1
Только правда да суд не рядом живут!
Вальтер выжидающе смотрел на Воху. Но тот по-прежнему молчал. Тогда Вальтер, он же гражданин Мамедов, достал из кармана два кубика костей, встряхнул их в кулаке и продолжил свой рассказ, так и не дождавшись ответа:
— Молодые мы были. Меня чуть не застрелил парень из моей бригады. Хмель. Князь был рядом, выстрелил раньше.
— Убил? — Калганов наконец подал голос.
— Нет. Он нам нужен был живой. На самом деле Хмель этот был опером. Его подвели к нам. Готовилась милицейская операция. Но я решил сыграть на этом. Обернуть ситуацию, так сказать, в свою пользу. — Вальтер замолчал. Перед глазами ярко всплыла картинка из прошлого:
— Меня слушай! Раз мент в нашей конторе — значит, нас пасут. Не сегодня-завтра накроют. Вот пусть Жору и накрывают. Я давно хотел его слить. Надоел. Конкурент. Если ты, Хмель, даешь уйти нам — мы отпустим тебя. Затихарись. Как уйдем — нарисуешься.
— Знаю, о ком эта история. Костя Хмелевский. Его фото в управлении висит. С другими, которые погибли при исполнении. Но его же все-таки застрелили, — Воха заметно оживился.
— Это Жора сделал. У нас с Князем на глазах.
— Кто такой? Откуда взялся?
— Ниоткуда. Я узнавал. Фамилия, вроде, Тихонов. Ходили слухи — бывший офицер.
— Чем знаменит?
— Тогда пошла тема — подминать или давить мелкие бригады. Процессом заправлял этот самый Жора. Он же и Хмеля расшифровал. Связи у него в ментовке были. Слили Хмеля. Он грохнул опера — все договоры поломал. Чет или нечет? — Вальтер неожиданно выставил перед собой кулак с костями.
— Нечет. — Воха усмехнулся, зная эту блажь за Вальтером. — Так, а что у тебя с Князем сейчас было? — Воха сделал упор на слове «сейчас».
Вальтер бросил кости на стол и накрыл их ладонью. Результата Воха не увидел.
Вальтер продолжал:
— Да поцапались на теме бизнеса. Еще эта дурацкая история с гранатой. Потом он меня на встречу вызвонил. В телефоне смс-ка осталась. — Вальтер перешел на полушепот: — Я приехал, а он — в лифте, холодный. Но это для тебя информация. Для следака — я в отказе.
— Ясно. Только там с доказухой — фонарь, Вальтер. Улики только косвенные. Даже начинающий адвокат вытащит. Долго не просидишь. Зачем тебе я?
— Я здесь долго не проживу, — глаза Вальтера приобрели странный оттенок, словно подернулись дымкой, из черных став серыми. — Грохнут и подадут, как ответку людей Князя. Кто-то списал нас с ним обоих. Вытаскивай!
— Тогда условие — ты не в отказе. Сотрудничаешь, как положено. Так проще будет вытащить. — Воха встал с табуретки и нажал кнопку вызова конвоира.
— Вот ты мое сотрудничество задним числом и оформишь. Когда убийцу найдешь.
Вальтер тоже поднялся и убрал ладонь. Воха посмотрел на кости. Выпал нечет.
2
Новак все утро работал с документами.
Дерево-скелет с пустым гнездом по-прежнему возвышалось у него за спиной, время от времени раздражая Тамару. Но сейчас ее здесь не было. Виктор крутанулся на кресле и уставился на картину, словно именно в ней таилась разгадка его неприятностей.
Темная полоса затянулась. Дела не ладились. Но он знал, что справится с любой проблемой.
На пустом листке бумаги Новак начертил диаграмму — круг с приоритетами и оценками по десятибалльной шкале. От центра круга шли в сторону косые линии. Первая вела к Артемову. «Да, однозначно началось все с пресловутого финансового майдана. С этого истерика Артемова и предателя-Панченко. Потом был Одесский проект с убийством Пасечника».
Правда, в это время в его жизни появилась Тамара. Новак улыбнулся этой мысли и провел еще одну линию к сегменту «семья». Да, эта женщина стоила всех проблем. Скоро, совсем скоро она будет принадлежать ему окончательно. Не только фактически, но и юридически. Тогда он немного попридержит ее. А то что-то в последнее время она стала ускользать от его влияния. Да, и заставит окончательно порвать со старой жизнью, и с так называемыми друзьями Калгановым и Шульгой. При мысли о Шульге Новак потянулся рукой к щеке и скривился, как от зубной боли.
— Только о тебе подумал! — Новак произнес нарочито громко в сторону двери, едва заслышал голос Тамары, которая спрашивала у секретарши, на месте ли он.
Тамара вошла стремительно и плотно закрыла за собой дверь. В руках у нее была пачка пригласительных на свадьбу.
— Виктор! Позволь спросить — что это значит?
Новак, который поднялся было ей навстречу с искренней улыбкой, медленно опустился на место.
— О чем это ты?
Тамара бросила пригласительные на стол. Большая часть из них рассыпалась по столешнице, а некоторые соскользнули на пол. Тамара оперлась кулаками на край стола и наклонилась к Новаку. Ее грудь вздымалась от учащенного дыхания. Волосы упали на глаза. Она сдула непослушную прядь, и Новака обдало волной ее горьковатого запаха, который ему так нравился. Он едва не поддался искушению прикрыть глаза и унестись мысленно куда-нибудь туда, в заброшенные поля, поросшие полынью и клевером, снытью и горечавкой, где только дикие лисы снуют наперерез ветру за мелкой дичью да жаворонки висят в небе неаккуратными точками, словно их наносили кистью с тушью на влажную пористую бумагу.
— Твоя секретарша принесла мне приглашения на нашу свадьбу, — голос Тамары вернул его к действительности. — Ты подписал, теперь должна подписать и я.
— Правильно. А в чем дело? Что тебе не нравится?
— Здесь нет приглашений для Бориса и Володи.
Новак неспешно подвинул пригласительные к себе и стал собирать их в стопку.
«Если бы было возможно создать весь этот мир заново, в нем не было бы ни того, ни другого. Черт с комарами и прочими паразитами, в конце концов некоторые буддисты считают, что так чистится людская карма, но Шульга с Калгановым, эти «Чип и Дейл», которые вечно спешат на помощь, они лишние в нашей с Томой жизни. Их просто нет!»
Тамара ждала его объяснений:
— Виктор, скажи, что это ошибка. И ты просто забыл их вписать.
— Я не собираюсь тебе врать, Тома. Шульгу я видеть не хочу.
Тамара обессиленно села на стул. «Новак не захотел ухватиться за подсказку и вежливо поддакнуть. Что ж. Придется расставлять точки над “і”».
— Ревность — это глупо.
— Может быть, но я ревную.
— Я не давала повода. — Тамара наклонилась и подняла пару пригласительных с пола. Подавая их Виктору, она заметила, как дрожат ее пальцы.
— Ты — нет. А Шульга давал. — Новак собрал пригласительные в аккуратную стопку и стукнул жестким ребром образовавшейся пачки о стол. Получилось громко. — А Калганов сам не придет. Из солидарности с Шульгой.
Тамара горько усмехнулась. Тут Виктор, несомненно, был прав.
— Володя и Борис — мои друзья. Они всегда были рядом. Разделили со мной горе. Теперь я хочу, чтобы они разделили со мной радость. Понимаешь?
Тамара вдруг ощутила себя маленькой, услышав со стороны, как звучат ее интонации, совсем такие, какими однажды в детстве она умоляла родителей оставить у себя найденного в подвале котенка.
Новак встал из-за стола и подошел к Тамаре. Обняв ее за плечи, он ласково прошептал ей на ухо:
— Извини. Я не подумал. Обещаю лично вписать их имена в эти чертовы приглашения.
Тамара оттаяла и потерлась щекой о его плечо. А в памяти она опять бежала во двор с радостным криком «Разрешили!» — и ей снова было пять лет. Но когда ее взгляд наткнулся на картину с деревом, она мигом помрачнела. «Сейчас попросить Виктора убрать эту картину было бы верхом бестактности. Угроза — вот что исходило из этого полотна. Ненавистный злой портал в мир холодной расчетливости и одиночества. Но… Если он принимает в их новую жизнь ее прошлое, почему нужно лишать этого его? Возможно, скоро Виктор сам снимет страшное полотно. И заменит на что-то более жизнерадостное».
Новак вернулся за стол. Достал из ящика два чистых бланка приглашения, оставленных там на непредвиденный случай. Вписал имена Калганова и Шульги и размашисто поставил подпись. Улыбаясь, он подвинул их к Тамаре. Тамара кивнула в ответ и с облегченным вздохом подписала бумаги со своей стороны:
— И ничего страшного. — Она просияла.
— Оставь. Секретарша сегодня же отправит. — Новак похлопал ее по руке. Тамара кивнула с благодарностью и вышла.
Как только за ней закрылась дверь, Новак аккуратно ввел пригласительные в шредер — машину для уничтожения бумаг. Пока тот жужжал, превращая картонки в мелкую бахрому, он вставил следом листок со своей недавней диаграммой. Когда его взгляд снова скользнул по сегменту «семья», исчезающему в узкой пасти машинки, на лице не отразилось ни единой эмоции.
Дикие лисы, снующие по полю и высокие точки жаворонков медленно покидали его воображение.
И если бы кто-нибудь увидел его сейчас — то, скорее всего, испугался. Таким страшным холодом веяло от его взгляда.
3
Под впечатлением встречи с Вальтером Воха выкурил пару сигарет по дороге к машине и принял решение на всякий случай не звонить, а сразу же ехать к Бобу за советом. «Куда он денется из гаража в это время дня? К тому же недавно новый заказ привалил. Сидит, значит, работает».
Воха поверил Вальтеру на все сто и сразу. Но это дело вел Носов и рыл, как они обычно шутили, носом, найдя повод свести счеты с ними и подставить, если повезет, не только гражданина Мамедова, но и самого Калганова.
«Улики находились одна за другой. Правда, они, в основном, были косвенными, но скоро могли задавить, так сказать, количеством. К тому же Петрович на этот раз был на стороне Носова, ну, не мог он простить Вальтеру гибель Хмеля, хоть у него и не было доказательств, что именно Вальтер тогда убил его друга. Но… Когда дело касается тебя лично, объективности ждать нечего. Потому Петрович и убрал меня из расследования. Якобы из-за личных отношений с Вальтером. Тьфу, ты!» Воха сплюнул в окошко, выруливая на проспект. В его рыжей щетине запуталась первая в этом сезоне мошка.
Не так давно в гараже у Боба он сам доказывал до хрипоты, что Вальтер все равно был бандитом и, значит, был причастен. Потому что бандиты бывшими не бывают. Это он хорошо усвоил за годы службы.
Так что при любом раскладе на поддержку шефа Воха рассчитывать никак не мог.
Только Боб был способен так подать ситуацию, чтобы внутренние противоречия, во-первых, не свели Калганова с ума, а во-вторых, чтобы Хорунжий для начала, как минимум, его выслушал. «В идеале, конечно, нужно было бы, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Но идеал — это по части Новака, да и то лишь что касается кроя его костюмов». Воха усмехнулся про себя и вынырнул из потока в узкий проулок, ведущий к промзоне.
Он долго колотил в дверь, прежде чем Боб соизволил открыть. По его внешнему виду Воха сразу понял, что он не вовремя. Лучше бы все-таки сначала позвонил.
Боб был голый по пояс и босой. Грудная клетка тяжело вздымалась. Волосы на лбу казались влажными. Будь на месте Боба кто-то другой, Воха бы решил, что прервал любовную прелюдию на фазе перехода в финальную стадию. А так… Боб делал дыхательную гимнастику перед погружением в глубокую медитацию, как и всегда, когда сканировал файлы в голове, давая интуиции вывести его на нужный след. Состояние прострации могло длиться сутки. Значит, Боб над чем-то думает. Неужели уже знает о его встрече с Вальтером?
Воха виновато развел руками и поторопился изложить цель своего визита, пока Боб не выставил его за дверь. В таком состоянии, как сейчас, он был способен и не на такое.
В деталях Воха рассказал о свидании с Вальтером, на что Боб вопреки его ожиданиям отреагировал как-то совсем уж вяло. «Ясен пень, его голова была занята другим». Воха насупился. В конце концов, из-за всех этих заморочек с Вальтером он, действующий офицер полиции, сильно рискует. В отличие от Борьки-отшельника, не без участия которого он и влип в этот маскарад с Витей Корабликом. «А у него тут, видите ли, поднятие гун и прочая алхимия, аля мейд ин Чайна».
С легкостью прочитав на лице Вохи все его незамысловатые упреки, Боб молча подвел его к стенду с фотографиями жертв Портного и прикрепил к нему фото Чайковской, взятое у Гайдая.
— А она-то здесь при чем? — Воха враз забыл все обиды. — Ее же машина сбила. Типа, пьяный за рулем. — Воха пытался понять, к чему это приведет.
— А притом, разлюбезный друг мой Воха, что при осмотре тела в протокол вписали, что отсутствуют две пуговицы, свежесрезанные. Одна — у меня.
Воха оторопело посмотрел на Боба и попятился назад, пока не наткнулся на кресло позади себя, в которое рухнул как подкошенный.
— Во, блин! Значит, Портной специально охотился за Чайковской? Плюс убитый Бобик. Это прямая угроза, Боря! Он где-то совсем рядом!
Боб отступил на несколько шагов и окинул взглядом стенд:
— Потому Вальтер со своими проблемами мне сейчас лишний. Выруливай сам, Воха.
— Бросаешь? — в голосе Вохи послышалось отчаяние.
— Наоборот. Отвлекаться не хочу, время терять. Выруливай и подключайся.
— Хоть наводку дай, умник. Вальтер напомнил про должок! Думаю, ты тоже в этом списке!
Воха постучал пальцем по голове, что должно было напомнить Бобу о том, как Вальтер дважды спас ему жизнь. Первый раз, обезвредив Добрынина, второй — когда вовремя отправил Губу на хату гадалки. «А то лежал бы сейчас Боря с двумя дырками в башке. И это, не считая всех остальных незначительных по сравнению с этим услуг, таких как, например, досье на Хару, поиск Тимура. Да чего уж там, список был длинным».
Боб тяжело вздохнул:
— Держи! Дарю! Князя и Вальтера стравили, чтобы обозначить конфликт, типа поругались и за пистолеты. Не важно, стройка, баба. Если докажешь это — найдешь, кому выгодно.
По институтской традиции Боб подставил кулак, Воха нехотя ударил по нему своим и побрел к выходу. Не любил он таких вот задачек. «Кому выгодно? Кого ни возьми, каждому может оказаться выгодно. Даже самому Вальтеру, если он уверен, что его отмажут».
Но как ни старался Калганов оставаться объективным, Вальтеру он верил на все сто.
А значит, придется тащить самому.
Раз Боб так уверен, что он вырулит.
4
Кошель стряхнул с рук капли воды и нерешительно вытер их белым пушистым полотенцем.
На полочке в ванной стоял арсенал бутылочек и баночек с такими названиями, о которых он и слыхом не слыхивал, а о назначении и не догадывался. Из раскрытой объемной косметички на стиральной машине торчали флаконы духов и тюбики помады в золотистых футлярах, на которые ему бы пришлось работать год. С корзины для белья свешивался кружевной бюстгальтер ярко-красного цвета. Кошель старался не смотреть в ту сторону.
— Ты идешь?
Голос Калганова заставил его поторопиться и изгнать из воображения образ Ларисы. Жаль, что ее не было дома. А может, наоборот, это к лучшему. При ней он чувствовал себя зажатым и неуклюжим. Все от идеального маникюра до дизайнерских украшений волновало его, напоминая, что принадлежность к разным классам — железобетонная разделительная полоса между ними. И дело даже не в Ларисе как таковой, ведь это была женщина друга, а вообще в женщинах ее типа.
Когда Петрович признал, что бывшие криминальные авторитеты стрелялись из-за бабы, у него перед глазами возникла Лариса. Такие, как она — это билет в первый класс. Ради этого можно пойти на многое. С ними жизнь раскрывает новые тайны и сверкает яркими гранями. «Это десертная вилка! Возьми рыбную!» Он вспомнил, как Лариса накрывала на стол в прошлый раз. В стаканы с виски она положила по кусочку льда серебряными щипцами. Он такие видел только в кино.
Не понятно только, почему Калганов этого совершенно не ценит? Ему хватило одного вечера в их компании, чтобы увидеть, как Лариса подыгрывает Вохе, опускается до его уровня и постоянно кривит душой. А Калганов этого в упор не замечает. И то, что они с Ларисой — пара, совсем не обнадеживало Кошеля, мол, и с ментом может приключиться чудо, а скорее, раздражало явным диссонансом. «Что-то тут явно не то. Но только что? Да и мое ли это дело? Говорят, Калганов однажды спас ей жизнь в перестрелке. Что ж! А теперь губит скучным бытовизмом!»
Кошель тряхнул головой, отгоняя неуместные мысли и вышел на кухню, где Воха как раз доставал из посудомойки пивные бокалы.
