Неугомонный — страница 8 из 15


Гордого аристократа-слона возмутила низость верблюда. К тому же, по представлению греков, физическое уродство вождя может навлечь несчастье на весь народ, а верблюд горбат. Слон произнес такую речь:


О мужи-звери! Долг и совесть мне велят,

Выступив здесь, заявить,

Что был бы я как раз таким, как нужно вам, —

Народолюбцем-царем.

Я знатен родом, и для власти я рожден,

Многим наукам учен,

Но я не горд и никогда не обижал

Вдов, бедняков и сирот.

Я нравом кроток и приветлив; для друзей

Крепкий оплот я всегда...

Дружить с злодеем, вором или торгашом

Знатность моя не велит,

Подарков не беру — довольно я богат,

Чтоб и без них обойтись!


Эта речь вызвала восторг зверей, и казалось уже, что аристократам обеспечена победа. Но в это время из толпы, толкаясь и кривляясь, выбежала обезьяна и грубым, хриплым голосом заявила:


Верблюд силен?.. Бесспорно! Он трудолюбив!..

Ростом он также велик,

Но духом слаб и кроток, и не сможет он

Малых зверей защищать...


Обезьяна стала кривляться, перекувырнулась через голову и пошла, подбоченясь, в пляс. Звери пришли в восторг, стали кричать:


Смотрите только, что за смелые прыжки,

Что за могучий размах!

Вот друг народа, настоящий демократ,

Подлинный вождь бедноты!

Не задирает носа, всем зверям ровня,

Все для народа отдаст!


Возмущенный слон уходит из собрания. Но верблюд решил перещеголять обезьяну и в угождении народу. Он вышел и, вихляя горбом вправо и влево, начал неуклюже ломаться и плясать. Это было так отвратительно, что звери выгнали его палками вон из собрания.

Затем была выбрана царем обезьяна. Но сама обезьяна почувствовала, что у нее слишком простецкий для этого вид. Чтобы иметь настоящий царский вид, она надела на себя львиную шкуру и царскую корону, взяла в руку скипетр с золотым орлом.

Обезьяна-царь пошла прогуляться за город. Здесь с ней повстречалась хитрая плутовка лиса. Лиса стала хвалить царскую красоту и осанку; она сообщила обезьяне, что все звери в восторге от нее и преподнесли ей в дар большой кусок мяса. Обезьяна поверила лисе и пошла вместе с ней в то место, где лежит мясо. Видит обезьяна, что за оградой лежит жирный кусок мяса, но что путь к нему проходит через узкое отверстие. Обезьяна пришла в такой восторг, что от жадности забыла о всяких предосторожностях и полезла на четвереньках к мясу. При этом она выпачкалась вся в грязи; львиная шкура разорвалась и свесилась набок; обнаружилась забавная шкура обезьяны; обезьяна совсем перестала походить на царя.

Это была западня. Обезьяна вцепилась зубами в мясо, но она не успела откусить и кусочек, как ловушка захлопнулась. Железный прут ударил обезьяну по спине, и на ней остался кровавый рубец. Лисица захохотала и сказала:


Тебе ли, обезьяна с шрамом на спине,

Нашим владыкою быть?

Кто мог бы вытерпеть, что нашею страной

Правил бичеванный царь?!


В обезьяне этой басни слушатели легко узнавали Леофила, про которого ходили слухи, будто в одном из городов Малой Азии он подвергся бичеванию за какую-то грязную спекуляцию (следы от ударов считались в Греции величайшим позором). В лисице нетрудно было узнать самого злоязычного Архилоха, а в слоне и верблюде слушатели тоже сразу узнавали видных паросских деятелей.

В этой басне Леофил был высмеян и опозорен, но не назван прямо по имени. В другой раз Архилох высмеял его, назвав уже по имени: он высмеял и само его имя, которое означает: «Друг народа». Архилох использовал для этого уроки в греческой начальной школе. В греческих школах склонения учили не так, как у нас, — без всяких: «кто? что?» «кого? чего?» «кому? чему?», а заучивали наизусть целые фразы, в которых одно и то же слово встречается в разных падежах, например: «Гомер был великим поэтом». «Илиада» — поэма Гомера». «Наши певцы подражают Гомеру». «Мы все изучаем Гомера» (творительного и предложного падежей в греческом языке нет). Архилох и составил песенку о Леофиле в форме такой таблицы склонений:


Леофил теперь начальник. Леофила власть над всем.

Все покорны Леофилу. Леофила слушают.


Недаром Архилох рассказывал в басне, что обезьяна надела львиную шкуру и царскую корону. И в этом был злой намек на Леофила. Леофил чувствовал себя неловко, став руководителем народа. Граждане Пароса привыкли, что из поколения в поколение ими руководили «потомки богов», и многих смущало то, что вождем стал внук кузнеца, сын торговца. Чтобы внушить народу уважение к себе, Леофилу необходимо было найти жену из высшей знати.

