— Конечно.
— И еще вот что, извозом больше не занимайся. То есть, для матери ты можешь как бы «бомбить», но реально — прекрати. Это приказ! Деньги у тебя будут. Достаточно, чтобы не нуждаться.
Иван смотрел, как Москвичов прячет заявления в обычный портфель, в уме перебрал весь разговор и поручения еще раз. Вышло, что за полчаса Ивана завербовали в секретные агенты милиции, он продолжает работать фельдшером и не идет в армию. Вроде бы все хорошо. Иван примерил ситуацию на своего любимого героя Олега Кошевого, и при этом, как бы он оценил все происшедшее, если бы ему поступило такое вот предложение? По всему выходило, что комсомолец и молодогвардеец Кошевой с радостью согласился бы на подобную работу. Патриотично, нужно и совсем немного опасно. Все-таки что-то подсознательно тревожило. Страха не было, скорее волнение.
Он поднялся.
— Товарищ полковник, я могу идти?
— Нет! — Довольно резко ответил Москвичов. — Пока вы, агент Тупицын идти никуда не можете.
— Почему? — Иван совсем забыл, что он пришел совсем не к полковнику, а к тестю, и тот скоро вернется.
— Потому что сейчас вы еще раз кратко изложите мне суть задания по пунктам, я должен убедиться, что вы все поняли верно. И дождетесь своего тестя, вы ведь к нему приехали? Вот и пообщайтесь. Итак, докладывайте!
Иван принялся загибать пальцы.
— Перевестись на подстанцию, выяснить, кто из сотрудников связан с наркоманами, нападавшими на врачей с целью похищения наркотиков? Разузнать еще, что можно по загадочным смертям мужчин. Быть вашими глазами и ушами на подстанции.
— Да. Именно так. Через неделю встретимся, доложишь об успехах и напишешь отчет. Вопросы есть?
— Пока нет.
Иван впервые увидел, как Москвичов улыбается.
Полковник посоветовал:
— Иван, хоть вы и не на военной службе, но приучайтесь отвечать точно и конкретно. Это пригодится вам. И не будет двусмысленности в разговоре с начальством. То есть со мной. Я сейчас уйду, а вы дождитесь тестя, скажете, что в вашем трудоустройстве нет необходимости, и так далее, не буду повторяться. Да, и еще совет: никогда ничего не записывайте, только запоминайте. Обязательно с привязкой ко времени и месту. Как можно точнее. Носите часы обычные, на руке. И тренируйте память. Важное качество разведчика и контрразведчика. Кстати, перечитайте «Щит и меч», изучайте эту книгу, там много дельных советов, по тому как себя вести агенту, и как правильно оценивать обстановку во вражеском окружении. И еще: ведите себя так, будто мы ни о чем с вами не говорили. Понятно?
— Да, — ответил Иван, — я все понял. «Птица Говорун отличается умом и сообразительностью».
— Что? — не понял Москвичов, — какая птица?
— Это шутка, товарищ полковник, цитата из мультфильма «Тайна третьей планеты». Кстати, мне всегда к вам обращаться только так? Или можно по имени — отчеству?
— А ты знаешь, как меня зовут?
— Не хочу угадывать. А, Вэ?
Москвичов еще раз улыбнулся. Одними губами. Глаза остались серые, колючие, очень внимательные.
— Артем Викторович. Через два дня жду сообщение по каналу ноль девять. Что скажешь?
— Абонент Кислород. Для вас ничего не видел.
— Молодец, «Птица Говорун»! — полковник на секунду замешкался, будто вспомнил что-то, — Вот еще что, на всякий случай запомни, что если «Кислород» фигурирует в личном деле как твой официальный позывной, «птица Говорун» будет нашим секретным паролем. Если придет человек от меня, он должен тебя не только спросить о «покупке кислорода в аптеке», но и обратится к тебе с этим именем. Понял? Если не скажет, даже если он назовет твой позывной — этот человек не от меня. Но он или его куратор видели твое личное дело и пытаются тебя использовать. Постарайся мне сообщить об этом контакте как можно скорее.
— А то что?
— Ничего, Иван, я должен знать, кто собирается воспользоваться моим секретным агентом. До связи со мной, постарайся с этим человеком особенно не откровенничать, и вообще лучше сделай вид, что ты его не понимаешь. НО слушай внимательно, что он тебе будет говорить. Он же не дурак, если почувствует сопротивление, будет стараться войти к тебе в доверие. При этом может проговориться или дать какой-то намек, откуда ему известен твой позывной. Мне тогда проще будет найти утечку. Помни, все личные дела секретные и абы кто к ним доступа не имеет. Так что если вдруг в поле зрения появится осведомленный, но чужой, будь внимателен и осторожен, но не бойся.
Иван промолчал, потому что от последних слов Москвичова его продрал мороз по спине, и он на секунду пожалел, что ввязался в эту, как ему теперь казалось, дикую авантюру.
Иван остался один.
Предстояло тестя убедить теперь, что его зятю уже нет необходимости становится опером.
Ждать почти не пришлось. Видимо, подполковник находился в дежурной части и увидел уходившего Москвичова, потому что в кабинете своем появился через пару минут.
— Га! — зашумел тесть. — Ты тут!? Ну, шо?
— Все нормально, — ответил Иван, — Он расспрашивал про сотрудников с подстанции, кто может воровать наркотики.
— А ты шо?