На кухонном столе уже возвышался ряд маленьких пивных бутылок, среди которых было поровну как светлых, так и темных сортов. Кошель взял пару ящиков наугад, еще не изучив привычек и пристрастий своего напарника. «Хоть пиво принес дорогое! Лариса бы заценила! Калганов, правда, тоже обрадовался, подняв бутылочку «Гиннесса»:
— И у темного пива есть светлая сторона…
Еще днем в конторе Воха вызвался обеспечить закуску, обещая, что гвоздем программы будет таранка, которую с оказией ему передали родственники из Керчи. Собственно, она и стала поводом для встречи. Кроме тарани, на картонках под целлофановой пленкой красовался нарезанные балычок и брауншвейская колбаска. Черный свежий хлеб и банка малосольных огурчиков дополняли натюрморт.
Для начала они поговорили о футболе, какое же пиво под тарань без футбола, ну и наконец стали обсуждать дело, ради которого встретились.
— Понимаешь, Санек, не мог Вальтер убить Князя. Как говорится — по умолчанию. Вальтер обязан Князю жизнью.
— Как ты узнал?
— Оперская фишка, потом научу.
— Вова, если у вчерашних бандитов конфликт, они о таких вещах забывают.
— Зеленый ты, Шурик. О таких вещах — никогда. Они лучше выйдут из конфликта, — Воха наполнил стаканы, — скажи лучше, чего сам нарыл?
Кошель отпил пива и приосанился:
— У Вальтера есть интерес в строительном бизнесе. Был там один спорный участок под застройку. На него претендовал некто Георгий Солтис. Он обратился к Вальтеру. И тот за деньги решил проблему.
— Ясно. — Воха нахмурился. — Ху из Солтис?
— Личность пока пробиваю. Но тут другое: Вальтер тем самым перешел дорогу Князю. Они встретились. А на другой день посылка с гранатой приходит Вальтеру.
— Видно, при встрече старые приятели не договорились.
Воха сделал большой глоток и покачал головой:
— Как сказал бы мой друг Шульга, конфликт очевидный, а потому — подозрительный. Но, за неимением гербовой — пишем на простой. Работаем по Солтису. Пока истребитель новую звездочку малюет себе на фюзеляже.
— Ты о Носове?
— А о ком же еще?
Воха протянул руку, и напарники чокнулись. В этот момент в прихожей раздался звук проворачиваемого ключа.
Кошель глянул в сторону коридора и пригладил волосы. На что Воха лишь усмехнулся:
— При Ларе ни слова о делах!
— Как скажешь! — Кошель с недоумением пожал плечами.
— А то Солтис этот сдернет за кордон сразу после выпуска криминальной хроники, — пояснил Воха и тяжело вздохнул.
Видно было, что настроение у него резко съехало вниз. И Кошель снова удивился взаимоотношениям напарника с его телезвездой. «Разве Лариса станет так подставлять своих? Кроме того, это же непрофессионально строить версии без подтвержденных фактов?»
— Всем привет! — Лариса заглянула на кухню, сияя обворожительной улыбкой. — Надеюсь, не помешала?
Кошель почувствовал, что краснеет и схватился за бокал.
5
Наутро Воха практически со свежей головой первым делом заглянул в кабинет Захаревича. Тот задумчиво вертел в руках статуэтку, изображающую греческую богиню. Фигурка была упакована в полиэтилен с пупырышками, заклеенный скотчем.
— Что это у тебя, Захар? Вещдок или сувенир? — Воха потер руки, будто собрался ее распаковывать, чтобы пощелкать пупырышки.
— Вот и надо решить, что это: орудие убийства или произведение искусства? — Захаревич по обыкновению склонил голову набок и застыл. В его «научном» мире время текло иначе.
Воха уже привык, что эксперт не торопится сообщить факты, пока не вплетет их в контекст какой-нибудь своей сентенции о мироустройстве. С теми, кто резко бросает пить, всегда так.
— А в чем проблема? — Воха решил проявить вежливость и поинтересоваться.
— Вещь антикварная. Начало девятнадцатого века. А по башке человека ею хватили в двадцать первом. Музейщики уже письмо Петровичу накатали. Требуют расписку, что мы взяли статуэтку во временное пользование.
— А что? Действительно ценная вещь?
— Вообще-то, Вова, в музеях не держат не ценных вещей. Хотя все в этом мире относительно, а цена особенно. — Захаревич отложил статуэтку в сторону и указал Вохе на стул.
— Что-то ты не тем занимаешься, Захар, — Воха сел и наклонился поближе, — по делу Мамедова растолкуй.
— Э, Калганов! — Захаревич прищурил правый глаз. — Оно же не твое. Там Носов уже чуть не всю управу приглашает его звездочки обмывать.
— В майоры метит. Ну-ну. Ему бы думать, как бы Вальтер опять не вывернулся. Стружку со всех снимут. С доказухой по-прежнему — фонарь?
Захаревич снова взял в руки статуэтку.
— Ничего нового. Оружие найдено в машине Вальтера, но его пальцев на стволе нет.
— Визитка?
— А что визитка? Это не доказательство. К тому же пальцев Князя на ней нет.
— И что?
— А то, что не сам он ее в карман положил. А кто? Вальтер что ли? Не логично. Только Носову вашему этого с головой.
— Знаю, Захар. Кисло.
В дверь постучали. В узкую щель просунулась голова дежурного:
— Степан Семенович! Зайдите в отдел кадров!
— Хорошо. Зайду через полчаса!
Воха и забыл, что Захаревича зовут Степаном. В образовавшейся паузе он достал из кармана телефон. Тот был выключен со вчерашнего вечера, когда они с Ларисой продолжали пирушку тет-а-тет. «Черт! Забыл совсем!» Воха включил мобилку и, глядя на список пропущенных, присвистнул. Захаревич тоже скосил глаза на Вохин телефон, вдруг оживился:
— Вовик, а хочешь совет бесплатный?
— Бесплатный хочу.
— Там, как я понял, покойный Князь послал Вальтеру смс-ку. Это не мой участок работы. Но с какого номера отправили сообщение? Должны были установить.
— Блин! А я ведь об этом не подумал, — схватился за голову Воха.
— Следствие должно думать. Там же Ярчук, вроде?
— Он самый. Спасибо, Захар!
Воха легонько толкнул Захаревича кулаком в плечо и вскочил со стула с неожиданной для самого себя резвостью. У двери он обернулся:
— Скажи музейщикам, пусть оформят статуэтку как орудие убийства. Нацепят инвентарный номер и показывают посетителям. Представляешь, сколько народу набежит посмотреть на нее.
— От своей телезвезды нахватался тяги к сенсациям? — Захаревич рассмеялся.
Воха быстро вышел, хлопнув дверью. И зачем он только это ляпнул? Раньше Захаревич подтрунивал над ним из-за Боба, теперь вот и Лару упомянул. Неужели он, «Воха-парень без подвоха», всегда такой уж ведомый?
«Сначала найду Ярчука, и потом — сразу на стрельбище!» Воха решил сделать психоэмоциональную разгрузку. Стрельба помогала ему в этом едва ли не лучше бухла.
6
По коридору управления быстрым шагом шел следователь Ярчук, мужчина лет 35–38, добротно, но неопрятно одетый. Старомодный костюм его выглядел помятым, галстук съехал на сторону, кожаные ботинки давно не видели щетки. Да и лицо его было каким-то помятым, а редкие волосы словно прилипли к голове. Весь его внешний вид говорил о хронической усталости от текучки, работы и от жизни, как таковой.
Воха смотрел на него и думал: «Как подследственный может довериться такому человеку — если он не может привести в порядок самого себя, о каком порядке в деле может идти речь? Наверное, изо рта у него разит».
Преодолев неприязнь, Воха окликнул коллегу:
— Ярчук! На пять сек!
Тот обернулся. Разглядев на контровом свету фигуру Калганова, он скривился:
— Калганов, отстань! Я обедать иду.
Воха обогнал Ярчука и оттеснил к окну.
— Без тебя все не съедят. Что по Вальтеру?
— Тебе-то что? Нос этим делом занимается. И там полный порядок.
— Да? А от кого Вальтер смс-ку получил? Приглашение на встречу с Князем? — Воха округлил глаза и уставился на следака. Тот молчал, тогда Воха продолжил чуть менее эмоционально: — Ходил он не ходил — не важно. Исходник проверяли?
Ярчук нахмурился и решительно отодвинул Воху:
— Не твое дело. Без крутых обойдемся. Сами крутые.
«Тю, дурак, — подумал Воха, — на личности перешел! Я ж за дело ратую!»
Не оборачиваясь, Ярчук пошел дальше по коридору.
— Приятного аппетита, крутой, — крикнул Воха вдогонку.
Да уж! Характеристика Ярчука ему польстила, но, с другой стороны, по всему выходило, завистников и врагов в конторе у него гораздо больше, чем друзей, и это огорчало. «Да ладно, не бакс же он зеленый, чтобы всем нравиться».
Желание пострелять крепло с каждой секундой. После гибели Жанны Черной ему впервые снова захотелось разрядить обойму. А это уже, как говорит их штатный психолог, позитивная динамика!
7
Хорунжий пребывал в прекрасном настроении, и, казалось, ничто не сможет его испортить.
Его монографию «Особенности родительского вклада самца и самки восьмиполосой цихлазомы» напечатали в журнале «Аквабизнес». По этому случаю он решил даже водрузить новый фильтр, подаренный на день рождения конторой.
Воха стоял посреди кабинета и терпеливо ждал, когда шеф отвлечется от своего занятия. Когда новый фильтр был установлен на свое законное место, Хорунжий наконец к нему повернулся:
— Ну, что тебе, Калганов, неймется? По Вальтеру давно тюрьма плачет. А сейчас все так срастается, что его можно и нужно дожимать. Понял? — Хорунжий встряхнул мокрые руки, и капли воды разлетелись по зеркальной поверхности рабочего стола.
Как назло, именно в этот момент у Вохи зазвонил мобильный. Он растерянно развел руками и уставился на Петровича с виноватой улыбкой. В ответ Хорунжий сухо кивнул, разрешая взять трубку.
Глянув на дисплей, Воха сбросил звонок.
— Простите. Я все понял, шеф. Только с такой доказухой мы его не посадим! Носыч снова налажал.
Настроение Хорунжего, как барометр перед ненастьем, стало падать.
— Знаешь, как это выглядит, капитан? Ты, офицер полиции, ищешь, к чему бы придраться в доказательной базе против матерого преступника.
Снова зазвонил телефон в кармане у Вохи, и он снова поспешно сбросил звонок. Но на этот раз Хорунжий в этом увидел повод сорваться:
— Слушай, Калганов, когда надо, до тебя не дозвониться — телефон отключен. А сейчас, какого черта ты оставил его включенным:
— Простите, шеф! — Воха демонстративно отключил мобильный и сунул его в другой карман.
— Да не о Вальтере я пекусь, а о нашей репутации. С такой доказательной базой дело в суде развалится на раз. И всем нам мало не покажется — не смогли посадить авторитета. Даже скажут — подыграли.
Минуту-другую Хорунжий молча ходил по кабинету. Рыбы в аквариуме плавали из угла в угол вслед за ним. «Надо же, прям ручные!» Воха наблюдал за рыбками и ждал ответа от шефа.
Хорошего настроения у того как ни бывало. Придя к какому-то внутреннему решению, Петрович пошел к столу и нажал кнопку внутренней связи:
— Ярчука и Носова ко мне!
Затем он вплотную подошел к Вохе. По выражению лица шефа Воха не смог предугадать, что его ждет на сей раз, пока Хорунжий совершенно спокойным тоном не произнес:
— Согласен. Или железная доказуха на Вальтера. Или отпускаем. Сами. Это лучше, чем в суде утираться. Работаем. Иди! — он махнул рукой и Воха поспешил ретироваться.
Меньше всего ему сейчас хотелось снова встретиться с Ярчуком. Тот и так поймет, кто ему подкинул геморра, но чем позже он это сделает, тем лучше. Одно дело ц. у. от начальства получать, а другое «стук-стук» от коллеги, то есть от умника Калганова. Ну, а с Левой при любом раскладе лишний раз сталкиваться на тропе войны — себе дороже. Успеют еще сегодня в одном кабинете насидеться. Ох, и наслушается он…
Прикрыв за собой дверь, Воха наконец достал телефон и посмотрел, кто звонил, чтобы убедиться в том, что номер был действительно незнакомый. Поразмыслив мгновение, он пожал плечами и решил подождать. Кому нужно — сам перезвонит! С этой светлой мыслью Калганов собрался было вернуть телефон в карман, как снова раздался звонок. На экране высветился тот самый незнакомый номер.
Воха остановился. Мимо него к кабинету Хорунжего топал угрюмый Носов. Он покосился на Воху, и ничего не сказал. Но на пороге задержался, глядя, как Калганов включает связь. Авось чего нужного подслушает.
— Я занят! Не ясно, разве? Раз я сбрасываю звонок. — Воха двинулся по коридору и Носов напряг слух:
— Хорошо. Выслушаю… Только скажите, кто дал вам мой номер?.. Понятно. Но я занят сейчас. И завтра — занят… А в чем вопрос? С кем я… Ладно, полчаса я для вас выкрою. Говорите, куда подъехать. Я запомню.
В конце коридора показался Ярчук. И Воха торопливо свернул в курилку, чтобы не столкнуться с ним нос к носу. И без того на душе кошки скребли.
8
Солнце заливало крыльцо серого административного здания, из-под крыши которого вдруг выпорхнула стайка воробьев. Широкая овальная клумба перед входом радовала глаз свежей травкой и цветущими первоцветами.
По ступеням спускались трое: адвокат Тамара Воропай в стильном легком плаще цвета беж с клетчатой подкладкой от Burberry и молодые ребята видом попроще: Света Полищук и ее бойфренд Олег, некогда служивший охранником в клинике Сушко.
Все трое оживленно переговаривались и выглядели вполне довольными состоявшейся встречей.
В последний раз такой эмоциональный подъем Тамара испытывала после экзамена по римскому праву на первом курсе. Потому что сдала!
К сожалению, она не обладала блестящей памятью. В детстве это вообще было проблемой, мама даже обращалась к специалистам, те утверждали, что это последствие токсикоза, — и посоветовали тренировать память, а лучше — учить наизусть стихи и заниматься иностранными языками.
Что ж, мама взялась за дело со всей ответственностью, и к окончанию школы Тамара знала огромное количество стихов поэтов Серебряного века и три языка: английский, немецкий и итальянский. Но на юрфаке университета, где была совершенно другая нагрузка на память, ей снова пришлось туго. Выручало все то же мамимо гипертрофированное чувство ответственности: взялся за гуж — не говори, что не дюж.
Почему-то особенно трудно ей давалось римское право. Но она напряглась и сдала на «отлично». Не могла же она позволить себе отстать от Вохи с Бобом.
Да, Калганов всегда учился играючи. Он не заморачивался отметками — лишь бы на стипендию вытянуть. Шел — сдавал и тут же забывал. Боб же погружался в учебу основательно, как, впрочем, и во все, что он делал. Помимо обязательной программы университета, он еще изучал кучу дополнительной информации. На вопрос Вохи: «А на фига? Ты же сдал зачет?» — обычно нехотя отвечал: «Так я не для зачета, а для себя». Воха лишь пожимал плечами, и Тамара втайне была с ним солидарна: «И правда, на фига? Тут бы с обязательной программой суметь справиться».
Вот и сейчас, выйдя из здания суда с Олегом и Светой, она ощутила подобную эйфорию, как после экзамена по римскому праву.
Дело-то было непростое, да и у нее давно не было практики.
— Поздравляю, ребята! Подписка о невыезде — то, чего мы добивались.
Олег пожимал Тамаре одну руку, а Света держалась двумя руками за вторую.
Их троица не привлекала особого внимания. Да и они тоже не смотрели по сторонам, иначе непременно заметили бы, что невдалеке, из машины с логотипом телеканала, за ними следит Лариса Островая. На переднем сиденье возле водителя сидел оператор с включенной камерой. Дверца была открыта настежь.
Тамаре была приятна благодарность ребят, она снова почувствовала себя профессионалом:
— Спасибо, Тамара Михайловна. — Олег приобнял Свету за плечи, она хитро ему улыбнулась:
— Только я теперь свидетель, Олежка. Против тебя.
Пока они обменивались любезностями, из машины вышла Лариса с оператором и прямиком направились к ним, огибая клумбу.
Тамара в последний момент заметила Ларису и стала между ней и Олегом со Светой, закрывая их собой.
Лариса напустила на себя очень деловой вид:
— Тамара, можно пару слов? Здравствуйте!
— Разве вы работаете репортером, госпожа Островая? — Тамара пыталась выиграть время.
— Это для другой программы, авторской. Вы ведь давно не вели уголовных дел?
— Без комментариев. — Тамара повернулась к ней боком, собираясь ретироваться, и тогда Лариса направила микрофон на перепуганную парочку:
— Ребята, вы причастны к смерти брата этой женщины. Вы уверены, что не ошиблись с адвокатом?
Как по команде, Света с Олегом переглянулись и уставились на Тамару, ожидая от нее руководства к действию. Та решительно повернулась к Ларисе:
— Что вам нужно?
— Мне-то ничего. А вот этим молодым людям вы готовите ловушку.
Тамара едва сдержалась, чтобы не влепить наглой блондинке пощечину.
— Прекратите! — ее голос упал почти до шепота.
Но Лариса не унималась:
— Они вам поверили. А вы сделаете все, чтобы отомстить за смерть брата! Вы провалите защиту.
