Тогда почему?
Честный ответ (здесь и сейчас) звучит так - ради еды и секса. Впрочем, завтра где-нибудь в другом месте это заключение покажется мне циничным враньем.
Нас несет к зоне равновесия. Я больше не говорю ни слова. Смятение последних нескольких минут еще не улеглось до конца в моей голове, которая слегка кружится от хорошо перемешавшихся? обрывков взаимоисключающих прозрений. В конечном счете от всего этого остается только смутное недоверие. Помню, до Переплавки была такая школа мысли, которая по-медвежьи добродушно, путая похвальную терпимость и примитивную готовность поверить во все что угодно, провозглашала, что в каждом учении есть что-то ценное - и даже более того: если как следует разобраться, все они построены на одних и тех же "универсальных истинах", а значит, вполне могут жить в мире и согласии. Навряд ли хоть один из этих вялых экуменистов смог воочию увидеть наглядное опровержение своей теории - думаю, что все они уже через три секунды после Переплавки приняли ту веру, которая случайно оказалась поближе.
- Однако! - сердито бормочет Мария. Я сначала смотрю на нее, потом прослеживаю, куда направлен ее взгляд. Так значит, не только я буду нарушать ее вожделенное одиночество. Парк уже виден, и там, в тени, собрались десятка два бродяг. Такое случается, хотя и редко. В зонах равновесия движение по орбите самое медленное, и ничего удивительного, что иногда целая группа наших попадает в штиль.
Когда мы подходим ближе, я замечаю странную вещь - все, кто растянулся на траве, смотрят в одну и ту же сторону. Они явно за кем-то или за чем-то наблюдают, но деревья заслоняют это место от нас.
Вскоре мы можем различить доносящийся оттуда женский голос. Слов разобрать невозможно, а интонация прямо-таки медоточивая, но вместе с тем уверенная. Женщина говорит мягко, но настойчиво.
- Может быть, лучше не подходить. Вдруг равновесие сместилось, - Мария нервничает.
- Не знаю. - Меня это тоже волнует, но я заинтригован. Никакого усиления тяги со стороны знакомых аттракторов я не чувствую, однако само любопытство может оказаться новой наживкой какой-нибудь старой идеи.
Я говорю:
- Давай хотя бы попробуем пройти по кромке парка. Надо же выяснить, в чем дело.
Если ближайший бассейн расширился и захватил парк, то удаленность от оратора не гарантирует, что мы останемся на свободе. Опасность не в ее словах или личном присутствии. Мария, я уверен, понимает это не хуже меня, но все же, кивнув, соглашается принять такую "стратегию".
Мы перемещаемся на середину дороги на восточной границе парка - и не испытываем ничего особенного. Ораторша на вид средних лет. Жесткая от грязи одежда, грубо подстриженные волосы, загорелое обветренное лицо, поджарая комплекция вечно полуголодного ходока - бродяга чистой воды. Только голос не вяжется с внешностью. Она установила на земле раму, похожую на мольберт, на которой растянута большая карта города. Шестиугольники бассейнов аккуратно нарисованы разными цветами. Раньше люди часто обменивались такими картами. Может быть, она хочет обменять эту свою драгоценность на что-то полезное? Пожалуй, шансов на это не много - сейчас каждый бродяга носит философскую карту местности в голове.
Она берет указку и проводит ею вдоль тонких голубых линий, которых я сначала не заметил. Линии вьются по всей карте в просветах между бассейнами.
Она говорит:
- ..Но, разумеется, это не случайно. Нам удалось так долго избегать бассейнов не благодаря везению или особой ловкости. - Она окидывает взглядом толпу, замечает Марию и меня, делает короткую паузу, затем спокойно продолжает:
- Дело в том, что нас захватил наш собственный аттрактор. Он совсем не похож на другие - он не связан с определенным набором идей, привязанных к определенному месту, но тем не менее это аттрактор, и он притянул нас, сорвав с тех или иных неустойчивых орбит, на которых мы могли находиться. Я нанесла его - или часть его - на карту, как сумела. Он может состоять из бесчисленного множества мелких деталей, но даже на этом грубом наброске видны пути, по которым все вы не раз ходили.
Я впериваюсь взглядом в карту. С такого расстояния трудно различить отдельные голубые нити, но видно, что они покрывают маршрут, который мы с Марией выбрали несколько дней назад. Однако...
- Подумаешь, нацарапали какие-то там линии между бассейнами, - выкрикивает пожилой мужчина. - Что это доказывает?
- Линии проходят не между всеми бассейнами. - Она показывает на карту. Бывал кто-нибудь из вас здесь? Здесь? А здесь? Никто? А здесь? Или здесь? Но почему, как вы думаете? Ведь все это широкие коридоры между аттракторами, и с виду они совсем не опаснее других проходов. Тогда почему мы никогда не были в этих местах? По той же причине, что и жители неподвижных аттракторов: эти места - не наша территория. Не наш аттрактор.
Я, конечно, понимаю, что она говорит ерунду, но сами слова настолько чудовищны, что меня охватывает паническая клаустрофобия. Наш аттрактор! Нас захватил наш собственный аттрактор. Я обвожу взглядом границу города на карте - голубая линия нигде не приближается к ней. Собственно, я никогда и не бывал дальше от центра, чем проходит голубая линия...
