, на что гринго ответил, что самая большая проблема в Штатах — это парковка. Все присутствующие засмеялись, а Вальтер тогда еще сказал: «Нам бы ваши проблемы!» Вот так-то! Получите и распишитесь.

Добравшись до нужного дома, у последнего парадного Вальтер еще раз сверился с смс-кой и набрал код. Дверь открылась. По громкой связи слышались щелчки и треск, никакого живого голоса. Вальтер оглянулся на всякий случай и вошел.

«Неужто на старости лет стали с Князем врагами? Какую-такую карму не отработали? Что ж, недаром говорится: “У старых грехов — длинные тени!”» Перед глазами вновь возник котлован из 90-х, и за бетонной брылой, над которой вилось встревоженное пальбой воронье, тлеющий бычок.

16

В бильярдной Губа сам с собой катал шары, как это частенько делал и Вальтер, когда хотел успокоить нервы.

В центре стола лежал его мобильник, и Петр посылал каждый последующий шар так, чтобы тот прошел в миллиметре от телефона.

А проклятый телефон по-прежнему упорно молчал. Не считая пары смс-ок с рекламой, которая бесила Губу сегодня сильнее обычного, никаких сообщений не приходило ни от Вальтера, ни от кого другого. «Хотя кто мог бы набрать номер, если с Даней что-то, ни приведи Господь, случилось? Даже если кто-нибудь и мог, то, во всяком случае, не так скоро».

Губа играл без азарта. Просто, чтобы убить время. Так он сам себе мотивировал желание взяться за кий. И полчаса назад он впервые в жизни задумался: «Что же это за такое интересное выражение: «Убить время»? Разве можно убить время, которое само по факту убивает всех и вся каждую минуту? Его нельзя ни потрогать, ни попробовать на вкус. И не с чем сравнить. Оно бывает долгое, хотя правильней сказать, длинное, хоть обычно говоришь «Как долго», досадуя на задержки. Долго, когда ждешь кого-то нужного или, например, пришел встречать поезд, а тут объявляют, что поезд опаздывает на час. Тогда этот час кажется вечностью. Или провожаешь любимого человека и не хочешь с ним расставаться, бывало такое «на заре туманной юности», тогда ровно такой же час сжимался до минуты. А сейчас время остановилось. Стрелки на больших часах в зале совершенно не двигаются, будто приросли к циферблату».

Губа не задумываясь отдал бы жизнь за Вальтера. И даже больше, если такое вообще было возможно. То, через что им пришлось вместе пройти, никакими ценностями не измерить. Вальтер не раз вытаскивал Губу из таких передряг, что ни в сказке сказать, ни пером описать. А началось все в новогоднюю ночь, когда большая часть страны смотрела неизменную «Иронию судьбы».

Тогда, в девяностых, при разборках между криминальными группировками, раненный в плечо Губа валялся в окровавленном снегу. Все разбежались, когда услышали сирену, и только Вальтер взвалил Губу на плечи и протащил на себе пару километров до трассы. А ведь в него самого тогда запросто могли шмальнуть. И в больницу сам отвез, и сидел под операционной, и донором стал, и валялся рядом на койке, пока ему не сказали, что опасность миновала.

И самое интересное в этой рождественской истории — Губа на тот момент был членом вражеской группировки. Чем руководствовался тогда Вальтер, он и сам потом не мог объяснить. Знал, что должен спасти парня, как говорится, без вариантов.

Губа мог вспоминать и вспоминать.

Но запретил себе. «Рано. Будем на поминках терзать душу. А пока нужно быть в форме, по первому сигналу вернуть чертово время вспять и вспомнить навыки девяностых». Губа отставил кий, взял телефон и направился в кабинет Вальтера. Может быть, клетки почистить? Общаться с людьми ему сейчас было невмоготу.

Глядя, как чижик склонил на бок любопытную головку, Губа вспомнил фразу, которую сказал Вальтер, когда принес эту птичку от своего странного поставщика-птицелова:

«Бог полюбил птиц и создал деревья. Человек полюбил птиц и создал клетки».

«Эх, Даня, Даня!..» — Губа принялся чистить клетку с чижиком, запретив себе прикасаться к телефону.

«Чья это цитата, интересно? — И Губа загуглил в телефоне вопрос, тут же позабыв о своем решении не трогать телефон. Гугл выдал информацию — Жак Деваль. — Будет чем блеснуть перед Даней».

17

Вальтер выбежал из подъезда. В мокрых ботинках двигаться быстро было непривычно. На последней грудке обледенелого снега, под которой угадывалась шкурка от апельсина, в полуметре от дверей парадного он поскользнулся и налетел на пожилую женщину, обвешанную пакетами из супермаркета. Пакеты рассыпались, как в комедии времен Чарли Чаплина. Женщина рефлекторно отпихнула от себя растерянного Вальтера с недюжинной силой, которую трудно было предположить в таком хрупком создании. Возмутилась она тоже громко:

— Угорелый, куда прешь? Не видишь, человек идет.

Вальтер пробормотал извинения и помчался по лужам через детскую площадку к своей машине. За ним кто-то наблюдал, но Вальтер слежки не заметил.

Женщина громко закряхтела, нагибаясь к банке с горошком. Она все еще ругалась в адрес «угорелого», пока собирала рассыпанные покупки обратно в пакет с изображением лица какого-то депутата над логотипом партии:

— Скотина такая! Хоть бы помог собрать. Ох, и времена хамские настали. Все наглые, беспардонные. Никакого уважения к старшим.

Наконец она вошла в подъезд. Публики, ради которой стоило продолжать спектакль, во дворе не оказалось. А представителя хамских времен и подавно след простыл.

18

Преодолев ступеньки первого пролета, женщина неспешно подошла к лифту. Нажав на обгоревшую кнопку вызова, стала следить за цифрами на табло. Похоже, лифт спускался как раз с ее этажа. «Интересно, кто это из соседей надумался выйти? Можно поделиться происшествием, показать мятые кульки. 6–5—4—3–2—1. Лифт остановился, но дверцы никак не хотели разъезжаться. Что-то удерживало их изнутри. Женщина раз за разом нажимала кнопку, но дверцы лишь жалобно поскрипывали и не могли открыться, образовав только узкую щелку. Тогда дама решила помочь лифту и с силой раздвинула створки.

Ее глазам открылась страшная картина: на полу кабины в луже крови лежал скрюченный труп мужчины.

Женщина попятилась, выронила злополучные пакеты, из которых снова рассыпались продукты, и попыталась закричать. Но вместо крика из ее горла вырвались лишь хриплые звуки, похожие на шипение старинного проигрывателя для пластинок. Развернувшись, она бросилась бежать. Так же, как и тот «угорелый», она едва не поскользнулась на обледенелой шкурке. И только остановившись посреди двора, услышала, как у нее прорезался голос:

— А-а-а! Убили! Убили!

На одном из верхних этажей блеснул луч света, отразившийся в стекле, когда окно поспешно закрывали.

19

Хорунжий выжидал, пока рассядется его команда.

Воха двигал стул, нисколько не смущаясь шумом, который тот производил на весь кабинет.

Носов шмыгал носом, старая травма давала о себе знать, особенно накануне перемены погоды. Виновник перелома, Калганов, старательно не замечал мук коллеги. Оплатив операцию, он вычеркнул ту драку из памяти, чем постоянно нервировал Носова, затаившего обиду.

Молодой Кошель раскладывал бумаги на столе, уголок к уголку. Замечалась за ним такая «фишка».

Внешне Петрович был полностью спокоен и знай себе, кормил рыбок, но Воха за годы службы изучил манеры начальника и знал, что такое особое состояние шефа, когда тот медлил начинать планерку, означало одно: предстоит серьезная работа.

Наконец Хорунжий развернулся к команде и стал перед столом, сунув руки в карманы. Раскачиваясь с пятки на носок, что он делал крайне редко, только когда был очень взволнован, Петрович прокашлялся.

Воха быстро переглянулся с Носовым — от того тоже не укрылось поведение шефа. Наблюдательный Кошель видел начальника таким впервые. Сравнивать паттерны поведения он пока еще не мог за неимением достаточной базы данных, но, как и «старики», тоже почувствовал в кабинете наэлектризованность атмосферы и весь подобрался.

Хорунжий обратился именно к нему:

— Вы все уже слышали про убийство Сергея Князева? — Петрович снова качнулся с пятки на носок. — А знаете ли вы, молодежь, кто он такой?

Опера переглянулись. Кошель поднял руку, как школьник:

— Я поковырялся в интернете. Он вице-президент строительной компании «Русичи».