Лариса говорила нарочито громко. На них стали обращать внимание прохожие. Некоторые зеваки остановились и прислушивались.
Краем глаза Тамара заметила, как начали перешептываться Олег со Светой, сделав пару шажков в сторону. Все это время оператор фиксировал на камеру каждое движение Тамары. Невольно она подняла руки к лицу, пытаясь спрятаться. Со стороны это выглядело как проявление раскаяния. Лариса ухватилась за этот жест:
— Что, нечего сказать? — Тамара опешила. — Значит, все это правда.
Островая развернулась и с победным видом направилась к своей машине. Она шла с высоко поднятой головой как человек, добившийся торжества справедливости.
А вот адвокат Воропай, напротив, была подавлена, ей и впрямь нечего было сказать. Она растерянно озиралась по сторонам, пока вдруг не заметила: несколько человек снимали на мобильные телефоны их с Ларисой схватку. Тогда она пустилась бежать к машине, едва сдерживая подступившие слезы.
9
Тамара с отсутствующим видом сидела в кресле, поджав под себя ноги. Под глазами обозначились темные круги. Короткий ежик волос примялся на затылке, отчего весь силуэт казался деформированным, как у деревянной скульптуры древней цивилизации.
Луч солнца прокрался сквозь щель французской шторы и медленно двигался по паркету в ее сторону. Коснувшись ножки кресла, он замер на месте.
Вчера в это время она радовалась своей победе, сегодня же — сломлена поражением. «Воистину, нельзя ни слишком радоваться, ни слишком печалиться. Все эмоции преходящи, как рябь на водной глади. И только вершина Фудзи, даже если она не видна из-за дождя, является вечным пристанищем для богов. Эх, Боря, Боря. У тебя по крайней мере есть эта самая Фудзи».
Метод Боба не срабатывал, отключить мысли никак не удавалось. Перед глазами то и дело всплывало насмешливое лицо Ларисы: «Что, нечего сказать?» Сейчас бы она нашлась, что ответить этой наглой стерве. Но в тот момент она просто растерялась от неожиданности.
«Господи, как это Воха не видит, с кем живет? Совсем нюх потерял. Надо будет ему раскрыть глаза. Нет, не надо. Во-первых, не стоит его расстраивать, а во-вторых, Вохин здоровый инстинкт сам ему подскажет, с кем он дело имеет. Этот альянс не продлится долго.
Воха только-только стал приходить в себя после гибели Жанны. Пьяные ночные звонки стали редкими. А внешний вид — более опрятный. Возможно, в этом есть и заслуга его новой пассии. Скорей всего, он разграничивает ее социальную роль и домашнюю, и последняя Ларисе удается лучше, чем ей самой.
Виктор, например, почти не изменился. Разве что эта небритость, которая ему не то чтобы ни шла, но как-то простила. Да и частые отлучки с работы случаются по большей части из-за меня».
Наконец Тамара увидела, что перед ней стоит Виктор. И держит в руках стакан с водой и блестящий блистер с таблетками. «Как давно он тут?» И почему я не сразу его заметила? Это открытие ее напугало. Хотя, ей таки удалось переключиться, пусть на тему не менее приятную, Вохину личную жизнь, но, тем не менее, о проблемах с ребятами она на некоторое время позабыла.
— Виктор! Никаких таблеток! — Тамара выдавила из себя жалкое подобие улыбки.
— Прости, но я настаиваю. Это хорошее успокоительное. Просто поверь. — Новак протянул руку.
Тамара взяла стакан с водой и сделала пару глотков. Но таблетки проигнорировала.
— Меня успокаивать не надо. Сама ребят еле успокоила. Но в интернете у этой гадости уже несколько сотен просмотров. Видео называется «Осторожно — адвокат!»
— А я тебя предупреждал. Как в воду глядел. — Виктор испытывал мстительное удовлетворение, видя, как Тамара переживает. Конечно же, он в то же время и жалел ее, но, как бы там ни было, она получила по заслугам: «За что боролась, на то и напоролась! Надо было слушаться, а не лезть со своими амбициями. Знай свое место, женщина!»
— А я бы сказала — накаркал. — Тамара поежилась от собственных слов. — Вот зачем она это делает, Вик? Где я перешла ей дорогу? — Тома развела руками.
Она искренне недоумевала. «Ведь если Лариса — подруга Вохи, то она скоро будет гостьей вместе с Калгановым на ее с Виктором свадьбе. Неужели Островая этого не понимала, когда задумывала репортаж с места событий?»
— Это ее работа. — Новак выдавил ей в ладонь две таблетки. Тамара вздохнула:
— Ладно. Ничья. Возьму только одну.
Она запрокинула голову, запивая таблетку водой. Острый подбородок с маленьким шрамом дернулся кверху, а когда Тамара опустила голову, солнечный луч попал ей в глаза. Она зажмурилась.
И вдруг ощутила легкость во всем теле, а странное понимание того, что все есть суета сует, лишь упрочила ее желание взлететь. Туда, к солнцу, которое будет светить еще долго-долго всему живому на земле, как делало задолго до их цивилизации со всеми ее проблемами.
Неожиданно она спросила, так и не открывая глаз:
— Вик, ты все знаешь, скажи, а когда погаснет солнце?
На что Новак лишь уверенно улыбнулся, таблетки начали действовать.
— Солнце — обычная звезда средних размеров. Существует пять миллиардов лет, осталось еще столько же. Когда закончится водород в ядре звезды, тогда и наступит конец. А пока можешь не волноваться, если у тебя есть хороший крем для ровного загара.
— Да. Как было бы сейчас хорошо оказаться на пляже.
— Сразу после свадьбы и полетим.
Виктор провел ладонью по ее лицу, закрытые веки Тамары затрепетали, и она тихонько вздохнула. Это был вздох облегчения. Ей так давно нужна была передышка. Солнечный город из ее детских снов распахнул тяжелые ворота, и она преклонила колени перед его величием.
Виктор прикрыл ее ноги пледом и вышел, тихонько затворив за собой двери.
«Пусть полетает».
10
Воха вошел в тренажерный зал и огляделся. От дорогого прорезиненного покрытия пахло свежестью. «Неужели каучук?» От стойки с полотенцами — стиральным порошком с приятными отдушками. Ему всегда нравились эти запахи. Даже в новых подземных паркингах он любил постоять подольше. Там тоже пахло так же.
Тренажеры внушали уважение. Модерновые. После ранения Воха редко заглядывал в зал. Даже на стрельбище так и не появился, хотя честно порывался не далее как вчера. «Нужно будет прикупить спортпита, сесть на диету и заняться собой, а то молодежь, вон, на пятки наступает». Вспомнив Кошеля, Воха улыбнулся и воспрял духом. Приятно, что старлею нравится Лара. В то время как сама Лара без ума от него, Вохи. Словно в доказательство этих мыслей Воха поиграл мышцами рук под курткой. Крепатура дала о себе знать. «Да, ночка была бурной».
В зале Воху уже ждали Мальцев и Солтис, одетые в спортивную форму и слегка раскрасневшиеся.
Мальцев первый увидел Воху и сразу же направился ему навстречу, на ходу протягивая узкую ладонь:
— Вас не смущает такое место для переговоров, Владимир?
— Мне приходилось встречаться с людьми и в более экзотических местах.
Подошел поздороваться и Солтис. Мальцев жестом пригласил Воху сесть на гимнастическую скамью.
— Ничего экзотического. Здесь удобнее, чем в разных там кафе. И вообще — это мой клуб. Так что, если будет нужно поддержать форму — милости прошу.
— Спасибо, господин Мальцев, учту.
Солтис усмехнулся. Неуклюже наклонившись, он взял свою барсетку, с пола в углу, и достал из нее прямоугольник визитки:
— Мой номер. Тот, с которого я вам звонил, служебный. Этот — для личных связей.
Воха взял визитку, повертел в руке: выглядела она дорого, но безвкусно: вензеля и тиснение спорили между собой.
— Спасибо, господин Солтис.
— Ну, что вы? Никакого официоза. Со мной можно просто — Жора.
Воха кивнул и повернулся к Мальцеву:
— Ну, я слушаю вас. Даже интересно, как это кандидат в депутаты узнал телефон рядового опера? И зачем я вам понадобился?
— Я наводил справки. Вы не рядовой, а один из лучших. И уже давали, скажем так, частные консультации. Хотя бы тому же Татарскому.
Воха едва сдержался, чтобы не вздохнуть.
— Та история плохо закончилась. Не показатель.
— Это была не ваша вина. А с Виктором Новаком у вас вообще хорошо сложилось. — Солтис выразительно кивнул. И Мальцев продолжил: — Мне нужна помощь опытного полицейского, который защитит от козней конкурентов. И, скажем так — поставит их на место.
— То есть припугнет? Понятно. Я не занимаюсь политикой. Такой, и вообще… Можем считать встречу оконченной.
Воха поднялся со скамейки и наклонил голову в знак прощания. Но Мальцев быстро протянул ему руку:
— И все-таки, вы подумайте. Подозреваю, это у нас с вами не последняя встреча.
Воха на мгновение задумался и все-таки ответил на рукопожатие Мальцева. Затем кивнул Солтису, который все с той же полуулыбкой держался слегка в стороне, и двинулся к выходу.
Мальцев в недоумении переглянулся с партнером. Солтис молча пошуршал пальцами в воздухе перед его лицом, давая понять, в чем они промахнулись.
Мальцев крикнул вдогонку дерзкому оперу:
— Мы не обсудили ваш гонорар.
Не оборачиваясь, Воха лишь махнул рукой и исчез за поворотом к рецепшену, где красивая девушка с неестественно вывернутыми губами пыталась ему приветливо улыбнуться.
11
Уставшая Лариса вернулась домой, то есть в квартиру Вохи, которая сейчас считалась ее домом.
Неизвестно, как надолго. Но не это ее сейчас занимало. После сцены с Тамарой у нее было так паршиво на душе, как никогда до этого, и хотелось одного — поскорей переключиться на какую-нибудь монотонную деятельность, усыпляющую ум. «Почистить плиту? Нажарить картошки? Пересадить комнатные растения?» Но мысли не отпускали. Растерянный взгляд широко распахнутых глаз Тамары так и преследовал ее, куда бы она ни направляла свое внимание. Задевало именно то, что лично к Тамаре она ничего не имела. Разве что немного ревновала к ней Воху, но в целом Тамара была ей даже симпатична. Сильная женщина, сделавшая себя сама. Почти, как и Лариса. Но, своя рубашка ближе к телу, ведь она так мечтала об авторском ток-шоу, а Новак четко дал понять, что шоу будет, только если обломать Тамару. «Так что угрызения совести нужно срочно засунуть в задний карман. И чем раньше, тем лучше, пока не явился Калганов. При нем надо держать лицо, ведь свою миссию я еще не выполнила до конца, хотя Новак якобы и дал ей «вольную» от Вохи».
Не успела она сунуть ноги в тапки, как в двери ввалился Калганов, еще в более скверном настроении, чем у нее, и с порога сразу напустился с упреками:
— Зачем ты топишь Тамару? Что она тебе сделала?
Лариса не была готова к скандалу и линию защиты выстраивала на ходу:
— Ты не любишь говорить о своей работе. И я имею полное право не посвящать тебя в свою, Володя!
— Тома хочет вытащить этих двоих из дерьма, куда они попали по вине ее братца. Она чувствует эту вину и хочет искупить.
— Ах, как благородно! Оплатить им хорошего адвоката она могла бы с большим успехом.
Лариса разозлилась на Воху за то, что он сыпал соль на ее свежую рану, хотя она и сама была полна раскаяния, но не могла же она рассказать, что это была «заказуха» от Тамариного жениха, противная ей самой.
Изначально смирившись с цинизмом Островой, как неотъемлемым атрибутом ее работы, такой сугубо человеческой подлости Воха все-таки не ожидал:
— Все, Лара! Нам не о чем больше говорить.
Так и не раздевшись, он по привычке проверил пистолет под курткой и снова открыл входную дверь.
Лариса набрала полную грудь воздуха и выпалила ему в спину:
— Когда мужчине и женщине больше не о чем говорить друг с другом — они расходятся.
Воха резко обернулся в дверях:
— Мы хотя бы расходимся так же легко, как сошлись. Ключи бросишь в почтовый ящик. — Встретившись взглядом с Ларисой, он на мгновение остановился и вздохнул.
Она спросила, чеканя каждый слог:
— Ты хочешь мне что-то сказать?
— Да нет. Пока.
Воха вышел, громко хлопнув дверью. Лариса осталась одна. Дождавшись пока стихнет звук его шагов на лестнице, она поспешила к окну, как делала всегда, когда он шел на задание. И хотя следить за Калгановым необходимость вроде как отпала, Лариса ощутила жгучее желание бросить на него последний взгляд. Похоже, она таки успела привязаться к этому грубоватому оперу, остававшемуся в душе подростком, полным юношеского максимализма.
Во дворе, подходя к машине, Воха нехотя остановился. Отключив сигнализацию, он обернулся: знал, что Лара провожает его взглядом и за это проявление чувств многое прощал. Вот и сейчас в окне его квартиры горел свет и на шторе четко вырисовывался силуэт Ларисы. Секунда, другая — и она отошла от окна, впервые не дождавшись, пока он уедет. Странно, но Воха почувствовал разочарование. И хотя оба предчувствовали неизбежный разрыв, очень уж они были разными людьми, в той области, где царили инстинкты, им было хорошо друг с другом.
12
Эта женщина ему не подходила. Во-первых, она была старше, а во-вторых, ее запросы по жизни требовали от него полного напряжения сил. Так отчего, спрашивается, ему не радоваться, что эти отношения закончились? Он больше не будет ревновать, не будет занимать денег, смотреть ее дурацкие артхаузные фильмы и натыкаться на книги, от одних названий которых его мозг зависал.
Уйдут из его быта все эти фен-шуйные бонбоньерки и рыбные вилки, можно будет не мыть посуду, а сваливать ее в раковину, как обычно. Можно будет зашвыривать носки под кровать и не ожидать молчаливых укоров, когда щетка пылесоса ими поперхнется в субботу утром.
Ах, да, еще эта ее идиотская привычка всюду вставлять английские словечки, блин, даже во время секса. Типа, не знает, что он английский не учил. «Твое подсознание уже давно его знает, потому что каждая вывеска в городе, каждая этикетка на твоих шмотках — на английском. Made in. Просто поймай волну», — она смеялась над ним и продолжала ругаться «Fuck of» или восхищаться «O, My!» и раздражать его, заводясь еще больше, когда он тупил.
А еще она могла расхаживать по квартире в одних трусах при открытых шторах, совершенно не смущаясь лишних складок на бедрах или красных точек на голенях после депиляции, а ему не позволяла появляться без халата даже из душа. Может, ей не нравилась его фигура? Кривые ноги и веснушки на плечах? Или еще кое-что? Хотя именно это все ей нравилось, уж в чем-в чем, а в этом он был уверен с самого начала. Как Россетти изучал приемы Боттичелли, пытаясь раскрыть секрет ярко-рыжих волос на его полотнах, так и она водила пальцами по его плечам и удивлялась тому, что он такой живой и мужественный, и все это вываливала на его бедную полицейскую голову. Ей хотелось хотя бы намека на открытие, кажется, так она ему и сказала, вручая этот самый халат. В English home на манекене был точно такой же, и он заглянул в магазин, чисто из любопытства, посмотреть на ценник. А посчитав нули, впервые ругнулся на долбаном английском «Fuck of!», испытав такой приступ ярости, что до полуночи тянул время и не возвращался домой. «Что, спрашивается, им теперь жрать до получки?»
А дома его ждал пирог с лососем и шпинатом. И крем-суп из белых грибов с румяными сухариками, как полагается, в маленькой пиале рядом. И бутылка испанского вина, чье название он не запомнил.
Она хорошо готовила. Непривычно, правда, — много специй и жира, как на его вкус, но в целом очень хорошо и разнообразно. Воха улыбнулся, вспоминая, как после этого самого ужина она завязала узлом скатерть прямо с грязной посудой и улеглась на этот стол, раскинув руки и закрыв глаза. Он стоял, как дурак, пока сообразил, что это не перформанс, и не экскурс в привычки Сталина, о которых она рассказывала давеча, а руководство к действию. Ему понадобилось на пару минут дольше, чем обычно, чтобы прийти в боевую готовность. И почему-то именно этот факт обрадовал ее больше всего.
Будет ли он скучать? По таким женщинам не скучают. Потому что к таким не успевают привыкнуть.
Изначально она была залетной в его берлоге. Шаровая молния, осветившая мрак холостяцких будней. До него она жила с Добрыниным — медиа-магнатом лайт версии, как она сама про него говаривала, вернее, была его любовницей, пока они с Вальтером его не повязали. Призрак Добрыни стоял между ними до сих пор, нет-нет да и всплывал в разговорах или проглядывался в ее привычках из старой жизни.
По всему выходило, что из-за Вохи Лариса лишилась влияния и веса у себя на канале, а заодно и материальной поддержки, хоть Добрыня и был жлобом, по ее словам. А что взамен капитан Калганов мог ей предложить, кроме себя самого, ну, и крыши над головой, которую она же и латала по мере сил?
Воха вспомнил, как Лара молча выбросила всю упаковку туалетной бумаги, лично вынеся ее в бак у дома, потому что та была серая и дешевая. Вместо нее появилась четырехслойная белоснежная с отдушкой чего-то там «Де Люкс».
