В темноте подъезда раздался тихий скрежет, луч фонаря выхватил на пролете серое и мутное, разрубая его пополам. Майор достал из кармана брызгалку, струя спирта ударила в кучу пыльных ошметков, превратив их в дымящуюся грязь.
– Эффективно, – сказала завуч.
– Вперед, – скомандовал майор. – Нельзя останавливаться. Первыми идем я и Клава с фонарем. Фонарь держать так, чтобы луч очищал дорогу, по ходу движения. Сзади прикрывают сержант и Василий.
Ханурик кивнул, выудил из кармана бутылку и приложился.
– Не напиваться!
– Ага, – Василий глянул на майора осоловело.
Хорошо, что подъезд оказался проходным. В соседних домах все подъезды были проходными. Только пару раз пришлось сбивать с задних дверей ржавые амбарные замки. Несколько раз людей догоняли мелкие тени, но тут же растворялись в пурге, сбитые выстрелами, лучом или водкой.
– А они нь такий уж и страшные, оказвца, – заплетающимся языком объявил ханурик в очередном темном подъезде. – Посикал, и готово.
– Да, посикал, и ффсе, – согласился с ним депутат. – Но вот та, которая большая, это да-а… Послушй, мйор, – депутат облокотился на маскхалатное плечо и дыхнул в ухо, – а почему если они воды боятся, то снег идет? И им хоть бы хрен? А? Вода же – тоже снег?
Майор скинул его руку, шагнул к двери, высунул наружу ладонь. Вернулся и ткнул ее толстяку под нос. На перчатке лежало несколько белых хлопьев.
– Этот снег не тает. Это вообще не снег.
Депутат клюнул носом.
– Действтльно… Не тает. А что это?
Майор тихо зарычал.
– Все. Пора. Перемена дислокации. Эти двое пьяниц – в центре. В арьергарде – сержант и турист. Поехали.
Они оказались на широкой улице. По обеим сторонам были двухэтажные длинные дома с темными слепыми окнами. Дико выл ветер, гоняя белые хлопья. Метель полностью скрывала все вокруг, и только далеко слева над домами угадывались какие-то огромные движущиеся тени.
– Нам туда, – кивнул майор в их сторону. – Там река.
С крыши дома напротив вдруг свалилось нечто бесформенное, ощетинившееся конечностями. Оно вспухло, заскрежетало и кинулось через дорогу.
– Пригнулись! – Майор кинул что-то прямо в кучу приближающихся белесых ногорук. Вспух белый шар, рванул обжигающий ветер.
– Последняя граната, – сказал майор. – Больше нет.
В подъезде он в первую очередь достал планшет, развернул карту.
– Не нравится мне эта дорога, – сказал он. – Слишком большая активность. Придется идти через канализацию. Тут недалеко есть люк.
– Через канализацию? – опешила Андревна. – Да вы что?!
– Я надеюсь, она еще не совсем замерзла. Если там тепло и влажно, нам повезло.
– Если там тепло и влажно, мы задохнемся или утонем!
– Не-е, мйор, – включился депутат. – Кнлизация – это говно. Это плхая идея. Пойдем лучше пъ дороге, я тя как друга пршу.
Майор молча отодвинул его в сторону и вышел во двор. Канализационный люк виднелся тут же, в двух шагах, черный, древний, с какими-то чугунными вензелями по периметру.
– Не-не, мйор! – Депутат вцепился ему в воротник. – Я те друг иль нет? Я тя туда не пущу! Там темно, сыро и влажно. Друг или не?! Скажи «друг», тогда пройдешь!
Майор двинул его в челюсть. Депутат грохнулся на асфальт, взбрыкнув ногами.
– Спускаемся в прежнем порядке. Толстяк остается здесь. Он меня достал. – Майор сдвинул тяжелую крышку.
– Да вы что! – снова возмутилась Андревна, почувствовав, что может вернуть часть власти. – Никого мы здесь не оставим. Не позволяйте себе лишнего!
Майор безнадежно махнул рукой и стал спускаться в темноту.