— Наш пострел везде успел! Молодец, Санек! Только я сразу, как пришла сводка, не поверил в совпадение. Запросил фото убиенного. И таки да, как говорят в Одессе.

— Что, таки да? — Носова задела похвала в адрес старлея, и он уставился на Петровича исподлобья. Хорунжий давно не обращал внимания на настроения Носова. Но тем не менее перевел взгляд на него.

— Когда я был таким, как вот Кошель, Сергей Сергеич Князев отзывался на кличку Князь и был лидером ОПГ. При его разработке погиб Костя Хмелевский. Мой друг. Учились вместе.

— Его Князь убил? — Кошель перестал трогать свои бумаги.

— А вот этого до сих пор не знаю. Никто не знает.

Наконец подал голос Воха:

— Чего-то я не понял. За двадцать лет не нашли убийцу?

Хорунжий глянул на него недобрым взглядом, но, как всегда при виде рыжего чуба и глубоких морщин под ним, смягчился:

— Чего удивляешься, Калганов? Можно подумать, что мы все убийства раскрывали. Костю внедрили в окружение Князя. Специально перевели из Харькова, чтобы местные не опознали. Работал под кличкой Хмель, — Хорунжий выдвинул стул и наконец-то сел на свое место.

— Так Князя тогда не накрыли? Я правильно понял? — сделал вывод Воха.

— Не успели. Последнее, что удалось узнать: Князев, Мамедов и другие лидеры — марионетки. Ими реально руководил некто Жора. Такой себе серый кардинал. Имел тайные связи в милицейской верхушке.

— Коррупция? — прервал шефа Кошель.

— Вот именно. Жора и расколол Костю. Моего друга ему слили продажные менты. Это уже потом выяснилось, когда Костю убили. — Хорунжий отвел взгляд в сторону. — Он сына так и не увидел. Мальчик родился уже после гибели отца. Крестник мой.

Воцарилась тишина. Шеф редко делился «личным». Каждый из присутствующих подумал о своих близких: а что если не сегодня-завтра на месте этого Кости окажутся они?

Кошель уже знал, что Калганов при схожих событиях потерял своего напарника Макса Воропая. Только в банду тогда внедряли Шульгу. И хоть Шульга этот выжил, но крыша, говорят, у него с тех пор стала подтекать. Живет в гараже, в какие-то китайские практики ударился и все ищет маньяка, который якобы Воропая подорвал.

— А что за Жора? — Калганов первым прервал затянувшуюся паузу.

— Тогда не разобрались. До сих пор не ясно. Имя это или кличка? Князев отсидел. Но по легкой статье. Специально подставился, когда жареным запахло.

— А откуда сейчас этот Князь выплыл? — Носов убрал носовой платок в карман и подался вперед. Его захватил рассказ шефа, он почуял азарт погони.

— Правильный вопрос, Лева. О нем лет пятнадцать не было слышно. Вел себя тихо. Открыл легальный бизнес, платил налоги. За что его сейчас подстрелили — не ясно. Так что, работы полно. Получили вводную, бойцы? По коням!

20

Наконец потеплело. Весна одержала окончательную победу над холодом. На открытых местах солнце ощутимо припекало. Исчезли последние пятна снега. Почки на деревьях начали лопаться. В воздухе звенело от щемящего чувства обновления. В пору влюбляться и терять голову.

В парке было людно. По высохшим дорожкам катались мальчишки на скейтбордах. Те, что помладше, осваивали роликовые коньки.

На скамейках пристроились шахматисты. Парочку играющих окружала целая толпа советчиков.

Ну и конечно выбрались на солнышко собачники со своими питомцами. Некоторых Боб знал лично. И кивал, встречаясь взглядами. Благодаря тому, что он был не один, никто не приставал с расспросами про Бо-бо, которого давно уже не видели на прогулке с хозяином.

Уже минут десять они с Тамарой прохаживались по аллее парка. Чинно, под руку, как в эпоху Романтизма. Со времен Бо-бо прогулки вошли у Шульги в привычку, хотя сам он не отдавал себе в этом отчета. А может, все дело было в том, что теперь, когда Тома официально значилась невестой Новака, встречаться у него в гараже им обоим было неловко. Предрассудки не предрассудки, а на воздухе и под лучами солнца, где не пахло краской и мазутом, обоим дышалось как-то легче.

Кофе в «Улитке», припаркованной у обочины в самом начале аллеи, был проверен им с Вохой еще в начале марта. Пить можно.

Тамара отхлебнула из стаканчика и кивнула в знак благодарности. Боб забрал у нее из рук палочку-мешалку и сложил пополам. «Нервничает», усмехнулась про себя Тамара, и ей стало приятно.

— Спасибо, что держишь меня в курсе. Рада успехам в поисках Портного.

— Поиски есть. Успехов нет, Тома.

— Макс говорил: нарисовать профиль убийцы — сделать половину дела.

— Я уже не уверен в том, что вывод верный.

Тамара вдруг остановилась и отпустила руку Боба:

— Что я слышу? Борис Шульга не уверен в себе! С каких это пор?

Боба совсем не задела ирония в словах Тамары. Он ее заслужил.

— Если Портной, по моей версии, служит в полиции, у него не может быть крупных денежных сумм. Хотя вот совсем недавно я доказывал Вохе обратное.

— Ты явно недооцениваешь финансовые возможности бывших коллег, — Тамара покачала головой.

— А ты переоцениваешь. Ни один из оборотней в погонах не оплатит лечение больного ребенка. Даже в обмен на самооговор, как было с Дорошенко.

Боб на глазах помрачнел. Он вспомнил, как болезненно Тома тогда отреагировала на происходящее. Просила Новака помочь ребенку, несмотря на то, что Дорошенко убил дочь Татарского, неумышленно, но все же. Вся та история… А он тогда снова опоздал с выводами.

Зазвонил Тамарин телефон. Пока она доставала его из сумочки, на солнце сверкнул бриллиант в изящном колечке. «Ах, да! Это ж подарок Новака на помолвку».

Боб вспомнил, что назначенная дата свадьбы неумолимо приближается. Он посмотрел на Тамару: ее профиль четко вырисовывался на фоне синего мартовского неба. Чуть вздернутый кончик носа, слегка более пухлая, чем верхняя, нижняя губа, кончики волос, торчащие во все стороны на затылке. Пожалуй, короткая стрижка шла Тамаре, ее красоту было трудно испортить, но Бобу не нравился этот новый имидж. Этот образ был для него новым и чужим. Ее поступок кричал: «Помоги!» С волосами она обрезала нити, связывающие ее с прежней жизнью. С ним. Но Боб не считал себя хорошим психологом. Ему могло и показаться. А вдруг это последний писк моды, любезно предложенный имиджмейкерами и стилистами? Он продолжал смотреть на Тамару, борясь с искушением потрогать ее волосы, провести пальцем по побритой шее. Почувствовав его взгляд, она поправила волосы и подмигнула, прижимая телефон к щеке:

— Да, Полина! Помню, договаривались. Извините. Опоздаю минут на сорок. Спасибо.

Тамара отключила телефон и развела руками:

— Прости, Боря. Дела. Предсвадебные. Я замуж выхожу, если ты не забыл.

Боб кивнул. На его лице ничего не отразилось, это не могло не раздосадовать Тамару. Она отвернулась в поисках ближайшей урны и не заметила, как побелели костяшки его пальцев и бумажный стаканчик смялся, едва не выплеснув содержимое:

— Помню, Тома!

— И еще помни — вы с Вохой в верхней части списка гостей. — Тамара протянула руку Бобу.

Он ее легонько пожал, чувствуя, как ее прохладная ладошка выскальзывает из его руки, будто золотая рыбка.

— Пока!

— Счастливо!

Вдруг Тамара подалась вперед и быстро, по-дружески коснулась губами его небритой щеки. Боб улыбнулся. «Все та же девчонка!» Как сквозь серые низкие тучи проглядывали лучи солнца, так сквозь образ деловой дамы нет-нет да и прорывалась та самая первокурсница: дерзкая, смелая, бескомпромиссная. Внутри у Боба, против его воли, разлилось тепло. Его обдало волной резкого запаха ее духов. «Новый аромат. Раньше Тома предпочитала совсем другие нотки: пачули, амбра, мускус. Теперь же… Что это? Гардения? Табак? Кожа?»

