– Им напомнили! – сообщил помрачневший глава семейства. – Есть и у нас сила!
Вдалеке неумело загудела труба. Ага, стадо возвращается с полонины. Подпасок дудел, старался вовсю, но куда ему до Дерстина! А толстяк пропал. Лихие времена настали…
Младший сын тут же бросил работу, вытер руки тряпицей и осторожно потянулся. Понятно, спина. У всех гончаров – спина. Болит, в смысле. Такая уж профессия. И руки от сырой глины опухают, если не беречься. Как и у женщин, которым приходится много доить… Хорошо, что есть завет: после возвращения стада всякой работе конец! Иначе не было б здоровья в деревнях. Сразу понятно, что заветы давал человек, много поработавший сам. Знать бы еще, кто он. Кого благодарить, у кого просить заступничества? Ну не к Творцу же всякий раз обращаться с ерундой? Творец-то, надо полагать, и глины никогда в руках не держал! Да и есть ли руки у этого лодыря?! Ишь, какой беспорядок в подведомственном мире, а Он и не почешется!
Глава семейства вдруг сообразил, что стал ругать Творца совсем как сын-богохульник, и смущенно выкинул неподобающее из головы. Священник всё же.
– Стадо домой – работу долой! – неприлично радостно пропел младший сын и прошелся танцем по мастерской.
Танцевал здоровяк не очень-то, в отличие от работы с глинами, – но старался. Пол загудел от топота слоновьих ног, и нежно откликнулись вазы и блюда. Ничего, это пройдет. Просто – не нагулялся легиньх, не натанцевался вволю, не собрал еще свой букет восхищенных взглядов. Вот и дружинка его тоже ведь бегает каждый вечер на площадку, кружит синими юбками. Пусть танцует! Беременным танцевать полезно, и ребенок уродится веселым и шустрым. Вот Ялинька дзуда строгая и неприветливая, танцев сторонилась, и родился Санниэре таким же хмурым. И так же на танцы слегой не загонишь. Да и не умеет он… и вообще ничего не умеет, разве что драться.
Мастерские заперли. Сторожевых псов выпустили. Вот и всё. Пока мастера до усадьбы дойдут, женщины уже коров подоят. И усядется всё семейство за стол под навесом. Эльфов станут поддразнивать, на Яху с Хистом многозначительно поглядывать… благодать! Хорошо всё же, что уехали в свое время из города. Пусть и не по своей воле.
А каменные плиты на улице все же были кое-где вдавлены. Не усмотришь за всем! Хватило же дури солдатикам Любея гнать обозы в часть прямо через село! Вот и разбили мостовую! И патрули их пропустили как-то… да понятно, как: ребятки не из местных, у них и мысли не возникло поберечь сельское добро! А девки на них еще и заглядываются! Ну и что, что герои? Зато к деревенской жизни не приспособлены. Подхватит такой муж копье и усвистает по приказу на полгода – и кто тогда хозяйство удержит? Сосед? Ну, сосед, может, и не будет против утешить одинокую дзуду – но это и всё. Два хозяйства – это тебе не двух красавиц утешать, тут сил не хватит!
На площадке у кабака танцы еще не начались. Только слонялся полицейский патруль в броне. В броне…
Что-то неприятно царапнуло у гончара в груди. Какое-то предчувствие, что ли?
– Гребло! – строго сказал он. – Мостовые разбили по вашему недосмотру! Поправлять сами будете?
Долговязый полицейский в сомнении покосился на неподъемные каменные плиты:
– Может, любеевский сброд припрячь?
– Эти поправят! Им только навоз кидать от своих битюгов!
– Лады, сделаем сами! – вздохнул Гребло.
– Чтоб до завтра сделали, а не когда захочется!
– Я десятнику скажу – он найдет виноватых! – сообразил Гребло. – Они всё и поровняют! Мордами!
Калитку усадьбы перекрывала здоровенная бронированная фигура.
– Вы чего? – недоуменно спросил Кола. – Мне в свой дом пройти нельзя?
Спецназовец смутился и шагнул в сторону.
И снова кольнуло старого гончара. Опять броня! Понятно, что его усадьба охранялась – и еще как охранялась, но… но не так же явно!
Он оглянулся. По улице неторопливо брел полицейский патруль. Они что, так и шли за спиной от самой площади? И… верно, вон там еще что-то сверкает.
Он нахмурился и собрался устроить «Кулаку» небольшой допрос – но тут объявилась сама господиня Ялинька.
– А пройдем-ка в дом, муж мой! – многообещающе произнесла она.
Кола задумчиво оглядел супругу. Ну надо же! Юбка белая, да вся изукрашенная! И башмачки такие изящные! И платок этак томно на плече сверкает! На обнаженном плече, между прочим. Рубашечка такая, что, считай, и не скрывает ничего…
– Что не так?
– Юбка белая, – хмыкнул Кола. – Ну, я рад, что не синяя. Пока что.
Женщина смутилась и оглянулась на охранника. Тот состроил бронированную физиономию, в смысле опустил забрало, чтоб скрыть ухмылку. О давнем увлечении хозяйки эльфами в общем-то знали. И – к чему это привело. А эльфы как раз сейчас как раз здесь и обретались!
– Пень старый, а все надсмехаешься, как в юности! – рассердилась господиня и утолкала мужа в дом.
– Кола! – возмущенно зашептала она. – Да поговори ты с ним! Совсем мальчик голову потерял – а так нельзя!
