Крылатая, покрытая чешуей лошадь, чаще зеленого или коричневого окраса и с черным брюхом, настолько сильная и красивая, что от ее вида перехватывает дыхание. Некоторые лунмы проживают жизнь, ни разу не коснувшись земли. Эти обитатели неба используют дождевые облака, чтобы искупаться. Они медленно пролетают сквозь тучу, расправив чешуйчатые крылья. Лунма – единственное существо, которое рождает в воздухе. Мать взлетает как можно выше, тогда у жеребенка, когда он вывалится из ее утробы, будет достаточно времени, чтобы раскрыть крылья. К лунмам следует относиться с осторожностью: лишь немногие устанавливают прочную связь с человеком. Впрочем, этот человек может однажды утром обнаружить, что ночью у него отгрызли палец или кусок уха, потому как приручить лунму невозможно.
У мантикоры хвост скорпиона, лицо человека, зубы и тело льва, а характер как у самодовольного политика. Некоторые подвиды крылаты. Мантикоры, как и каркаданны, относятся к тем немногим существам, которые нападают на человека, даже если не нуждаются в пище. Они лгут и убивают ради удовольствия. От них пахнет разложением.
Неразумно принимать нереид за русалок. Это их раздражает, а раздражение нереиды может оказаться для вас смертельным. Нереиды живут под водой, но хвостов у них нет. Волосы и кончики их пальцев серебристые, бледная кожа также отливает серебром. Звук голоса нереиды завораживает, и поговаривают, что их язык зародился из шума моря. Хотя нереиды способны ходить по суше, они делают это только в случае крайней необходимости. Обитают преимущественно в южных морях Архипелага. Обладают безупречной логикой, но это – логика моря, недоступная пониманию людей. Жители Архипелага относятся к ним с благоговением и держатся от них на расстоянии. Выражение «непостижимый, как нереида» широко распространено на островах.
Похожа на большую белку зеленого окраса и с коротким рогом на лбу, распространена по всему Архипелагу. Собиратели любых тайн: сплетен, небылиц, правды, полуправды и даже четвертьправды, в чем достигли непревзойденного мастерства. Редко причиняют вред окружающим, хотя в молодости легкомысленны, склонны к проказам и озорству. Если вам надо распустить слух и вас не интересует его правдивость, просто расскажите все рататоске.
Большинство русалок обитает в северо-восточных водах Архипелага. Некоторые кланы, например марианское племя, отращивают хвосты длиной до тридцати футов, и каждый русалочий хвост, независимо от его длины, состоит из 40 000 мышц (у людей, для сравнения, их всего 650). Многие мерфолки – умелые музыканты, которые изобрели целый ряд музыкальных инструментов, звучащих особенно красиво. Немногие песни, попавшие к людям, стали частью мировой культуры. Считается, что Вивальди позаимствовал некоторые из своих композиций у русалок.
Сфинксы – одаренные математики и ученые, а еще ненадежные союзники, быстро превращающиеся в ваших заклятых врагов. Зуб сфинкса, зажатый во рту, позволяет его владельцу понимать любой язык. Сфинкс способен залечить рану, просто ее лизнув. Изначально сфинксы встречались преимущественно в Северной Африке и Юго-Восточной Азии, затем распространились по всему миру и, наконец, спрятались в гористой части острова Лития. Желающие «навестить сфинксов» должны помнить, что, если они не разгадают загадку, сфинксы, согласно древнему обычаю, имеют право их съесть.
Иссиня-черный кабан, на котором, по преданию, когда-то ездил король Артур. Его шерсть в лунном свете переливается всеми цветами радуги. Может вырасти размером с носорога и способен раздавить всякого, кто напугает или разозлит его, но при этом ласков и добр с детьми. Известно, что он готов укрыть их под брюхом во время дождя. Турх труйт будет насмерть сражаться за тех, кого любит. Бывает неловок на суше, но грациозен в воде и способен вплавь обогнуть весь Архипелаг, не останавливаясь ни на минуту.
Существо, похожее на льва, но у него есть еще две головы: козлиная на спине и змеиная на конце гибкого хвоста. Каждая из трех голов обладает собственным мозгом, нервной системой и личным мнением. Это приводит к полному хаосу, поскольку головы редко могут договориться друг с другом о том, что делать дальше.
Начало
День был прекрасным, пока кто-то не попытался его сожрать.
Черное существо, похожее на собаку какой-то неведомой породы, с зубами длиной с его руку и когтями, которыми легко можно разодрать в щепки ствол дуба.
Кристофер Форрестер проявил храбрость, отвагу и показал отличную скорость, потому что не хотел быть съеденным. Эти качества ему во многом помогут.
Другое начало
День был прекрасным, пока кто-то не попытался ее убить.
Мэл возвращалась домой и как раз вылетела из чащи: руки распростерты, плащ надувался от ветра.