Пока Борис прислушивался к своим ощущениям, он все отчетливей улавливал тонкий голосок, кричащий внутри него ее голосом «Помоги!» Тома повернулась и быстро пошла через парк к своей машине. Боб задумчиво смотрел ей вслед. В этом пальто он последний раз видел ее на кладбище, когда хоронили Тимура. Меховой воротник колыхался на ветру. И он как загипнотизированный смотрел на танец ворсинок, увидев его в замедленном темпе. Капли дождя падали на ворсинки, сминали их, и те уже не могли подняться. Потом на покатое плечико легла рука Новака в серой лайковой перчатке, и Боб очнулся. Такие состояния, которые он называл про себя «frozen moment», обычно предшествовали раскрытию дела. Почему же он до сих пор блуждает впотьмах?

Ни Боб, ни Тамара не заметили, что за ними из приспущенного окна своей машины все это время наблюдал Сотник, нынешний начальник службы безопасности Новака.

21

Воха крутился перед зеркалом, поправляя плечевую кобуру. В области лопатки кожаная шлейка перекрутилась и давила. Воха расправлял ее непослушными, загрубевшими за зиму пальцами, пока в зеркале не отразилась Лариса, одетая по-домашнему, в кокетливом халатике и шлепанцах на каблучках с помпоном. «Черт, разбудил-таки на свою голову! А казалось, заснула». При виде кобуры глаза Ларисы хищно сузились. «Может, удастся выпытать что-то интересное?»

— Куда собираешься, на ночь глядя?

— Когда на город опускается ночь — наступает пора сыщиков, — Воха скорчил рожу, выпятив вперед подбородок и нахмурив лоб. Он хотел уйти от неприятного разговора, который назревал давно, пытаясь отшутиться. Но Лариса не улыбнулась.

— Ты перестал рассказывать о своей работе.

«Ну, вот! Началось!» Воха плюнул на неудобство, причиняемое кобурой («пускай давит»), и потянулся за курткой. Лариса встала на его пути, и ему пришлось отвечать:

— Но ты уже не работаешь в криминальной хронике. И это, кстати, очень хорошо. Дорогу молодым!

Лариса резко отодвинулась в сторону. Выражение ее лица враз стало каменным, и Воха понял, что, как всегда, допустил бестактность. «Ну, почему с этой женщиной так тяжело? Просто они птицы разного полета. Постель и профессиональные точки соприкосновения — только и объединяют. Но этого, оказывается, недостаточно для семейной жизни, пускай даже такой, «гражданской». Да, совместное проживание было опрометчивым решением». А разорвать отношения Вохе не позволяло тщеславие, коллеги ему завидовали, Лариса была звездой телевидения и эффектной дамой, как ни крути. За все в этой жизни надо платить! Вот и сейчас, Лариса не собиралась замять тему, наоборот, решила поговорить о наболевшем:

— Как это понимать, малыш? Как попытку пошутить, или ты мне хамишь?

Воха закусил губу — что ж, нападение — лучшая защита, она сама его учила, готовясь к своим интервью:

— Лара, ты сама постоянно тычешь нашей разницей в возрасте. А сейчас почему-то обиделась.

— Я не обижаюсь на тебя за твой язык. Именно потому, что старше, — она сделала паузу, — и всяких повидала. Но дело Князева меня очень интересует уже для моей новой программы.

— И в чем интерес? — Воха продолжал одеваться.

— Одна из тем: девяностые возвращаются. Она актуальна. А Князев, как и Вальтер, — люди оттуда. Из девяностых. Выжили тогда, но прошлое настигло сейчас.

— Может, ты и Вальтера в студию пригласишь?

— Отличная идея! И ты мне в этом поможешь. Вы же с Вальтером на короткой ноге.

Воха сделал удивленные глаза:

— Я? Офицер полиции? С Вальтером? Тебя обманули, — Воха снял тапки и всунул ноги в разношенные ботинки. Ложечка с головой лошади была их первой совместной покупкой. Лариса передала ложечку машинально, мыслями она была вся целиком и полностью в студии.

— Ладно. Не хочешь — дело твое. Тогда мне поможет Кошель.

Как она и предполагала, теперь уже Воха разозлился по-настоящему. К Кошелю он почему-то ревновал:

— А меня ты уже использовала до конца?

— Использую до конца — поздно будет, — в голосе Ларисы появились истерические нотки. «Что ж, один-один!»

Воха понял, что разговор зашел далеко и может закончиться взрывом с непредсказуемыми последствиями. Он даже почесал щеку, подумав о возможной пощечине.

— Ладно, извини. Знаешь же, что я не люблю, когда про работу выпытываешь. Будет, что рассказать — сам расскажу.

Воха подошел к Ларисе, обнял за плечи, посмотрел в глаза:

— Мир?

— Иди уже. Пока вернешься, придумаю тебе наказание. — В ее голосе прозвучали игривые нотки. Воха понял намек и обрадовался. Секса его лишать не собираются. Это уже хорошо.

Он попытался поцеловать Ларису, но она уклонилась. Поцелуй получился смазанным. «Ну, ничего. Надо будет купить ей цветы на обратном пути. Это всегда решало все проблемы с бабами, еще со школьной скамьи». Воха отсалютовал и вышел.

Лариса заперла за ним дверь. «Что там говорил Новак? Никаких больше шпионских игр с Калгановым! Скорей бы!»

22

Перед кафе «У Мамеда» остановился старый «опелек» Вохи.

Машина стояла довольно долго с работающим мотором.

Поддавшийся первому порыву сорваться к Вальтеру, сейчас Воха вдруг крепко задумался. Слова, сказанные Ларисе в шутливом тоне, на самом деле были его больной темой. С одной стороны, Вальтер — противник, даже, можно сказать, враг, с которым Воха, по должности, обязан бороться. С другой — человек, спасший Боба, и не раз, и не два помогавший самому Вохе, хотя бы вот совсем недавно, в поисках Тимура.

Эта дилемма конкретно напрягала.

«Хорошо Бобу, который под любой случай мог подогнать свою эзотерическо-философскую платформу и объяснить все какими-то кармическими расчетами. Ладно. В конце концов, у меня на этот раз официальный повод имеется».

Воха вышел из машины и направился в кафе, кое-как договорившись со своей совестью.

На дверях заведения по старой традиции висела табличка «Закрыто». Правда, на этот раз было уже поздно даже для кафе, работающего до последнего посетителя. Но внутри помещения горел свет. Воха нажал на кнопку домофона и помахал в глазок камеры наблюдения.

Из глубины вестибюля появилась фигура, размытая рельефным стеклом, но Воха узнал Губу по его специфической крадущейся походке таежного охотника и кепке-шестиклинке, которую тот носил даже летом.

Дверь открылась, но Губа не собирался впускать Воху. Загородив собою вход, он сердито буркнул:

— Закрыто!

— Я умею читать.

— Пока! — резко ответил Губа и попытался закрыть дверь.

Воха подставил ногу в тяжелом ботинке.

— Ничего не меняется! — улыбка тронула уголки его губ. — Мне к Вальтеру. На пару слов.

— Мы полицию не вызывали.

— Не быкуй, Губа. Я по-хорошему. Могу зайти, как в прошлый раз. И зайду. Оно нам с тобой надо?

Губа замолчал, слова капитана про прошлый раз напомнили ему, что Воха этот — чувак нервный. Может и в замок пальнуть, ежели приспичит. Воха убрал ногу и полез за пазуху, словно прочел мысли Губы:

— Молчишь? Значит, согласен. Открывай ворота!

Губа отошел в сторону, пропуская Воху вперед, и быстро запер за ним дверь, убедившись, что перед входом больше никого нет.

Воха знал, куда идти. К тому же звук ударов доносился из бильярдной. Так и есть!

Как обычно Вальтер играл сам с собой, без особого энтузиазма, машинально орудуя кием, просто для того, чтобы привести в порядок мысли. Он всегда так делал, когда возникали сложные вопросы.

Демонстративно не прекращая играть с появлением капитана Калганова, он обошел стол и стал спиной к непрошеному гостю. Губа остановился в дверях, перекрывая собою выход. Нисколько не смутившись таким радушным приемом, Воха обернулся:

— Слышь, Губа, у нас — тет-а-тет.

— Это мне решать, — наконец отреагировал Вальтер.

— Ладно, — Воха улыбнулся, — секретов у меня нету. Ты уже наверняка слышал про Князя.

Вальтер сильным ударом загнал шар в лузу:

— Был когда-то Князь. Сергей Сергеич Князев.

— Но ты его знал? — оживился Воха. «Вальтер таки вступил в диалог».

— Мы разошлись лет пятнадцать. Ничего о его делах сказать не могу.

— И тебя, типа, не волнует, кто мог его застрелить?

Вальтер опять забил шар, положил кий на бортик и повернулся к Вохе, опираясь спиной о стол:

— Да кто угодно. Дарю идею — молодых волков ищи. У них ни к кому уважения нету. Сейчас беспредел. И стволов, каких хочешь, на руках полно.

