Олег МаркеевНеучтённый фактор
…история снимает покровы и обращается в продажную девку, а проснувшись утром, я увидел, как орлы бьют крыльями, словно полотняный навес на ветру.
От автора
Перед Вами роман-прогноз. В «Неучтённом факторе» описываются события, которые возможно произойдут в следующем десятилетии, ориентировочно — в 2015 году.
Считается, что прогноз на срок более, чем семь лет, из области науки переходит в научную фантастику. Согласен, пусть роман считают фантастическим, лишь бы мой читатель получил возможность ознакомится с тем вариантом будущего, вероятность которого я оцениваю как угрожающе высокую.
К какому бы жанру не относили романы серии «Странник», я считаю мои произведения политическими детективами. А, как известно, политика — это искусство реально возможного, а не наука о претворении сказок в быль. Я не фантазирую о грядущем. Потому что убеждён, будущее уже наступило. Оно здесь и сейчас, и завтра не будет ничего, чего уже не существует сегодня.
Внимательный взгляд не может не заметить посеянные семена и проросшие всходы, которые заколосятся в положенный им срок. Каждым днём вчерашним и каждым мигом сегодняшним мы творим свой завтрашний день. В котором на жить и искупать грех неведения. Иного будущего у нас нет, кроме того, что мы сотворили своими руками. Только на это будущее надо рассчитывать, и только с таким будущим смириться. Или всерьёз допустить в прогнозах и уповать на то, что прилетят инопланетяне и всё устроят по-уму. Но это уже, согласитесь, совершеннейшая фантастика…
Прочитав роман до конца, вы убедитесь, что я ничего не выдумал, а просто обострил и довёл до крайности те тенденции, что существуют в дне сегодняшнем.
Политики и присягнувшие им на верность политтехнологи уверены, что путём манипуляций с коллективным сознанием возможно удержать под контролем социальные процессы, а при угрозе социального взрыва задействовать всю мощь государственной машины подавления. Но, увы, ни природа человеческая, ни Природа им не подвластна.
Катастрофы планетарного масштаба (цунами в Юго-восточной Азии и потоп в Сент-Луисе — это первые «цветочки» грядущих), серийные аварии техногенного характера с комбинированным характером поражения (например, выброс радиоактивных веществ при разрушении АЭС от локального тектонического толчка в условиях весеннего паводка на фоне аварийного выхода их строя региональной энергетической системы), социальные потрясения, вызванные предельным падением уровня и качества жизни, психологический износ и снижение иммунитета населения при нарастающей угрозе пандемий ранее неизвестных науке болезней — вот фон, на котором развивается сюжет романа. Но и в преисподне Катастрофы творится «большая политика», кипят «подковёрные сражения бульдогов», вспыхивает любовь и теплится надежда.
И последнее, что хотелось сказать перед тем, как Вы, открыв первую страницу романа, окунётесь в мутный, бешенный, невесть откуда вырвавшийся и неизвестно куда несущийся поток событий.
Первая версия романа вышла под названием «Особый период» и написана давно, ещё в 1996 году. Текст подвергся значительной авторской переработке, фактически, получился новый роман. Единственное, что я решил не менять — это концепцию романа. И всё потому, что за прошедшие десять лет, по моему убеждению, ничего не изменилось.
Россия по-прежнему в летальной форме больна смутой и безвременьем. Всё так же, как нож к горлу, стоит вопрос: что мы — страна или территория, государство или отчий дом для всех, кто возводил его стены? Кто мы для власть имущих, не имущих не стыда, ни совести, но алчущих благ власти, — великий народ, достойный великой судьбы, или электоральное быдло, лишённое право на будущее?
Экскаватор реформ ползёт по стране, торя дорогу к светлому будущему для избранных, перемалывая в кровавый фарш и выдавливая на обочину жизни большинство, лишних и обречённых. Стальной скребок алчности сдирает культурный слой, веками создававшийся нашими предками, обнажая залежи полезных ископаемых. Зубастый ковш хватает то, что принадлежит всем, но приговорено к продаже ради прибыли немногих. Лязгающие гусеницы выдавливают на теле нашей земли тавро бесчестия.
Ограбленный народ молчит, как приговорённый у расстрельной стены. И мутно грезит о будущем, которого никогда не могло быть и уже никогда не будет.
Не стоит спорить, насколько правдиво видение будущего, которое предстанет перед Вами на страницах романа. Давайте вместе подумаем, как сделать так, чтобы оно так и осталось плодом воображения автора политических детективов.
Сколько бы не отпустила Судьба нам и нашей родине, но Будущее в наших руках. Каким ему быть — в нашей власти.
С уважением, Олег Маркеев
Пролог
Кто виноват, поздно гадать. Может, пришёл срок. Но не удержали, не сберегли, проворонили и проболтали. Но вдруг пошатнулось и рухнуло разом, похоронив под обломками все надежды.
