— Хорошо, с крыльца, — кивнула я, пяток ступеней, перила и небольшая площадка перед входом много времени не отнимут, — А потом…?
Девица пожала плечами:
— Как прикаж, брышня.
— Спальню нянину запомнила? Перед спальней комната. Вот ею и займёшься после крыльца.
— Бум, — энергично кивнула девица и потопала в сторону кухни.
— И не забудь про ужин, — напомнила я ей.
Отлично, только осваиваюсь, а кое-что уже двигается.
Но первый успех — не повод расслабляться. Я вернулась на второй этаж и, ориентируясь на воспоминания Мили, отыскала рабочий кабинет, толкнула дверь.
Принадлежит кабинет хозяину, отцу Мили, и заходить без разрешения я не имею права. Ага, как же, буду я запреты соблюдать. Папаша вызывал у меня недоумение и чувство брезгливости. Кем надо быть, чтобы отправить родную дочь умирать? Я готова допустить, что дело не в преступном умысле, а в безответственности, но опять же преступной.
Я не рассчитывала найти документы, уверена, из усадьбы вывезли всё более-менее важное и интересное. Я стащила чехлы с рабочего стола и деревянного кресла за ним, села, прошлась по верхним ящикам. Писчие принадлежности, как и стопка пожелтевшей от времени бумаги отыскались, практически, сразу.
Кстати, а Мили хоть грамотная? Память подсказывала, что большую часть времени девушка проводила за вышивкой. Я аж подпрыгнула, сообразив, что швейные наборы для неё няня покупала на свою зарплату, спуская на шёлк всё до последнего медного кубика. Ёжики святые! Мили, где были твои мозги?! Ты же не совсем идиотка, вон сообразила и сбором черники заняться, и яблоки в воду бросить, и рыбалку осваивала. Впрочем, где уже не важно, всё равно никакой Мили больше нет — испарилась, улетучилась.
Так, грамотная или неграмотная? Я потёрла виски. Учителя счёта и чистописания девочке пригласили, когда мама была ещё жива, и уроки вроде бы продолжались после похорон. Да, помню, отец выговаривал Мили за то отсутствие прилежания. Ещё и упрекнул, мол, мама с неба смотрит и расстраивается. Мили тогда очень плакала… Азы мне преподали, а «продвинутых» учителей стараниями мачехи уже не пригласили. Няня пыталась приносить мне книги из домашней библиотеки, но Мили, после мучительных уроков недолюбливавшего её старика, ненавидела чтение, и вскоре няня сдалась. Мда. Ну, по крайней мере, у меня есть надежда, что по слогам я текст разберу. Если справлюсь, то беглое чтение освою за пару дней.
Я чиркнула на листе галочку и покрутила в пальцах ручку. Похожа на обычную перьевую, заправка антрацитово-чёрная, и, что удивительно, за прошедшие годы не засохла.
Напротив галки я кириллицей написала «дом» и дважды обвела.
Начинать надо основательно и с фундамента.
Усадьба, господский яблоневый сад, земли, арендованные крестьянами, прилегающий лес и невесть, что ещё — это не моё хозяйство. Всё, до последней песчинки принадлежит отцу. Дальше хуже. Точно также ему будет принадлежать всё, чего я достигну в будущем. Оно мне надо? Да ни разу! А как быть?
И вопрос архиважный. Я могу вложиться в дом и застрять в деревне. Могу…
Я поставила на лист вторую галку и рядом размашисто вывела «документы, права». Мила о подобном не задумывалась. Я выругалась, осознав глубины открывшейся мне бездны невежества. Мне удалось вспомнить, что роль паспорта в этом мире играют благословлённые в храме Батиты металлические пластинки, на которых обязательно выгравированы личное и родовое имя, а также обозначение сословной принадлежности. Фишка пластинок — в руках истинного владельца гравировка светится. Нам с няней «паспорта» в дорогу отдали, помню, что у нас их проверяли на выезде из столицы. Я с удовольствием нарисовать на листе жирный плюс.
Права? Тут память Милимайи пасовала. Если мыслить логически… До совершеннолетия прав у меня точно нет. Стоп. А зачем мне память несчастной затворницы, когда у меня есть пациент?
Я почти вскочила, чтобы немедленно отправиться расспрашивать, но пересилила себя и осталась в кресле. Медикам суета ни к лицу.
На листе появились третья галочка и приправленная двумя восклицательными знаками надпись «деньги». Подхожу к главному. Я богачка по меркам деревни. В мелком провинциальном городе тоже не пропаду. Только вот деньги имеют свойство заканчиваться независимо от локации.
Мне необходим пусть небольшой, но стабильный доход. Я бы не отказалась открыть собственный травмпункт. В том, что я могла бы конкурировать с местными медиками, я уже убедилась на примере своего раненого. Остаётся выяснить, как получить лицензию, как оформить разрешение на частную практику. Список вопросов стремительно пополнялся.
Окинув хаотичные записи взглядом, я подвела черту. Выводы. Во-первых, дом отмываю. Кому бы здание ни принадлежало, жить в свинарнике отказываюсь. Во-вторых, из пациента, пока он не поправился и не удрал, всеми доступными способами тяну информацию. В третьих, месяц живу в усадьбе, осваиваюсь, готовлюсь. А ровно через месяц я отправляюсь покорять большой мир.
Составленный план мне понравился, и, не откладывая, я отправилась воплощать в жизнь второй пункт.
