Впрочем, этот был ничего. Я то и дело без всяких телепатических трюков исследовал его ауру. Если делать это квазиконтактным образом, то есть погружать в его ауру натренированные руки, то можно не только составить внешнюю метрику тела, что необходимо для метаморфии под объект, но и узнать общий уровень развития и строй личности.
Здесь нужно кое-что пояснить. Все эти штучки из детективных телепрограмм, когда некий суперсыщик может только пару минут посмотреть на любого человека, и тут же давай перетекать в его личину, – полный бред. Для того чтобы составить очень похожую, хотя и не абсолютную метаморфную копию другого человека, мне нужно часа полтора, а если я в плохой форме, то и до четырех доходит. Абсолютную личину я вообще составить не смогу, всегда найдутся какие-то детали, которые трудно повторить, как говорят искусные метаморфы, «след в в след». Потому что это болезненно, потому что исходный костяк иной, потому что генокод разный – да мало ли причин?
И кроме того, нужно не просто смотреть на исходную личность, то есть прототип, а общупать ее как следует руками. Причем в этом, в отличие опять же от всех телеопер, нет ни грана эротики. Это работа не менее трудная и грязная, чем класть битумную дорогу в жару или купаться в нижнем течении какой-нибудь из великих русских рек, например в Оке. Только это «проглаживание» позволяет создать план того, что и как нужно делать со своими мускулами лица, шеи, рук, что делать с пластикой, цветом волос, глаз, кожи, в какую сторону менять психику, какие мысли обозначать как доминантные, какую информацию от прототипа нужно усвоить обязательно, а какую игнорировать.
Кстати, о мышлении. Я не встречал ни одной постановки, где бы изменение личины сопровождалось усвоением информации. А это так же необходимо, как любые другие маскировки. В противном случае, например, стоит встретить хорошего друга прототипа – и каюк. Все слышали про автоликию, и тебя расколят, как гнилой орех.
И все-таки, несмотря на сложности, я решил, что знать внешность этого парня будет нелишним, а поскольку времени было вагон, то постарался от души. Пока он спал, я так его проштудировал, что мог отметаморфить – родная мама не сразу заметила бы подделку. И конечно, я вдосталь покопался в его коре. На запрограммированного стукача он похож не был, но какой-то участок коры был так блокирован, что мне даже страшно за него сделалось. Он ведь был обычным человеком, не очень даже выносливым от природы, а его так приложили.
Звали его Генкой, а в просторечии Джином. За то. конечно, что был он негром. Я не очень люблю негров, должно быть потому, что после Великого Потепления они из своей Африки так ломанулись куда ни попадя, что даже к нам в Московию прорвались. А тут, на Украине, их вообще – как в Европе. Впрочем, вынужден признать, без негров и Московия, и Украина, и другие Русские государства совсем обезлюдели бы. Таких государей бог посылал последние три века, что народ вовсе перестал плодиться.
Но я и хохлов не люблю. Эти оттяпали у нас Крым, Донбасс, среднее течение Дона, половину Ставрополья, подбирались к Волгограду... Но там уже другой коленкор, там Волжская Конфедерация, а с ней даже авантюристы из Киева не решаются связываться. Конечно, хохлы всегда говорили и продолжают говорить, что это их территории, но я не верю. По тем историческим данным, что заложены в мою голову, все как раз наоборот, это они – наша историческая территория. Впрочем, сейчас все так перемешалось...
Джин, как и Сапегов, – полосатый негр. Это такой последний писк моды, когда в результате какой-то операции, не знаю, какой именно, тело парню разрисовывают белыми с черным полосками. Почему-то, как говорят, полоски легко навести мужикам, а вот красивые черно-серые пятна получаются только у девиц. И то, если есть какая-то там склонность.
Интересно, смогу я имитировать эти полоски в полноцветном качестве? Может, усыпить сокамерника и как-нибудь до обхода тюремщиков попробовать? Нет, решил я, это будет типичная тюремная паранойя – делать что-нибудь, только чтобы делать. Я был солдатом Штефана и просидел всего ничего. До настоящей паранойи мне было еще далеко.
Впрочем, кажется, мысли мои уже стали терять связность и последовательность.
8
Проснулся я от кошмара. Вообще-то управлять сознанием во сне не сложнее, чем пользоваться ложкой, но в нынешнего человека столько понапихано, так часто каждого из нас, даже нормального, а не заключенного, промывали на ментоскопе, что никто уже и представить не берется, что там есть. А потому иногда вся эта гадость прорывается и бьет тебя дрожью, заливает холодным потом, окатывает ужасом, от которого, кажется, вот-вот остановится сердце. Или даже начинаешь хотеть, чтобы оно остановилось, лишь бы все это прекратилось.
Сам кошмар я, конечно, выкинул из сознания почти сразу, и очень успешно. Но тоскливое ощущение чего-то необычного, что готово ворваться в мою жизнь, не проходило. Разумеется, есть ребята, которые умеют отменно предугадывать события или искажают причинно-следственные связи таким образом, что им выпадает наименьшая степень испытания или вовсе прет одно счастье, но я не из них.
