Ее было не переубедить, но Ной продолжал настаивать, с каждым разом все более отчаянно. Возможно, в конце концов ему удалось бы убедить ее, не встань пьянство на пути. Лиза уже давно поняла, что может отвлекать его с помощью алкоголя. В октябре она обращалась к этому способу почти постоянно.
До того времени в их взаимной одержимости не было и намека на истинную тьму. Ной понимал, что одержимость со временем ослабнет и скоро они вернутся к некоему подобию нормальной жизни.
Но он заблуждался.
В начале октября пьянство переросло в настоящий алкоголизм. Позже Ной признал, что это было началом конца их отношений. У Лизы была кредитка, которую ей дал отец. Раньше она оплачивала с ее помощью коммунальные услуги, но внезапно стала делать крупные покупки в винном магазине. Они впали в месячный запой, каждый день набирались до чертиков. Лекции даже и не думали посещать. Подруги Лизы вновь попытались вмешаться, но она очень яростно на это отреагировала, чем пресекла все дальнейшие попытки. К середине октября тучи над ними сгустились. Одержимость не только не ослабевала, но все явственнее приобретала болезненный оттенок.
Накануне Хэллоуина Ной впервые за несколько недель вернулся в свою комнату в общежитии, чтобы забрать кое-какие вещи. Недели недосыпа вымотали его, и он решил прилечь. Открыв глаза, Ной обнаружил, что проспал несколько часов и уже наступила ночь. Проверив телефон, он увидел десятки полных отчаяния текстовых сообщений от Лизы, каждое последующее было мрачнее предыдущего, но ни в одном из них она не объясняла, что произошло.
Ной позвонил ей, но она не взяла трубку. К девяти вечера он добрался до ее квартиры. Дверь ему никто не открыл, в окнах не горел свет. «Шеви Малибу» Лизы исчез с парковки. Тогда он направился в паб кампуса, где они часто выпивали. Снова промах. Поспрашивал людей, но никто ничего не знал. Ему ничего не оставалось, кроме как вернуться к двери ее квартиры. Света в окнах по-прежнему не было. Сидя на полу, он вновь достал телефон и проверил поток полных отчаяния сообщений: последнее было отправлено шесть часов назад и перед полосой молчания она слала их каждые пять минут. Чем больше проходило времени, тем сильнее он беспокоился.
В час ночи, не дождавшись ни Лизы, ни ее соседки по комнате, Ной вернулся к себе в общежитие, чтобы забыться беспокойным сном. Проснувшись в восемь утра, он оделся и отправился назад, по-прежнему не обнаружив новых сообщений.
Сердце колотилось как бешеное. Он взлетел по ступеням и забарабанил в дверь. Замок щелкнул почти сразу, и на него волной накатило облегчение. Вот только в дверях его встретила Мелани, а не Лиза. И выражение на ее лице было таким мрачным, что внутри у Ноя что-то оборвалось.
— Где она?
Мелани покачала головой:
— Уехала.
— Что, черт возьми, это значит? — Ной достал телефон и выставил его перед ней в протянутой руке. — Она послала мне вчера сотню гребаных сообщений. В каждом умоляла связаться с ней, а ты говоришь, что она «уехала»? Придумай что-нибудь получше. Я не уйду, пока не узнаю, что за хрень тут творится.
Мелани нахмурилась.
— Ее родители погибли вчера в автокатастрофе. Понятно? Ей пришлось вернуться домой.
Ной почувствовал, будто мир вокруг него пошел трещинами.
— Я должен поговорить с ней. Я должен... помочь ей. Я ведь ее парень.
Мелани покачала головой:
— Ты не сможешь ей помочь, Ной.
— Как думаешь, когда она вернется?
— Не знаю. Возможно, никогда.
Прежде чем он смог еще что-либо сказать, Мелани захлопнула дверь у него перед носом. Ной услышал скрежет замка. Потрясенный, он несколько мгновений стоял у двери, а затем забарабанил по ней с такой силой, что выглянувшая разгневанная соседка пригрозила вызвать полицию.
Ной вернулся в общежитие. Он целый день пытался связаться с Лизой любым возможным способом. Начал с «Фейсбука» и вновь испытал потрясение: она удалила страницу. Ной пытался звонить, но раз за разом включалась голосовая почта. Тогда он еще не знал, что слышит ее голос в последний раз. Попытки узнать что-нибудь у общих знакомых тоже успехом не увенчались. Они даже не стали с ним разговаривать.
Что бы Ной ни пытался делать, он натыкался на одну и ту же непробиваемую стену.
Шли дни, а Лиза словно в воду канула. Ее подруги с ним не общались. В конце концов он осознал жестокую правду: как и сказала Мелани, Лиза уехала и больше не вернется. Возможно, он никогда уже ее не увидит.
И никогда не узнает почему.
Некоторые ребята из общежития замечали, в каком Ной подавленном состоянии, жалели его и поили. Покупали столько выпивки, сколько он просил, а просил он много. Ной целиком забросил учебу и в декабре вернулся домой, охваченный жгучим чувством стыда и всепожирающим отчаянием.
11.