Мэл Арвориан могла летать, только когда дул ветер. В тот день погода была идеальной, западный бриз пах морем, и она кружилась в небе в потоках холодного воздуха. Плотный летучий плащ все еще был для нее слишком длинным, так что она закатывала рукава. Когда поднимался ветер – необязательно очень сильный, но хоть какой-то, – она распахивала плащ, бралась за его полы и легко отрывалась от земли.
В тот день она летела над самыми верхушками деревьев, задевая ботинками ветви, и наконец приземлилась, спугнув стадо единорогов.
На кухне Леонор, двоюродная бабушка Мэл, поворчала, что руки у девочки ледяные, и вручила ей чашку горячего ягодного отвара. И тут раздался стук в дверь.
Это был убийца.
Прибытие
За день до нападения Кристофер сидел на скамейке у паромной пристани, ожидая дедушку. Он в одиночку добрался из квартирки в Северном Лондоне до Шотландии, и теперь ноги сводило и страшно хотелось есть.
На скамейку запрыгнула белка и стала наблюдать за ним. Медленно, подрагивая от беспокойства, она подкрадывалась к нему, пока наконец не коснулась усиками колена. К ней присоединилась другая белка, потом еще одна, и вот уже семь зверушек сгрудились у ног Кристофера.
Женщина, ожидавшая на стоянке такси, обернулась, чтобы посмотреть на мальчика.
– Как он это сделал? – спросила она сидящего рядом с ней мужчину.
Одна белка присела на носок ботинка Кристофера. Он засмеялся, и белка забралась по голени на колени.
– Как дела? – спросил он у белки. – Отличный денек.
– Прикармливает, точно тебе говорю, – сказал мужчина и тут же обратился к Кристоферу: – Диких животных кормить нельзя! Это для них вредно!
– Знаю, – ответил Кристофер, чуть улыбаясь. – Я не кормлю.
Его друзья шутили, что, куда бы Кристофер ни пошел, вокруг него всегда собираются животные. Кошки на улицах накручивали восьмерки у его ног, собаки радостно напрыгивали на него в парках. Однажды пришлось прервать футбольный матч из-за стаи тявкающих лисиц, пытавшихся подобраться к нему поближе. Не одна школьная экскурсия сорвалась из-за пикировавших на Кристофера навязчивых голубей. И уж совсем невозможно оказалось плавать в публичных купальнях на прудах Хампстеда: однажды спасатель даже приказал ему выйти из воды, потому что появление лебединой стаи до слез напугало плескавшихся малышей.
Кристофер тогда тоже улыбнулся, свистнул лебедям и увел их из пруда в ближайшие кусты. Один молодой лебедь попытался взлететь ему на плечо и расцарапал когтистыми перепончатыми лапами кожу. Царапины видны были еще несколько месяцев. Кристофер не обращал внимания на шрамы, поскольку уже знал, что внимание и любовь животных редко сопровождаются нежностью – куда чаще им сопутствует некоторое количество крови.
– Все дело в его запахе, – заявлял отец.
Но, насколько сам Кристофер мог судить, он ничем таким не пах или по крайней мере пах так же, как другие мальчики его возраста. Он мылся, хоть и не слишком усердно.
Когда он был совсем малышом, эта его особенность была самой большой радостью в его маленькой жизни. Когда подрос, она по-прежнему его радовала, но радость он научился скрывать, потому что отца все это бесило. Животные пробуждали в нем необъяснимую тревогу.
– Прочь! – кричал он, разгоняя кошек, птиц, а также встречающихся порой в метро мышей и крыс.
Кристофер никогда не ездил в деревню, потому что всегда существовала вероятность того, что зайцы станут гоняться за ним по полям, а ласточки захотят свить гнездо в его волосах.
Так было не всегда. До смерти мамы, насколько Кристофер помнил, отец был совсем другим. Животные обожали маму и тоже норовили оказаться как можно ближе к ней. На снятой в Ричмонд-парке фотографии они были изображены втроем: Кристофер сидит на плечах у смеющегося отца, рядом стоит мама, а вокруг нее – олени. Она умерла девять лет назад, и с тех пор у отца вечно опущенные плечи, словно на них навалилась невыносимая, не прекращавшая давить со всех сторон тяжесть. После ее смерти все в их доме стало казаться сжавшимся, скукоженным – совершенно другим.
Кристофер стал тайком открывать по ночам окна и впускать к себе птиц. Он носил длинную флотскую шинель из толстого сукна и частенько позволял воробьям рыться в ее накладных карманах. Во время прогулок он здоровался с воронами и не возражал, если они забирались ему на плечи по длинным рукавам пальто.
Друзья говорили:
– Да они тебе глаза выклюют!
Но он только улыбался и качал головой:
– Нет. – Рядом с животными его голос становился мягче. – Ни за что.
Выражение его лица тоже менялось: как натянутая тетива, он был собран и готов ко всему.
Вороны приносили ему серебряные пуговицы, скрепки и монеты. Он проделывал в них отверстия, нанизывал на шнурок и носил украшения на шее. Некоторые старшеклассники смеялись над ним, но Кристоферу было все равно: он продолжал носить «ожерелья», ведь так он показывал, что предан своим диким друзьям.