От увиденного они поначалу даже опешили. Старый чемодан был набит пожелтевшими газетами от дна и до крышки. Увидев это, дети подняли глаза на учителя, словно чувствовали себя оскорбленными из-за таких сомнительных артефактов. В детском сознании газеты ну никак не могли относиться к этой категории.
Озадаченно переворошив пожелтевшие газетные страницы со странным названием «Мурманский портовик», дети растерянно опустили руки. Ну разве можно считать серьезной находкой ворох старых, никому не нужных газет? И только сосредоточенный Солнце продолжал смотреть на свой артефакт, словно ждал от него хоть чего-то. И это чувство Петра не подвело.
В то время, когда все вокруг чувствовали себя обманутыми и молчали, он принялся спокойно перекладывать страницы газет одну за другой. Одна, вторая, третья, пятая… Делал он так просто потому, что привык ко всему относиться максимально ответственно, и его совсем не мог успокоить беглый взгляд на содержимое чемодана. Для того чтобы быть уверенным, он должен был взять в руки каждую страницу, повертеть ее и перевернуть. В какой-то момент он даже увлекся содержанием газетных статей.
Вот тут что-то про новый кран и какой-то катучий грейфер – интересно, что это такое, подумал Солнце, но само звучание этих слов ему показалось красивым, – а тут про перевалку угля. Под ней портрет бравого кочегара буксира «Березина» товарища Угрюмова, у которого на голове была намотана косынка, и она выглядела точно бандана у пирата из кинофильмов. Про товарища Угрюмова еще было написано, что он всегда держит «пар в котле на марке». Петя вчитался. Оказалось, это значит – на предельной отметке манометра. Он улыбнулся. Чуть ниже – рассказ о шлюпочном переходе на веслах и под парусами по побережью. И целая полоса о том, за что мы любим А. С. Пушкина. Солнце попытался найти дату. Не с первой попытки, но у него это вышло: двадцатые годы прошлого века.
В этот-то самый момент, когда стопка газет неумолимо становилась все меньше и меньше, ему в руки и свалилась записная книжка. Даже мельком взглянувшему на нее становилось понятно: это именно то, ради чего стоило идти в заброшенный дом и лететь в подпол.
– Тут какой-то дневник… – поднял взгляд на собравшихся Солнце. Все придвинулись к маленькой записной книжке, страницы которой были испещрены аккуратным почерком. Понятно, что всем хотелось посмотреть, но места вокруг стола не хватало. Тут же посыпались жалобы, что раритет должен быть доступен для всех.
– Солнце, найди в ней что-нибудь и читай! – перекрывая общий шум, произнес Перов откуда-то из-за спин обступивших дневник учеников и взрослых.
– Ага, – ответил ему Петя, хотя от этих слов даже немного растерялся: что тут найдешь в такой суете?
Потом он взял в руки книжку и прочитал первое, что попалось на глаза на случайно открытой странице:
Теперь я стал совершенно убежден, что все начинается в детстве, даже если ты сам не отдаешь себе в этом отчета. Причем самые необычные мечты становятся той путеводной звездой, которая и определяет твою жизнь. В моем случае все было чрезвычайно просто. Я хорошо помню ту случайную встречу – когда мне было примерно двенадцать лет, – которая и определила мою судьбу…
Прочитав эти строки, Петя поднял голову на учителя:
– А кто это написал? И это он о чем?
– Ты в начале посмотри, – подсказал ему Перов. – Может, там что-то подписано?
Петя перевернул страницы. На первом листе, который скрывался под кожаным переплетом блокнота, было выведено каллиграфическим почерком с утерянными ныне буквами русского алфавита: «Дневникъ студента Института путей сообщенiя Петра Павловича…» Дальше надпись совсем не читалась, потому что фамилия была стерта.
– А кто это – Петр Павлович Неизвестный? – спросил Петя.
Еще один Петр, подумал Перов, но вслух ничего не произнес.
В классе воцарилась тишина.
– Ну, не сказать, что все понятно – и с авторством, а уж тем более с содержимым, – констатировал мэр.
– Ну, будет чем заняться в свободное от учебы время… – как-то вовремя произнесла Синица и осторожно посмотрела на взрослых, точно боялась их возражений. Но они, к счастью, не возражали.
Бухта Счастья-Несчастья
Старинный дневник читали всем классом чуть ли не на всех уроках Перова. И как-то так получалось, что везде он был к месту. Хотя поначалу не знали, как к нему подступиться. Ведь это ж непросто – прочитать чужую жизнь. А уж тем более – её понять.
Как правило, читал Солнце. Или Синица. У них хорошо получалось разбирать непривычные буквы. Даже те, кто никогда толком не брал в руки книги, забывали про свои смартфоны и откладывали их в сторону. Потому что каким-то неожиданным образом то, что происходило здесь и сейчас, становилось более интересным, чем все случайные глупости мира.
Слежавшиеся страницы не всегда хотели открываться. Где-то они были задеты водой, и больше всего Солнце боялся их повредить. Иногда приходилось даже аккуратно раздвигать листочки скальпелем. Потому поначалу и читали не подряд, а те страницы, что удавалось открыть.