Свой демарш Лара окрестила метафорой того, что «Shit happens», а Воха его понял по-своему: даже если жизнь дерьмо, жить надо все равно красиво, — и съязвил, — как в отеле!
Что их связывало, было известно только им двоим. Никто со стороны не смог понять, вон, даже Боб, и тот не пытался.
По ночам Воху мучали сны, от которых он кричал, и Лара притворно ругалась, отсылая его в кухню. Но он видел, что она плачет и от жалости к нему, и от жалости к себе, загубившей молодость в погоне за карьерой.
Совесть — та путеводная ниточка, по которой они двигались во тьме и натыкались друг на друга, вскрикивая от саднящих ушибов. Но они оба были бойцами и никогда не снимали своих масок даже друг перед другом, даже в голых и потных объятиях, даже будучи в стельку пьяными. Они уважали друг друга, и это было главным!
Однажды он чуть было не рассказал ей, как в детстве от них ушел отец и завел другую семью и что ему до сих пор на стрельбище нравится вместо мишени представлять его долговязую фигуру в сером пальто. Но Лариса и так знала, что любовь для него — это всегда лишь повод для предательства, и никогда не требовала любви.
— Все не как у людей! Я даже не знаю, кто кого бросил? Я ее или она меня?
Воха сидел перед Бобом и массировал разболевшуюся руку. Боб пожал плечами:
— А это имеет значение? — Воха отрицательно помотал головой, и Боб продолжил: — Ты еще в институте не мог поверить, что отпечатки пальцев у людей разные и двух одинаковых не существует, так вот и в отношениях та же фигня! Поэтому фраза «все как у людей» не правомочна и абсурдна!
— Да понял я, понял!
Воха закурил, и Боб впервые сделал для него исключение, молча отодвинув банку с разбавителем подальше:
— Когда ты порвал с Ксюхой, подобной скорби я не наблюдал.
— Не сыпь мне соль на рану, Боб! — Воха выставил ладонь вперед.
Вообще-то, это Ксюха от него ушла, утомившись строить матримониальные планы в одиночку. Но это его больше не заботило.
— То есть ты хочешь сказать, что разрыв с Ларисой тебя ранил? — Боб прищурился и заглянул Вохе в глаза.
— С некоторых пор не люблю возвращаться в пустую квартиру.
— Не представляю Ларису в образе хозяйки.
— Ты просто ее не знаешь!
Воха докурил сигарету и помолчал. Боб деликатно не прерывал его мыслей. Спустя полчаса, когда пора было снова растапливать буржуйку, он решительно встал:
— Ладно, со скорбью покончили. Давай о делах.
— Ты прав. — Воха обрадовался поводу сменить тему. — Есть что-то новое по Портному?
— Пока нет. А ты с делом Вальтера продвинулся? — Боб подбросил поленце в печку, и Воха дождался, пока тот снова повернется к нему лицом.
— Как раз хотел похвастаться. Меня вдруг решили снова привлечь акулы бизнеса. Консультантом, так сказать. Я бы их послал, но тот, кто приглашал на встречу, назвался Георгием Солтисом. И в деле Вальтера всплыл некий Солтис. Потому я пошел знакомиться.
— Договорились?
— Не смешно. Я эту компашку все равно послал. Но есть трофеи. — Воха показал визитку. — Солтис Георгий Валентинович. Строительный подрядчик. Его принцип — открытый и прозрачный бизнес.
— Хороший принцип. И что?
— Принцип не позволяет Солтису работать на арапа. Без разрешительных документов. Его проблемы за деньги решал Князь.
— Откуда дровишки?
— Полистал деловые издания. Так вот о чем не пишут: недавно эту проблему решил Вальтер. За те же деньги. По ходу Вальтер залез в карман Князю. Вот и причина конфликта старых знакомых. — Воха отбросил в сторону окурок. — Если их стравили — вот он повод. И прямая выгода господину Солтису. Ему уже не нужны такие опасные связи. Компромат.
— Ух, ты! Воха, жму руку, — Боб действительно обхватил руку Вохи обеими ладонями. — Только окурок подними, мусоришь. Останешься на ночь?
— Не-а. Поеду домой. Попробую навести мосты.
Если Боб хоть немного разбирался в людях, а многое свидетельствовало в пользу этого суждения, то значит Ларисы там уже и след простыл. Но вслух он сказал о другом:
— Был такой фильм «Мост Ватерлоо». Старый голливудский с Вивьен Ли.
— Блин, вот когда вы все успеваете? — Воха поднял окурок и двинулся на выход. — Тут рубашки сменить вовремя — и то постараться надо!
В дверях он притормозил:
— Хэппи-эндом закончился?
— Не в этом соль!
— Тогда молчи!
А Боб и не думал говорить. Он уже успел переключиться мыслями на Вальтера, которого нужно было срочно доставать из каталажки.
Теперь он знал как.
13
Когда Воха подъехал к подъезду, то обнаружил, что опять на его месте припарковался какой-то левый чувак. В их доме все жильцы давно знали, где он ставит машину, и по негласной договоренности не занимали это место. Ни при каких условиях. Значит, сейчас здесь кто-то залетный. И неизвестно, как надолго эта тачка тут собирается торчать.
Сдавая с матерком назад, краем глаза он зацепил на лобовом стекле тачки бумажку с телефоном. Его злость сразу же улетучилась. Достав из внутреннего кармана мобильный, он начал набирать номер. Пока ждал соединения, высунулся посмотреть на свои окна. «А вдруг Лара хлопочет у плиты и его уже ждет сочный ростбиф с картофельной запеканкой и горошком?» В окнах горел свет.
«Потом позвоню», — Воха не стал ждать связи по телефону с залетным водилой и отключился. Машину оставил стоять прямо там, перед чужой тачкой, перегородив выезд со двора.
Когда Воха открыл дверь, то удивился: во всей квартире горел свет. Все еще надеясь на хэппи-энд, он вкрадчивым голосом позвал:
— Лара! Лариса!
Ответа не было. Прямо в ботинках Воха прошелся по всей квартире. Ларисы нигде не было. «Может, выскочила на минутку, раз свет горит?» — он пытался еще какое-то время себя обманывать.
Потом заглянул в шкаф, зная, предчувствуя, что увидит там только свои вещи.
— Уходя, источайте свет! — он пошутил и сам себе улыбнулся.
«Почему она не выключила свет? Может, просто забыла от волнения, не мог же наш разрыв совсем ее не затронуть. Нет, скорей всего это была ее маленькая, утонченная месть. Она знала, что я обрадуюсь, увидев свет в окне. А потом — облом. Как раз в ее стиле!»
Воха снял куртку, швырнув ее на подзеркальник, переобулся и выключил свет. Сначала на кухне, затем в ванной и туалете, потом в спальне.
Постель была аккуратно застелена. На гладильной доске стопочкой возвышались только его выглаженные рубашки. На тумбочке — только его старый блокнот. «И когда это она успела сложить все свои бабские пасочки и книжки? Их же миллион».
Сигнальный гудок за окном вернул его к реальности. Воха вспомнил о своей машине, перегородившей проезд, и бросился на лестничную клетку.
Сейчас он был благодарен этому «залетному» за возможность пятиминутной передышки.
«Черт! Надо было у Бори оставаться! Он как в воду глядел!»
Перепрыгивая через ступени на лестнице, Воха вспомнил строчки Пастернака. И хотя Лара оставила после себя порядок, если не считать выходки со светом, строчки показались созвучными его настрою. К тому же они были посвящены героем романа доктором Живаго своей любимой женщине, Ларе. О чем в свое время ему рассказала его Лариса, преисполненная гордости.
Строчки помогали чеканить шаг. Первый пролет, второй.
С порога смотрит человек,
Не узнавая дома.
Ее отъезд был как побег.
Везде следы разгрома.
Повсюду в комнатах хаос.
Он меры разоренья
Не замечает из-за слез
И приступа мигрени.
В ушах с утра какой-то шум.
Он в памяти иль грезит?
И почему ему на ум
Все мысль о море лезет.
На словах о море Воха остановился. Во-первых, уже выбежал во двор, а во-вторых, дальше этих слов стихотворение он не помнил. Да и что можно помнить после моря? Слишком уж оно большое и манящее, особенно для таких, как он, пыльных столичных горожан. Последний раз он видел море в Одессе, мельком. Да и то пьяный.
14
Лариса сидела за столиком в кафе и без удовольствия цедила кофе без кофеина. Потому что за время ожидания уже успела выпить дабл эспрессо, крепкий и черный, как расширенный зрачок шамана вуду.
Было еще достаточно рано, и посетителей в кафе едва бы набралось для игры в «мафию». Пять? Четыре человека.
За дальним столиком примостилась молодая пара. Девушка досыпала на плече у парня, видно, ночи ей для сна не хватило. Парень что-то шептал ей на ухо и целовал в темечко. Лариса поспешила отвести взгляд.
Еще одна молоденькая девушка в углу, по-видимому, студентка, что-то строчила на ноутбуке, наверное, торопилась закончить курсовую.
Лариса вспомнила свои студенческие годы. Тогда интернет только входил в их жизнь, и ей приходилось пропадать в библиотеках. Нарукавники у работников читального зала напоминали ей о черных птицах Хугине и Мугине, сидящих на плечах у бога Одина. «Память и Разум, кажется, их звали так».
Сейчас она бы многое отдала, чтобы забыть о последующих годах после института или даже вообще не поступать на журфак.
Но еще больше она хотела забыть эти месяцы жизни с Калгановым. Если бы не слежка и доносы, она, пожалуй, могла бы считать их счастливыми. А так она все чаще чувствовала себя Саломеей и Далилой в одном флаконе, губящей честного героя ради дешевой славы. Ей хватало смелости винить в этом себя, а не Новака, хотя предложение исходило от него. Винить не винила, но ненавидела его со вчерашнего дня так сильно, что желчь, разливаясь по телу, притупляла боль от мук совести. Неужели он мог интересовать ее как мужчина в начале их знакомства? Между ею и Новаком даже пробежала маленькая искра, но сейчас при мысли о нем по телу начинали ползать воображаемые пауки. Лариса передернула плечами.
В дверях показался Новак, и Лариса махнула рукой, привлекая его внимание. Он холодно кивнул и с деловым видом направился к ее столику. Проигнорировав протянутую руку, присел на кончик стула, всем своим видом демонстрируя, что он не надолго.
— Доброе утро, Виктор Захарович! — Лариса выдавила дежурную улыбку. Все-таки с работодателем можно и первой поздороваться.
Новак сдержанно кивнул и промолчал.
Лариса ждала если не благодарности, то хотя бы какой-то реакции на вчерашний репортаж. «Что это? Такая тактика?» Она не выдержала и снова первой прервала затянувшуюся паузу:
— Ну, что мы делаем дальше?
— С вами — ничего. Совсем.
Лариса была сбита с толку — вот так благодарность! Она резко отодвинула чашку с недопитым кофе и расплескала его под недовольным взглядом Новака.
— Как вас понимать, Виктор Захарович?
— С Тамарой Воропай — вы переборщили, Лариса. Вы устроили ей обструкцию. А мы так не договаривались. И другие наши договоренности я тоже аннулирую.
— Господи! Я только сейчас поняла ваш маневр. — Лариса расхохоталась. — Как я раньше не догадалась?
— О чем это вы? — Новака задели ее слова.
— Вы просто хотели, чтобы я следила для вас за Калгановым. И чтобы Тамара бросила дело тех ребят. Вы мной манипулировали!
— Не надо громких слов. Мы с вами одной крови. Жаловаться можете только на себя.
— Между нами есть разница!
— Конечно, есть. Я всегда добиваюсь своего. И не проигрываю. Прощайте.
Новак встал из-за стола и, не оборачиваясь, пошел к выходу. На столике остался лежать конверт, в котором просматривалась пачка зеленоватых банкнот.
Лариса схватила конверт и швырнула в спину уходящему Новаку. Но он не обернулся.
В кафе никто не обратил внимания на произошедшее, и конверт остался лежать на полу, пока спустя пару минут Лариса таки не встала и не подняла его.
Защелкнув сумочку, она заказала себе стакан минералки и задумалась.
15
Солтис вышел из подъезда, щелкнул брелоком на ключе и отключил сигнализацию. Усевшись за руль, он отметил, что таки похудел за эти пару недель тренировок в зале, и обрадовался. Но радость быстро улетучилась, как только он убедился, что машина не заводится. «Еханый бабай!»
Солтис занервничал, глянул на часы. Золотые стрелочки швейцарского механизма неумолимо двигались вперед, и если не стартануть прямо сейчас — он опоздает. А опаздывать Солтис считал ниже своего достоинства. Кто и когда вложил ему в голову фразу «Точность — вежливость королей», он уже не помнил. Смысла ее, кстати, тоже не особо улавливал, но опаздывать с тех пор перестал.
Стукнув ладонями по рулю, он громко чертыхнулся и вышел из машины. Времени копаться в моторе не было. Оглянувшись, у остановки автобуса заметил желтую шашечку такси. «Надо же, прям, как в Лондоне, — промелькнула мысль. Желтые такси там на каждом шагу радовали глаз, особенно в сумерках под пеленой мелкого дождя вперемешку с туманом. «Я уеду жить в Лондон!» — вчера в караоке горланил молодой индус с перстнем на пальце. И чего они все сюда прут, а не в Лондон?» Солтис терпеть не мог нынешнюю толерантность и считал себя открытым расистом.
Заперев свою машину, он быстро направился к остановке, скрестив пальцы, чтобы такси не уехало.
— Э, командир! — Солтис наклонился к стеклу и легонько постучал. — Стекло опустилось. Водителя трудно было разглядеть за кепкой, надвинутой на самые глаза. — Едем? — Не дожидаясь ответа, Солтис открыл дверцу со своей стороны и плюхнулся на пассажирское сиденье.
— Вообще-то я на заказе, — лениво ответил Губа.
— Так отмени! Мне срочно надо, а мой агрегат барахлит. У тебя — тариф? Плачу вдвойне!
Губа не спешил с ответом, но через пару секунд, когда пассажир уже начал ерзать и нервно покашливать, с видимой неохотой согласился:
— Ладно! Поехали. Заказчики все равно копаются. Видно, им не к спеху.
Губа завел машину и медленно выехал со двора.
16
Где-то на окраине города вдоль железнодорожного полотна тянулся унылый ряд гаражных боксов. По плану перестройки городской инфраструктуры эти гаражи подлежали сносу. Владельцам выплатили компенсации, и большая часть боксов уже пустовала, став пристанищем для бомжей и наркоманов.
Свет на линии еще не отключили, этим и воспользовались временные жители, отапливая электричеством помещения.
Посредине одного из таких гаражей, освещенного тусклой лампочкой, на колченогом стуле сидел господин Солтис собственной персоной. Его руки за спинкой стула были связаны скотчем. Шикарное пальто валялось в углу на куче хлама, где роились белесые бескрылые мошки. Пиджак был грязным, а рубашка под ним усыпана маслянистыми пятнами и уже мало чем напоминала белоснежный Gaint из последней коллекции, каковой являлась еще пару часов назад.
Короткие, пропитанные потом волосы свисали на покрасневший лоб, а через всю щеку тянулась черная полоса копоти. Но следов насилия на лице не было видно.
Напротив Солтиса стоял Губа в лихо сдвинутой на затылок шестиклинке.
— Повторяю вопрос. Зачем ты убил Князя и подставил Вальтера?
Солтис с трудом проглотил комок в горле и прохрипел:
— А я повторяю ответ: это ошибка!
Губа подошел вплотную к пленнику и резко выбросил вперед руку, почти коснувшись его лица растопыренными пальцами:
— Если все вокруг начнут сливать Даню Вальтера, я все равно останусь с ним. Я за него пасть порву! Повторяю вопрос: зачем ты убил Князя и подставил Вальтера?
Губа сделал еще одно движение рукой, будто хотел вцепиться в лицо этому холеному гаду. Солтис вздрогнул и отпрянул. Стул под ним пошатнулся, ножка подломилась, и грузное тело с криком упало на пол.
В этот момент дверь гаража распахнулась, и внутрь ворвался Воха. Выхватив на ходу пистолет, он точным движением направил его на Губу:
— Стоять! Руки! Что ты творишь, дурак? Тебя же на подписку выпустили!
Тот поднял руки и отступил к стене:
— Но я его вычислил! Слышь, братан, я его сейчас расколю!
— Никто никого не расколет! Поднял его! На раз-два!
Губа нехотя поднял Солтиса вместе со стулом. Пнул ножку ногой, чтобы конструкция удержалась, и отошел. Воха наклонился к пленнику. Пистолет оказался в опасной близости с его перепуганным лицом.
— Понял, Жора? У него крышу сорвало. Тебе лучше все рассказать!
— Да кто вы такие? Тебя, капитан, я знаю, правда, несколько иначе представлял наше сотрудничество, а кто этот тип? Потом, какой Князь, какой Вальтер?
— Слушай, Жора! Не лепи из меня идиота! Князь — тот, кого ты кинул. Он угрожал тебе! А связь с Вальтером для тебя — компромат! Тебе оба угрожали! И одного ты убил, а другого подставил!
— Да мы порешали все с Князем. Тихо. Не публично. Когда его убили, я не конкурента потерял, а партнера. — Воха почесал пистолетом себе за ухом, а Жора неожиданно перешел на фальцет: — Я же свой, мужики! Я по молодости в Чопе на контрабасе сидел!