В спальню я буквально ворвалась. И застыла на пороге. Ёжики, какие планы?! Парень лежал запрокинув голову и тяжело дышал, лицо покрылось испариной. От одеяла он избавился, столкнув на пол.
Глаза закрыты.
— Эй? — позвала я.
Парень не отреагировал.
Ничего не понимаю. Всё же в порядке было. Что не так?
— Эй! — повторила я требовательнее.
Нет ответа.
Вздохнув, я помянула нехорошим словом врачебный долг и вопреки предостережению, прикоснулась.
Глава 8
Парень вздрогнул всем телом, застонал, но схватить меня не пытался. Или пытался, но так вяло и бессильно, что я не заметила.
Ладонь буквально обожгло жаром. Чёрт! Температура под сорок, а может уже и за сорок, близится к критичной отметке. Почему вдруг, да ещё так стремительно?! Меня ведь не было каких-то полтора-два часа: пока по дому бродила, пока Мрысье объясняла, что от неё требуется, пока кабинет искала, пока предавалась воспоминаниям и размышлениям, пока планы сочиняла… Думала я на ходу — рванула в ванную, дверь которой оказалась приоткрыта.
Так он вставал?!
Убью. Нет. К кровати привяжу, чтоб знал, как постельный режим нарушать.
Но прежде надо во что бы то ни стало сбить температуру, пока не загнулся.
Обогрев воды в доме не работал, но намёк на цивилизацию присутствовал. Не нужно бегать с вёдрами в колодец, вода подаётся по трубам. Я набрала таз, притащила в комнату, сбегала за полотенцами и бросила в воду, одно сразу же достала, отжала и, сложив, шлёпнула парню на лоб. Второе отправилось на грудь.
Брюки мешают циркуляции воздуха, так что долой, благо пациент не сопротивляется. Третьим полотенцем обмотала лодыжки, выдохнула.
Эх, мне бы парня обтереть водкой, но где я её возьму? О парацетамоле можно только мечтать. Магию задействовать? Скальпель послушно вышел из руки, но трансформироваться в термометр отказался, нацедить волшебное лекарство тоже не получилось. Почему?
Не тратя драгоценное время на пустые попытки, я втянула скальпель.
Ничего не понимаю… Не мог один поход по нужде так его подкосить. Если бы швы разошлись, то повязка пропиталась бы кровью, но ткань чистая. Отравление? Бульон я съела первой, ничего дурного не почувствовала. Индивидуальная непереносимость? На аллергию слабо похоже, скорее на воспаление.
Я уже снимала повязку…
Ёжики святые! Рана, ещё полтора часа назад выглядевшая чисто и аккуратно, изменилась до неузнаваемости. Воспаление, как оно есть. Но почему с такой скоростью?!
Я вернула скальпель, быстро продезинфицировала руки синевой и склонилась над раной. Сшитые края побагровели, а кожа вдоль разреза отмирала, причём пятнами, будто грязь попала точечно. Ничего не понимаю… Картинка получалась странной, даже если не принимать в расчёт скорость, с которой всё протекает. Основное воспаление идёт вдоль раны, линия разреза в относительном порядке.
Разгадка ударила по моей уверенности в себе, как в фельдшере. Аккуратность с новыми лекарствами — вещь очевидная. Какого чёрта я оставила синие нити?! Парень же тогда сходу определил, что моя магия — это магия смерти. Вот чтоб мне об этом хоть минуту подумать? Режущий скальпель к стихии смерти отнести можно, безобидный термометр — нет, дезинфекцию — да, заживление — снова нет. Так просто и так глупо с моей стороны.
Воспаление полыхает только потому, что я допустила врачебную ошибку.
— Сейчас…, — пробормотала я.
Уберу магию — разойдётся рана.
Так, не паниковать. Хирургических нитей на замену у меня нет, но можно использовать тот же шёлк, о котором я вспоминала. Правда, вышивки в багаж не вошли, зато у меня есть мамино шёлковое платье — выдерну оттуда.
Вредит, как я понимаю, именно постоянное соприкосновение кожи и магии смерти: из центра каждого участка омертвелой кожи выходит синяя нить. Дезинфекция безопасна, а точечные прикосновения скальпеля… условно безопасны. В любом случае, лучше пустить в ход скальпель, чем рыться в вещах в поисках неудобных швейных игл. Хватит того, что пришлось искать платье.
Навыки шитья неожиданно пригодились. Я сумела вытянуть и не оборвать довольно длинную нить.
— М-м-м…
Как не вовремя пациент открыл глаза.
— Потерпи, сейчас поправим, — пообещала я, стежок за стежком удаляя убивающую парня магию, — Сейчас…
Алгоритм действий прежний: убрать магическую «грязь», вызвавшую воспаление, очистить рану, убрать некроз, зашить, но уже обычными нитями.
Парень вновь застонал.
— Ещё капельку, ещё… Готово. У меня для тебя отличные новости — помирать отменяется.
Я медленно распрямилась, зажмурилась, отгоняя кошмар. Я чуть собственноручно не угробила пациента.
— Пить хочешь? — предложила я.
Обильное питьё тоже помогает снизить температуру.
Парень послушно сделал три глотка, дыхание сбилось. Я догадалась, что пульс участился. Отняла стакан, отставила к корзинке. Взгляд зацепился за чугунок. Куда деть остывшее мясо? Отдам Мрысье — решит, что приносить можно меньше, а меня это не устраивает. Мысль мелькнула и пропала, я полностью сосредоточилась на пациенте.