— Точнее не подскажешь?

— Я тебе ничего подсказывать не буду. Губа, проводи.

Вальтер повернулся к Вохе спиной и снова взялся за кий. Калганов пожал плечами и молча пошел к двери, которую с шутовским поклоном перед ним распахнул Губа. Но на пороге он все-таки оглянулся:

— Как хочешь. Только в кармане убитого визитку нашли. Твоего заведения. Подумай!

— Даже если и так. Визитки для всех. Возьми на баре, и у тебя в кармане будут. Иди с миром, Калганов.

Воха салютнул и вышел. Губа двинулся было за ним, но на пороге задержался, глянул на шефа. На лице Вальтера отразилась тревога. И Губа ее разделял.

23

Хорунжий провел пальцем по полированной крышке стола, на которой, бог весть откуда, появилась глубокая царапина. В приметы он не верил, но настроение испортилось.

— Ну, Носов, давай рассказывай, не тяни. Вижу — глаза горят. — Хорунжий глянул в сторону Носова. Тот ерзал на стуле и бросал косяки в сторону Калганова.

Воха сидел, как обычно, справа, с кислым выражением на лице, стараясь не замечать, как Носова распирает от гордости.

Лева прокашлялся и подтолкнул отчет баллистиков в сторону Хорунжего. Раньше такой вольности он себе не позволял. Значит, и вправду отчет содержал нечто такое, что давало повод для такого поведения.

— Пальчики на визитке из кармана убитого Князя. Пробили по базе. Совпадение с пальцами Вальтера полное.

Хорунжий крякнул, взял отчет и пробежал по нему глазами.

Воха воспользовался возникшей паузой:

— Это еще ничего не значит. Визитки лежат на видном месте. Кто угодно мог взять. Пальцы хозяина заведения на визитке. Странно, если бы их там не было.

Сказал и нахмурился, ведь он только что говорил словами самого Вальтера. Перемена на лице Вохи не укрылась от Носова.

— За Вальтера вписываешься, Калганов? Как тогда? — Носов перевел взгляд на Хорунжего, мол, это уже ни в какие рамки. Но шеф по-прежнему рассматривал царапину на крышке стола. Отчет он уже отложил. «Снова погрузился в воспоминания о погибшем напарнике?»

Воха переключился на Носова.

— Я вписываюсь, как ты говоришь, за закон! — Он сжал кулаки и начал медленно вставать со своего стула. — За языком следи, Носыч!

Хорунжий очнулся и стукнул ладонью по столу:

— Хватит собачиться! Докладывай дальше, Носов!

— Орудие убийства — пистолет марки «вальтер». Баллистики дали заключение. Еще одна визитка нашего старого знакомого. — Носов с вызовом глянул на Воху.

— Не одна на свете рыжая корова. А Вальтер не дурак, чтобы оставлять такие визитки. Это даже не улика, Носыч. Очень даже косвенная улика. Притянуто за уши. — Воха снова упал на стул и демонстративно отвернулся.

Носов резко поднял руку, он еще не закончил:

— Погоди, тут еще кое-что. У Вальтера есть пассия. Некая светская львица по имени Анна. Так вот — раньше ее опекал Князь. И говорят, мужики из-за бабы этой в свое время крепко поцапались.

На этот раз Воха комментировать не стал, только фыркнул. Не представлял он Вальтера в роли Дон Жуана, хоть убей, не представлял. Хотя, то, что он про это ничего не знал, его задело. Данила Мамедов был другом его друга, кому как ни ему быть в курсе амурных дел бывшего авторитета, если они, конечно, не слухи. А даже если и слухи, все равно информация к размышлению. И проверить ее должен был он, а не Лева.

Зато Хорунжий заметно оживился:

— О! А ларчик просто открывался. Мы тут гадаем, а они из-за бабы стреляются. Престарелые романтики, мать их так! Дожимай, Лева! А ты, Калганов, хватку теряешь.

Воха пожал плечами в ответ.

— Ну, ну…

За годы знакомства с Вальтером он уже успел убедиться, что с ним ничего и никогда не бывает просто.

А вот подстегивать его прилюдно якобы потерянной хваткой — тактика такая себе. На слабо он не ведется! «Пора бы тебе, Петрович, это усвоить!»

24

Долгие гудки. Абонент недоступен. Все еще прижимая плечом телефон к уху, Тамара смотрела в окно на вечерний Киев. Она полюбила этот город, но не сразу. После веселой и бесшабашной Одессы он показался ей несколько холодным и старомодным. Но за годы учебы в университете она привыкла к новому ритму жизни, изучила подводные течения столичной волокиты, обзавелась друзьями и привычками и полюбила уже взрослой осознанной любовью. Одесса осталась в ее светлом детстве, омраченном только ревностью к Тимуру. А Киев? Киев стал ее судьбой. Здесь она встретила свою первую любовь, Бориса. А потом вышла замуж за Макса, совместная жизнь с которым стала самой счастливой порой ее жизни. Да, время летит… Тамара повела плечами, словно ей стало прохладно. Она отошла от окна и вернулась за рабочий стол. Предстояло внести в типовые договора пару поправок, но она откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. Воспоминания не отпускали.

С интровертом Шульгой ей и тогда было сложно. Как каждой женщине, ей хотелось, чтобы он как можно чаще признавался ей в любви, восхищался ее красотой. А он? Только молча любовался ею.

Да, Боб всегда стеснялся слов любви, возможно, боялся, что от частого употребления они могут потускнеть, поистрепаться. Даже в поэзии Боб предпочитал японские хокку, три строчки — и вся суть на виду. Недавно он читал ей Басё:

Туман и осенний дождь.

Но пусть невидима Фудзи.

Как радует сердце она.

Лаконичное признание. Столько лет, и все между ними туман да осенний дождь.

А когда в ее жизнь ворвался Макс — яркий, стремительный, открытый, — все девчонки были от него без ума. Ну, как могла смириться первая красавица курса с тем, что он не принадлежит ей? Сначала она стала принимать его ухаживания назло Борису. Но когда Боб не стал за нее бороться, разозлилась всерьез и вышла за Макса замуж. И не пожалела. Он давал ей все, чего она хотела, заботился, поклонялся, восхищался. Мог посреди толпы на Крещатике заорать во все горло: «Люди, смотрите — эта самая красивая девушка на свете — моя жена. Я люблю ее!»

А потом его не стало. А Боб так к ней и не вернулся. Поэтому появился Новак. Вроде бы все ожидаемо. Но…

В тишине кабинета, нарушаемой только маленьким настольным фонтанчиком, резко раздалась трель звонка. Должно быть, Боб перезванивает, обнаружив пропущенный от нее вызов. Тамара глянула на экран. Так и есть.

— Тома? Звонила? Все в порядке?

Голос у Бори звучал приглушенно, значит, звонил из гаража. А звонка не слышал, потому что работал фрезеровальный станок или что-то из его гаражной техники.

Тамара прямо-таки воочию увидела странное жилище Шульги. Железные остовы мотоциклов, стеллажи с банками. Справа над столом за занавеской — доска имени Портного.

— Извини, Боря, но днем у меня из головы вылетело. Лидия Петровна погибла… Да, Чайковская. Под машину попала… Да, да! В ее состоянии это не удивительно… Нет. Не была… Уже похоронили, скоро девять дней… Да хотела попросить — может, подъедешь?.. Спасибо! Пока.

Тамара закончила разговор и обернулась. В дверях кабинета стоял Новак. Она вздрогнула от неожиданности:

— Господи, Виктор! Напугал!

— Извини, я просто заглянул.

Новак подошел и поцеловал ее в макушку, на которой торчали пряди коротко остриженных волос.

— Нет. Ты подкрался! — Тамара улыбнулась и откинула голову, уперевшись в живот Новака. Бедренная косточка под его костюмными брюками надавила ей на висок, но Тамара прижалась еще сильнее. На глаза предательски навернулись слезы.

Новак положил руку ей на лоб. Рука у него была прохладная и легкая. А может быть, ее просто знобило? Словно в ответ на ее мысли, Виктор тихо прошептал ей на ухо:

— Это нервы, дорогая. Просто нервы. Тома, послушай меня. Не хочешь уехать сейчас — ладно. Но давай я покажу тебя хорошему врачу. Он выпишет таблетки, чисто для профилактики. Это не вредно.

Тамара отстранилась и встала:

— Знаешь, я лучше поеду домой и заварю себе травяной сбор. Эффект тот же, если не лучше. Все-таки дары природы. Не химия. А то подсяду на колеса, и будут тебя журналюги потом век шантажировать!