Ну и что? Этой женщине не везет, так же как и мне, только и всего. Если бы ей удалось вырваться из города, она не стояла бы здесь и не объясняла, почему это невозможно сделать.
Женщина из толпы, явно беременная, говорит:
- Вы просто нарисовали свой собственный маршрут. Вы ходили по безопасным местам, и я ходила по безопасным местам, и все мы здесь знаем, каких мест нужно избегать. Вот и все. Кроме этого, у нас нет ничего общего между собой.
- Вы ошибаетесь! - Ораторша опять проводит указкой вдоль голубой линии. Мы не шатаемся по городу без цели. Мы - жители этого странного аттрактора, вот кто мы такие. Это отличает нас от других и, если хотите, объединяет.
Из толпы доносится смех, кое-кто выкрикивает ругательства. Я шепчу Марии:
- Ты знаешь ее? Встречала ее когда-нибудь раньше?
- Кажется, нет.
- И не могла встречать. Ты что, не понимаешь? Это же такой робот-миссионер!
- Миссионеры говорят совсем не так.
- Она миссионер рационалистов. Не христиан, не мормонов, а рационалистов.
- У них не бывает миссионеров.
- Ты обрати внимание на язык. "Странный аттрактор!" Типичный рационал истеки и жаргон.
Мария пожимает плечами:
- Бассейны, аттракторы - это тоже слова рационалистов, но мы же все так говорим. Не все ли равно, кто придумал эти слова?
- Я построю свой храм на песке, - продолжает женщина. - Я никого не зову вы все равно сами придете ко мне.
Я беру Марию за руку и говорю:
- Пошли!
Но она резко вырывается:
- Почему она тебе так не нравится? Вполне возможно, она права.
- Ты что, с ума сошла?
- У всех есть свой аттрактор, почему у нас его не может быть? Именно такого, странного... Посмотри, он самый красивый на этой карте.
Я в ужасе мотаю головой:
- Да что ты такое говоришь?! Мы свободны! Мы столько мучились, чтобы остаться свободными!
Она пожимает плечами:
- Может, и свободны. А может быть, попали в плен к тому, что ты называешь свободой. Может быть, нам больше не надо бороться. Разве это плохо? Какая разница - ведь мы все равно делаем то, что нам хочется?
Женщина начинает без всякой суеты упаковывать свой мольберт, а слушатели понемногу расходиться. Краткая проповедь, видимо, не произвела ни на кого большого впечатления. Каждый спокойно удаляется по выбранной им орбите.
Я говорю:
- Это в бассейнах люди делают то, что им хочется. А я не хочу быть похожим на них.
- Поверь мне, ты на них совсем не похож, - смеется Мария.
- Да, не похож! Они богатые, жирные, самодовольные, а я голоден, измучен и терзаюсь сомнениями. Но ради чего? Почему я так живу? Этот робот хочет отнять единственное, что придает смысл моей жизни.
- Ты знаешь, я тоже устала и хочу есть. Но если у меня будет свой аттрактор, все это приобретет какой-то смысл.
- Вот как? - Я иронически смеюсь. - Ты будешь ему поклоняться? Молиться?
- Нет. Но я не буду жить в постоянном страхе. Если мы действительно захвачены аттрактором, можно не бояться, что один неверный шаг все погубит, что из-за малейшей ошибки можно съехать в какой-нибудь бассейн. Разве тебя это не радует?
- Чепуха! Причем опасная чепуха. - Я качаю головой. - Избегать бассейнов искусство. Это дар! И ты прекрасно это знаешь. Мы осторожно пробираемся по каналам, уравновешивая противодействующие силы...
- А я больше не могу все время ходить, как по проволоке! Меня от этого тошнит!
- То, что тебя тошнит, еще ничего не значит. Она хочет, чтобы мы стали самодовольными. Чем больше людей будет думать, что двигаться по орбитам легко, тем больше их попадет в бассейны: Мой взгляд случайно останавливается на женщине-пророке, которая взваливает на себя свои пожитки и направляется прочь.
- Посмотри на нее, - говорю я. - Отличная имитация, но все равно это робот, подделка. Они наконец поняли, что никакие брошюры и машины-проповедники не помогут, вот и послали такую машину, которая внушает нам, что мы не свободны.
Докажи, - говорит Мария.
Что?
- У тебя есть нож. Если она робот, догони ее и разрежь оболочку. Тогда все увидят, что ты прав.
Женщина - та, которая робот, идет через парк на северо-запад, удаляясь от нас.
- Ты же знаешь, я не могу этого сделать, - говорю я.
- Но если она робот, она же ничего не почувствует.
- Она слишком похожа на человека. Нет, я не смогу воткнуть нож в такую точную имитацию человеческого тела.
- Просто ты и сам не веришь, что она робот. Ты сам понимаешь, что она права.
Отчасти я рад тому, что мы ссоримся - это значит, что мы все-таки очень разные. Но она говорит слишком страшные вещи, чтобы оставить их без ответа.
Мгновение поколебавшись, я ставлю на землю свой рюкзак и мчусь вдогонку за пророчицей.