Мне кажется, мы нашли бухту… Счастья, о которой так много говорили во время наших студенческих лет и даже раньше. Пожалуй, впервые я услышал о ней, когда мне было лет двенадцать.
Помню, как к нам в дом пришел высоченный офицер – как выяснилось потом, капитан шхуны «Стелла Поляре». Они долго о чем-то говорили с отцом – о недавних путешествиях на Север, на Мурман, о землях, открытых во время этих странствий. Но еще больше мне запомнилось – о том, что открыть не удалось. Именно тогда я услышал про бухту Счастья, которую искал капитан. Он, кстати, оказался вполне дружелюбным человеком, который вовсе не собирался командовать всеми вокруг, кто находился с ним рядом. Напротив, со мной он держал себя на равных и весьма уважительно. Спрашивал о моих интересах и планах на жизнь. Пораженный его капитанским мундиром и вообще всем его видом и манерами, я сказал, что подумываю стать морским капитаном. Скорее всего, я сказал так просто потому, что не знал, что сказать, и был растерян. В ответ капитан неожиданно замолчал и задумался, а потом как-то серьезно посмотрел мне в глаза и произнес, как это я теперь понимаю, более чем серьезно:
– Знаешь, мой друг, ты задумался об очень хорошей профессии моряка и капитана. Она позволяет идти вперед, за горизонт, искать новые земли и страны. Но… Я могу поделиться с тобой одной очень важной для меня мыслью. Я часто возвращаюсь к ней, когда стою на капитанском мостике. Так вот, подумай не только о том, чтобы открыть, но еще больше – о том, чтобы построить в этом открытом тобою месте опорную точку для радостной и счастливой жизни – город, порт, то, что там нужно. Ведь это еще более важно, чем просто открыть и уйти… Открыть и остаться, создав там надежный причал, – еще более важно для жизни. Для будущей жизни!
Эти слова я запомнил на всю жизнь. И как-то естественным образом они сплелись с услышанными тогда разговорами про ненайденную бухту Счастья. Сколько впоследствии я ни искал ее на картах мира, так и не нашел. Мне оставалось отправиться в странствие самому, чтобы понять, есть ли такое место хоть где-то.
После того как прозвучали последние строки, в классе воцарилась тишина. Все словно были поражены услышанным. Как такое вообще могло звучать в их забытом всеми поселке? А тут такие слова!
– Бухта Счастья? – переспросил Пузырь и тут же добавил: – Прикольно.
Класс зашумел. Но тут произошло то, чего никто не мог ожидать. Из-за своей парты встала Света Матвеева. Все напряглись, зная, что характер у неё не из простых. К тому же Света была отличницей и потому всегда умела обращать внимание на самые незаметные мелочи. Собственно говоря, она с них всегда и начинала. Вот и сейчас она нагнулась над дневником, внимательно вглядываясь в страницы. И точно знала, что обязательно там что-то найдет.
Через несколько секунд она гордо выпрямилась, вскинула голову и посмотрела на Петю, а потом и на весь класс.
– Глупость все это. Никаких бухт Счастья не бывает. Вот посмотрите! – и она ткнула пальцем в дневник.
– Куда смотреть-то? – переспросил Солнце.
– Да вот сюда! – решительно сказала девочка и показала на строчки дневника. – Вот смотрите, как ваше счастье написано.
Все быстро зависли над дневником. Света продолжила:
– Буквы подтерты. Толком и не прочитать – Счастья или Несчастья… Сами смотрите.
Петя, Перов и весь класс молча передавали из рук в руки дневник. И стало видно, что название бухты действительно как-то было подтерто. То ли Счастья, то ли Несчастья. Прочитать можно было и так и этак. Все зависело от того, кто что готов увидеть за стертыми старыми буквами.
– Глупость этот ваш дневник! – произнесла девочка. – Может, он вообще фальшивый. Или писал его какой-нибудь сумасшедший. Кто вот так просто в своей жизни возьмется искать бухту Счастья? Да еще на краю земли, в Арктике. Где-где, а уж здесь точно никаким счастьем не пахнет. Уж больно холодно. И ехали сюда люди от тоски и безысходности. И жили как попало, как получится, как придется. И вообще, что за дурацкое название? Вот и подтерли его из-за этого.
– Ты так говоришь, потому что сама никаких дневников не находила и ничего такого и близко не видела! – разгоряченно вступилась за неопознанную бухту Синица.
– Еще чего! – фыркнула Света. – Мне ваш дневник и ваше счастье не нужны. Сами с ними разбирайтесь.
И она вышла из класса, хлопнув дверью.
В классе повисла противная тишина. Никто не знал, как надо реагировать на то, что случилось. Сначала счастье вроде бы нашли, а потом сразу его потеряли. И вроде как всем крылья подрезали очень быстро. Причем подрезала своя же – Светка.
Хотя характер у нее был еще тот. Она всегда вела себя так, словно была лучше всех. И каждый год говорила, что скоро уедет отсюда в большой город, потому что всё здесь – деревня с никчемной и неинтересной жизнью. Но каждый год это у нее не получалось и она оставалась в поселке, который так не любила. В начальной школе к ее словам относились спокойно, к