Виктор привлек ее к себе и поцеловал. Некоторое время они стояли обнявшись. Затем он потянулся за ее сумкой.

— Я тебя отвезу. И сам заварю, чего ты там хочешь пить. Твоя мама оставила целый пакет этих самых даров. Я ей обещал пользоваться.

При упоминании о маме Тамара испытала целую гамму чувств — и раздражение, и нежность. Мама только уехала, а она уже начала по ней скучать.

Перед глазами всплыл ее образ: нитка жемчуга на морщинистой шее, карминная помада, еле уловимый аромат винтажных «Клима» с пудровыми нотами. Чайники, травки. Салфеточки, вышивка. Постоянные перепалки с папой о политике. Горькая складка на подбородке. Покрасневшие от частых слез веки. Судя по маминым привычкам, с возрастом Тома будет склонна к таким же хобби. Кукол шить она, например, уже начала. Вот и сейчас про травки заговорила.

Виктор повесил ее сумку на ручку двери и открыл шкаф в углу.

Глядя на его подтянутую фигуру, Тамара подумала: «Интересно, а какой была мать Виктора?» Впервые она рискнула задать свой вопрос вслух:

— Кстати, о твоей маме. Ты очень мало о ней рассказываешь. Хоть ее и нет в живых. Плохие воспоминания?

Новак напрягся.

— Да нет. Просто детство и подростковый период приемыша очень напоминают старые английские романы. Вроде тех, что писал Диккенс. Ничего интересного.

— Извини! — Тамара провела рукой по его щеке. С некоторых пор Виктор носил эту модную нынче небритость. Он перехватил ее руку и поцеловал.

— Не стоит. У меня давно уже нет настроя на рефлексии.

Пока Тамара возилась с пальто у шкафа, Новак бросил взгляд на ее телефон.

— Ты телефон забыла!

— Подай, пожалуйста!

Воспользовавшись подвернувшейся возможностью, Виктор быстро разблокировал телефон Тамары и проверил исходящие. Последним вызовом среди них значился Борис Шульга. Новак нахмурился, но когда снова подошел к Тамаре, его лицо светилось тихой радостью от предстоящей совместной поездки домой.

25

Во двор новой многоэтажки элитного района въехало такси. Пока Анна расплачивалась с водителем, к машине подбежал Носов. Судя по покрасневшему носу, он давно поджидал ее здесь — на улице было холодно.

Носов распахнул дверцу машины и предложил Анне руку.

Водитель мельком взглянул на пассажирку — та выглядела слегка напуганной, но ни о чем спрашивать не стал, угадав в мужике мента.

Анна вздохнула и вышла сама, проигнорировав протянутую руку. После того как она захлопнула дверцу, такси быстро уехало.

Анна повернулась к Носову:

— Опять вы? Я же вас выгнала вчера! Вы не имеете права врываться!

— А я и не врываюсь. Ну, ладно в дом не пускаете, а на улице можем поговорить, — примирительный тон выдал в опере бывалого психолога.

Анна окинула его взглядом с ног до головы. Долговязый накаченный с выступающими надбровными дугами под крутым лбом с ранними залысинами Носов представлял собой такой тип мужчин, для которых у Анны имелся особый оценивающий взгляд, типа куда тебе с «суконной рожей да в калашный ряд».

Носов выдержал этот ее взгляд совершенно спокойно. Отступать он был не намерен.

— Ох, чую — придется поговорить. Вижу — не отстанешь. — Анна резко «тыкнула» в сторону Носова, чем сразу же его обнадежила. — Проще уступить, чем объяснять, почему не хочется. — Анна перевесила сумочку на другое плечо. — Только коротко!

— Гражданин Данила Мамедов, он же Вальтер, ночевал у вас недавно. Верно?

— А вам какое дело? Вы в каждую постель в Киеве залезаете? — Анна снова перешла на «вы».

— Не в каждую. Только в ту, где спит ранее судимый. У которого недавно застрелили такого ж ранее судимого дружка Князева Сергея Сергеевича. Знаете такого? — Носов спрашивал для проформы, о связи Анны с Князевым ему все уже было известно, поэтому он без паузы утвердительно добавил: — Знали то есть.

— А! Раскопали уже. — Анна медленно двинулась в сторону подъезда, Носов поплелся за ней. — Князев обещал мне рекламное агентство открыть. Я же из модельного бизнеса. А потом кризис. Мы поссорились. Когда познакомилась с Мамедовым, не знала, что они в прошлом друзья. — Анна явно соврала. Она почесала кончик носа и отвела глаза.

— Значит, друзья в прошлом? А сейчас — враги? — ухватился за слово «в прошлом» Носов.

— Я этого не говорила. — Анна неожиданно рассмеялась. Смех у нее оказался грудной, мягкий. Носов вдруг почувствовал, что свидетельница начинает ему нравиться. «Умная и красивая. Опытная, должно быть! Раз такими мужиками перебирает!» Взгляд Носова скользнул по фигуре Анны, задержавшись в районе груди. Анна тем временем продолжала: — И вообще, вы не там ищете. Мне самой недавно угрожали. Какой-то дурак в мой дом гранату прислал.

— Гранату? И вы не заявили? — Носов шмыгнул и замедлил шаг. — Не понял!

Анна тоже остановилась:

— Хорошо! Даня у меня как раз был. Сказал, что граната учебная и что сам разберется, кто меня достает.

— Вас? Почему не его? — Носов удивился искренне. Продольная морщина перечеркнула его высокий лоб, а колючие глазки резко сузились.

— Так он же здесь не живет. Посылка была на мой адрес и мое имя. — Анна показала на окна дома. Носов проследил взглядом за ее рукой. Среди сотни окон высотки трудно было угадать, какие именно принадлежали женщине. Но ему показалось, что он угадал. Бамбуковые жалюзи на окнах в пол.

Пока Носов доставал из кармана куртки маленький блокнот, Анна уже приложила магнитный ключ к электронному замку парадной двери. Через мгновение она исчезла за дверью, не соизволив попрощаться.

— Спасибо и на том! — Носов буркнул ей вслед и начал строчить в своем блокноте.

27

Хорунжий потребовал присутствия Вохи.

Носов терпеливо дождался, пока Калганов вернется из курилки, и теперь докладывал, то и дело бросая косяки на этого рыжего клоуна.

В их бесконечном соперничестве рождалась истина. Во всяком случае, так считал шеф, и им обоим приходилось с этим мириться. Скепсис Калганова выявлял слабые моменты в доказательствах Носова.

По правде говоря, Хорунжий недолюбливал Носова, а потому не позволял себе утратить объективность. Хотя истина, как правило, была на стороне Вохи, Петрович отдавал должное способности «рыть носом» и ценил дотошность Носова. Факты добывать тот умел, а вот выводы ему не давались. Тут Калганов имел преимущество благодаря Шульге, о чем Хорунжий не только догадывался, а и знал наверняка. И это его более чем устраивало.

Носов кашлянул в сторону Вохи.

— Граната, конечно, предназначалась Вальтеру, а не его подружке. Как напоминалка. Типа, знаем, где бываешь.

На что Воха только покачал головой.

— Не те люди, чтобы из-за бабы такой сыр-бор начинать.

— А вот это уже, Калганов, ну очень косвенное предположение.

Хорунжий хлопнул ладонью по столу.

— Хватит! Остряки! Бандиты бывшими не бывают — факт! Двадцать лет назад я работал по Князю и Вальтеру.

— Старые друзья, значит? — попытался съязвить Носов.

Но Хорунжий шутки не принял:

— Скорее — старые враги. Напомню вам, тогда погиб мой друг Костя Хмелевский. Его внедрили в окружение Вальтера, а бандюги его раскусили.

— Да, мы помним. Давняя история, — остановил Петровича Воха, опасаясь, что тот увлечется воспоминаниями и съедет с темы.

Петрович сделал вид, что не расслышал:

— После того как Костю убили, милиция начала большую операцию. Бандиты стали сдавать друг друга. Или разбегаться от греха подальше. Говорят, что именно тогда между Князем и Вальтером пробежала черная кошка.

Хорунжий смотрел исключительно на Носова, игнорируя ужимки Калганова. Воха внутри себя начинал заводиться. «Зачем только позвал?»

— И до сих пор бегает. А блондинка эта только — повод. Я понял! — Носов воодушевился.

— За уши притянуто. Не убедительно, столько воды с тех пор утекло! — Воха подал свою реплику, на что Хорунжий опять стукнул по столу.

— Все! Носов, действуй! Раз начал.

Вода в аквариуме за его спиной заколыхалась.

Носов торжествующе глянул на Калганова и вышел из кабинета.