Проснулся Ной рано и потратил несколько часов на то, чтобы собраться. В его распоряжении был только один рюкзак — старый, с большой внешней алюминиевой рамой. Он сложил в него много вещей: палатку, спальный мешок, запас еды и одежды, несколько старых вестернов в мягких обложках, устаревший дорожный атлас, патроны для ружья и двух пистолетов, которые тоже собирался взять с собой, если место останется. Остальное он решил повесить на крепкий пояс для инструментов: две армейские фляги, охотничий нож и другие полезные вещи.
После жестокого внутреннего спора, он открыл уже упакованный рюкзак и втиснул туда две бутылки «Мэйкерс Марк», а также фунт травки. Не самое мудрое решение, но путешествие обещало быть долгим. Нужно будет как-то расслабляться время от времени.
Закончив, Ной вынес рюкзак на крыльцо и прислонил к перилам, надел пояс для инструментов, вернулся в хижину за ружьем. Хватило одного взгляда, чтобы годы одиночества, проведенные здесь, вспыхнули в памяти. Ной с удивлением осознал, что, несмотря на суровую школу выживания, которую он здесь прошел, он не будет скучать по этому месту. Оно не оставило никаких приятных воспоминаний. Печальное убежище отшельника.
Вернувшись на крыльцо, он прислонил ружье к перилам, рядом с рюкзаком, и сел на верхнюю ступеньку. Посмотрел, прищурившись, на яркий солнечный свет, достал из кобуры на поясе револьвер и положил рядом с собой, затем вытащил из заднего кармана брюк единственное фото Лизы Томас, которое у него осталось.
Снимок был сделан в фотобудке. Они с Лизой гримасничали на камеру, как и остальные пользовавшиеся этим устройством молодые пары, но на самом последнем снимке на ленте лицо Лизы почему-то было нормальным. Она улыбалась и была такой же красивой, какой Ной ее запомнил. Он рассматривал фото и гадал, насколько она изменилась за эти семь лет, если осталась жива.
Ной не испытывал иллюзий. Он догадывался, что она почти наверняка мертва, но не мог не строить предположений. Если Лиза пережила конец света, то последние семь лет она провела в отчаянной, бесконечной борьбе за собственную жизнь. Стала более жесткой и суровой. Хотя и без апокалипсиса она наверняка бы изменилась. Внезапная смерть родителей наверняка одним махом разрушила прежнюю Лизу. Он думал об этом в первые месяцы после позорного возвращения домой из колледжа. Ему отчаянно хотелось обнять и утешить ее, подставить ей плечо в трудную минуту.
Теперь он понимал, что не смог бы как следует ее поддержать. Внутри него тогда не было стержня. Скорее всего, он только усугубил бы ситуацию, утянул ее с собой на дно. Оглядываясь назад с расстояния в столько лет, Ной стал слишком цинично относиться к их роману, чтобы видеть в нем масштабную романтическую трагедию. Он даже заподозрил, что история с родителями могла быть уловкой. Было что-то продуманное в том, как резко и бесповоротно она оборвала с ним все связи. Он нутром чуял, что ее родители не погибли, по крайней мере не тогда. Скорее всего, они встретились с кем-нибудь из друзей Лизы и решили пойти на решительные меры. Заманили ее обратно домой и лишили любой возможности связаться с ним. Разлучили их быстро, жестко и эффективно.
Чем больше он думал об этом, тем сильнее убеждался, что это похоже на правду. Часть его существа хотела разозлиться, но мобилизовать нужные эмоции не вышло. В конце концов, мир давно стал другим. Цепляться за старые обиды бессмысленно. К тому же он уже не был ребенком. Если ее родители действительно так поступили, то он их не винил. Они все сделали правильно.
Вместе со снимком он хранил и конверт, что был в посылке, которую родители Лизы прислали дочери накануне ее исчезновения из жизни Ноя. Конверт случайно оказался среди его вещей, но Ной его не выкидывал. Он хранил конверт, на котором был написан домашний адрес Лизы, потому что думал, что однажды сядет на самолет, летящий в Вентуру, и появится у них на пороге. Это было маловероятно, ведь он не настолько сошел с ума, по крайней мере не тогда, но мысль то и дело всплывала из подсознания. Пока не наступил конец света.
Он сунул снимок обратно в карман, когда услышал в кустах, справа от себя, хруст шагов. Взяв револьвер, он поднялся и увидел, как на поляну вышли Обри и Ник. У Ника на правом плече висело ружье. Обри по-прежнему была одета в изношенное черное платье, в котором Ной видел ее в прошлый раз. После прогулки по лесу оно было усеяно шипами ежевики. Когда Обри подошла к крыльцу, на ее землистого цвета лице заиграла самодовольная улыбка.
— Знала, что ты не станешь воевать со мной. Воевать — это не про тебя. — Она рассмеялась и покачала головой. — Нет, определенно не про тебя. А вот убегать, поджав хвост? Вот это — про тебя.
Ной пожал плечами:
— Смотри на это как хочешь. Мне без разницы.
Ник кивком указал на револьвер:
— Пистолет тебе не понадобится, сынок. Я уже говорил, что не причиню тебе вреда.
Ной направил пистолет ему в грудь.
— Очень мило. Вот только я тебе ни черта не доверяю.
Какое-то время Ник спокойно смотрел на дуло, его лицо оставалось непроницаемым. В конце концов он медленно снял ружье с плеча и отбросил в сторону.
— Я за мир, малец, и, к твоему сведению, по-прежнему не одобряю ее решения. Я бы позволил тебе остаться с нами.