Улицы Мадрида были залиты ослепительным блеском, а раскаленные тротуары, казалось, могли обжечь ноги. И все же множество людей спешило в этот час к офисам и магазинам, которые обычно закрывались в полдень, в разгар жары. В престижном торговом центре, куда по улицам Гран-Виа, Сан-Иеронимо и Алкала утром стекались толпы модно одетых женщин, уже распахнулись двери для самых бесстрашных покупателей.
Запах горячей пыли, экзотических цветов и разгоряченных людских тел поднимался вверх вместе с гулким топотом ног. Задыхаясь, Эйприл пыталась подавить в себе растущую тревогу. Это была ее первая работа за границей, и ее даже не уволили… Просто не стало самой работы! Что же теперь делать?
Она откинула со лба тяжелые каштановые волосы, которые были чуть длиннее, чем предписывалось модой, и взглянула на свое отражение в зеркале. Сочетание темных волос и светло-карих глаз было необычно для Испании и поэтому тут же приковывало к себе внимание. Роскошные шелковистые ресницы, идеальный английский цвет лица, на который никак не повлияла жара Мадрида, и четко вылепленные черты, какие бывают лишь на старинных камеях, — все это производило ошеломляющее впечатление. С момента своего приезда в Мадрид Эйприл уже привыкла, что на нее обращены взгляды влюбчивых молодых людей, но она вовсе не страдала тщеславием. Ее отличали природная порядочность и простодушие, и она не могла понять, как можно оставить кого-либо в таком затруднительном положении, в каком оставили ее.
К полудню дом Кортесов начал вызывать у Эйприл отвращение. Она собрала вещи на случай немедленного отъезда, приготовила себе на кухне легкий ленч, немного подремала и около шести часов вечера наконец услышала телефонный звонок.
Девушка буквально бросилась к телефону, ее сердце быстро забилось.
— Да? — сказала она в трубку.
Холодный, сдержанный мужской голос ответил на испанском:
— Кто это?
— Эйприл Дей, — произнесла она, осознавая, насколько странно звучит для звонившего ее имя[1] — Меня наняла сеньора Кортес присматривать за сыном. Но теперь, — смущенно продолжала Эйприл, — я уже не работаю у нее!
— Почему же? — потребовал отчета спокойный и рассудительный голос.
— Потому что здесь нет ни сеньоры Кортес… ни ее сына.
— Вы имеете в виду, что они внезапно уехали куда-нибудь отдохнуть?
— О нет, они уехали… навсегда!
— В самом деле? — Голос звучал совершенно невозмутимо. — А сеньор Кортес?
— Я… я жду его возвращения, — взволнованно говорила Эйприл, и ее тревога как будто перетекала к собеседнику по проводам. — Он… он, видите ли, уехал первым… Дело в том, что они поссорились…
— И в настоящий момент вы одна в доме?
— Да. Я не знаю, куда подевались слуги, но я здесь одна.
— Итак, — неторопливо произнес незнакомец, как бы размышляя над ситуацией, — я звоню, чтобы поинтересоваться насчет завтрашнего обеда с сеньором Кортесом, о котором мы условились вчера вечером, но раз его нет, то это уже несущественно. А вот то, что вы остались одна в доме, существенно. Я буду у вас меньше чем через четверть часа.
Но не прошло и десяти минут, как к дому подъехал великолепный белый лимузин. Эйприл видела, как из-за руля вылез человек и поднялся к входу. Она сразу узнала в нем дона Карлоса де Формера-и-Сантоса. Через несколько секунд раздался звонок в дверь.
Глава 2
Эйприл пришлось взять себя в руки перед тем, как открыть дверь. Она внезапно почувствовала острый приступ волнения при мысли, что сейчас окажется наедине с таким человеком, как дон Карлос. По испанским обычаям подобные вещи обычно не допускались, а дон Карлос неукоснительно следовал традициям.
— Добрый вечер, сеньорита, — сказал он, целеустремленно направляясь мимо нее в холл.
На доне Карлосе был безукоризненный светло-серый костюм, и к своему удивлению, девушка заметила на нем старый итонский галстук. Так, значит, этот испанец обучался в Итоне! И хотя до сих пор он разговаривал с ней только по-испански, она догадалась, что его английский должен быть безупречным.
В следующую минуту он это доказал. Глядя на нее с высоты своего огромного роста, он довольно бесцеремонно констатировал:
— Вы Эйприл Дей. Звучит очень необычно.
Эйприл почувствовала, что нелепо краснеет.
— Я бы не выбрала для себя такое имя, — призналась она и, заметив его удивленный взгляд, добавила: — Сочетание «апрельский день» слишком очевидно, не так ли?
— Разве? — промолвил он. — Но очевидное — это не всегда то, чего следует избегать. К тому же мои воспоминания об апрельских днях в Англии очень приятны.
Дон Карлос осмотрел пустой холл, явно заметив тонкий слой пыли на полированной мебели и цветы, которые давно следовало заменить, хотя Эйприл и позаботилась наполнить вазы свежей водой.
— Так, значит, вы здесь совсем одна, — проговорил он.
— Да, — ответила Эйприл.
Он прошел к двери, ведущей в столовую, и девушка последовала за ним, на ходу извиняясь за беспорядок.