— Что, Калганов? Утер он тебе нос. Так-то!

Наконец Хорунжий удостоил его взгляда. Глаза у Петровича слезились. «Может, болеет?» — только успел подумать Воха, как шеф медленно достал из кармана мятый носовой платок и громко высморкался.

— Разрешите идти? — Воха поиграл желваками, пусть Петрович видит, что он злится. Хотя в глубине души Воха оставался спокоен, гораздо больше его сейчас занимало последнее предположение Боба. Воха краем глаза заметил, как рыбки в аквариуме заметались под крышкой, наверное, их сегодня еще не кормили. Две из них оттесняли друг друга, ударяясь округлыми боками, чем напомнили их препирательства с Носовым. Все в природе продумано. Кроме тех случаев, когда случается сбой программы и появляется такой вот Портной. Мотивы? Мотивы его действий казались непонятными и безумными нормальному человеку. Ну, на то он и маньяк, хотя по таблицам Видонова как раз под эту категорию Портной не попадал.

— Иди, Калганов! Иди!

Голос Хорунжего вывел Воху из состояния задумчивости. Он встряхнул головой, зачесал рыжий чуб растопыренными пальцами на лоб и шагнул в коридор. Дверь осталась приоткрытой. Хорунжий вздохнул и вышел из-за стола.

Хотел было закрыть за Калгановым дверь, да передумал. Со стороны столовой доносился запах свежей сдобы, со стороны курилки — табачного дыма. Петровичу захотелось и есть и курить одновременно. Болезнь делала его слабым. Или это дело слишком задевало за живое? Выбрав из двух зол пирожок, Хорунжий свернул по коридору в сторону столовой.

28

В общем кабинете оперов Носов осматривал свое оружие. Он разобрал пистолет, проверил смазку, протер белой тряпочкой ствол. Пару раз для прикола навел ствол на Кошеля, чего тот словно и не заметил. Ну, или сделал вид. Затем Носов собрал детали, вставил магазин в патронник, поставил на предохранитель.

Прицелился, глядя на дверь, на которой была прикреплена мишень с отверстиями от пуль — свидетельство того, что пули легли кучно вокруг центра. Это была мишень Вохи, по которой он отработал на сдаче нормативов по стрельбе. Лучший показатель во всем подразделении.

Теперешнее показательное выступление Носова было спектаклем для одного зрителя.

И Кошель его прервал:

— Знаешь, Лева, не стоит целиться в дверь.

— Да ладно! — Носов осклабился.

— Расскажу тебе одну историю. Мой дед был знаменитым механиком. Чинил все: от трактора до часов. Но в основном специализировался на оружии: охотничьи ружья, наградные пистолеты, табельное оружие милиционеров. Даже воинские части к нему обращались. Работал он в подвале котельной. Однажды он починил охотничье ружье и пристреливал его, целясь в дверь, обитую жестью. И вот представь, он стреляет. Вдруг распахивается дверь, и на пороге — его сын, то есть мой отец. Лет двенадцать тогда ему было. И вот весь заряд дроби попадает ему в живот.

— И что, убил? — Носов враз посерьезнел.

— Ну, я бы не сидел сейчас перед тобой. — Кошель улыбнулся. — Спасло батю то, что на нем был армейский ремень с медной пряжкой. Металл, три слоя толстой кожи и рубашка со свитером. Заряд застрял в жировом слое живота. Хотя сколько там того жира у пацана. Но дед поседел за несколько минут. С тех пор он оружием не занимался. Ты бы тоже поаккуратней, Лева!

— Без сопливых скользко, Шурик. Под руку не каркай.

— Боишься — сглажу?

— Ничего я не боюсь. Я не суеверный. Просто не каркай, и все. Смотри и учись, как старшие товарищи работают.

Носов надел куртку и направился к двери, а на пороге резко обернулся:

— Один раз я Вальтера уже брал. Его отмазали. Теперь не уйдет.

На этих словах дверь распахнулась и появился Калганов. Носов смерил его победным взглядом, грубо оттеснил плечом и вышел.

Воха с недоумением глянул на Кошеля. Тот развел руками.

— Товарищ Лева преисполнен служебного рвения.

Воха плюхнулся на свое место и уставился в потолок. В календаре следующий понедельник был обведен красным. Это могло означать только одно: день рождения Петровича. На этот раз подарком должен был заниматься он, в прошлом году Носов придумал телефон и все его радостно поддержали, включая самого Воху. До сих пор Петрович осваивает свой андроид, перетаскивая виджеты и скачивая программы под не всегда цензурное кряхтение. Зато когда он научился платить через приложение Привата за квартиру — все его страдания враз окупились! И спустя полгода парни услышали искренние слова благодарности от расчувствовавшегося шефа.

«Но в этом году телефон уже не подаришь. Что делать? Вискарь был, портмоне было, даже шахматы с фигурами гетманов были. Вот ведь блин!»

— Слышь, Шурик!

Кошель охотно оторвался от отчета.

— Что Петровичу дарить на день рождения? Уже все, кажись, передарили. — Воха скривился и почесал макушку. — В этом году я дежурный по апрелю.

— Что? — Кошель до конца не понял фразу про дежурного.

— Мы скидываемся, а потом кто-то покупает подарок. Теперь этот кто-то я. Что придумать, а?

— Давай рассуждать логически. Что он любит? — Кошель встал и подошел к столу Вохи.

— Так… не знаю я. — Воха вдруг осознал, что хоть и провел с Петровичем в одном здании большую часть своей жизни, знает о нем все-таки мало.

— Володя! Ты меня удивляешь! Это ж у всех на виду!

— Что? — Воха подумал о секретарше и бухгалтерше, но тут же отмел эти дикие мысли одну за другой. Петрович — кремень. Не в пример иным ходокам.

— Рыбки! — Кошель развел руками.

— Точняк! Только я в них ничего не шарю. — Воха скис, не успев обрадоваться как следует.

— Я шарю! Только я не о рыбках — тут важна совместимость видов, и вообще дело хозяйское, а вот оборудование классное — это тема, согласись! Фильтр у Петровича старенький уже. Есть модели попроще в эксплуатации и помощней. Потом набор тестов на PH ему нужен. Химия аквариумная, чтобы вода не зеленела так быстро. Светильники сейчас бомбезные производят. Ты мне всю сумму озвучь, я сейчас в сети пошарю, и мы с доставкой прямо сюда закажем. У меня и скидка имеется в парочке магазинов.

— Шурик! Ну, ты — голова! Спасибо! У меня дальше вискаря фантазия обычно не идет! Вот Петрович обрадуется, а главное, никто еще такого не дарил.

Настроение у обоих улучшилось. И хотя Воха злился на себя, что на такой очевидный факт, как хобби Петровича, ему снова указали, а он сам не додумался, радость от наполовину выполненной задачи все-таки перевешивала.

— Как эти синенькие светящиеся рыбки называются? — Калганов решил еще немного повременить с рутиной отчетов.

— Неоны.

— Прикольные!

— Ага. Один француз, тот еще авантюрист, искал золото в дебрях бассейна Амазонки и заболел тропической лихорадкой. Его приютило индейское племя. В хижине шаман показал ему сосуд с необычной рыбкой и заставил на нее смотреть во время камланья, — Кошель заметил удивленный взгляд капитана и поспешил объяснить, — то есть шаманского песнопения под бубен. Неоны эти у них считались осколками упавших звезд. Француз выздоровел и начал отлов рыб. Он перевозил их в обычных ящиках с щелями, промазанными смолой. Рыбки оказались очень выносливыми. За них коллекционеры в Америке и Европе платили безумные деньги. Так что, можно считать, француз добыл свое золото. Правда, рыбки отказывались нереститься. Пока в Германии не освоили химию воды.

— Вот видишь! Мы на правильном пути!

Воха удивился не столько познаниям старлея, сколько его увлеченности. Странно, что у него одного из всех его знакомых не было никакого хобби. «С другой стороны, хобби — это такая привычка, которая требует постоянных вложений денег. Так что, может, оно и к лучшему! Без хобби-то!»

29

Сегодня утро в кафе «У Мамеда» началось раньше обычного, не в девять, как всегда, а в восемь часов.

Дело в том, что к Вальтеру неоднократно обращались посетители с просьбой изменить расписание. Люди, которые торопились на работу к девяти, с удовольствием позавтракали бы в кафе, которое располагалось в районе, заполненном госучреждениями. Многие, отведя детей в садики и школы, хотели еще поработать с ноутбуками.

