— Вот почему тебе нужно научиться бить, — сказал я. — Приходи как-нибудь в спортзал. Там есть отличный тренер, который работает с новичками. У неё много клиенток-женщин. И, кажется, у них есть классы самообороны.
— Правда? — Она чуть оживилась. — Это может быть полезно. Я ведь буду жить здесь одна, и, хотя этот городок не самый опасный, кто знает, что может случиться.
— Именно.
— И это наверняка поможет мне чувствовать себя… сильнее. Увереннее. Знать, что я могу постоять за себя, если что. Шанс, что мне когда-нибудь придётся ударить кого-то, невелик, но если вдруг…
— Ты будешь знать, что делать.
— Я буду знать, что делать, — она улыбнулась, в её глазах блеснула искорка. — Знаешь, я уже видела дырку в твоей рубашке.
— А нельзя сделать вид, что не видела?
Смеясь, она потянула мою руку с груди.
— Видела. И всё в порядке, Генри. Не нужно извиняться за удобную одежду на работе. Это я вторглась в твоё пространство.
— Я рад, что ты это сделала.
Наши взгляды встретились, и в тишине я вдруг задумался, какой могла бы быть жизнь, если бы наше время сложилось иначе. Поцеловал бы я её в такую ночь, как эта? Подошли бы мы друг другу? Были бы мы сейчас дома, под тёплым одеялом, прижавшись друг к другу?
Эта мысль заставила меня почувствовать тесноту в штанах.
И одновременно — стыд.
Конечно, она была одинока, как и я. Но она была ещё и чертовски уязвимой. Она была здесь со мной — одна, ночью, потому что доверяла мне. Доверяла, что я не позволю себе лишнего. Я был другом её семьи и сотрудником. Только полный придурок воспользовался бы ситуацией. Не говоря уже о том, что это поставило бы под угрозу мою работу, отношения с её семьёй и профессиональную репутацию.
Я убрал руку.
— Уже поздно. Я провожу тебя.
Она достала из кармана варежки и надела их.
— Не нужно. Уже поздно, и я уверена, ты сам хочешь скорее попасть домой.
— Позволь перефразировать, — твёрдо сказал я. — Я собираюсь проводить тебя.
Она сузила глаза, натягивая шапку, но при этом улыбнулась.
— Хулиган.
— Тогда попробуй меня побить.
Она как бы шлёпнула меня по груди варежками, и я улыбнулся, отходя к лестнице.
— Это всё? Тебе точно нужны эти курсы.
Через несколько минут мы уже шли по тропинке к дому, вокруг нас мягко падал снег.
— Ты придёшь на ужин завтра? — спросила она.
— Не думаю, — ответил я.
— Почему?
— Это же только для семьи, верно?
— Ты почти что семья, Генри. И я тебя приглашаю. Удивлена, что моя мама ещё не сделала этого.
— Сделала.
— Вот видишь? — Она легонько толкнула меня локтем. — Ты придёшь. Всё решено.
— Знаешь, Эйприл как-то сказала, что ты можешь быть упрямой и всё знать лучше всех. Я ей не поверил.
Она вскинула нос.
— Я старшая сестра. Мне можно иногда быть боссом.
— Но ты не моя старшая сестра.
— Верно, — сказала она. — Но это мой дом. Это что-то да значит. Ну же.
— Я подумаю над твоим приглашением, — сказал я.
— А, ты из тех мужчин, да? — спросила она, когда мы подошли к крыльцу её родителей.
Я поднялся по ступеням рядом с ней.
— Из каких мужчин?
— Из тех, которые не могут уступить женщине, — она повернулась ко мне лицом у двери и ткнула пальцем в грудь, её взгляд был игривым.
Я держал руки крепко сжатыми в карманах и смотрел на неё сверху вниз, борясь с каждым инстинктом, что пробуждался внутри. Теми инстинктами, которые точно знали, что делать, когда провожаешь красивую женщину до её дома ночью, и её лицо светится в темноте, длинные, почти невесомые волосы покрыты снежинками, а её тёплые, мягкие губы так близко, что стоит лишь наклониться — и ты узнаешь, какие они на вкус.
— Я могу уступить женщине, — сказал я тихо.
Её улыбка исчезла, губы чуть приоткрылись.
— Спокойной ночи, Сильвия, — быстро сказал я, пока не сделал что-нибудь, о чём потом пожалею. Я поспешно спустился по ступеням и направился обратно по тропинке к винодельне.
Я не услышал, как открылась или закрылась дверь дома Сойеров, так что предположил, что она какое-то время стояла там, наблюдая, как я иду сквозь заснеженную темноту. Но я не обернулся.
Чёрт, да, я могу уступить женщине.
Но я не мог уступить самому себе.
Сегодня ночью ты она приснилась.
Мы дегустировали вино в погребе, и она была обнажённой, и позволила мне поливать ее тело холодным вином и слизывать его с ее кожи.
В четыре утра я проснулся с внушительной эрекцией, которая никак не хотела исчезать. Я ворочался ещё час, а потом сдался и скользнул рукой в свои боксёры, пытаясь избавиться от образов, засевших у меня в голове.
Пока я ласкал себя, я представлял, как мой язык скользит по её горлу, груди, животу, внутренней стороне бёдер. Слышал её вздохи и стоны, отдающиеся эхом от каменных стен. Чувствовал её пальцы, запутывающиеся в моих волосах, её ноги, обвивающие мою голову, её тело, напрягающееся в сладком напряжении. Я заставлял её кончить именно так, пока вино стекало с её тела, а она пульсировала напротив моего языка. Я тоже застонал, когда мой собственный оргазм прошёлся волной через моё тело.