– Какой мальчик? – не понял Кола. – Эльф, что ли? А который из них? Или все сразу, как у них принято? Ну, я их очень даже понимаю… и поддерживаю… я и сам от тебя голову потерял… вот прямо сейчас…
– Вот прямо сейчас я тебе как врежу! – прошипела хозяйка и оттолкнула шаловливые руки. – Я про Хиста!
Гончар сразу посерьезнел и задумался.
– Ялинька, – осторожно сказал он наконец. – Ну мы же с тобой жизнь прожили, всякое повидали… Молодые влюбляются, это такое свойство юности!
– Но Яха – дзуда!
– А когда это кому мешало? – сварливо сказал Кола. – На себя посмотри! В зеркало! Как расцвела-то, как только эльфы объявились! Того и гляди на синее потянет!
Женщина возмущенно уставилась на противную физиономию мужа – и не выдержала, смущенно хмыкнула и отвернулась.
– Ну, мне, конечно, приятно, что мой шалопай до сих пор заглядывается на меня, а не на невесток! – призналась она честно. – А ведь Маха – юный цветочек, и из первых красавиц на деревне, то все на танцах признают! А я… Кола! Не сбивай меня! Я о чем с тобой говорила?!
Кола убрал руку.
– О любви, – вздохнул он. – И что? Тебя любят эльфы, и ты расцвела, вон даже охранники заглядываются. А Яху любит Дребен, и она тоже расцвела, и на нее тоже все заглядываются! И я рад, что у нас в семье такие красивые дзуды!
– Я расцвела, потому что меня любит муж! – сердито сказала женщина. – А Хист, он же у Яхи ночует, я сама видела! А так нельзя!
– Нельзя, – согласился Кола осторожно. – Но… вот ты бы с ним и поговорила. Сразу, как увидела. Приглядывать за невестками – твоя забота.
– А я и говорила!
– А он?
– А он, как и ты! Уставился на мою юбку, как на невесть что! А потом сказал, что Санниэре ну очень на отца похож! И всё! Что я ему после этого скажу?
– То не важно, – вдруг произнес Кола. – Важно, что скажешь мне.
Женщина уязвленно вскинулась – но получила в ответ такой отчужденный взгляд, что как-то сразу поняла, что разговаривает не просто с мужем, а с фактическим главой деревни, признанным лидером сельских священников… и, в конце концов, с очень умным человеком. И с очень непростым. Что и подтвердилось тут же.
– Ты ведь никогда не любила меня, – спокойно отметил он. – Но пошла в дружинки. За нищего горшечника с двумя детишками на руках. Без принуждения пошла. Почему-то. Это один вопрос. И ты бросила дружбу с мастерами кисти, оставила свои модные салоны… продала мастерскую, наконец, – чтобы уехать с простым сельским священником в самую глушь, на границу со степью. Зачем-то. И это второй вопрос. И мы прожили здесь счастливо всю жизнь. Вырастили замечательных детей. Подняли мастерские, не уступающие гномьим. И все это время ты скрывала от меня свое прошлое. Зачем-то. И это третий вопрос. Ты ведь не из простых, господиня Ялинька. Мы жизнь вместе прожили, за столько лет многое открылось. Но я молчал бы – потому что… ну, это не важно. Но сейчас настали лихие времена. И я должен знать, кто со мной рядом. Верная дружинка, как мне мечталось всю жизнь, – или… эльфийский соглядатай? И это последний вопрос. А ты говоришь – Хист себя неправильно ведет, у Яхи ночует! А сама с нелюбимым двух дочек нажила… И как это в сердце у женщин совмещается – понять мужчинам не дано…
И он ожидающе уставился на жену.
– Почему… эльфийский соглядатай? – тихо уточнила она.
– Пророчество, – ухмыльнулся он. – Самое главное эльфийское пророчество – про восшествие королевы. По одной из расшифровок – это всё должно произойти здесь! А тут и эльфы объявились. И возлюбленный твой – из эльфов, получается, хотя и не верилось ранее… И сын-первенец от него же. И женщина, которой место среди высшей знати столицы, почему-то жизнь провела в пограничной деревне, с нелюбимым. Э?
– Так уж и среди высшей, – неловко усмехнулась женщина. – Да, Кола Гончар… Непростой ты человек. И тебе ведь тоже не место в пограничной деревне? Я-то училась в институте благородных девиц. В столице. На очень особом факультете. Оттого и про пророчество знаю, и побольше, чем многие посвященные. А вот сельскому священнику, пусть даже и замечательному гончару, такое знать не положено! А уж привязки по месту и дате – знание и вовсе для немногих! За этакое убивают на месте! Я бы молчала, очень уж устраивает меня мужчина по имени Кола Гончар, – да настали лихие времена, и надобно знать, кто идет со мной по жизни! Так кто же ты, муж мой возлюбленный, хитрец и насмешник бородатый? У меня ведь даже и предположений не имеется – и подозрений не было до сего дня! Ох и непростой же ты человек!
И супруги напряженно уставились друг на друга. Молчание длилось и длилось, и обоим непонятно было, что делать дальше. В смысле, кому признаваться первым. И в чем. Но тут приоткрылась дверь, и в щелку сунула любопытный носик невестка Маха, только что упомянутый «юный цветочек».
– Дада, нана! – радостно объявила она. – А к вам гости! Говорят, издалека пришли! А их в калитку не пустили! Там же «кулаки» стоят чего-то! Так они кругом обошли, увидали Яху в саду, кликнули, ну она им и отворила калиточку к реке! Так и прошли! А я…