Бизнес есть бизнес, и надо чутко реагировать на потребности клиента, который всегда прав. Вальтер с готовностью внедрял всякие новшества, если они шли на пользу дела. Старался «идти в ногу со временем», например, он самым первым установил Wi-Fi у себя в кафе. И стал открывать кафе на два часа раньше. Конечно, это сказалось на графике работы сотрудников, но шеф щедро компенсировал им неудобства существенной прибавкой к заработку.

По району мгновенно распространилось известие об изменении в расписании кафе, и к удобному местонахождению добавилось удобное время. Так что, несмотря на ранний час, в зале яблоку негде было упасть. На большинстве столиков стояли ноутбуки.

Когда из служебного помещения выглянул Губа, бариста за стойкой показал ему большой палец. Губа удовлетворенно кивнул головой — он мог сэкономить на рекламе.

К кафе подъехала машина Вальтера. Он немного задержался. Заезжал к поставщикам кофе, которые закупили пробную партию товара довольно дорогого, но качественного сорта. Хотели опробовать у Вальтера.

Автомобиль Вальтера припарковался на своем месте, на которое никто не смел ставить свою тачку. Как только Вальтер вышел из машины, его сразу же окружили спецназовцы, прижали к дверце и заломили руки.

Вот тут и вступил в дело Носов. Выйдя из служебного автомобиля, он снял куртку и бросил ее на сиденье. Все должны были увидеть бронежилет и оценить всю серьезность его отношения к «опасной операции». Выставив пистолет вперед, важно и неторопливо Носов приблизился к Вальтеру, окруженному бойцами. Махнул рукой парням, что сидели в другой машине, и указал на кафе. По условленной команде, спецназовцы с автоматами наперевес ворвались в помещение, пропахшее запахами свежеиспеченной сдобы и жареного бекона. Посетители с криками попадали на пол, закрыли головы руками. Бариста за стойкой поднял теперь уже обе руки вверх.

Губа попытался уйти через служебный ход, но путь ему преградил рослый боец с автоматом. Губа поднял руки. В этот момент он подумал, что рано обрадовался экономии на рекламе. После такой облавы не только новые посетители не захотят прийти в кафе, но и постоянные клиенты разбегутся. Хотя… Пути бизнеса неисповедимы. Может и наоборот? Переименоваться бы в «Аль Капоне» и открыть-таки броварню. Положение с поднятыми руками не мешало Губе мечтать.

30

Вальтера развернули, отвели от машины. Носов стоял, широко расставив ноги, изображая голливудского шерифа и тыча пистолетом в сторону задержанного.

Вальтер изо всех сил старался держать лицо:

— Что за явление? Какого черта?

Носов, не выходя из образа, процедил сквозь зубы:

— Приплыли, гражданин Мамедов. — И не оборачиваясь, махнул рукой бойцам: — Обыскать машину!

Спецназовец, вспотевший в зимней форме, обыскивал салон, а другой без куртки открыл багажник и начал рыться в нем, разбрасывая пакеты с итальянским кофе.

Вальтер подался вперед:

— Поосторожней, приятель. Дорогой товар — не рассчитаешься!

«Приятель» многозначительно переглянулся с Носовым, но пакеты при этом все-таки стал перекладывать аккуратней. На упаковках толстый негр в желтом костюме плясал джигу. «Надо будет запомнить, Lucaffe», — повертел в руках пачку Носов. Но вслух сказал:

— Рассчитываться будешь ты, Вальтер!

Он уловил в заботе о товаре скрытый подтекст и, разозлившись, двинулся к капоту.

Тут же спецназовец издал торжествующий звук и достал пакет с пистолетом.

— Глянь, Лева!

Носов сделал характерный жест согнутой в локоть рукой:

— Йес-с-с! Что и требовалось доказать! А, гражданин Мамедов?

Вальтер изменился в лице. Ему все труднее удавалось сохранять спокойствие.

Пару минут спустя из кафе вывели Губу, уже в наручниках. Увидев пакет в руках у Носова, он мгновенно оценил ситуацию. Переглянулся с Вальтером, мол, за меня будь спокоен.

Когда Губу грубо подтолкнули к машине, Вальтер перевел взгляд на Носова, тот от радости готов был пуститься в пляс.

— Лихо работаете. Только это не мой ствол.

Носов лишь ухмыльнулся на это и кивнул бойцам. Они повели Вальтера к автобусу. Там с самого начала операции крутился репортер с микрофоном и оператор, снимающий видео для новостей.

Завидев камеру, Носов засуетился. Из внутреннего кармана достал расческу, в которой недоставало пары зубцов, и пригладил свои серые волосы, затем бросил беглый взгляд на блестящие ботинки. Хорошо, что с утра не поленился пройтись по ним губкой с ваксой. Весь внешний вид кричал о том, он здесь главный, это была его операция. Наконец и он появится на экранах телевизоров в главной роли.

А не Калганов!

И у него тоже будут свои люди на телике.

Может, даже покруче той курицы Островой.

31

Здание полиции в знакомом поселке сверкало чисто вымытыми окнами. «К Пасхе готовятся, что ли?» Двор перед двухэтажным зданием был также прибран, газон зеленел свежей изумрудной травкой, кусты были ровно подстрижены, бордюры покрашены в белый цвет.

Боб вытер ноги о железную решетку, прежде чем подняться на ступени крыльца.

Войдя в кабинет Гайдая, он осмотрелся. Здесь ничего не изменилось. Разве что сам хозяин слегка раздался вширь в области живота, и на его висках прибавилось седины.

Гайдай поднялся ему навстречу и тепло пожал руку. «Да, в последний раз их встреча здесь была не столь радушной». У Боба перед глазами ярко всплыла картинка их с Гайдаем разборки. Все представлялось настолько четко, будто произошло минуту назад.

— Я позвонил кое-кому в Киев. Коллегам. Тебя помнят, Шульга. И не с лучшей стороны.

Боб начал закипать:

— Мы уже перешли на «ты»?

Гайдай нацелил на Боба указательный палец:

— Я перешел. С такими умниками я всегда на «ты». Мне здесь убийства не нужны. И копать нечего. Причины смерти естественные. Вскрытие показало. Остальное — твои домыслы.

— Могли бы заодно навести справки и об Артеме Харе. Отпечатки по базе пробить — проще простого. Вы же этого не потрудились сделать.

— Что и как мне делать, я сам знаю. Думаешь, зря меня шерифом прозвали? Здесь я отвечаю за закон и порядок. Потому у меня пьянка в здешнем ресторане — самое серьезное преступление. И пока тебя сюда не занесло, все было в порядке.

— Что ж, спасибо за этот разговор. Теперь я понял, позвали меня не зря.

— Как позвали, так и отзовут. С Лидой у меня еще разговор будет. А соседа твоего с хвостом уже завтра здесь не будет.

— Фотограф — гость хозяина отеля.

— А мне плевать. Тебе тоже советую меня не провоцировать, умник.

— У вас слово «умник» не оценка, а приговор.

— Я все сказал. Повторять не буду.

Гайдай, не прощаясь, вышел.

От подозрительной враждебности они прошли долгий путь к скупой мужской дружбе. И хотя редко виделись, взаимное уважение и уверенность в том, что каждый из них придет на помощь другому по первому зову, радовали обоих.

В кабинете работал телевизор — Гайдай слушал последние новости, но, когда вошел Боб, он убавил звук, положив пульт рядом с собой. Боб проследил за его рукой и заметил раскрытую папку с делом о наезде на Чайковскую. Это сразу же стало ясно при беглом взгляде на фотографии, веером разложенные поверх бумаг.

Снимки с места происшествия были в точности такие же, как Боб и предполагал, едва он услышал о происшествии от Тамары. Гайдай ткнул толстым пальцем в первое фото:

— Жалко тетку. Я ведь ее хорошо знал.

Боб вспомнил, как Чайковская прихорашивалась под взглядом Ильича в этом же кабинете зимой.

— Говорят, был шанс спасти, — голос Гайдая дрогнул, — если бы этот подонок не сбежал с места. Отвез в больницу или хотя бы позвонил, сообщил — могли откачать. К травмам добавилось переохлаждение. Той ночью подморозило.

Боб тяжело вздохнул, вспоминая случайную встречу с погибшей на кладбище под дождем, когда за ней брела бродячая дворняга, а следом за собакой скакала на прямых ногах ворона. Ни дать ни взять, мифическая плакальщица Банши, предрекающая смерть. Как оказалось, свою собственную.

Боб не позволил себе отвлекаться на эмоции и сухо перешел к делу:

— Чего уж теперь? Как говорится — история не имеет сослагательного наклонения, да и жизнь, в целом, тоже. Так что «если бы» — не работает. Но ты же не об этом говорить хотел?