Воха кивком подозвал Губу выйти из гаража. Когда оба ступили за порог, Солтис остался сидеть привязанным на стуле, однако на его лице читалось видимое облегчение.
17
За стенами гаража гулял теплый ветер и дышалось по-весеннему легко. Воха вобрал полной грудью свежий воздух и проводил взглядом легкое облачко, которое стремительно мчалось над жестяными крышами в сторону города.
Медленными ленивыми движениями он спрятал пистолет в кобуру под курткой и достал пачку сигарет.
Губа молча наблюдал за действиями капитана и ждал, пока тот начнет разговор. Воха протянул пачку сигарет Губе, но Петр отказался, коротко мотнув головой под кепкой. Тогда Калганов смачно затянулся и выдул колечко дыма в противоположную от Губы сторону. По-видимому, из уважения.
Некоторое время они оба молча наблюдали за этим колечком, которое понеслось вслед за облачком, пока и то и другое не растаяли в дымке из смога за верхушками тополей.
— Так. Сыграли мы в паре хорошо, Петр. По Станиславскому. Зритель поверил. Только на этот раз — в молоко. — Воха покрутил сигарету в своих пальцах и снова затянулся.
— Надо было все-таки твоего дружка подключить. — Губа понизил голос и уважительно добавил: — Шульгу.
Воха не сумел скрыть обиды:
— Боб — не Бог. Сами грамотные. — Спустя мгновение Воха знал, что пожалеет о сказанном, но остановиться уже не мог. — И между нами, Губа. Разве Вальтера не за что сажать? Ничего личного, просто согласись.
Повисла пауза. Губа окинул Воху тяжелым взглядом:
— Между нами, капитан. Может, ты и прав. Только, если за свое — плохо, но правильно, то за чужое — просто плохо.
— Согласен. Но и Жору этого мы, как видишь, прессуем за чужое. Как бы ни очухался да не побежал нас с тобой сдавать.
— Не побежит. По всему видно, понимающий товарищ.
В глазах у побратима Вальтера мелькнуло нечто наподобие азарта. И Калганов неожиданно увидел самого себя со стороны: он был такой же, почти всегда на стреме, достаточно одной команды и пальнет, легко и точно. А вот Боб и Вальтер… из другого теста, один советуется с пространством вариантов, посредством всяких там практик, другой шары катает ради того же эффекта. Спинозы, бляха, мыслители.
Воха подмигнул Губе, по-приятельски хлопнув его по плечу и оглянулся в поисках урны.
Щелчком отбросив окурок в сторону старой покрышки, доверху заполненной всяким мусором, он вошел следом за Губой в темный гараж. Все это время там кашлял господин Солтис, тоже, видать, по Станиславскому изображая понятливую жертву недоразумения.
18
Следователь Ярчук раскачивался на стуле перед заваленным бумагами столом в глубокой задумчивости. Кабинет его выглядел, как и одежда, беспорядочным и неопрятным.
Открытыми стояли и шкаф, и сейф, через один были выдвинуты ящики стола. Кругом валялись бумаги, папки, файлы. На первый взгляд могло показаться, что хозяин кабинета решил сделать в нем генеральную уборку — привести в порядок бумаги. Но беспорядок был перманентным. Ярчук считал, что таков стиль его работы и усматривал в нем какую-то хитрую систему.
Однажды помощница Леся попыталась привести кабинет шефа в божеский вид, и Ярчук устроил ей грандиозный скандал. На весь этаж он орал, что у него был порядок, что он точно знал, где и что лежит, а теперь ему приходится тратить уйму времени, чтобы найти нужный документ. Леся полдня прорыдала в дамской комнате, пока Ярчук под нажимом Петровича не извинился перед ней через закрытую дверь.
Вот и сейчас Ярчук принялся искать на столе нужный документ, резко вынырнув из ступора. От этого занятия его и оторвал Носов, ворвавшись без стука.
— Искал? — Переступая через стопку пухлых дел, он подошел прямо к столу.
Ярчук захлопнул папку, откинулся на спинку стула и вытянул перед собой жилистые руки с переплетенными пальцами:
— Искал. Кстати, убери со стула папки. Положи их на пол и садись.
Носов понятливо кивнул. Скоренько очистив себе место, он сел и выжидающе уставился на следователя.
Ярчук взлохматил и без того непослушные волосы и мрачно произнес:
— Плохи наши дела, Носов! Вернее — твои.
— С чего бы это? — Ярчук многозначительно промолчал. — Почему? — Носов переспросил уже менее дерзким тоном и заерзал на стуле.
— По кочану. У тебя с делом Мамедова полный абзац! Буду возвращать. Не доработано. Меня и Петрович ткнул носом в дело Носова, пардон за каламбур.
— Ты Вальтера посадить не хочешь?
Ярчук снова придвинул к себе папку и отвел глаза:
— Его посадить сильно хочешь ты, Лева. Так сильно, что страх потерял. И разум. У тебя же нет ничего!
Носов вскочил со стула, оперся руками на столешницу и прорычал в лицо Ярчука, чеканя каждое слово:
— У меня есть преступник, на котором пробы негде ставить!
— Без доказательств он не преступник. Так что это на твоей работе пробы негде ставить! — Ярчук повысил голос: — Следов подозреваемого на оружии нету!
— Вытер! Матерый!
— Сообщение, приглашение на встречу пришло Вальтеру с чужого телефона. Не с номера Князя.
— Номер купить можно! Любой!
— Все, Носов! — захлопнул папку Ярчук. — Одни косяки. Прав Калганов.
— Калганов, значит! — Носов побагровел. — Вальтера отмазывает. Ладно, разберемся!
Он выскочил из кабинета, громко хлопнув дверью. Ярчук постучал пальцем по виску и сам себя почувствовал неловко. «Что за мальчишество, ей-богу!» Чтобы снова настроиться на рабочий лад, он нажал на кнопку селектора:
— Петрович? Да, был! Только что вышел.
19
Тамара подъехала к кладбищу. Только когда крик ворон оглушил ее хриплым диссонансом, она заметила, что всю дорогу не включала радио. Когда пытаешься расслышать внутренний голос, посторонние разговоры «ни о чем» лишь создают помехи.
Припарковав машину у бровки неподалеку от центральных ворот, она спустилась на пару метров вниз, застревая каблуками в стыках брусчатки. Купив букетик первых весенних цветов у одной из бабулек, сидящей на ящике у остановки, она пошла знакомой дорожкой мимо плакучих рябин — тропой скорби, как она мысленно окрестила ее после похорон Макса. Между могилами уже вовсю зеленела свежая травка, и кое-где проглядывали лиловые глазки фиалок.
Природа возрождалась ежечасно. Возрождалась и робкая надежда на счастье. Думая о счастье, Тамара представляла себя рядом с мужчиной — сильным, верным и нежным. И этот абстрактный образ почему-то совсем не был похож на Виктора. Скорее, он напоминал кого-то из далекой юности. «Уже такой далекой!» Тамара вздохнула и огляделась по сторонам.
На кладбище было пусто. «Впрочем, не удивительно, ведь еще довольно рано, да и день самый что ни на есть будний». Однако на участке, возле места, где был похоронен Макс, на скамеечке между деревьями Тамара заметила сгорбленную мужскую фигуру. «Кто бы это мог быть? Только бы не грязный попрошайка. Денег не жалко, а вот настроение от такого «осквернения» сакрального места будет испорчено». Тамара ускорила шаг.
Навстречу ей поднялся Боб. У Тамары мгновенно сжалось сердце, и стало трудно дышать. Тем не менее, она нашла в себе силы дежурно кивнуть и слегка улыбнуться:
— Здравствуй, Боря! Не ожидала тебя здесь встретить. Сегодня ведь не годовщина.
— До годовщины еще далеко. И тогда здесь бывает много людей. Заезжал тут на СТО к знакомому «Кулибину», воспользовался случаем.
— Извини, если помешала.
— Да уж нет. Это я — третий лишний.
— Не говори ерунды.
Между ними возникло молчание, которое длилось с полминуты.
Тамара положила букетик на камень. Там уже лежал точно такой же. «Как он почувствовал? Вернее, как я почувствовала?» — мелькнула мысль, и абстрактный образ ожидаемого мужчины принял более четкие очертания.
Боб стоял вполоборота к Тамаре, собираясь уходить. Он и вправду чувствовал себя неловко и не хотел ей мешать. Но почему-то не решался уйти, медлил. Зная, что с ним творится, Тамара сама подошла к нему и взяла под руку, в ее огромных карих глазах стояли слезы:
— Когда мне плохо, я всегда прихожу к Максу за советом.
— Сейчас — из-за репортажа? — Боб не спрашивал, а утверждал.
— Неделю боялась выйти на улицу. Все думала: будут пальцами на меня указывать. — Тамара смутилась и провела рукой по короткому ежику волос.
Боб легонько похлопал ее по той руке, которая все еще лежала на его локте.
— Тома, не переоценивай влияние интернета.
— Наверное, я и вправду хватку потеряла. Раскисла совсем. Виктор предупреждал.
При упоминании имени Новака Боб нахмурился. «Хотя бы здесь, при Максе, помолчала бы». Тамара оглянулась на могилу Макса и тоже помрачнела. И зачем она только это сказала? Ей стало совестно:
— Давай провожу тебя до машины.
Боб кивнул, и они медленно побрели к выходу.
Тамара неожиданно для себя самой продекламировала:
Идешь, на меня похожий,
Глаза устремляя вниз.
Я их опускала — тоже!
Прохожий, остановись!
Прочти — слепоты куриной
И маков набрав букет,
Что звали меня Мариной
И сколько мне было лет.
Не думай, что здесь — могила,
Что я появлюсь, грозя…
Я слишком сама любила
Смеяться, когда нельзя!
И кровь приливала к коже,
И кудри мои вились…
Я тоже была, прохожий!
Прохожий, остановись!
До конца Тамара читать не стала. Слишком призывно звучали эти строки. Словно это она, как героиня стихотворения, умоляла Бориса посмотреть на нее и остаться с ней, потому что жизнь коротка и лучшая половина ее уже на исходе.
— Ранняя Цветаева, — Боб кивнул, уловив скрытый подтекст и смущение Тамары и поспешил переключиться на поэтессу: — Знаешь, отпевание самоубийц до сих пор запрещено, но для Цветаевой патриарх Алексий Второй сделал исключение.
— Я никогда не думала об этом. Знала, конечно, что она покончила с собой, времена такие были, лагеря, репрессии. Ну, да. Она же венчалась с Эфроном. Отец был выходцем из семьи священников. Думаю, для нее было важно, чтобы церковь ее не отринула. Завидую тем, кто может черпать силы в религии.
Пока они шли по аллее между могил, Тамара держала Боба под руку и инстинктивно прижималась к нему плотнее. Ей так нужна была его поддержка в этот тяжелый момент.
На ум пришла аллегория: вся их жизнь — это такая вот дорожка между могил. А в конце — их собственные.
Опять Тамара невольно сравнила реакцию Виктора, который пичкал ее таблетками и упрекал в непослушании, связанном с общением с Бобом, который просто подал ей руку. Между ними возникла молчаливая близость, которая пробуждала ложные надежды у обоих. И Боб осторожно, чтобы не обидеть, отодвинулся от Тамары.
— К новой семейной жизни готовишься?
Тамара вздохнула и тоже отстранилась:
— Знаешь, у меня странное чувство. С Максом у нас тоже случилось все быстро. Он буквально ворвался в мою жизнь.
— В нашу жизнь. Да, я помню.
Тамара пропустила это замечание мимо ушей.
— Но у Макса была и своя жизнь. Куча родни, они братались с моими на свадьбе. — Тамара невольно улыбнулась, вспомнив эту картину. — С Виктором все иначе. Вроде бы за эти месяцы я узнала и поняла его. Но, по сути, я ничего о нем не знаю. Каким он был ребенком? О чем мечтал, с кем дружил?
— А что, Новак до сих пор не познакомил тебя со своей матерью?
— Ты разве не знаешь, мама Виктора умерла!
Боб остановился и замер от неожиданности.
— Когда?
— Он сказал — несколько лет назад.
Боб собрался с духом.
— Тома, его мать жива.
Тамара замерла в шоке.
— Что?
— Прости. Я не хотел тебе говорить. Не считал себя вправе. Думал, ты знаешь о клинике.
Тамара резко развернулась к Бобу, взяла его за шарф.
— Шульга! Ты должен мне все рассказать. Сейчас же!
Из машины, припаркованной у входа в колумбарий, за Тамарой и Бобом наблюдал Сотник.
20
В кабинете оперов напарники вполголоса совещались о деле.
Воха сидел на краешке стола Кошеля и вполголоса посвящал его в обстоятельства допроса Солтиса. И Кошель, который еще не утратил иллюзий, что все должно быть строго по закону и по правилам, пришел в ужас:
— Но, это, же… произвол! Надо было вызвать повесткой и допросить!
— На каком основании? В качестве кого? Свидетелем? А где он засветился как свидетель? — Воха оглянулся на дверь и снова понизил голос: — А так наверняка. Этот Солтис или хороший актер от слова «очень», или мы с ним просто лажанулись.
Воха соскользнул со стола и подошел к окну. Эта мысль сверлила мозг со вчерашнего вечера. Глядя на опущенные плечи капитана, Кошель поднялся из-за стола и стал рядом.
— Он же попал между львом и крокодилом. Володя, он сыграл перепуганного! Дожимать его надо!
— На твоем месте я считал бы именно так. Но сейчас я на своем месте.
Прозвучало грубовато, но старлей не обращал внимания на тон Калганова. Главное, ему оказали доверие и он был за это благодарен. А то, что капитан психует, так оно и понятно. Такую кашу заварил. На кону не только должность.
— Володя, а что если…
В кабинет резко ворвался Носов.
Воха и Кошель демонстративно прервали разговор. Носов покосился на них, но промолчал. Открыв ящик стола, он взял какую-то папку и с шумом закрыл стол. Зыркнув на Воху недобрым взглядом, все так же молча вышел.
«Небось, от Ярчука?» Воха внутренне похолодел, вместо того, чтобы обрадоваться. Оглянувшись на дверь, он понизил голос до шепота:
— Вернемся к нашим баранам, Шурик. Постановка с гранатой выглядела так, словно оба вспомнили бурную молодость. Убийство Князя должно было выглядеть, как месть Вальтера. После чего сажают мстителя. Как думаешь, чего не учел убийца?
— По-моему, все. Даже то, что этим делом будет заниматься Носов. Раз Вальтера посадили.
— Это тоже. Но — мимо. Правильный ответ: Вальтер и Князь много лет не общались. У них нет общих друзей и врагов. Солтис этого не знал. Потому отпадает. Сдаешься?
Кошель поднял руки вверх. Воха отвернулся от окна и решительно подошел к двери, рывком открыл ее и выглянул в коридор. Но там было пусто. «Тьфу, ты! С этим Носовым у самого скоро паранойя разовьется!»
Воха пригладил встрепенувшийся от сквозняка чуб и продолжил:
— Танцевать надо оттуда. От прошлого. Им напомнили молодость, Шурик. А двадцать лет назад их связала не бандитская жизнь, а общая тайна.
— Какая? — подался вперед Кошель.
— У них на глазах убили офицера милиции. Они соучастники. И знают убийцу. Это некто Жора, человек-загадка. Бывший военный.
Калганов зашагал из угла в угол, заполняя собой все пространство небольшого кабинета. Кошель вжался в стену, чтобы не мешать.
— Откуда знаешь?
— От верблюда. Фокусы с гранатами — почерк военного. Стратег и тактик этот Жора. Теперь есть, кого искать.
— А Солтис, как раз Жора. Георгий.
Вдруг, до обоих дошел смысл сказанного и воцарилось молчание. Кошель глянул на Воху торжествующим взглядом. Иногда взгляд со стороны просто необходим, когда свой замыливается!
21
Новак подъехал к офисному центру и едва не зарулил на самые ступени парадного входа.
К нему поспешил парковщик в фирменном комбинезоне. Козырнул и остановился с протянутой рукой.
Новак вышел из машины, не заглушив мотор, на ходу бросил парковщику ключ и направился ко входу в здание. По одной походке шефа тот определил, что Виктор Захарович сегодня пребывает в отвратительном настроении. «Кого-то сегодня точно уволят!»
Да, Новак был взбешен. Пятнадцать минут назад Сотник доложил ему о встрече Тамары с Бобом. «Какая наглость! А ведь он предупреждал их и по-хорошему, и угрозами, например, навредить Вохе — все до лампочки! И нашли же место для свидания! На кладбище! Тамара тоже хороша — могла бы и предупредить, что едет на Байковое. Вот что значит свободный график. Пожалел ее, дал возможность отдохнуть, и вот к чему это привело. Так, с завтрашнего дня — полный рабочий день: с девяти — до шести, как у всех сотрудников. Неужели и к ней допустимы такие же претензии, как и ко всем женщинам, типа, больше им внимание, тем они скорее садятся на голову? Неужели он ошибся в ней?»
Погруженный в свои мысли, Новак не сразу заметил, что ему навстречу вышел как раз тот самый ненавистный Шульга. Мужчины практически столкнулись в дверях. Новак помрачнел еще больше, хотя это и казалось невозможным.