— Все это очень странно, — заметил дон Карлос, придвигая ей один из обитых атласом стульев. — Вчера вечером ваши хозяева еще были здесь, а сегодня утром они оба уезжают, судя по всему толком не объяснив, когда же ждать их возвращения. — Его темные глаза пристально смотрели на нее, губы были сжаты. — Это так, сеньорита?
Эйприл подтвердила, что дела обстоят именно так, и судорожным жестом сцепила пальцы, обхватив колени.
— Вы упоминали о ссоре, когда разговаривали со мной по телефону. Не надо раскрывать мне секреты своих хозяев — если вы их знаете, в чем я сомневаюсь, — но все же по какому поводу произошла ссора?
Эйприл замялась. У сеньоры Кортес почти не было от нее секретов, а ссора вышла такой грубой и громкой, что тем, кто находился в квартире, все стало ясно еще до того, как она закончилась. И возможно, именно в этом заключалась причина, по которой слуги отказались сегодня вернуться к своим обязанностям.
— Эта ссора была более бурной, чем обычно, — неловко сказала она, стараясь не встречаться взглядом с его глазами, смотрящими на нее с укоризненной прямотой. И что это были за глаза! Такие же непроницаемые, как самый темный час самой темной ночи. — Сеньор и сеньора Кортес не всегда ладили друг с другом — во всяком случае, у меня сложилось такое впечатление за те несколько недель, что я проработала у них. Они, как говорят в Англии, действовали друг другу на нервы, и вчера вечером чаша их терпения переполнилась.
Она понимала, что преподносит своему собеседнику смягченную версию событий, но он, казалось, принадлежал к тому типу мужчин, которым вряд ли понравится намеренное смакование чужих недостатков, особенно если это касается друзей.
— Сеньора Кортес предпочла улететь, чем выслушивать от сеньора вещи, которые ее раздражали.
— В самом деле? — В его голосе звучало лишь легкое удивление. — А вы не догадываетесь, чем же сеньор так обидел сеньору, что она тут же собрала вещи и уехала, не оставив вам никаких вразумительных указаний?
— Догадываюсь. — Эйприл посмотрела ему в глаза, стараясь держаться посмелее. — Но это их дело, и я не собираюсь пересказывать все, что слышала прошлой ночью. Естественно, предполагалось, что я ничего не услышу. Так что я предпочитаю хранить молчание, если не возражаете, сеньор.
Дон Карлос сухо кивнул:
— Как вам угодно. Хороший работник всегда ценит доверие своих хозяев, но в данном случае вряд ли вам было оказано какое-то особое доверие. Вы услышали больше, чем хотели, — по крайней мере, я так понял. Все это выглядит совершенно невероятным и, если только вы серьезно не ошибаетесь, даже предосудительным! Я не могу понять, как это возможно — выхватывать ребенка из кровати посреди ночи и улетать с ним в Америку, в то время, как его отец исчезает в другом направлении без всякого намерения когда-либо вернуться к жене! Вы уверены, сеньорита, — сурово продолжал он, — что не допустили никакой ошибки? Хотя я всегда считал, что сеньора Кортес не совсем подходит своему мужу — она слишком молода и, к сожалению, придерживается американских взглядов на брак, — все же я с трудом представляю себе, что она могла так внезапно разрушить свою семью.
— Но ведь первым уехал сеньор Кортес, — быстро возразила Эйприл, с удивлением осознавая, что в ней нарастает чувство негодования оттого, что дон Карлос с таким пренебрежением отозвался о женщине, говорящей с ней на одном языке. — Он сказал, что улетает в Бразилию, и даже не потрудился взять с собой какие-нибудь вещи. Он просто выскочил из квартиры!
— Значит, весьма вероятно, что он вернется, — заметил дон Карлос.
Эйприл не была в этом так уверена.
— Почему же он не позвонил? Прошло уже много часов с тех пор, как он и сеньора поссорились, и она ему ясно сказала, что улетает навсегда! Она также дала ему понять, что забирает с собой Хуана. Если бы он действительно беспокоился хоть о ком-нибудь из них — несмотря даже на ужасное расстройство, в котором, я уверена, он пребывает, — он должен был бы поинтересоваться, выполнила ли она свои угрозы. Хотя, может, он просто пугал всех, что не вернется, а сам все еще в Мадриде.
Дон Карлос нахмурился:
— Но вы не думаете, что это так?
— Я считаю, он был слишком сердит, чтобы бросать слова на ветер. Я думаю, что он приобрел билет на первый же самолет, улетающий в Бразилию, и, возможно, занимается там делами, а вернется тогда, когда немного остынет.
Дон Карлос нахмурился еще больше:
— Разве у него есть дела в Бразилии?
— О да, у него там много дел.
— И вы полагаете, что для него это в порядке вещей — заехать в офис, забрать свой паспорт, возможно, какие-то документы, а потом раствориться в синеве?
— Учитывая сложившиеся обстоятельства — думаю, да, — ответила Эйприл.
— Но что же будет с вами? — спросил он, в то время, как его черные проницательные глаза пристально рассматривали ее. — Сеньора Кортес дала вам понять, что больше не нуждается в ваших услугах?