— Так точно. Ты ведь любишь всякие загадки? Так и в этом деле есть кое-какие странности. Нужен твой совет, Шульга!

— Странности? В деле о наезде? Машина сбила женщину, подонок сбежал и…

Боб лукавил. Едва Гайдай ему позвонил с просьбой приехать, как он сразу же смекнул, что речь пойдет о какой-то закавыке, правда, он и предположить не мог, что дело снова коснется Лидии Петровны.

Тем временем Гайдай продолжил, бесцеремонно перебив поток возражений:

— Там был свидетель. И повел себя непонятно.

— Это как?

— Телефон забрал. Кошелек не тронул. А телефон-то был у Петровны старый, кнопочный.

Боб задумчиво посмотрел поверх головы Гайдая прямо в окно, где пестрая сорока приземлилась на тоненькую ветку молодого каштана.

— А деньги в кошельке были?

— В том-то и дело! Не ахти какая сумма, но больше, чем стоит эта мобила. Ее даже не обыскали.

— Действительно, странно. — Боб перевел взгляд на Ильича, и в глазах у него зажегся знакомый огонек азарта:

— А почему ты думаешь, что был свидетель. Почему он не вызвал «скорую», полицию? Что по следам?

— Какие следы? — Гайдай криво усмехнулся. — Дождь со снегом был.

— Мда.

Повисла пауза. Боб свел кончики пальцев вместе и задумался. Мгновение спустя он подался вперед.

— Ладно, попробую помочь. Мне протоколы осмотра нужны. Подними-ка их. Глянем вместе еще разок, что там написано.

Гайдай снял трубку допотопного стационарного телефона, однако на полпути остановился. Его внимание привлекло происходящее за спиной Боба. Он кивнул головой на телевизор:

— Смотри-ка! Твои бывшие коллеги повязали кого-то.

Боб резко повернулся к телевизору. На экране шел сюжет о задержании Вальтера. Видно было, как ребята-спецназовцы ведут Вальтера в наручниках, как позирует на камеру Носов, увидев которого, Боб хмыкнул:

— Включи-ка звук, друг Гайдай!

32

В комнате у оперов царила привычная деловая обстановка. Воха с Кошелем, каждый за своим столом, занимались бумажной работой.

Кошель раскладывал по файлам бумаги, что-то писал на листах, а некоторые и вовсе рвал, швыряя их в плетеное ведро. При этом он бурчал себе под нос проклятия в адрес непонятно кого. Вскоре старлей не выдержал и повернулся к Вохе, производящему аналогичные действия:

— Знаешь, Володя, я, когда мечтал об оперативной работе, меньше всего рассчитывал на вот эту макулатуру. Будто мы — штабные писари, а не сыскари.

— Да-да! Ты же оперативную работу по детективным романам и сериалам представлял. Пиф-паф! — и в дамках. А у нас рутины намного больше, чем погонь и стрелялок.

— Да, Маша тоже жалуется, в школах та же картина: писанина занимает больше времени, чем учебный процесс.

При упоминании имени любимой взгляд Кошеля смягчился, и Воха невольно ему позавидовал.

Когда вдруг зазвонил стационарный телефон на столе у Вохи, он с видимым облегчением отодвинул бумаги на край стола и поспешно ухватился за трубку, будто она была его спасательным кругом на это утро.

— Капитан Калганов слушает.

Медленно открылась дверь, и в кабинет вплыл важный Носов, он все еще пребывал в образе киношного шерифа. Подняв руку в приветственном жесте, заимствованном у того же героя, он с довольным видом объявил:

— Все! Лед тронулся!

— Расколол Вальтера? — искренне поинтересовался Кошель.

— Процесс пошел. И если я его закрою, а я, таки, это сделаю, ты, Шурик, увидишь, что такое настоящая «проставуха»!

Воха постучал по столу костяшками пальцев, требуя тишины, и показал на трубку у уха. В наступившей паузе он выслушал звонившего и нехотя ответил:

— Ну, ладно. Раз так уж приспичило — уважим. Еду!

Быстро собрав разбросанные по столу бумаги, он сунул их в папку и небрежно бросил ее в сейф. Под недоуменными взглядами коллег Воха достал из ящика стола листок в прозрачном файле, свернул его трубочкой и сунул во внутренний карман куртки. Но фраза о «проставухе» засела в ушах и не позволила ему уйти вот так просто. Проходя мимо стола Носова, он замедлил шаг:

— Может, и звание внеочередное дадут? А, герой нашего времени?

В отличие от улыбнувшегося Кошеля, Носов не уловил иронии в словах Калганова, а воспринял их всерьез — он действительно чувствовал себя героем, причем вполне заслуженно.

— За Вальтера могут даже денежкой поощрить. Обмоем, как положено!

Надевая куртку в дверях, Воха не удержался, чтобы не подпортить настроение Носову. Сощурив глаза, он покачал головой:

— Ох, не обмывал бы ты шкуру непосаженного Вальтера. Ладно, празднуй. Я погнал. У меня дела земные.

Кошель с затаенной грустью и затаенной надеждой — а вдруг возьмет с собой? — посмотрел на уходящего Воху:

— Далеко?

— В СИЗО. Там один мой клиент киснет. Витя Кораблик. Рыбка поменьше Вальтера, конечно, но какие-то новые показания хочет дать. — Воха махнул рукой на прощание и вышел за дверь.

Носов демонстративно отвернулся.

Кошель с обреченным видом взялся за бумаги.

33

Ожидая, пока приведут заключенного, Воха просматривал прихваченные с собой бумаги, касающиеся Вити Кораблика, чтобы припомнить все детали давнишнего дела. «И чего же новенького ты можешь предложить нам, скутерок быстроногий?»

В камере для допросов стоял невыносимый дух, присущий только таким местам, — спертый воздух, в котором к запаху сырости примешивался смрад немытых тел и вонь дешевого табака.

Воха перекладывал страницы дела.

Память услужливо подсовывала картинки погони и ареста Виктора Кораблева. Вроде бы все было ясно: и доказательная база, и признание вины. Вскоре предстоял суд. Что за сюрприз ждал Воху? А в том, что это мог быть только сюрприз, он не сомневался.

Послышались тяжелые шаги, открылась обитая металлом дверь, и конвоир впустил в камеру… Вальтера.

Воха вскочил от неожиданности и ударился боком об угол стола.

Вальтер был без наручников, чисто одет и выбрит. Он успел сделать лишь пару шагов вперед, когда дверь за его спиной с грохотом захлопнулась.

Они молча смотрели друг на друга. На лице Вохи отразилась целая гамма чувств: от удивления до нарастающей злобы: «Какого хрена? Что за дела? Клоуна из меня вздумали делать!» Потом пришло понимание, насколько сложно было Вальтеру организовать эту встречу. Он вопросительно посмотрел на арестованного. Прошло секунд пять, пока Вальтер заговорил первым:

— Здорово, или как?

— Или как. Я так понял, Кораблик — прикрытие. Ты нашу встречу светить не хочешь?

— Молодец! Правильно понимаешь. — Вальтер присел на угол стола и почесал макушку.

— Ну, и к чему весь этот цирк? — Воха садиться не торопился.

— У нас мало времени, Калганов. За возможность этой нашей встречи заплачены большие деньги. И другого раза не будет.

— Это я уже понял. Польщен. Заплатить, чтобы встретиться со мной? Круто.

Вальтер наклонился в уху Вохи:

— Ничего ты не понял, капитан. Я хочу, чтобы ты вытащил меня отсюда. Совсем.

Воха сглотнул. Плюхнувшись на табуретку, привинченную по правилам к полу, он несколько раз вздохнул, отказываясь верить происходящему.

— Ничего себе заявочки! Вот так взять и вытащить? Я не волшебник, Вальтер! И от меня уже ничего не зависит.

— Очень даже зависит. Я много помогал вашей компании. Считай, долги отдавал. А теперь ты мне должен.

— Адвокат нужен?

— Думаешь, я без тебя адвоката не организую? Но вытащить меня может только тот, кто найдет стрелка. Калганов, я не убивал Князя! Не стрелял я в него, ты понял?

Воха снова замолчал. Он собрал бумаги из дела Кораблика со стола, свернул файл и сунул во внутренний карман куртки. Вальтер смотрел на него, ожидая ответа. Калганов медлил.

— Допустим, ты не стрелял. Но почему я должен тебе верить, а не доказательствам твоей вины? Все против тебя, Вальтер. Так почему?

— Потому, Калганов. Я Князю жизнью обязан. Я человек восточный. У нас кровных братьев не убивают.

Воха понял, что Вальтер говорит правду. Только правда да суд не рядом живут!

Часть вторая