Нисколько не обращая внимания на мрачную физиономию визави, Боб миролюбиво поздоровался:
— Доброе утро, Виктор! Как удачно, что я вас встретил! В офисе сказали — вас нет, а дозвониться невозможно. — Боб кашлянул в кулак. — Да и по телефону такие вопросы не задают.
— В чем вопрос? У меня мало времени. — Новак потянулся рукой к дверям.
— Консультация. Финансовый вопрос. Вам знакома фамилия Кандауров?
По лицу Новака пробежала едва заметная тень.
— Нет. Это все?
— А название «Динамит-банк» о чем-то говорит?
— Только то, что он взорвался. Лет пять назад.
— Отлично. Значит, он был. А подробнее можно?
— Послушайте, Шульга! Вы мне больше не интересны. Я уделяю вам сейчас внимание по старой памяти. И ни коротко, ни, тем более, подробно ничего вам рассказывать не хочу и не буду. Считайте, что меня укусила муха. Вожжа под хвост. Любое другое объяснение. Прощайте!
Не сказав более ни слова, Новак обошел изумленного Боба и скрылся в дверях офисного центра. Таким Боб еще Новака не видел.
«Неужели Тамара уже с ним поговорила о матери? И Новак справедливо винит меня. Только в чем именно? Что там у них произошло?
С другой стороны, если бы что-то действительно произошло, Новак вел бы себя совершенно иначе. Такие как он, в ответ на любое событие в считаные минуты вырабатывают линию поведения и придерживаются ее, это было заметно еще в ту ночь в квартире Татарского, а сейчас Виктор вел себя так, будто его застали врасплох. Значит, информацию, выбившею из колеи, он получил буквально только что, по дороге в офис. И это никак не связано с матерью. Профиль не тот, как сказал бы психолог. Да, это что-то личное, но не мать! Скоро узнаем!»
Боб вернулся к мыслям о «Динамит-банке». «Новак ведь не шутил, когда сказал, что тот «взорвался», если бы он просто ерничал, то выбрал бы формулировку поточнее, например, лопнул. Виктор всегда точен в своих формулировках. Значит, банк такой действительно был».
Осталось найти Кандаурова.
22
Кошель спросил у прохожего нужный ему номер дома и потрусил вдоль указанного здания, высматривая на косых табличках над дверями подъездов номер нужной квартиры.
Только он собрался позвонить в домофон, как дверь открылась и вышла пожилая женщина. Кошель придержал дверь, пропуская пенсионерку, и затем зашел сам. Лифт, судя по цифре 9 на табло, торчал на последнем этаже, и Кошель решил, что поднимется пешком на нужный шестой этаж быстрее. Переведя дух на пятом, он осмотрел номера квартир и убедился, что находится почти у цели. На шестом этаже он нашел на площадке нужную 139-ю квартиру и позвонил в дверь.
В ответ на заливистую трель раздался громкий детский плач. Звук плача быстро приближался, и вскоре дверь приоткрылась.
В проеме показался парень лет двадцати с небольшим, в спортивках и тапочках на босую ногу. Клетчатая рубашка была до половины расстегнута, рукава закатаны выше локтя. Хозяин держал на руках полугодовалого ребенка, который плакал и норовил стянуть очки с носа отца.
Кошель почувствовал себя неловко, что вмешался в очень личную жизнь, но тут же оправдал себя — не по своей же воле:
— Костя? Хмелевский? Это я вам звонил.
— Вы не вовремя. Я как раз ребенка укладывал. — Костя вздохнул и отдал малышу очки.
— Но вы сами назначили время!
— Ну, раз сам назначил — проходите.
Кошель вошел в квартиру. Повсюду царил беспорядок, какой обычно бывает, если в доме есть маленький ребенок. На батареях отопления, на складной сушилке и на спинке детской кроватки висели ползунки, кофточки, чепчики. На гладильной доске — стопка детского белья. На полу валялись разбросанные кубики и мягкие игрушки.
Костя указал свободной рукой на кресло.
— Уберите памперсы на журнальный стол. Садитесь. Я в декретном отпуске. Вернее, в академическом. Мы с женой так решили. — Костя словно оправдывался за то, что нянчится с сынишкой.
— Она тоже студентка? — Кошель понятливо кивнул.
— Студент — я. Жена перевелась на заочный. У нас интернет-магазин. Она ведет дела, сама с экономического.
— А вы решили по стопам отца на юрфак?
Костя хмыкнул, при этом продолжал забавлять ребенка, чтобы тот не плакал.
— По стопам — красиво звучит. Но увы. Я не знал отца, он погиб до моего рождения. Так что — никаких традиций, никакой наследственности. Мама настояла, крестный помог. Но я все равно на экономический переведусь.
— Но фотографии отца у вас хранятся? — Кошель поторопился предупредить отказ: — Ваш крестный, подполковник Хорунжий, сказал.
— Да. — Костя замялся. — Но они специфические. Мама хотела их выбросить. А я себе забрал.
— Почему выбросить? Это же память! — Кошель искренне удивился.
— Для нее память — свадебные. А я считаю, память всякая нужна. Я хоть на фотографиях отца увидел. Вот и держу у себя те, что в уголовном деле были.
— Где он в бандитской компании? Под именем другого человека?
— Они самые. Только на тех фото — отец. Под каким именем его знали те бандиты, не имеет значения.
— Вот на них я и хочу посмотреть. И сфотографировать, если можно.
— К чему такой интерес через двадцать лет?
— На ней не только ваш отец похож на себя. Рядом с ним его убийца, которого можно узнать через двадцать лет. — Кошель понизил голос, словно опасался испугать ребенка. Костю это тронуло.
— Хорошо. Побудьте пока с малым.
Он посадил малыша в кроватку и вышел.
Тот сразу же перевернулся на живот, поднялся на руках и уставился на Кошеля большими карими глазами, раздумывая, заплакать ли ему прямо сейчас или все-таки подождать.
Кошель взял со стола погремушку и начал трясти ее над головой ребенка. Круглое личико малыша тотчас исказила гримаса, он скривился, приготовившись заплакать, но тут как раз вовремя подоспел Костя. Он подхватил сынишку на руки, и тот снова переключился на очки.
Под мышкой Костя держал стандартный альбом для фотографий.
— Берите, берите! Не стесняйтесь, — он взглядом указал на альбом и улыбнулся. — Руки заняты. Ищите где-то в конце.
Кошель аккуратно взял альбом, стараясь особо не приближаться к малышу, который его явно побаивался.
Деликатно сдвинув в сторону пачку детского питания, он положил альбом на стол и раскрыл на последнем развороте. Костя кивнул:
— Вот. Это — отец. Кто остальные не знаю и знать не хочу. Узнавайте сами.
Кошель вытащил фотографии из целлофановых конвертиков и стал их снимать на свой мобильный телефон.
На фото были одни и те же мужики: за столом, на берегу речки, у машины. Лиц почти не было видно — сделанные «мыльницей» снимки были плохого качества и успели пожелтеть от времени. Но тем не менее, Вальтера на них узнать можно было. А значит, при должном везении и других тоже.
23
Тамара вбежала в приемную, проигнорировав вежливое покашливание секретарши. Она сломала каблук по дороге и поэтому слегка прихрамывала. Наверное, поэтому, когда она ворвалась в кабинет, Виктор решил, что с ней что-то случилось.
Он вскочил с места, забыв, что еще час назад сам был готов устроить ей выговор. Но ее глаза, в которых полыхали гневные молнии, убедили его, что с ней все в порядке, по крайней мере, по части физического здоровья. Тогда он снова сел и решил помолчать, дав возможность Тамаре начать разговор, и она не заставила себя ждать, спросив еще с порога:
— Твоя мама в клинике?
Виктор сложил руки на груди и откинулся на спинку кресла. Его лицо превратилось в непроницаемую маску. Что ж, он всегда знал, что эта информация может однажды просочиться, поэтому отчасти уже был готов к этому разговору.
— Тома! С матери пылинки сдувают! В одной из лучших клиник! В этом ты меня упрекаешь?
— Нет, не в этом. — Тамара расставила руки, опираясь о его стол, лицо ее раскраснелось. — Ты сказал, что ее нет в живых!
Она смотрела взыскивающим взглядом прямо Виктору в глаза, и ему стоило определенных усилий не отвернуться.
— Да, я дал слабину! — Он таки отвел глаза. — На свадьбу съедутся твои одесские родственники! А у меня всей родни — неродная больная мама!
Жалобные нотки в его голосе прозвучали фальшиво.
— Конечно! Больная мать не ровня успешному господину Новаку! Человеку с обложки «Престижа».
Тамара схватила со стола свежий номер журнала с отфотошопленным портретом Новака на обложке. Он здесь ей не нравился, еще с того момента, как прислали верстку на утверждение.
Повертев журнал перед лицом Виктора, она швырнула его обратно на стол. Он прошуршал по разложенным бумагам и раскрылся прямо на развороте с интервью.
«Бог мой! Неужели же он не понимает, что сотворил с матерью своей ложью? Неужели его не мучает совесть?» — Тамара смотрела на лицо человека, которое столько раз целовала, и чувствовала подступающий к горлу спазм.
Под ее испытующим взглядом Новак встал и как ни в чем не бывало оправил лацканы пиджака.
— Да! Это мой комплекс! Но я борюсь с собой! То, что моя мать в закрытой клинике, никому не вредит, — Новак сжал кулаки, — вредит другое.
Тамара опешила от такой его реакции. Она не ожидала, что так легко попадется на эту старую удочку: — хочешь избежать нападения, обвини сам.
— Что именно?
— Если кто-то сует нос в чужие дела. Ты разве не поняла до сих пор? Шульга мстит мне за то, что у нас все хорошо! И это пакости с его стороны. Но и ты тоже хороша, Тома!
— А ко мне-то какие претензии? — Она нервно рассмеялась и отступила на пару шагов. Ей почему-то захотелось сейчас держаться от него подальше.
— Да, мать — моя тайна, но она невинна по сравнению с твоей. — Новак говорил совершенно спокойно.
— И в чем же я виновата? — Тамара наклонила голову на бок и сощурила глаза.
— Ты встречаешься с Шульгой. Втайне от меня.
— Это была случайная встреча. Я не считала нужным сообщать тебе о посещении кладбища. Это было очень личным, к чему ты не имеешь отношения. Я не знала, что там будет Борис.
— Хорошо. А в парке вы тоже случайно встретились?
— В парке? Когда? И откуда ты знаешь?
— Знаю! И не только об этом. Я могу назвать каждый день, место и время!
Тамара секунду-другую переваривала услышанное. Затем побледнела и взялась за стол. Голос ее стал бесцветным и сиплым:
— Виктор! Ты следил за мной? Не могу поверить — ты опустился до слежки!
И тут Новак понял, что в запале сказал лишнее. Он попытался все исправить:
— Тома! Послушай!
Но Тамара покачала головой, отгораживаясь от него двумя руками.
Новак остановился на полпути к ней.
— Тамара! Ты меня не так поняла! Давай поговорим спокойно!
Но она не желала больше разговаривать. Выпрямившись и убрав с лица непослушную прядь, она решительным тоном ответила:
— Я все поняла правильно, господин Новак! А главное — очень вовремя!
Тамара вскинула голову и, прихрамывая, вышла из кабинета. Монстеры в напольных вазонах закивали лаковыми стеблями от поднявшегося сквозняка, будто бы в прощальном жесте. Хлопнула дверь.
Новак схватил журнал и швырнул его в угол. «Что делать? Что теперь делать?» Судорожно перебирая варианты в уме, он расстегнул вторую пуговицу сверху на рубашке.
24
Собирая вещи в своем кабинете, Тамара вдруг обнаружила, что ей не во что их складывать. Нужна была большая коробка. На кухне она видела одну, в которой доставляли пачки бумажных полотенец.
Все так же прихрамывая, она прошла через весь коридор офиса на кухню, едва удерживая себя от желания броситься бегом. Ей было страшно. «Бессовестный поступок, причем сразу два: «похороненная» мама и слежка, приподняли край маски, из-под которой вдруг обнаружилось лицо представителя совсем другого вида. Рептилия. Холодные глаза с вертикальной черточкой зрачка!»
Когда-то уже Виктор снился ей таким в кошмаре. Она еще начала после этого сна шить куклу в терапевтических целях, собирая воедино мозаику своей личности.
«Нет, нет! Такого не может быть. Виктор был близким ей человеком, чтобы… Что бы что?» Тамара осеклась.
Для нее понятие совести было настолько незыблемым и привычным, что срабатывало как рефлекс. И поэтому, когда Виктор вдруг поступил так с матерью, она попыталась поскорее дать этому свои объяснения: «Он подкидыш, травмированный в детстве. Возможно, его мать совсем не любила его и даже наказывала, применяя рукоприкладство, пока он не вырос достаточно, чтобы дать сдачи. А в случае со слежкой он был просто ослеплен ревностью. Трудно винить его в том, что у него сдали нервы, ведь Шульга — достойный соперник, что ни говори. К тому же, я действительно встречалась с Борисом. Правда, не в романтическом плане, как подозревал Виктор». Тамара вспомнила, как читала у американского психолога Марты Стаут: «Совесть — наш всезнающий надсмотрщик, устанавливающий правила во всех наших действиях и определяющий меру эмоционального наказания, когда мы эти правила нарушаем».
«Возможно, поэтому Виктор так много работал по ночам? А лишение отдыха было его мерой наказания самого себя? Хватит его оправдывать! Ведь он совершил преступление и в том, и в другом случае. А если бы я стала его женой официально? Он бы приковал меня наручниками к батарее?» Эта дикая мысль отчего-то не показалась ей бредом воспаленного воображения.
Вернувшись с картонной коробкой в кабинет, она снова прошлась по ящикам стола. Собрала кое-какую косметику. Любимую ручку от Fisher Space, подарок Вохи, который обожал космические приколы, а ручка была сконструирована для космонавтов и писала даже в невесомости. Ежедневник. Из шкафа забрала чистую одежду. Иногда приходилось идти на встречу, и не было времени заехать домой переодеться. Туфли-балетки, чтобы ноги могли отдохнуть от каблуков. Конечно! Как она могла забыть! В них она тут же с удовольствием и переобулась, наконец-то избавившись от сломанного каблука. «Вот, пожалуй, и все». Тамара бросила прощальный взгляд на кабинет и вышла. Она поймала себя на том, что при этом не испытала ни малейшего сожаления. Она ведь изначально не хотела здесь работать, Виктор надавил на нее. И она просто не устояла перед силой обаяния его личности. А ведь обаяние бывает и отрицательным, как говорят кинорежиссеры при поиске протагониста для главного героя.
Прижимая к себе коробку, в которой так легко уместилось все, что подтверждало ее личность, Тамара бесшумно прошла по коридору. Тем не менее, из дверей кабинетов ей вслед то и дело выглядывали сотрудники. Они перешептывались и переглядывались. По-видимому, весть о скандале в кабинете шефа успела разлететься со скоростью света.
Тамара прошла мимо аквариума со скатами, мимо приемной Новака. Из дверей выскочила секретарша. Тамара на ходу кивнула ей и не стала дожидаться лифта. Чувствуя спиной взгляд, полный презрения, она поспешила по лестнице вниз с тяжелой коробкой в руках, то и дело невольно оглядываясь: «А вдруг сейчас схватят или остановят?»
Но ее никто не останавливал. «Зачем? Если установленную слежку еще никто не отменял».
25
Тамара старалась ехать медленно, но нога сама нажимала на педаль газа, чтобы мелькавшие все быстрее за окном посадки пирамидальных тополей отвлекали от тяжелых мыслей. «Главное, не поддаваться панике!» Но она не могла остановиться. Ей хотелось вычеркнуть из памяти все дни, проведенные с Виктором, как входящие звонки из истории ее телефона. «Господи, ведь он и телефон, небось, регулярно изучал?» Сейчас Тамара могла поверить во все что угодно, кроме проявлений внутреннего благородства у Виктора Новака. Человека, который чуть ли не стал ее мужем, ее половиной. «Что ж… Кредит доверия подорван…»
Лишь одно действие сейчас могло принести ей ощутимое облегчение, пока она не подвергла себя и других возможному ДТП, все увеличивая скорость. И Тамара резко развернула машину, чтобы помчаться по проспекту Победы в салон для новобрачных в потоке таких же безумных водителей, летящих по своим насущным делам.
Спустя каких-то 10 минут она припарковала машину у сверкающей витрины. Едва завидев через стекло знакомое авто, хозяйка сразу же поспешила навстречу своей вип-клиентке. Как только Тамара переступила порог, Полина бросилась с дежурными приветствиями:
— Тамарочка! Надо же! Как кстати! Только собиралась вам звонить.
— Зачем? — Тамара удивилась, а внутри вся сжалась от страха. Неужели Виктор просчитал ход мыслей? Успел набрать Полину? Предупредить? Операция «перехват»?
— Ваше платье готово! Портниха приглашает на последнюю примерку, — прощебетала Полина.
У Тамары отлегло от сердца.
— А! — Она даже позволила себе слегка улыбнуться. — Только, знаете, Полина, примерки не будет!
— То есть как не будет?
— Ничего не будет. Я оплачу заказ. А платье можете продать.
Полина пребывала в полной растерянности, она хлопала ресницами и пыталась подобрать слова:
— Но… Как же так? Заказ уже оплачен. Все уже оплатил господин Новак… То есть ваш жених…
— Если оплатил, то отправьте заказ ему!
