Хлопает дверь.
– А мы на занятия, – говорит Миша, появляясь в проёме. Его дочь Настя застывает в изумлении при виде новых стен.
– А ты второй! – радостно кричит Володя из комнаты. – А занятия с октября.
– Ну потому что дураки же, – сокрушается Миша.
– Зато ты не один, – утешаю я.
– Водостойкие акриловые краски. Рекомендуется использовать при окраске помещений, – подытоживает Миша. – А чего это вы? А я вот шесть лет красил. И сейчас Настю оставляют в школе, потому что я вырезаю лазером дубовые листочки…
Настя легонько гладит меня по голове. Потом говорит:
– Нику дать! (книгу дать) – И идёт к полке.
Там она переворачивает всё вверх дном, раскидывает по полу раскраски, выбирает пять или шесть хороших книжек.
Коридор закончен. Мы любуемся. У меня зелёные волосы, синие руки и пятнистые штаны.
– Знаете, И.Б., эти цвета оставляют такое странное ощу щение. Успешности?
И.Б. смеётся.
P.S.
– Здравствуй, – говорю.
Бросается к маме с криком: «Не хочу вежливый! Хочу невежливый!»
Дорогой Лёва!
У Егора приступ. Мне трудно понять, что происходит в его голове. Я представляю себе серую армию, берущую на приступ крепость. Дрожат стены и трещат крепостные ворота. Я вижу грозовое море и ударяющие в воду молнии. Мне даже кажется, что я слышу треск электрических разрядов.
С утра Егор веселится и просится прыгать. Вдруг его лицо мрачнеет. Точно как перед грозой. Егор – человек, у которого внутри своя гроза. Обычно она спит. Я не знаю, что будит её. Нужно быть очень осторожным.
Когда приступ, нужно накрыть лицо Егора чёрной тряпкой. Тогда ему лучше. И ещё важна прохлада.
Через несколько часов гроза засыпает опять. Бабушка записывает время приступа: 15.32.
Дорогой Лёва!
К Уне меня отправила мама Егора. Говорит, приезжает моя подруга из Америки. У неё дочка – Егорина ровесница. Вместе лежали в больнице. Потом они уехали в США. Теперь прилетают на месяц по делам. Я Лене рассказала, что ты с Егором занимаешься, и она хочет, чтобы ты месяц позанималась с Уной.
– А что с ней?
– ДЦП тяжелый, тяжелей, чем у Егора, не может ходить совсем, не сидит, спину не держит. Слепота. Но слышит.
– А что она умеет?
– Видишь, Маша, дело всё в том, что недавно у неё был инсульт. И если раньше она поворачивала голову на своё имя: «Уна», то теперь не знаю. И ест через трубку.
– А…
– Результата никто требовать не будет, – перебивает она меня. – У Лены нет никаких иллюзий. Она очень понимающая мама. Но она тоже хочет, как я, чтобы с Уной занимались, чтобы она не просто сидела в своём кресле, а что-то делала. Чтобы не просто существовала, а жила. Понимаешь?
– Понимаю, – говорю.
Я прихожу на Железноводскую улицу. Там сейчас очень хорошо – и цветущие яблони, и сирень, и черёмуха. И рядом гавань. И ветер.
Уна полулежит в коляске. Она очень похожа на свою русскую маму и при этом совсем не похожа на русскую. Типичная американка. От неё веет заграницей – надёжностью, ухоженностью и уверенностью.
И при этом возникает чувство туманного берега, песчаной косы, по которой идёшь и ни в чём не уверен. Чувство хрупкости, непостоянства и причастности к тайне.
Как всегда, не могу подойти сразу, наблюдаю. Мама говорит:
– Уна! А кто пришел?
Уна никак не реагирует. Мама говорит:
– Who is there?
Уна начинает медленно улыбаться углом рта.
Лена говорит, что никаких срочных результатов она не ждёт, ей важно, чтобы Уна общалась с новыми людьми и знакомилась с новыми ощущениями. Я могу не бояться, девочка очень спокойная и терпеливая. Многим ведь страшно с такими детьми, потому что те не могут сказать, что не так…
(Я подумала: страшно не только поэтому.)
Мы остаёмся наедине.
– Привет, Уна, – говорю я.
Она пугается незнакомого голоса, и её руки взлетают вверх, к плечам. Защитный жест – «сейчас ударят».
– You are… you are, – пытаюсь я вспомнить что-нибудь по– английски, – you are a pretty princess![6]
(О, Боже!)
Но Уна довольна. Угол рта снова приподнимается в улыбке.
Мы поняли друг друга.
Мы играем на разных барабанах, бубнах и бубенцах, надетых на руки (и на ноги) под «I love you, you love me, we're a happy family»[7].
У меня всё с бубенцами. Все игрушки могут звенеть, греметь, трещать или пищать.
Как хорошо, что Уна слышит.
Дорогой Лёва!
Кто такая Надюша?
Это первый ребёнок из павловского детдома, которого я взяла на руки.
Взять Надю на руки довольно трудно, потому что она совершенно прямая и вытянутая. Носочки вытянуты, как у балерины. Руки вытянуты вперёд.
Вдобавок она страшно худая, потому что очень мало ест. Не любит.