Я провернул утренний туалет, даже зачем-то побрился, потом снова улегся на койку. Джин спал, как всегда, едва дыша. Если он хотел выспать свои неудачи, то их накопилось немало, и были они тяжелы. Лампочка из коридора давала достаточно сумеречного, но необходимого света. Я раскрыл свой телик, пощелкал тумблерами, не столько даже надеясь поймать канал, идущий от соседних, не только харьковских передатчиков, сколько подготавливая себя к тому, что в конечном итоге остановлюсь на круглосуточной волне нашего Сапегова. Якобы у меня был выбор, и мне оставалось только, как свободному человеку, выявить свое желание. Это была еще одна защитная реакция, появившаяся тут.
Сначала показывали ручьи, потом прошла быстрая передачка о видах весенних красот с флаера. Вид был не очень, лес стоял, как редкая щетина, поля даже издали казались грязными, а отдельные домишки представлялись такими беззащитными, что хотелось накрыть их чем-нибудь металлическим, например кастрюлей. Наконец привычно-знакомая красотка в соблазнительном, по мнению этих харьковчан, виде начала читать новости.
Какой-то оппозиционер из хохлов опять высказался за Сапегова, но враждебный представитель Киева откомментировал, что войны не будет. Чтобы понять связь между этими репортажами, следовало знать предысторию, я не знал и не заинтересовался. Потом стали говорить, что голод Харьковщине не грозит, потому что дрожжевые чаны дают достаточное количество зимовила, чтобы даже самых неимущих наградить продуктовыми карточками. Если зимовила полно – зачем карточки, захотелось мне спросить кого-нибудь, но никто не подвернулся. Потом бодро показали какую-то дамбу. Весенние паводки оказались в этом году выше обычного, старые сооружения смыло, на ликвидацию аварии брошены силы тех, кем общество может, не задумываясь, пожертвовать.
Это было понятно – дамбы, уголовники или даже мы – политические. Непонятно, почему в кадр не влез ни один экскаватор, ни один ленточный транспортер, почему не было видно даже шагоходов? Значит, дело плохо, людей мало, техника не проходит, таскать гравий и песок нужно чуть не вручную. И это настолько опасно, что решили на дополнительную оплату за риск не разорятся.
Так и оказалось. Построение этим утром было всеобщим, до завтрака, охрана посильнее обычного раза в три. Простояв почти час, мы удостоились лицезреть крохотную, весом килограммов в сорок, старушку с совершенно седыми волосами. Не нужно быть сыщиком, чтобы понять, что мы видим одного из вышедших в тираж космопроходцев, их программировали такими мелкими, чтобы не таскать в ракетах чрезмерные запасы кислорода, воды, пищи и усложненные системы жизнеобеспечения. А перегрузки они выдерживали за счет специальных скафандров, силовых полей и гравитационных компенсаторов.
Старушка побродила между нами, пощелкала по ноге хлыстовым парализатором. Подумала, потом голосом высоким, как у летучей мыши, спросила, кто из нас умеет обращаться с шагоходным погрузчиком. Могла бы не спрашивать, при допросах на ментоскопе все выяснили, и не только это, к сожалению.
В общем, она оказалась не совсем тюремщицей, хотя и привыкла работать с такими отпетыми негодяями, как бывшие политические головорезы. А впрочем, зря я иронизировал, космос есть космос, люди, которым удавалось там выжить, возможно, видели такое, что не боялись не только нас, но вообще отучались испытывать какой-либо страх.
Так или иначе, тех, кто действительно был годен для этой работы, вытолкали по списку, который зачитал диктор по громкой связи, и нас погрузили в автофургон. Ехали мы часа два, не больше. Потом вылезли.
Двор, огороженный колючей проволокой, три стальные переносные вышки, которые можно разобрать и переставить на новое место. При всей внешней хрупкости, они выдерживают осаду, как хороший укрепрайон, не только со стрелковым оружием, но с вполне серьезной, тяжелой техникой. Потом нам показали шагоходы.
Их выдумали лет двести назад и до сих пор лепили почти в неизменном виде. Это такая прямошагающая штука, с металлическими лапами, вытянутыми вперед, способная удерживать на весу тонн по семь, переносить тонны по три, и вполне послушная оператору. Ему полагается вставать в центр условного брюха, присоединяться к ножным манипуляторам, надевать на запястья и кисти ручные манипуляторы и регулировать голосом некоторые простейшие механические функции. Считалось, что на этой бандуре в пять метров ростом и почти десяти тонн весом можно пройти по болотам, благодаря особым растопыренным ногам, можно вскарабкаться на гору, применяя встроенные лебедки, а при некотором умении не помять банку с колой, если тебе нужно утолить жажду, но свои руки вытаскивать из манипуляторов лень.
На самом деле, мастеров, которые исполняют подобные трюки, очень мало. Обычные операторы, вроде меня, умеют шагать, носить, не падать на кочках и даже не всегда знают, какие силовые характеристики в твоей машине остались после нескольких часов работы.