Сергей ОстапенкоНесмертельное
***
Палыч нерешительно, словно опасаясь, что снег укусит его за ботинок, высунул носок ноги за дверь. Потом наступил на белую поверхность сразу всей подошвой.
Хрып.
Палыч втянул ноздрями морозный воздух и повторил эксперимент, оставляя на пороге рифлёные следы.
Хрып-хрып, – отреагировал снег.
Значит, не врёт градусник. За минус десять таки, но ветра нет, что приятно. Пора чистить двор, днём навалится забот, будет не до этого.
Палыч надел старый подранный пуховик «Аляска», купленный ещё батей на рынке, в далёком девяносто третьем, шапку, рукавицы, и взялся за лопату, примёрзшую к крыльцу. Крякнув, он наклонился и стал освобождать баз от нанесённого за ночь снега. Алгоритм нехитрый: скребок, взмах, скребок, взмах. И так до калитки. Деваться некуда, завтра новый год, надо с делами закончить, за покупками в райцентр сгонять.
Палыч увлёкся и в охотку прочистил дорожку не только к калитке, но и к сараю, к нужнику, убрал под ставнями. Уже заканчивая, он услышал, что сосед, Санёк, тоже проснулся и взялся за лопату. Палыч выпрямился, чтобы передохнуть.
– Здорово ночевали! – бросил Санёк из-за плетня.
– Да слава Богу, как обычно. Сам как?
– Нормуль.
– Ездил в город?
– Ага. Очередины везде. Все как с ума посходили.
– Каждый год одно и то же.
– Точно.
Мужчины бросили работу, подошли поближе, обменялись рукопожатиями. Пока делились новостями, Саня несколько раз поморщился, словно от приступа боли.
– Перебрал, что ли, вчера? – усмехнулся Палыч?
– Самое интересное, что не пил вчера, – пожал плечами сосед. – Пока вернулись, пока то да сё, а потом сразу спать лёг.
Дверь в соседнем доме раскрылась, и из проёма выглянула заспанная жена Санька, Светка.
– Саша, у малого опять температура.
– Ну, вызывай участкового!
– Может пускай просто дома посидит? Позвоню классной, предупрежу. Всё равно там сегодня уже не учёба, а так.
– Да пускай, мне то что. Сама решай.
Дверь закрылась.
– Хлипкие дети пошли, – сокрушённо покачал головой Палыч. – Меня мать хоть с температурой, хоть с кашлем в школу отправляла. Ну а что, они с батей оба на работе, кто б там с нами нянчился.
– Время было такое, – согласился Саня, который был младше на пятнадцать лет.
Закончив со снегом, Палыч вернулся в дом, поёжился и поддал газу в котле, чтобы прогреть помещение. В окнах совсем рассвело. Пора выдвигаться. Хорошо бы дороги уже почистили, да только вряд ли, конечно. Ничего, даст Бог на «Ниве» потихоньку как-то доедет. Пока собирался, позвонил старшенький:
– Ты почему не в школе, казак?
– А нас сегодня отпустили. Нет занятий.
– Чего так?
– В связи с эпидобстановкой. Не слышал что ли?
– Что я должен был слышать?
– Новый штамм распространяется. Очень быстро. Наверно снова по домам запрут.
– Да ты только рад. Лишь бы не учиться.
– Ну пап, чего ты начинаешь.
– Как там мать твоя?
– Приболела вчера, – смутился старшенький. – Наверное, больничный возьмёт. В постели пока, худо ей. Хочешь поговорить?
– Ей есть теперь, с кем говорить, – буркнул Палыч. Несмотря на то, что в разводе они были уже несколько лет, злость на супругу, умотавшую в город, всё ещё не улеглась. Причём, зол он был скорее не на то, что она ушла – какая там любовь уже, да и сам он давно ходил к другой – сколько за то, что она променяла хуторскую жизнь на вонючую многоэтажку. – Так и что там за штамм? Опять что-то смертельное?
– Да не, вроде не смертельное. Таких случаев не было пока.
– И то ладно, – сказал Палыч.
– Заедешь сегодня к нам?
– Да собираюсь же.
– Хорошо, сестра рада будет! Давай, до встречи.
Сын отключился. Палыч закончил с хлопотами по дому, завёл «Ниву», прогрелся, открыл ворота и выгнал машину за двор. Потом выехал в колею, оставленную кем-то более ранним, чем он, и поехал к трассе.
На перекрёстке было что-то странное, образовался затор, хотя признаков аварии не видать. Подъехав ближе, он понял, что дорогу перегораживает патруль, а на подъезде к нему скопилось несколько машин – кто из его хутора, кто из соседних. Слышно было, что водители скандалят с инспектором.
Палыч остановился поодаль, вышел, зашагал к ним.
Инспектор сидел в кабине, опершись локтем на руль. Вид у него был болезненный. Второй, с серым безучастным лицом, сидел на капоте.
– Случилось что?
– Карантин. Проезд до распоряжения губернатора закрыт. Разворачивайтесь.
– Не, ну ты слышал? – один из недовольных водил повернулся к Палычу, словно ища у него поддержки. – Это надо было додуматься, перед новым годом такое устроить!
Палыч почувствовал, что с утра уже слишком устал, чтобы спорить.
– К обеду хоть откроют?
Инспектор молча пожал плечами.
Один из водил вернулся в машину, запустил двигатель и демонстративно стал объезжать патрульную машину по обочине.
– Вернитесь, – тихо попросил инспектор.
– А то что? Ну, штрафуйте! – бросил смельчак и продолжил манёвр.
Палыч сжался, ожидая что последует окрик, а потом начнётся задержание. Но инспекторы ничего не предприняли. Только тот, что сидел в машине положил грудь, почти лёг на руль.