— А шо я? — удивился Иван, — Я шо — стукач? Никого не могу подозревать. Вот шобы явно кто-то воровал. А если тайно крадут, то кого подозревать? Мое дело маленькое, принял коробку, ампулы пересчитал, осмотрел и так же сдал. Полчаса мытарил меня. Спрашивал еще, зачем я к вам приехал. — Иван невольно шокал в ответ на шоканье тестя.
— А ты шо? — повторил тесть.
— А я так и сказал, вот повестка, хочу в милиции служить вместо армии.
— Прямо так и казав? «Хочу в мылиции»? Тю! — тесть пальцем выдавил скупую слезу.
— Ну да. Как вы предложили, опером.
— А вин шо?
— А шо… говорит, шо нет необходимости. Мол, служба и опасна и трудна, а главное, что на первый взгляд, как будто не видна. Ну, и главное, шо я один кормилец в семье, типа, и надо, говорит, съездить в военкомат и подать заявление об отсрочке. Мол, там не звери — поймут, простят и отпустЯт.
— Це добре. Но, может, ты мне все же напишешь заявление? — тесть явно расстроился, что Иван не хочет у него служить. — Под моим-то крылышком никакой опасности. Как у Христа за пазухой!
— Спасибо, Степан Богданович! Но я все — таки медик, а не мент, извините за жаргон. Людей хочу лечить.
— Ну, нехай, — смирился тесть. — А сейчас до военкома?
— Да, — Иван пошел к выходу. Он старался не думать об убедительности своих слов, тогда голос не дрогнет, — надо успеть заявление подать. Вот если его не примут, я вернусь к вам и буду проситься в опера.
Выезжая со стоянки возле РУВД, Иван мучительно думал, с чего начать перевод? Как говорить со своей заведующей. Ведь работать некому, сейчас каждый фельдшер важен. Люди бегут и со скорой и из медицины. Он предвидел очень трудный разговор.
Конечно, Иван слукавил, говоря тестю, что немедленно едет в военкомат, он почти сразу нашел пассажира, потом еще одного и только около трех часов дня появился дома с раздувшимся от купюр карманом. Такие деньги он называл «подкожными» и, не смущаясь, тратил на свои нужды. То для машины что-нибудь приобретет, то для себя или Оксане привезет цветов букетик. Пересчитав доход, Иван заскочил в универмаг и выбрал весьма неплохие стильные часы с автоподзаводом на браслете. О приказе Москвичова «не бомбить» он помнил, но решил, что тот как бы еще не вступил в действие, ведь на новую подстанцию он не перевелся. Значит пока еще подзаработать на машине не грех.
Стоило ему войти в квартиру, и начать переодеваться, как зазвонил телефон. Оказалось, что это заведующая подстанцией. От разговора Иван вспотел. Голос заведующей был сухим и тревожным.
— Иван, немедленно приезжайте на подстанцию.
— А что случилось? Я завтра дежурю.
— Это неважно. Приезжайте срочно, я жду.
— Вы можете объяснить сейчас? — Иван посмотрел на часы, четвертый час.
— Не могу, дело срочное. Пожалуйста, не задерживайтесь.
Дрожащими руками Иван снова натянул, сброшенные джинсы. Что же случилось? До сих пор заведующая с ним так жестко не говорила. Он накосячил на последнем дежурстве, а выяснилось только сейчас? Это может подождать до завтра. Тогда что?
Он долетел до подстанции и примчался в кабинет заведующей.
— Здраствуйте, Ольга Александровна, что случилось?
От дальнейшего разговора у Ивана чуть не помутился рассудок. Это было как бреду, в кошмарном сне. Он невнятно мычал, не имея возможности сказать хоть слово в свою защиту.
В кабинет к заведующей следом за ним зашли: старший фельдшер, аптекарь и диспетчер. Причем старший фельдшер стала спиной к двери, загородив ее и как бы демонтрируя, чтобы Иван вдруг не сбежал!
Это был какой-то «военно — полевой» суд или особый трибунал тридцатых годов — «тройка». Диспетчер доложила, что вчера она приняла у Ивана коробку с наркотиками, в которой вроде бы, на первый взгляд, все было нормально. Однако сегодня во время открытия бригады, врач, принявшая наркотики обратила внимание, что на ампуле с морфином размазана надпись. Осталось только «…ина гидрохлорид». Врач написала рапорт о выявленном нарушении. Было проведено внутреннее расследование. В ампуле не морфин, а какой-то другой препарат. Длина ампулы не соответствует эталону. То есть на лицо подмена и кража наркотика. После Ивана коробка была у фельдшера Романовой, которая никогда не берет ее с собой, а от страха прячет в одежном шкафчике и наркотиками на вызовах вообще не пользуется. Есть свидетели, которые видели, как она прятала коробку.
Заведующая при этих словах хмыкнула: «Дура, конечно, но алиби 100 %».
У Ивана бешено колотилось сердце, он почти ничего не понимал. Он нормально отдежурил, наркотики да, возил с собой, коробку не ронял. Никому не колол. Ну да, он не обратил внимание на то, как выглядит надпись на ампуле. Пересчитал — пять, вроде все на месте. И сдал также. Диспетчер ведь приняла и никаких замечаний при этом не сделала.
Женщины не спрашивали, они методично подводили к выводу, что наркотик подменил Иван. Это звучало настолько дико, что Иван не находил слов для оправдания. Он постарался собраться с мыслями и хоть что-то сказать. Но ему не давали открыть рот. Слово взяла зав аптекой.