В канализации было темно, холодно и неуютно. С толстых труб, тянущихся вдоль потолка, свисали какие-то заледеневшие тряпки и сосульки подозрительно темного цвета. Воняло сероводородом. Ханурик то и дело обливал себя «шипром». Это помогало всем. Стены были покрыты ледяной коркой. В некоторых проходах виднелись белые ошметки, а за сливными решетками клубилась пыль. Пару раз из темноты боковин вываливались полусформировавшиеся тени, которые тут же успокаивались после доброй порции «Столичной» из брызгалок.
– А я думала, канализация – это большая труба, заполненная дерьмом, – сказала завуч, оглядываясь.
– Все так думают, – ответил бугай Бутырко. – Нас как-то послали на задание, а там хоть и горы с пустыней, в Кабуле-то, а канализация все равно…
– Старший сержант! – прикрикнул на него майор.
Они вышли в помещение главного коллектора.
– Виноват, – Бутырко замолчал.
– Ой-вей! – раздался из темноты голос. – Да все таки знают, что в Кабуле наши контингенты!..
Ханурик заорал и стал палить на голос. Грохот дребезжал в ушах, отражаясь от высокого бетонного потолка. Майор одним движением отобрал у него карабин и двинул локтем в грудь. Ханурик сел.
– Ну вот, я же так и думал, – печально сказал голос. – Незачем внезапно говорить старому еврею, его обязательно начнут расстреливать.
Пять фонарей, в панике порыскав по темным стенам, уткнулись в сидящую напротив человеческую фигуру.
– Кто таков? – крикнул майор. – Чего здесь делаешь?
Человек, кряхтя, поднялся, отряхнул черное замызганное пальтецо, снял шляпу, обнажив голову с жидкими седыми волосами, свисавшими подобно сосулькам.
– Это очень сложно объяснить кто я таков и что здесь делаю, гражданин начальник. Фамилия моя Вундермахер, зовут Моисей Лазаревич, а здесь я сижу. Сидеть – это мое постоянное занятие. Я сидел при Владимире Ильиче, сидел при Иосифе Виссарионовиче. При Георгии Максимилиановиче меня ненадолго выпустили, но при Никите Сергеиче снова посадили. А все почему? А все потому, что кому-то пришло в голову, что я не люблю советскую власть. Кто-то решил, что сидя я буду любить ее больше. А теперь я сижу здесь, и мне совсем не нравится, что происходит у вас там, наверху.
– Это местный безумец, – тихо объяснила Андревна майору. – Его недавно из психушки выпустили.
– Ясно, – ответил майор. – Так, гражданин… э-э… Махер. Производится эвакуация населенного пункта. Собирайтесь. Пойдете с нами.
– И вы таки думаете, что я как несмышленый елед обрадуюсь вашему предложению? Здесь тепло и не слишком воняет. А наверху радостно бродят огромные шлимазлы, и мне совсем не хочется с ними встречаться…
– Это не обсуждается, – сказал майор. – У меня приказ очистить местность от посторонних. И я его выполню…
– А меня хотел оставить, – пробурчал протрезвевший от запаха депутат.
– …если посторонние меня не слишком напрягают, – добавил майор, глянув на него.
Вундермахер развел руками и снова надел шляпу.
– Собирайте вещи.
– Вы видите здесь какие-то вещи? Вот когда меня забирали в первый раз, рядом таки действительно были вещи!
На бетонном полу лежала только газета с какими-то объедками.
– Тем лучше. Клава, выдай ему запасные очки и пару брызгалок из своих запасов. Так, гражданин Махер, как только увидите что-нибудь серое и клубящееся, пускайте струю. Поможет.
– Да, – согласился тот. – Струю пускать мне даже в лагере иногда помогало.
– Значит, так, – обратился майор к своему маленькому отряду. – Теперь нас девять. – Он посмотрел на депутата. – Точнее, восемь с половиной. И половина – это далеко не пионер. И даже не Махер. Идем дальше колонной строго по два человека, исключая гражданина еврея. Авангард – я, Клава. Арьергард – турист и сержант. Пионер, завуч – вторые за нами.