Её кормят из бутылочки. Выплёвывает. Мой папа говорит, что негативисты делятся на громких бунтарей и тихих саботажников, так вот Надя – именно второй случай. Нянечки то ругают её, то уговаривают, а всё без толку.
Надя – маленькая. Ей пять лет.
Когда я подхожу к её кроватке, она обычно лежит на боку: носочки вниз, руки вперёд, голова откинута назад. Мрачная (ещё один страдалец). Брови сдвинуты. Дотрагиваюсь до нее (или зову), она сильно вздрагивает, ещё сильнее морщит лоб – и сразу улыбается. Она всегда улыбается, когда с ней заговаривают. Лицо её в эти минуты – не знаю, как сказать ещё, – озаряется светом. Она улыбается и цокает языком. Иногда говорит: ы-ы, ы-ыы… радостное и страдальческое – вот и все её выражения.
Надино тело можно немного расслабить. Тогда я сажаю её на колени, спиной к себе. Мы слушаем музыку. Надя очень музыкальна. Ей бы «карусель», что вешают над кроватками малышей – она крутится, и звучит музыка, как из музыкальной шкатулки.
Я пытаюсь вложить в её руку погремушку, или шёлковый платок, или шуршащую букетную обёртку. Так мы сидим полчаса. Потом она устаёт.
Я приношу Надю Гале, которая сидит и тянет своё «бомм, бомм», – подношу её к Галиному стульчику – «Галя, вот это Надя». Галя выпячивает нижнюю губу, гладит Надю по стриженой голове и тянет мою руку вверх – а теперь ты меня.
Дорогой Лёва! Дефектология:
1. погоня за благоприятным моментом.
2. собирать шарики с пола игровой комнаты.
3. бегство от общества, замаскированное под служение ему.
4. когда перестаёшь сомневаться в материальности этого мира. И того.
5. любая звучащая, шуршащая, выпуклая вещь приобретает исключительно важное значение.
6. тепло и настойчивость.
7. никогда не выходить из себя, держать железной хваткой.
8. постоянная готовность подпрыгнуть к потолку и упасть на пол.
9. ты постоянно утоляешь свой сенсорный голод.
10. когда в твоей голове начинают возникать образы предметов.
11. система.
12. взгляд изнутри, сверху, в упор, ускользающий, из будущего, на равных.
13. когда ты обязан знать, чего ты хочешь.
14. когда нельзя судить по себе.
15. когда звучат цвета и светятся звуки.
16. оркестр мира.
17. когда Бог не хочет, а ты хочешь.
18. когда ты уже не можешь не видеть, не слышать и не осязать.
19. когда можно всё, но только в рамках поставленной задачи.
20. когда ты чей, где, зачем, куда, кому, когда.
21. ты понимаешь зыбкость правил, но должен их придерживаться.
22. когда ты должен забыть об идеале, но постоянно к нему стремиться.
23. бутылка с запиской.
24. когда Бог есть.
25. летающая тарелка или космический корабль.
26. механика, а не электроника.
27. китайская шкатулка. Никогда не вынешь того, что положил.
28. когда крысолов уводит детей, которые не слышат, или не видят, или не понимают его дудки.
29. ученичество у мира.
30. то, чего не должно быть.
31. непреклонная гибкость.
32. «А мы пойдём другим путем!»
33. мы не можем ждать милостей от природы. Взять их у нее там, где она этого не ожидает, – наша задача.
34. когда любое ваше… может быть использовано против вас. И за вас. И вообще никак не использовано.
35. когда мелочей не бывает, но всего предусмотреть нельзя.
36. когда ты хочешь слишком много и только при этом условии что-то получаешь.
37. не жизнь, а жизнь-1 (жизнь– А, жизнь-В, жизнь-С, другой вариант жизни).
38. непонятная и раздражающая настойчивость.
39. твой последний шанс понять, что всё индивидуально.
40. когда заменимых нет.
41. стекло и соломинка реальны, как никогда, и ты продеваешь соломинку сквозь стекло без малейшего сопротивления.
42. все знаки условны, но так же реальны, как их предметы и понятия.
43. мир объездных маршрутов и бега напролом.
44. если ты будешь только собой, он с тобой не пойдёт, а если только им, то никуда не сможешь его привести.
45. когда ты можешь предложить ему только свой мир, но обязан предоставить хоть какой-то выбор.
46. одна нога здесь, другая там.
47. ты принимаешь его таким, какой он есть, и не довольствуешься этим.
48. то, что вы хотели узнать о жизни, но боялись спросить.
49. место, куда стараются не заглядывать.
50. не обращает внимания на отсутствие, ставит на наличие.
51. никогда не говори, что она – единственный выход.
52. «.. не гордится, не бесчинствует… не раздражается, не мыслит зла… никогда не перестаёт»[8].
53. готова ко всему.
54. не имеет сослагательного наклонения.
Дорогой Лёва!
В детском саду музыкантша спрашивала детей после неаполитанской песенки: какая она? Весёлая… ещё какая?
– Задумчивая, – сказала Габи.
– Это тебе стоит задуматься, – сказала музыкантша. Габи думала.
Неаполитанская песенка не радостная и не грустная. В ней этого нет.