Но мне не стоило этого делать. Мне стало ужасно стыдно. Потому что теперь, когда я смотрел бы на неё, я не смог бы думать ни о чём другом, кроме её обнажённого тела на каменном полу.
Я точно не собирался идти на семейный ужин к Сойерам.
Чтобы не соблазниться, я надел на работу самые грязные джинсы и самую ужасную фланелевую рубашку с дырками, ту самую, которую моя бывшая всегда умоляла меня выбросить. Я не стал бриться и надел кепку вместо того, чтобы причесаться.
На винодельне я весь день занимался тяжёлой и грязной работой, чтобы гарантированно вспотеть. Я был один, так как моя помощница Марьела взяла выходную неделю, а дегустационный зал тоже был закрыт. Никого не заботило то, как я пахну.
Около шести вечера я был снаружи, укладывая новые контейнеры на пресс-площадке, когда услышал, как кто-то зовёт меня. Удивлённый, что в такую стужу кто-то оказался здесь, я обошёл здание и направился к входу в винодельню.
Сильвия стояла возле двери дегустационного зала, дрожа от холода без пальто, обхватив себя руками.
— Эй! — позвала она, заметив меня. — Я искала тебя!
Я побежал к ней, расстёгивая свою куртку.
— Что случилось? Всё в порядке?
— Да, но Боже, как холодно! — Она подпрыгивала с ноги на ногу.
Я быстро снял свою куртку и протянул ей.
— Надень это. Не спорь.
Она надела куртку, в которой почти утонула, и мы поспешили внутрь дегустационного зала. Закрыв за нами дверь, я включил все лампы. Я не доверял себе находиться с ней в темноте.
— Ух! — Сильвия подула на свои руки. — Здесь ещё холоднее, чем вчера! Я не чувствую лица! Что, сейчас минус десять?
— На самом деле около минус четырёх, но всё равно слишком холодно, чтобы бегать без пальто, — я положил свою шапку и перчатки на высокий столик и провёл рукой по своим взъерошенным волосам. — Что ты делала там?
— Искала тебя. Мы все ужинаем у родителей, и кто-то спросил, где ты. Я вызвалась за тобой сходить.
— Без пальто?
— В доме жара — я весь день готовила и так вспотела. И не меняй тему, — она высвободила руку из рукава моей куртки и погрозила мне пальцем. — Ты же сказал, что придёшь на ужин.
Я скрестил руки на груди.
— Я сказал, что подумаю.
— И ты подумал?
— Да. Но я не могу прийти.
— Почему?
Я пожал плечами.
— Работаю.
Сильвия закатила глаза.
— Генри, на дворе Рождество! Сделай перерыв!
— Ещё не Рождество.
— Для нас Рождество уже началось, — сказала Сильвия. — Сегодня гостиница официально закрывается для гостей на целую неделю, а это значит, что рождественские каникулы в Кловерли стартуют прямо сейчас. — Она подняла руки, но они утонули в рукавах моей куртки. — Я могу понять, что ты хочешь дождаться реального дня рождения Иисуса, чтобы отпраздновать, но я уверена, он не будет против, если ты поужинаешь с нами сегодня. На самом деле, он хочет, чтобы ты пришёл. Он мне так и сказал.
Я рассмеялся.
— Иисус сказал тебе, что хочет, чтобы я поужинал с вами?
— Да. Он сказал, что ты слишком много работаешь.
— Мне кажется, у Иисуса есть дела поважнее.
Она покачала головой.
— Нельзя ставить под сомнение слова Иисуса, Генри. Теперь пошли. Я уверена, ты ещё не ел, а у меня весь день в томятся фрикадельки в сладко-пряном соусе.
У меня тут же заурчало в животе.
— Фрикадельки, значит?
Она заметила мою слабость.
— Да. И это только закуска. В духовке уже готовится ветчина, а ещё будет тыква в мёде, хрустящая брюссельская капуста с беконом и орехами пекан…
Настоящая еда.
Я простонал вместе со своим желудком.
— Ты убиваешь меня.
— Хорошо. Идём и поешь.
— Посмотри на меня. Я выгляжу ужасно, Сильвия.
— Неважно, как ты выглядишь, сегодня всё по-домашнему.
Я уже придумывал ещё одну отговорку, когда она сделала шаг ближе. На секунду я боялся даже вдохнуть. Потому что, пахла ли она печеньем, фрикадельками или духами — я всё равно хотел бы больше.
— Слушай, — тихо сказала она. — Я знаю, что сейчас тебе, наверное, не особо нравятся большие собрания. Мне тоже. И я вполне пойму, если ты захочешь побыть один. Но мне действительно понравилось говорить с тобой вчера вечером, и… — Она замялась.
— И что?
Она пожала плечами.
— Думаю, это всё. Мне просто понравилось говорить с тобой вчера, — затем она начала снимать мою куртку. — Слушай, не переживай из-за ужина. Это абсолютно нормально, если ты не хочешь идти, и я не хотела…
— Сильвия, — я взял её за рукава куртки, не давая ей снять её. — Я не хочу быть один сегодня вечером. Дело не в этом.
— Тогда в чём?
— Просто… — но как я мог закончить эту фразу? Просто ты слишком красивая? Просто я не могу перестать думать о том, чтобы тебя поцеловать? Просто мне приснился такой сон о тебе прошлой ночью, что я кончил так сильно, что не доверяю себе находиться с тобой наедине?