И рванулись друг на друга, попёрли стенка на стенку, шалые от накопленной злобы. И родилась Первая волна. Она прошла от края до края, перемалывая и сметая на своём пути всех, кто был против, и разбилась о берега океанов, и пошла назад, породив Вторую волну, похоронившую всех, кто был за, и заглохла, маленькие водовороты проглотили немногих уцелевших и тысячи неповинных.
И остановилось Время над развороченной и растерзанной страной. И стало страшно. И некуда было идти. Потому что никто не вёл, не тащил, не гнал пинками вперёд, к высотам, к светлому будущему, хоть к чёрту на рога, лишь бы строем и стадом. Всё вдруг замерло и осталось покорно стоять, всё глубже увязая в кровавой жиже и дерьме безвременья.
Но ещё не всё сожгли, сгноили, растащили, прожрали и пропили. И ещё остались живые. А раз так, значит было что делить и присваивать. Было кому править и кому сгибать спину. И родилась Власть. Такая же уродливая и бессмысленная, как и время, её породившее. И Прошлое прокралось в день сегодняшний, а день грядущий стал Воспоминанием. Смешалось всё. И потому никто не мог понять, откуда пришли они.
Не ведая тайны любви и презрев высокую науку ненависти, они были чужаками среди живых. Чужаки делали своё дело и уходили одним им ведомыми тропами в породившее их Неведомое, куда заказан путь живым. Уходили, приняв смерть так, будто были частицей Вечного, на веки сокрытого от живых. Но с каждой смертью этих нелюдей что-то необратимо менялось в людях.
Умирали незаметно, захлебнувшись в зловонной тине прозябания, тихо пухли от голода, с пьяной тоски совали головы в петли, кончались в судорогах, растерзанные пьяной кодлой, а оказалось — можно умереть за что-то, пусть и непонятное другим, неподвластное разуму, имя чему давно забыто, в горячке боя, где есть только ты, друг, враг да Господь, отвернувшийся от всех. Чужаки ведали лишь один Закон — право Выбора. И смертью своей учили ему живых. Смерть, оплодотворяя Жизнь, вернула ей Бессмертие. Выбор, став сутью Жизни, вернул ей Смысл.
И Власть вздохнула свободно. Теперь она уже не была сама по себе. Кто-то был против неё. Власть, наконец-то, встала на обе ноги и тоже обрела смысл. Всё вернулось на круги своя и стало тем, чем было прежде.
И как только на чаши весов упала первая жертва, что-то необратимо изменилось в мире. Ожило Время, сдвинув мёртвые стрелки часов, скрипнули заржавленные шестерни, привычно перемалывая человечину, и широко размахнулся маятник, разбрызгивая кровь…
Глава 1
Странник
В окно потянуло соблазнительным запахом полевой кухни; чего-то необычайно вкусного, замешанного на остром дымке костра. Максимов сглотнул слюну и натянул одеяло на нос. Не помогло. Разыгравшееся воображение рисовало сущий кошмар: краснорожий, упитанный дядька из резервистов острым ножом вскрывает банки с тушёнкой и небрежно, не выскребая, опрокидывает их в котёл, где уже преет, исходя сытным паром, перловая каша. Пустые банки летят на землю, из них вытекает коричневая жижа в белых пятнах жира. И огромные ломти серого «народного» каравая, в навал лежащие на мокрых досках стола! Почему-то именно видение этих банок разозлило Максимова, он сплюнул липкую слюну и, завернувшись в одеяло, подошёл к окну.
Так и есть! Ежедневная забота о народе. Посреди двора чадила полевая кухня, над распахнутым котлом, отставив жирный зад, склонился солдат. Всё было как всегда: банки на земле, куски хлеба на выщербленном столе и плакат под навесом — «Бесплатное питание». Ниже ещё что-то шло красным, но Максимов не стал напрягать зрение, и так всё знал наизусть: «Только многодетным и грудным детям по предъявлению удостоверения личности».
«Интересно, как это многодетно-грудной ребёнок предъявит удостоверение? — подумал Максимов. — Совсем мозги пропили».
Он захлопнул окно, хотя в комнате ещё стоял спёртый ночной воздух. Терпеть пытку запахом кухни уже не было сил.
Из-под лоскута оторванных обоев рябил в глаза мелкий газетный шрифт. Максимов машинально надорвал плотный неопределённой расцветки, сально-жёлтый лист обоев и по дурной интеллигентной привычке читать всё подряд пробежал взглядом по колонке:
Оперативная обстановка
БАНДИТОВ — ВНЕ ЗАКОНА!
Трудящиеся нашего района с чувством искренней радости выслушали постановление выездной сессии Особого трибунала. Последние слова приговора, произнесённые председателем трибунала капитаном Таракановым, утонули в шквале аплодисментов. «Смерть бандитам!» — как один скандировали граждане, до отказа заполнившие актовый зал Дома народных собраний.