Весь город говорил о красоте Необулы. Леофил постарался сблизиться с Ликамбом, делал ему ценные подарки и через подруг Необулы давал ей понять, что не прочь на ней жениться.

И Архилох с горечью убедился, что не только Ликамб, но и сама Необула, несмотря на свою знатность и спесь, ничего не имела против такого брака: «Деньги делают человека!»

Однако добиться того, чтобы власть на Паросе снова перешла в руки аристократов, ни Архилоху, ни его единомышленникам не удалось. Они не поняли главного: пусть новые вожди были грубы и некультурны, пусть их часто интересовала только нажива, но, если бы они не сделали ничего из того, что нужно было трудовому народу, их в конце концов выбросили бы и заменили другими. Поэтому им волей-неволей приходилось проводить хоть немного мер, полезных для народа, и борьба Архилоха с этими людьми вызывала возмущение не только самих народных вождей, но и простых людей.

Все это огорчало Архилоха и отравляло ему жизнь. Его ненавидели те знатные граждане — Состена, Батусиад и другие, — про которых он слагал свои насмешливые песенки, а также их родные и друзья. Даже некоторые из молодых друзей Архилоха в страхе перед общественным мнением оставили его и присоединились к его врагам.

Архилох верил в то, что его подвиги на поле битвы и его прекрасные песни принесут ему славу после смерти. Теперь он увидел, что все эти подвиги и заслуги забыты уже при его жизни, что же говорить о посмертной славе! И забыты только потому, что он не умел ладить с людьми, имевшими силу, почет и власть в государстве, а прямо говорил им в глаза то, что он думал, и не прощал им обид. Он гордо заявлял:


В этом мастер я большой —

Злом отплачивать ужасным тем, кто зло мне причинил!


К тому же Архилох неожиданно оказался бедняком. Его отец, Телесикл, скончался, а он, как сын от рабыни, не имел права на наследство. Правда, отец еще при жизни, по соглашению с Ликамбом, выделил ему имущество в приданое, но так как Архилох не женился на дочери Ликамба, то его брат и сестра стали судиться с ним и добились того, что он был лишен и этого имущества, и оно осталось у них. И вот Архилох, уже прославленный поэт и воин, неожиданно остался без средств к существованию.


* * *

О страшном проклятии, которое Архилох обрушил на голову Ликамба, говорил весь город. Но Архилоху было этого мало. Он решил покарать не только поклонника Необулы и своего политического противника Леофила, но и Ликамба, и его дочерей, единственным орудием, бывшим у его руках — своей поэзией.

Во времена Архилоха поэзия имела еще и магическое значение: древние верили, что «от слова сбудется», поэтому они боялись произносить слова с дурным значением. И теперь еще религиозные люди не говорят «умер», а говорят «приказал долго жить», не говорят «заболел», а говорят «занемог», не говорят «черт», а «нечистая сила». Такие суеверия сохранились от глубокой древности. Особенное значение придавалось поэзии — тогда стихи не читали, а распевали, и считалось, что они действуют как заговоры.

Если поэт будет описывать подвиги предков паросцев, то от этого и нынешние паросцы станут храбрыми и будут одерживать победы, а если прославлять подвиги врагов Пароса, то они станут сильнее и могут победить паросцев. Если в стихах назвать человека глупым или преступным, то от этого он может в действительности стать глупым и преступным.

Архилох вспомнил прекрасную египетскую басню об орлице и кошке и решил переложить ее в греческие стихи для обличения Ликамба, нарушившего клятву.

Эту басню он начал так:


Есть вот какая басенка:

Вошли однажды меж собой в содружество

Лисица и орлица.


Они решили поселиться рядом. Дали друг другу клятву в верности. Орлица взобралась на высокую, неприступную скалу и свила здесь гнездо, а лисица поселилась в пещере под скалой и вывела там детенышей. Вот раз лисица ушла за добычей, а орлица полетела за кормом для орлят и, не найдя никакой пищи, решилась нарушить клятву дружбы: она забралась в пещеру, схватила когтями лисят и


Обед ужасный принесла детенышам.


Когда лисица вернулась в свою пещеру и поняла, что произошло, она была очень возмущена не только смертью детей, но и тем, что она не могла отомстить обидчице: ведь взобраться на крутую скалу было невозможно, а летать лисица не умела. Лисице осталось только единственное средство, доступное беспомощным и слабым, — она встала близ скалы и обратилась к Зевсу:


О Зевс, отец наш! Ты на небесах царишь,

Карая все дела людей —

Преступные и злые: будь и для зверей