– А можно мне пистолет? – спросил пионер.
– Нельзя. Затем – безумец и алкоголики. Смотреть в оба, особенно на развилках и при наличии боковых коридоров. Фонарики и спирт наготове. Выдвигаемся.
Метров через сто, после двух стычек с мелкими тенями, судя по их виду, бывших когда-то крысами или собаками, майор посветил фонариком на потолок.
– Сыро, – объявил он. – Река близко.
– Сдается мне, граждане начальники, зря вы туда идете, – сказал Вундермахер. – Там же самое что ни на есть логово главного кипода. И он совсем не обрадуется вашему появлению.
Тоннель упирался в бетонную стену, по которой медленно стекала полузамерзшая вода. Рядом были металлические скобы, наверху виднелся люк.
– Пришли, – сказал майор. – Там река. Она наверняка холодная, но это лучшая защита от нападения. Даже лучше спирта. Если что – ныряйте с головой. Потом отогреетесь. В полутора километрах на восток первые заставы. Для нас главное – добраться туда. После этого забудете все, как страшный сон. Старайтесь не смотреть назад. Там аэродром. И то, во что он сейчас превратился.
Ивана передернуло, и он с ужасом понял, что обязательно посмотрит.
Они вылезли на потрескавшийся холодный асфальт, продуваемый со всех сторон. Берег реки начинался шагах в десяти от люка, за голыми прутьями какого-то мертвого кустарника. Даже отсюда было видно, что река наполовину обмелела, а вдоль берегов бугрится кромка странного голубого льда.
– Ой, гражданин начальник, вы бы таки сразу предупредили бедного Мойшу, что ваш предок служил Сусаниным! Вы же нас прямиком вывели в самый центр этого ледяного кибуца! Гляньте, гляньте! Ну, что я вам говорил?!
Вокруг на пределе видимости носились взад-вперед странные тени, со всех сторон выло и скрежетало, а над ближайшими домами плясали, ежесекундно изменяясь, какие-то колючие сооружения.
– Тихо вы, жертва режима, – злобно прошептал майор. – Все на землю, легли, ползком, по кустам, вдоль реки… живо!
Они вжались в асфальт. Только Вундермахер полз на коленках, придерживая шляпу. Один за другим они скатились с дороги. Жесткие прутья мешали ползти, громко трещали, но в вое и скрежете этот звук терялся. Тогда Иван не выдержал и осторожно глянул назад, за реку.
Он увидел белесое небо над летным полем, испещренное ломаными линиями, во все стороны торчали гигантские сверкающие иглы. Они закрывали все вокруг, и яркие пятна чужих глаз сверкали на их сочленениях. Глаза расплывались, становясь то ярче, то темнее, собираясь в созвездия и галактики, и Ивану казалось, что их свет проникает в душу. А внизу, далеко на аэродроме, он увидел сияющую каплю и понял, что это «Ураган». Самолет мало походил на свои фотографии, казалось, он соткан из звездного света, лившегося на него сверху. Он был там и вернулся. Он принес нам нечто важное, такое, ради чего стоило умереть. Ведь любая жизнь – ничто по сравнению с упорядоченным великолепием космоса. И тогда Иван вдруг понял, что жуткая вакханалия в небе подчинена строгим законам, каждая игла имеет смысл, каждое изменение необходимо, а сверкающие глаза – лишь вход туда, где каждый займет свое место. Не об этом ли мечтали все поколения ученых – упорядочить мир, понять его до конца, проникнуть в самый дальний его угол? Вся Вселенная открыта теперь перед тобой, Иван Быков! Все ее тайны и дороги! Но в ней нет места жизни. Жизнь – это лишь хаотичный паразит на теле холодного порядка, навсегда привязанный к телу заболевшей планеты. В космосе нет места живым. В космосе есть место только для мертвых. Это мы поняли в тот момент, когда пересекли орбиту Марса и растворились последни