Тамара вышла, оставив Полину в недоумении.
«Почему она в балетках? — сейчас эта мысль занимала Полину гораздо больше, чем отказ Тамары от примерки. — В конце концов, предсвадебной истерии подвержен высокий процент клиентов, и эта высокомерная выскочка с дурацким именем не исключение. Еще помирятся».
Полина проводила взглядом автомобиль и отправилась к себе пить кофе. «Хотя лучше бы не помирились!»
26
Пока Воха просматривал фотографии Кости Хмелевского, старлей сопел рядом. Он наблюдал, как Воха крутит телефон под разными углами, снова и снова возвращаясь к снимкам. То увеличивая изображение, то опять уменьшая.
Через некоторое время, после того как Шурик изучил узор на растрескавшейся оконной раме, форму своих ногтей и щербинку на чашке Носова, он решил проявить нетерпение.
— Третий раз смотришь. И никого не узнал?
— Как раз узнал. Да, это, таки он. Только вот что интересно: двадцать лет назад он был толстым и рыхлым, а сейчас накачал такие формы, что фиг узнаешь. Мужики с возрастом набирают вес и расплываются, а этот, видишь, наоборот. Но узнать его все-таки можно. Князь тоже наверняка узнал. Поэтому и застрелили. Ты прав, Шурик.
Воха смотрел на Кошеля уставшими глазами и выглядел старше, чем несколько часов назад. Шурик уже привык к этой метаморфозе. Капитан словно сдувался, когда оказывался прав: рвение и азарт, превращавшие его подчас в сущего мальчишку, сталкиваясь с реальностью, гасли, как утренние фонари на Днепровской набережной.
Воха не любил, когда он оказывался прав, потому что это означало, что где-то кого-то убили. И за сроком давности преступление для него не теряло своей острой и жестокой очевидности.
— Не понял! — Кошель вернулся мыслями к делу.
— К гражданину Солтису опять вопросы появились.
Воха вернул Кошелю телефон и достал визитку Солтиса. Набирая на клавиатуре номер, он смотрел на дверь, где все еще висела его мишень с точками выстрелов, кучно лежащими возле условной головы.
Кошель повернул ручку на раме окна книзу, откуда, как ему показалось, неожиданно потянуло холодом. Но окно было закрыто. А на улице в безоблачном небе цвета берлинской лазури вовсю сияло солнце. Откуда же этот «холодок» по спине?
Предчувствие?
27
Воха вошел в спортивный клуб «Ритм», и в нос ему сразу же ударил ощутимый запах потных человеческих тел. «Все правильно!» — новый клуб обретал жизнь, и Воху это порадовало, несмотря на мрачный повод для этого визита. Даже самому на мгновение захотелось сунуть наушники в уши и побежать по беговой дорожке, пока поджилки не начнут трястись, а потом, сойдя на твердую поверхность, ухватиться за поручень, чтобы «вертолеты», как после первой пьянки, не унесли прочь. «Эх, давно забытые ощущения!»
Поискав глазами хозяина, Воха наткнулся на фигуру в облегающем спортивном костюме, в которой не сразу узнал Мальцева. Тот заметно похудел и был всецело поглощен тренировкой — жал штангу и шумно отдувался. Наконец, заметив долговязого опера, Мальцев опустил железо и встал ему навстречу. По дороге он захватил полотенце, прозрачную флягу с водой и жадно пару раз отхлебнул из нее, зубами закрывая заглушку. Уже у входа в зал, где Воха неуклюже топтался в голубых бахилах, он широко заулыбался и протянул руку, все еще подрагивавшую от напряжения. Воха нехотя ответил на рукопожатие. Мальцев сделал приглашающий жест рукой, означавший что-то наподобие: «Мой дом — твой дом!»
— Рад, что вы вернулись, Владимир, и что согласны войти в нашу команду. — Мальцев говорил чуть громче, чем обычно. Видимо, все еще отдувался после «жимов». — Да проходите, проходите!
Они прошли в глубь зала и остановились у тех тренажеров, на которые можно было присесть. Однако капитан вел себя странно, он то и дело оглядывался по сторонам и совершенно не слушал хозяина, наконец, словно очнувшись от своих мыслей, он спросил:
— А где господин Солтис?
— Он нам не нужен. — Мальцев махнул рукой и легко сел на тренажер верхом. — Обсудим детали?
— Сначала обсудим, как вы поставили задачу каждому: замести любые следы из прошлого. В том числе и Солтису.
Воха остался стоять.
— Какие следы? — Мальцев вытер лоб полотенцем, свисающим с багровой шеи.
— Любой, кто приходит в политику, выходит из тени.
— Конечно. Так принято везде. — Мальцев улыбнулся, как будто Воха был школьником, сдающим таблицу умножения.
— Однако не афишируете, что двадцать лет назад вы, Юрий Мальцев, были Георгием Тихоновым. А потом имя поменяли. Взяли фамилию жены.
— Это преступление? — Мальцев прищурился и перестал улыбаться.
— Нет. Как и то, что Юрий и Георгий фактически одно и то же имя. Тогда вы, Жора, владели страховой компанией «Восток». Хотя к страховому бизнесу вы, бывший офицер, отношения не имели. Рапорт написали, когда начала валиться армия.
— Это преступление? — Мальцев привстал и отставил флягу.
— И это нет. Как и то, что фирмой «Восток» вы владели на бумаге. А в жизни курировали криминальные бригады. А вот это — уже преступление.
— И вы можете доказать? — Лицо Мальцева приобрело совсем иное выражение.
«С таким на билборде не покрасуешься», — Воха со скукой наблюдал за переменами, происходящими у него на глазах. Таких вот «братков из лихих девяностых» он немало повидал на своем веку и поэтому спокойно продолжил:
— Да. Обязательно. Осенью девяносто пятого был убит офицер милиции Константин Хмелевский, внедренный в ваше окружение. С тех времен остались групповые фото. На них вы и Хмелевский в разных компаниях.
— Да, тогда модно было делать групповые фото в случайных компаниях. Что тут криминального?
— Меньше чем через месяц после убийства Хмелевского вы официально сменили фамилию и род занятий. Совпадение? Не думаю.
— Вам бы романы писать, Калганов. — Мальцев слегка расслабился и снял полотенце с шеи.
— Все это время двое людей, на глазах у которых вы убили милиционера, были для вас не опасны. Вы даже не общались два десятка лет. И вдруг у Георгия Солтиса возникает конфликт с Князем, который устроили вы. Князь идет не к нему, а к вам. Хочет разобраться. И узнает в респектабельном Мальцеве, будущем политике, того самого Жору. Узнал он — узнает и Вальтер. И вы решили убрать обоих. Одним махом. — Воха устал от слишком долгого для него спича и позволил себе вздохнуть. На Мальцева он смотрел безо всякого выражения.
Тот потянул змейку замка на спортивной кофте, и на футболке под ней выступили свежие пятна пота.
— Что вы хотите, Калганов?
— Уже ничего. Кроме вашей очной ставки с Вальтером.
Мальцев замолчал. Что-то обдумывая, он, как бы невзначай, взял блин от штанги и сделал несколько жимов.
— Сколько хотите, чтобы Вальтер не вышел? Он ведь грешник еще тот!
— Согласен. Но каждый должен отвечать только за свое.
Мальцев резко поднял руки, в которых был зажат тяжелый блин и швырнул его в Воху. Тот успел увернуться. Мальцев схватил второй блин, и стал двигаться по залу так, чтобы противник оказался зажатым в угол. И хотя Воха разгадал ловушку, избежать ее он уже не мог. Мальцев замахнулся вторым блином, целясь капитану в голову. Зажатый в углу Воха на этот раз уклониться не мог.
И вдруг раздался резкий крик:
— Так и стой! Держи! Опустишь руки — стреляю!
Через зал бочком двигался Кошель с пистолетом, нацеленным прямо на Мальцева. Рука у старлея не дрожала и, казалось, удлиняется по мере его приближения. Жора, он же Юрий, замер. А вот его руки, удерживающие тяжелый блин, как раз начали дрожать. Он прикрыл глаза. Что-то неуловимое во всей его фигуре давало понять, что внутренне он уже сдался.
Блин с грохотом упал на прорезиненную поверхность.
Группа захвата вывела Мальцева из клуба в наручниках. Он все еще был в тренировочном костюме. Из кармана кофты торчала бутылка с водой.
Воха с Кошелем наблюдали за процессом, стоя чуть в стороне, будто бы это не они только что раскрыли дело двадцатилетней давности. Калганов не заметил, как начал думать вслух: «Не полез бы Мальцев в политику, может, и отсиделся до естественного конца. Известности захотел. Влияния. Уважения». Повернувшись к Кошелю, он перешел уже на будничный тон доклада:
— Солтис рассказал, как Князь ездил к Мальцеву. Но для него эта встреча ничего не значила. А Князю стоила жизни. Теперь только один вопрос решить осталось.
— Какой? — Кошель напрягся. Ему этот захват стоил определенной доли нервных клеток, и он все еще чувствовал адреналин и сухость во рту.
— Как бы Носыч со стыда не удавился. Потеряем человека.
Кошель рассмеялся и с деланым сочувствием вздохнул.
Наконец-то его стало отпускать. Вдруг Калганов присел на корточки и позвал: «Кис-кис». Кошель проследил за его взглядом и заметил, как из водосточной трубы высунулась рыжая морда с подранным ухом. Рыжий, как и сам капитан, кот глянул на них без особого интереса, лениво зевнул и исчез обратно в трубе.
— А вот нам еще рановато на боковую. — Калганов поднялся и одернул полы куртки. — Витя Кораблик небось заждался!
Кошель не понял этой реплики, так как про ту встречу Калганова с Вальтером в СИЗО не знал, поэтому он решил на всякий случай промолчать. По опыту совместной работы, он уже знал, что капитан не на все вопросы отвечает сразу. «Ничего. Подождем!»
28
Перед зданием следственной тюрьмы вышагивал серый человек в кепке. Руки за спиной, голова ниже плеч. Знай, смотрит себе под ноги. Будто птица скачет с места на место в поисках крошек. По всему видать, нервничает, боится, что в последний момент судьба выкинет новый фортель и фортуна отвернется.
Так он и думал, наматывая круги и опасаясь поднять взгляд на ворота. «Появятся какие-нибудь новые доказательства. Или всплывут старые делишки. Хотя Калганов клятвенно заверил, что Вальтера сегодня точно выпустят!»
Наконец ворота медленно разъехались, и показалась знакомая фигура с вещами в дешевом прозрачном пакете.
Вальтер передернул плечами, словно сбросил тяжелый груз, и поискал кого-то глазами. Завидев Губу, он глубоко вздохнул и только тут окончательно поверил в свое освобождение. Оглянувшись, уже как прежний Вальтер, он с барской небрежностью махнул сопровождающему, мол, все, дальше сам. Свежий воздух опьянял его медовой сладостью распускающейся листвы, птичий щебет оглушал брачной суетой, и внутри щемило при виде того, как Губа идет ему навстречу.
Сначала Губа шел медленно, потом зашагал быстрее и наконец побежал, смешно приволакивая правую ногу.
— Не усидел? — Вальтер усмехнулся, разглядывая морщинистое рубленое лицо друга, на котором по-детски отражался неподдельный восторг.
Поодаль чернел «геленваген», вымытый, по этому случаю, до блеска. Губа коротко кивнул.
Схватив Вальтера за протянутую руку, он перестал сдерживаться и крепко его обнял. Вальтер похлопал друга по плечам и несколько раз быстро моргнул. Песок в глазах, за который он принял наворачивающиеся слезы, мешал ему навести фокус. Но он и без того знал, что за их встречей из своей легковушки наблюдает обозленный Носов. «Пускай себе наблюдает. От нас не убудет».
29
Сегодня Лариса наконец-то надела любимую короткую кожанку темно-синего цвета и даже подвела синим карандашом глаза. «Ярковато, как для дневного макияжа, но весна требовала красок и дерзости. Боже, как же хорошо избавиться от всей этой лишней зимней одежды и двигаться налегке!»
За прошедшие пару дней Лариса слегка осунулась, ведь теперь можно было не готовить, ожидая Калганова с работы, но этот факт ее скорее радовал, чем огорчал. Ямки под скулами казались ей признаком некоего аристократизма и выгодно подчеркивали большие глаза. Волосы, перекрашенные в естественный русый, придавали ей вид серьезной женщины. На Западе блондинок воспринимают иронично, а ей нужно было выглядеть солидно, даже если новый цвет ее немного старил.
В брючном костюме и туфлях на низком каблуке она двигалась иначе, чем на привычных каблуках, и Заплава не сразу ее узнал. Сверившись с адресом и понаблюдав за журналисткой еще некоторое время, майор наконец вынырнул ей наперерез и перехватил уже у самой машины.
— Лариса Александровна! Это я вам звонил. Моя фамилия Заплава.
Лариса смерила его взглядом и хмыкнула, мол, именно таким я вас и представляла. А вслух сухо отрезала:
— Я по телефону сказала, что меня не интересует ваше предложение.
— Но, если я объясню подробно и лично, вы поменяете мнение.
— Вряд ли. — Лариса усмехнулась. — Мы с Володей Калгановым были близки. А я не так воспитана, чтобы гадить близким людям. Даже если мы расстались.
— Тогда вас пригласят повесткой и обяжут помогать следствию. — Заплава развел руками, играя роль доброго и заботливого дядюшки.
Лариса глянула на окна своего старого дома, на скамейку перед парадным, затем перевела взгляд на выезд со двора, за которым денно и нощно гудел проспект, и улыбнулась.
Заплава удивился, в ней не было ни капли страха перед представителем серых шинелей, который был свойственен всем людям из постсоветского пространства. И хотя Лариса была еще молода, работа в масс-медиа научила ее быть обходительной с такими, как Заплава. Сейчас же она демонстрировала полную внутреннюю свободу и вкупе с переменами во внешнем облике Заплаву это насторожило. Что он упустил из виду? Что не так?
Молча обойдя майора и пикнув сигнализацией, Лариса открыла дверцу машины. Заплава тут же ухватился за дверцу, не давая ей сесть:
— Никуда меня не вызовут. Меня уже пригласили. В Лондон. — Лариса выразительно посмотрела на его руку и подняла глаза.
Эта информация оказалась для Заплавы полной неожиданностью, и он нехотя отступил.
— Почему именно в Лондон?
Лариса видела, как майор на глазах теряет лицо. Ведь по долгу службы он обязан был быть в курсе. Ей даже стало его немного жаль, как профессионал, она понимала его чувства и поэтому решила обрисовать всю картину, к тому же это давало ей возможность еще раз потешить свое самолюбие.
— Там открывают редакцию, которая будет освещать события в Украине для британцев. А у меня хороший английский. Самолет завтра. Так что ищите других союзников против Калганова.
Лариса села на водительское сиденье и захлопнула дверцу. Заплава так и остался стоять перед машиной. И только когда раздался резкий гудок сигнала, майор резво отскочил в сторону.
Лариса включила радио. Лаундж-музыка соответствовала ее внутреннему настрою. Медленный саксофон и шум моря. То, что нужно! Агрессивные ритмы города за окном мешали радостному предвкушению новой жизни, поэтому она сделала звук погромче. Лариса ехала плавно в третьем ряду и представляла, как совсем скоро она воочию увидит галереи современного искусства, музеи с мировой бесценной живописью, дизайнерские витрины от модных домов на Пикадилли, соревнующиеся между собой тематическим дизайном, Букенгемский дворец с его традиционным караулом. И конечно, Бэйкер-стрит.
Вдруг в памяти всплыла картинка — плакат на стене Вохиной спальни, где Шерлок Холмс в исполнении Бенедикта Камбербэтча стоит у желтого смайлика на стене. Лариса улыбнулась. «Милый мой Рыжик!»
Свернув на ближайшую улочку, она остановила машину и достала телефон. В контактах номер Вохи все еще числился в избранных.
— Алло! Калганов? Не клади трубку. Нужно встретиться. Срочно!
30
На стихийном рыночке, возле выхода из метро «Левобережная», как обычно в эту пору дня, велась оживленная торговля.
За рядом официальных и вполне цивильных ларьков вырастали ряды стихийные из теток с беляшами и семечками, похожими друг на друга так, будто фракталы из компьютерных игр: фигурами, платками, чунями с меховой опушкой и сумками-кравчучками на колесиках.
Следом за тетками возвышались чернобровые парни неопределенной национальности и возраста с неизменными горками приправ, орешков и кураги. Но в это воскресное утро, хотя до Вербного воскресенья оставалась еще целая неделя, торговали еще и «залетные», в которых легко угадывались местные алкаши — ветками пушистых сизых «котиков».
Эх, весна! Люди брали веточки вербы, повинуясь минутной прихоти, и прижимали их к лицу в предчувствии скорого тепла. И тепло вдруг разливалось внутри сердец так, что хотелось смеяться и шлепать по лужам, как в детстве.
— Алло! Привет! Да, сто лет. Это точно. Я просто хочу тебе сказать… Я люблю тебя!
Боб услышал краем уха чей-то телефонный разговор и в который раз удивился. Люди все еще не растеряли способности любить и говорить друг другу об этом не только в дешевых сериалах.