Палыч раздумывал, стоит ли повторять выходку, и рассудил, что на въезде в райцентр другой патруль всё равно его развернёт, и влепит штраф, а для его оскудевшего бюджета эти расходы ни к чему. Лезть на рожон не стоит. Попробует позже. Ему есть, чем заняться.
С перекрёстка Палыч поехал не домой, а сразу к Нине. Раз такое дело, сперва поможет ей ёлку поставить, узнает, что прикупить надо, с дочкой ейной погуляет, пока она готовить будет. Дом Нины стоял на другом краю хутора и Палыч проехал родной Худякин почти из конца в конец. На улицах почти никого не было, даже рыночек на площади у главного магазина пустовал. Это было очень странно, и в груди у Палыча шевельнулся какой-то тревожный ком. Обычно здесь всегда сидели рядком тётки, предлагая жирных гусей и кур, свойский творог, сметану, масло и молоко. Чтоб перед праздником не торговали – такого он не мог припомнить.
Палыч остановился у двора Нины и заглянул через калитку. Следов нет. Если спать по полдня, то много к празднику наготовишь, ага. Распустилась совсем. Бывшая такого себе не позволяла. Уж в чём-чём ее можно было упрекнуть, но только не в лени.
Он прошёл к двери, громко потопал на крыльце, стряхивая снег, и дернул дверь. Закрыто. Палыч постучал. Потом ещё раз – и тоже безрезультатно. Ладно. Он не гордый. Пальцы выбрали в списке контактов её номер, вызов пошёл. Минуло гудков восемь, прежде чем собеседница соизволила ответить.
– Боря, не могу открыть, лежу… Плохо мне.
– Нин, да ты что, настолько плохо? Ну, малая пусть откроет.
Пауза тянулось неприлично долго.
– Ей тоже плохо.
– Да что с вами такое? Болит что?
Снова вечность ожидания.
– Не болит, – донёсся голос из трубки. – Слабость такая, что пошевелиться трудно.
Палыч думал недолго.
– Я сейчас, – пообещал он и бросился к машине. Ага, вот это подойдёт. Он вернулся с ножом, который предусмотрительно возил с собой. Туповат, зато лезвие длинное и широкое. Он поддел щеколду, надавил, поддел ещё, дернул – дверь подалась и открылась.
Он остановился в полоске света, проникшей в комнату вслед за ним. Шторы были задернуты, и глазам потребовалось время, чтобы привыкнуть к полутьме. Нина лежала, укрывшись на кухонной кушетке. Всхлипывания Соньки доносились из детской спальни.
– Вы чего, девчат, – настороженно промолвил Палыч. – А?
– Не заходи, маску надень, – прошелестела Нина.
– Да нету у меня.
– Тогда стой на пороге.
– Да что ж я. На пороге… Это, может врача вызвать?
Нина некоторое время набиралась сил для ответа.
– Думаешь, я не звонила? – наконец произнесла она. – Фельдшер заболела. Никто не приедет. Да и зачем. Мы ж не помираем. Отлежимся да встанем.
– А вдруг это что-то серьёзное? – не унимался Палыч.
– Ты как с луны свалился, – кажется у Нины прибавилось немного сил. – Не знаешь, что ли? Эпидемия ж. Всех поголовно косит. Основной симптом – сильная слабость. Слава Богу, это вроде не смертельно. Мы, видно, от одноклассницы Сониной подхватили. Приходила вчера в гости. Я ещё вчера почувствовала: что-то не так.
Палыч растерянно стоял у порога, снег на подошвах превращался в капельки воды.
– Так что мне делать-то? – наконец спросил он растерянно.
– Дядя Боря, принеси водички, – жалобно пропищала Сонька.
Борис Палыч Евсеев, сорокапятилетний крепкий мужчина, видавший виды, знавший жизнь и умевший справляться со сложностями, бросился выполнять, вложив всю накопившуюся тревогу в спасительное действие.
***
Сосед ещё держался на ногах. Сказано, молодость. Да и сам по себе у него организм крепкий. В любом случае, дверь он открыл самостоятельно, прошаркал к стулу и рухнул на него, а не на пол, как до этого тёща, Раиса Ефимовна. К такому исходу Палыч уже был готов, но если не понадобилось, то и хорошо.
– На вот, принёс уголь активированный и аспирин.
– Думаешь, помогает?
– Не знаю. На всякий случай. Аптека всё равно закрыта, а дома у меня больше ничего всё равно нет.
– Положи на стол.
– Твои как?
– Нормально. Только слабые очень.
– Ничего нового, в общем.
– Ага. Ты бы это, сам поберёгся. Маску хоть надень.
– Да поздно уже, заразился небось сто раз.
– Как хочешь.
– Может надо чего? Праздник всё-таки?
Санёк отрицательно покачал головой.
– Не до праздника, как видишь. Я позвоню, если что.
– Держись, выздоравливайте.
– Себя береги.
Палыч аккуратно прикрыл дверь. Так. Кого ещё проведать? Он обошёл почти все дворы, где жили знакомые. Картина одна и та же. Кто-то отлёживался уже по два – три дня, кто-то почувствовал утром только первые симптомы. Но в основном, к обеду уже мало кто в хуторе Худякине мог оставаться на ногах. Кажется, Палыча одного во всей округе не свалил пока новый штамм. Обидно было, что толком помочь он никому не мог: разве что добрым словом. Но поскольку разговоры требовали сил, его визиты не пользовались популярностью. В основном после пары дежурных фраз, беседы сводились к вежливому прощанию. К счастью, ни сильных болей, ни жара ни у кого из жителей Худякина не было. Но толку от этого было мало, так как все они поголовно превратились