На бровке у тротуара за ларьком припарковался мини-автобус. Водитель — молодой парень с жидкими усами, и женщина за сорок в шапке с помпоном выгружали ведра с розами. Они торопились, так как бусик перекрыл проезд, и уже раздавались нетерпеливые гудки нервных водителей.
К женщине подошел Боб:
— Бог в помощь!
— Можете побыть Богом и помочь, — предложила женщина с властными нотками в голосе. Боб взял ведро с ярко-красными розами и поставил в ряд с другими. Женщина глянула на него с интересом, но больше не добавила ни слова.
Когда все цветы были выгружены и машина отъехала, она заправила выбившиеся пряди волос под шапку и повернулась к Бобу. Без предисловий и благодарностей женщина продолжила начатый по телефону разговор, догадавшись, что помощник нарисовался тут не просто так:
— Я вообще не понимаю, почему ваш коллега ко мне приходил.
— Вашего супруга, Любомира Добродея, сбила машина. Верно? — Боб не ждал подтверждения известного факта, риторический вопрос просто обрисовывал картину произошедшего. — А водитель скрылся с места преступления.
— И что с того? — Женщина пожала плечами. — Когда наша фирма лопнула, Любомир попробовал бомбить на машине. Его вычислили конкуренты около аэропорта. Разбили машину, сломали ребра. Он тогда и запил.
Видно было, что она давно уже смирилась с горем.
Боб посмотрел на ее покрасневшие руки в перчатках с обрезанными пальцами и почему-то вспомнил Лидию Чайковскую. Что-то в них было общее. В интонациях, во всем облике. Чувствовалось, что, как и Чайковская, вдова Добродея знавала лучшие времена и сама была когда-то работодателем. Жизнь потрепала ее, теперь она вкалывала на «дядю», но привычка командовать осталась, как и поблекший шик ее брендовой одежды.
— И все-таки Максим Воропай приходил к вам. Какие вопросы задавал? Может, о знакомых вашего мужа?
— Да растеряли мы всех знакомых! Теперь хоть ясно, что грош им цена! Я еще говорила тогда Любчику: «Куда пошел, на ночь глядя. Какая встреча? Дома сиди!» За бутылкой он поперся! А встречу придумал!
Боб насторожился.
— Стоп! Перед тем как попасть под машину, ваш муж вдруг засобирался на важную встречу?
— Это он так сказал! Ну, все! Не мешайте мне работать. Я на хозяина тружусь. Мне план сдать надо.
Боб отошел в сторону, давая дорогу потенциальным покупателям. Все, что он хотел, он уже узнал.
31
В управление через вертушку проходной протиснулся Носов. Вид его был мрачен, он смотрел невидящим взглядом куда-то внутрь себя, и то, что он видел там, ему так же не нравилось, как и все, что окружало снаружи. Дежурный на входе отдал ему шуточную честь двумя пальцами у виска.
Носов побагровел. Он хотел было сказать в ответ что-то резкое, но передумал. «Мужайся, Лева!» Быстро пошел дальше, лишь рукой размахивал резче, будто заранее отсекал лишние взгляды. Ему еще предстояло пройти через строй деланого сочувствия и откровенных насмешек: «Лева, когда погоны обмывать будем?»
Черт его дернул раструбить на все управление, что дело Вальтера сулит ему и повышение, и премию. «Калганов, сукин сын, как в воду глядел. Знал, выходит!»
По коридору навстречу Носову шел крупный мужчина в добротном клетчатом костюме, распространяя запах дорогого парфюма, и Носов заинтересовался, кого это черт принес в такую рань? Мужчина потел, вытирал затылок одноразовым платком и внимательно изучал номера кабинетов, сверяясь с повесткой, зажатой в руке. Когда Носов с ним поравнялся, мужчина обрадовался, что есть к кому обратиться, и вежливо кашлянул:
— Кхе-кхе! Прощу прощения! Мне к следователю Ярчуку.
Носов притормозил. Почему бы не воспользоваться служебным положением и не удовлетворить свое любопытство?
— А вы… кто? — он прищурился и для солидности добавил не свойственное для себя слово «собственно».
— Солтис. — Мужчина протянул повестку, и Носов пробежался по ней взглядом.
— Ясно. Второй кабинет за углом по правой стороне.
— Благодарю!
Вдруг Солтис поперхнулся, его взгляд задержался на доске почета управления, под которой они с Носовым волей случая как раз остановились. Носов оглянулся. Прямо за его спиной из верхнего ряда фотографий на них смотрел капитан Калганов. «Тьфу, ты! Как живой!»
— Это же Калганов? Он, что, здесь работает? — Господин, назвавшийся Солтисом, заметно оживился.
— Да, наш сотрудник. — Носов постарался пока не выказать своего отношения к коллеге. Мало ли кто они с этим пижоном приходятся друг другу?
Но Солтис быстро развеял его сомнения, покачав головой.
— На доске почета? Вот бы не подумал.
Носов снова подозрительно прищурился. «Хм, по всему выходило, что дело обретает неожиданный поворот».
— Вы встречались?
— Да. Был такой печальный опыт. — Солтис еще раз глянул на фото и взгляд, которым он его окинул, убедил Носова, они с господином Солтисом союзники в нелюбви к капитану Калганову.
— Тогда пойдем, поговорим. — Носов едва сдержался, чтобы не пожать господину Солтису руку. — А потом я лично проведу вас к Ярчуку. А то у нас тут, как в том старом фильме, помните? «Кто так строит?»
32
Неподалеку от Вохиной конторы остановилась маленькая дамская Mikra. Лариса посмотрела на себя в зеркало заднего вида и поправила прическу. Да. Давненько же она тут не появлялась. Еще со времен криминальной хроники. Сколько всего произошло с тех пор, как Вождевский едва ее не придушил, выставив перед собой живой мишенью. Калганов бросился ее спасать и поймал пулю. На этот раз не зубами. Это их сблизило. Лариса почувствовала, как глаза ее увлажнились от нахлынувших воспоминаний.
Вождь прижимал пистолет к ее голове.
— Ори, сука! Громче ори!
Воха, расталкивая бойцов, бросился вперед. Путь ему преградил командир спецназовцев:
— Вова, назад!
Вождь кивком головы остановил Воху:
— Назад! Назад, я сказал!
Воха остановился. Замер, руку с пистолетом он опустил и прокричал:
— Вождевский, отпусти девушку! Ты только их хватать умеешь!
— Завали хлебало! Ключи! У кого ключи от автобуса! Ну!
Вождь все сильнее вжимал ствол в ее голову. И Лариса истошно кричала. Воха позеленел от злости и бессилия:
— Ты только с бабами воюешь, а, Вождь!
— Я и с тобой могу!
Вождь неожиданно убрал ствол от ее головы, навел на Воху и выстрелил. Пуля попала в плечо, Воха потерял равновесие.
Потом уже в больнице они пили шампанское, едва Калганов отошел от наркоза. Главврач на обходе орал до хрипоты.
Перед тем как выйти из машины, Лариса на всякий случай осмотрелась. Как оказалось, очень вовремя. На служебной стоянке перед входом припарковался серый «шевроле». Из него выскочил майор Заплава и поспешил скрыться в здании управления. Ему угодливо придержал дверь Левченко, откуда ни возьмись появившийся рядом с майором.
Лариса передернула плечами: «Бывают же такие люди. Их работа — портить людям жизнь!» Ей и в голову не пришло, что буквально неделю назад она сама испортила если не жизнь Тамаре Воропай, то репутацию точно.
Спустя пару минут, которые Лариса предусмотрительно провела в машине, из управления выскочил Воха и завертел рыжей головой по сторонам. Завидев знакомую машинку, он потрусил через дорогу. «В одной рубашке, вот ведь балда!» — Лариса по старой привычке пожурила Калганова и выбралась из машины. Воха подбежал и взял ее за руку:
— Прости, Лара! Я медведь неуклюжий. Был не прав!
Его лицо светилось радостью.
«Небось, дело раскрыл!» Лариса хорошенько его изучила, чтобы принимать все только на свой счет. Но тем не менее, ей была приятна такая его реакция.
— Калганов, я приехала не сопли разводить. — Она сняла невидимую пушинку с воротника его рубашки. — Только что говорила с Заплавой. Хотел, чтобы я стучала на всю вашу компашку.
— Тоже мне новость! — Воха все еще надеялся, что она приехала мириться.
— Ты изменилась как-то. Подстриглась, что ли?
Лариса не удержалась от улыбки.
— Наоборот! Воха! Нарастила волосы и перекрасилась. Ты, вот что… Послушай меня внимательно! Провокация Тамары — заказуха Новака. Он заставил меня! Я впервые переступила через свои принципы.
На лице Вохи отразилась целая гамма чувств. Видно было, что эти слова причиняют ему боль. И он все еще злится. Лариса и сама злилась на себя:
— Если бы ты знал, как гадко у меня на душе.
Воха еще раз окинул Ларису внимательным взглядом и на этот раз поверил ей безоговорочно.
— Все гадости мира идут только от Новака. — Взгляд его снова потеплел. — И что теперь?
— Я уезжаю, Володя! В Лондон. Работать в информационном агентстве. Хочу начать все сначала.
Воха кивнул. Теперь он наконец в полной мере осознал, что она приехала к нему не мириться, а прощаться. «Что ж, рано или поздно ее пришлось бы отпустить. Она — птица другого полета». Неожиданно для себя, он испытал чувство громадного облегчения. Во всяком случае, ему теперь не придется себя беречь ради кого-то. Свобода — она стоит того! Сейчас он, как никогда, понимал Боба.
— Искренне желаю удачи! Или как это там у вас, гуд лак? — Воха улыбнулся и потер кончик носа.
Теперь, когда не надо было изображать любовь, она вдруг поняла, что все это время действительно по-своему его любила. Даже понимала за что: за крепкое тело, мягкую душу, низкий с хрипотцой голос, юношеское восхищение героями из фильмов, умение не лезть в душу, когда хочется тишины, но главное — за нежелание казаться лучше, чем есть. Даже его дурацкий пунктик — только белые носки, от которых всегда пахло хлористой «Белизной» — сейчас казался ей милым. Лариса поцеловала Воху. И он ей ответил. Страстно, как на заре их отношений.
Несколько секунд они постояли, крепко обнявшись. Перед глазами у обоих мелькали картинки из их общего прошлого, в котором, как ни странно, хорошего было больше, чем плохого.
Потом Лариса села в машину и потихонечку поехала. Хоть солнце и стояло в зените, прогревая прозрачный апрельский воздух, Воха очень скоро почувствовал, как озяб. Он помахал вслед удаляющейся Mikre и побежал в управление, смешно перепрыгивая через выбоины на дороге.
«Посижу над отчетами, а там и к Бобу можно! Все возвращается на круги своя! Не удивлюсь, если и Томка скоро окажется там!»
33
Заплава битый час торчал перед раскрытым ноутбуком, игнорируя ноющую боль в спине. Одним пальцем правой руки он набирал текст, а в левой — держал кружку со своими инициалами и бесшумно цедил остывший чай.
Когда раздался стук в дверь, он скривился, как от зубной боли: «Едва сформулировал мысль, так нет, принесла кого-то нелегкая. Потом начинай все сначала». Заплава нажал на значок дискеты вверху над файлом, чтобы сохранить текст, и вдруг ни к месту удивился: «Когда же в последний раз видел реальную дискету? Вот ведь, передовые технологии, а грешат анахронизмами. Впрочем, как и вся их система!»
— Войдите!
В щели приоткрытой двери появилась голова Льва Носова. И хоть Заплава, как и большинство в управлении, недолюбливал Носова, его служебное рвение он ценил высоко. Поэтому любезно кивнул на стул, и Носов быстренько протиснулся в двери, чтобы плюхнуться перед ним с довольным видом. По блеску в глазах Лёвы, Заплава понял, что у того что-то есть.
И действительно, Носов раскрыл ладонь, на которой лежала флешка и, затаив дыхание, протянул ее Заплаве, как редкую реликвию:
— Я готов сотрудничать, господин майор! Я не могу оставаться в стороне, когда некоторые сотрудники открыто помогают преступникам.
— Как я понимаю, вы имеете в виду Калганова? — Заплава знал о своих сотрудниках практически все: болевой точкой Носова был Калганов. И последняя их встреча это в полной мере подтвердила.
— Так точно! Он коррумпирован по самое не могу. — Носов хохотнул собственной шутке, но, наткнувшись на бесцветный взгляд майора, быстренько посерьезнел.
Заплава взял флешку и недоверчиво покрутил ее в тонких пальцах:
— Похвально, Носов. Что тут у вас?
— Видео с камеры наблюдения из штаб-квартиры Данилы Мамедова по кличке Вальтер.
Заплава вскинул бровь. «Это уже интересно!» Он быстро вставил флешку в ноутбук и включил видео. Развернув ноут к Носову так, чтобы тот мог видеть изображение и по ходу комментировать, он сделал приглашающий жест.
На мониторе Воха махал рукой в камеру.
— Видите? — Носов привстал со стула. — Это он нам привет шлет. Издевается. Думает, на него управы не найдется. — Ткнув пальцем в экран, Лёва резко повернулся к Заплаве. — Смотрите, дата стоит. Сразу после убийства Князева Калганов прибежал к Вальтеру. А когда того задержали — бросился спасать. По моим данным, они тайно встречались в СИЗО по инициативе самого Вальтера.
— Кажется, в убийстве Князева признался другой человек. — Заплава вздохнул. Как он и опасался, Носов пытался реанимировать «дохлый номер», как о его деле выразился недавно следователь Ярчук.
— Да! Но… Под давлением Калганова. Он уже написал заявление. И это еще не все.
— Что еще? — Заплава снова проявил угасший было интерес.
— Калганов причастен к похищению человека. С ним был сообщник. Под описание жертвы подходит Петр Губенко по кличке Губа, правая рука Вальтера. И эти показания намного важнее. Калганову — крышка!
— Похоже, вы этому рады, Носов. — Заплава призвал Носова сохранять лицо. Сведение личных счетов он считал мышиной возней, которой не место в его кабинете.
Но, в общем-то, он был доволен компроматом на Калганова. Давно хотел привлечь этого Воху за легкомысленное отношение к службе и пренебрежение к законам, как будто тот был не сотрудником полиции, а каким-нибудь диджеем в ночном клубе.
Однако откровенное злорадство Носова его все-таки покоробило. Еще раз запустив видео, майор набрал номер на внутреннем телефоне:
— Левченко! Зайди ко мне. Это срочно!
На мониторе Воха, как ни в чем не бывало, махал рукой в камеру наблюдения.
Носов демонстративно отвернулся к окну, на его лице играли желваки, выдавая затаенную ярость.
34
Усевшись на связку поленьев, Воха из своего угла наблюдал, как Боб снова переставляет фотографии на стенде. Он попивал пиво из жестяной банки и думал, когда же ему рассказать о заказухе Новака. Было тяжело признавать, что Лариса танцевала под дудку этого всесильного кукловода. «Да и что же это я за следак такой, что в собственном глазу не разглядел бревна».
На этот раз Боб разместил фотографии парами. Воха постарался уловить логику его действий, но, как обычно, это оказалось выше его понимания. Проще было спросить прямо, что он и сделал, на время выбросив Новака из головы.
— Ну, и что это значит? Почему пары?
— Смотри внимательно, друг Воха. Богдан Пархоменко — Иван Мостовой. Оба убиты ударом ножа.
— Черт! И, правда! — Воха отставил пиво и вскочил с места. — А раньше это не бросалось в глаза.
— Я сам сопоставил, когда разговорил вдову Добродея. Его, как и Чайковскую, сбила машина. — Боб поправил съехавшие очки и отошел от доски. — Как Макс пристегнул это в один ряд с другими убийствами — пока не знаю.
Как всегда при упоминании имени Макса, голос Боба слегка дрогнул.
— Портной мог послать ему такой же привет, если затеял игру. — Воха напрочь забыл о своих горестях и всецело переключился на дело.
— Точно. — Боб одобрительно кивнул. — Макс перед гибелью собирался что-то новое обсудить. Ладно, гадать не станем. Вот очевидное, — Боб вернулся к доске и переставил другую пару. — Анна Митрохина — задушена. Ольга Воронько тоже.
Воха стал рядом и по старой привычке засопел Бобу на ухо. Тот на секунду остановился, откусил задравшийся заусенец на указательном пальце и продолжил с тем же воодушевлением:
— Следующая пара: Михаил Исако5вич — достали из петли. То же самое Игорь Татарский. Как тебе?
— Во псих! Точка в точку все повторяет! — Воха пнул связку ни в чем не повинных поленьев. Связка с грохотом упала, и поленья рассыпались. Боб проводил одно из них безразличным взглядом.
— Да, нет, Воха. Он в здравом уме. Только заигрался.
— Как это? — Воха сел на корточки и принялся снова собирать поленья в кучу.
— Если Портной все повторяет, я знаю, кто будет следующим. И как он погибнет.
— Колись! — Воха сгреб поленья на одно место и тем удовлетворился.
Боб молча смотрел на него и выжидал, пока Воха выдаст на-гора5 какую-нибудь из своих версий. Но своих версий у Вохи не было. Ни одной.
И он громко выругался:
— Бляха-муха! Любитель театральных пауз! Ну, же! Колись!
Боб дождался, пока Воха допьет свое пиво и довольно крякнет, затем снял очки и потер красные глаза:
— Взрыв машины. Офицер полиции. Ты, Воха!