Съев миску курицы в соевом соусе, я нахожу кафе и сажусь за столик с чашкой черного кофе. Я листаю книги, которые всегда собирался прочесть (и которые никогда не дочитаю), и думаю о «смысле жизни».
То есть вот так ты выздоравливаешь? Без физической терапии, лекарств, диеты, йоги, регуляции инь-ян и всех остальных методов профессионального ухода? Именно это означает лозунг, который висит в центре реабилитации: «Здоровый разум, счастливое тело»?
Если честно, то сейчас у меня хороший аппетит и крепкий сон, я расслаблен и чувствую себя даже лучше, чем десять лет назад.
А мой нос, который был забит уже несколько недель, теперь чувствует аромат саше, разложенных в кафе. Стоп. Саше?
Я поднимаю голову. Напротив меня сидит девушка в темно-зеленом платье. В руках у нее бокал с благоухающим напитком. Она радостно мне улыбается. Это похоже на сцену из какого-то французского фильма, а может, на сон — либо приятный, либо кошмарный.
– Значит, вы маркетолог?
Мы с женщиной идем по мощеной мостовой, залитой золотыми лучами заходящего солнца. Из баров доносятся восхитительные запахи.
– Ага. Можно также сказать, что я занимаюсь продажами. А вы? Работаете в офисе? На госслужбе? В полиции? Вы — учительница? — Вдруг я решаю немного ей польстить. — Может, вы актриса?
– Ха! Не угадали. — Кажется, моя шутка ей понравилась. — Я медсестра, работаю в отделении интенсивной терапии. Удивлены?
– Значит, даже медсестры болеют и нуждаются в реабилитации.
После ужина мы идем в бар. Женщина разочарована тем, как ухудшилось обслуживание в Лицзяне.
– Куда делись интересные люди, которые здесь работали?
У одного из официантов мы узнаем, что теперь это заведение принадлежит компании «Лицзян индастриз» (код ценной бумаги № 203845), которую финансируют несколько крупных конгломератов. Местные владельцы заведения, которых знала эта женщина, продали его, потому что расходы на содержание сильно выросли, и у них не хватило денег на новую лицензию. Все так подорожало! Однако курс акций «Лицзян индастриз» постоянно растет.
Ночью Старый город наполнен духом потребления, но мы не можем найти ни одного места, куда бы нам хотелось пойти. Женщине совсем не нравится музыка наси в исполнении оркестра роботов:
– Такие звуки издает осел, которому отрезали яйца.
Ну а я отказываюсь смотреть на народный танец, который пляшут у костра:
– Это похоже на шашлык из человечины.
В конце концов мы ложимся на обочине и смотрим на рыб, которые плавают в канале.
В каналах Лицзяна живут стайки красных рыб. На заре, в потемках или в полночь можно увидеть, как они висят в толще воды и смотрят в одну и ту же сторону, словно солдаты на параде. Но, приглядевшись, вы замечаете, что на самом деле рыбы прилагают огромные усилия, чтобы оставаться на месте в потоке воды. Время от времени одна-две рыбы устают, и течение выносит их из общего строя, но вскоре они, размахивая хвостами, возвращаются на свои места.
В последний раз я видел этих рыб десять лет назад. Они, по крайней мере, не изменились.
– Плаваешь, плаваешь, плаваешь. А потом — глядь, и жизнь прошла, — повторяю я слова, которые сказал десять лет назад.
– Совсем как мы, — отвечает она.
– Это и есть тайный смысл жизни, — говорю я. — Мы, по крайней мере, сами выбираем, как нам жить.
Мои слова звучат так претенциозно, что меня от них тошнит.
– Но реальность такова, что я не выбрала вас, а вы не выбрали меня.
Мое сердце на миг замирает. Я смотрю на нее. Я совсем не думал о том, чтобы пригласить ее к себе в отель, ведь по-моему, либидо еще ко мне не вернулось. Все это — просто недоразумение.
Она смеется.
– Это цитата из песни. Неужели вы ее не слышали? Ну ладно, я уже устала. Может, встретимся завтра? С вами интересно общаться.
– Но как я вас найду?..
Внезапно я понимаю, что у меня нет мобильника.
– Я живу здесь. — Женщина протягивает мне визитную карточку гостиницы. — Если вам лениво туда идти, просто найдите собаку.
– Собаку?
– Вы что, не знаете? Сгодится любая дворняга. Пишете на листке бумаги время и место, где хотите встретиться, засовываете листок под ошейник. Затем проводите по ошейнику карточкой отеля.
– Вы шутите?
– Вам реально стоит почитать путеводитель по Лицзяну.
Не знаю, сколько я спал.
Мне кажется, что сейчас вечер второго дня, но положение солнца говорит, что еще утро, но не ясно — утро ли третьего дня сейчас, или четвертого, или утро, наступающее после сна, который длится всю жизнь.
Возможно, это и есть эффект полной реабилитации: ты начинаешь видеть во сне не только финансовые отчеты и жирное лицо босса.
Я ищу собаку, но у местных собак острое чутье: они чуют, что я неудачник, и убегают. Мне пришлось купить пакет с сушеным мясом яка. Я нахожу пса — настоящего сукиного сына — и кормлю его до тех пор, пока он не наедается до отвала. После этого он наконец соглашается доставить мое сообщение.
На тот случай, если она уже забыла меня, я ставлю подпись: «Вчерашняя рыба».
Я брожу по улицам, наслаждаюсь солнцем и бездельем. Здесь ни у кого нет ощущения времени, поэтому она может прийти, когда ей вздумается.
Я вижу сидящего в углу старика с соколом. Сокол и человек полны энергии. Я подхожу к ним с фотоаппаратом.
– Не снимать! — вопит старик.
– Пять юаней! Один доллар! — кричит сокол на смеси английского и стандартного китайского с сычуаньским акцентом.
Твою мать! Это роботы. В городе не осталось ничего аутентичного. Я раздраженно отворачиваюсь.
– Хотите узнать, почему небо в Лицзяне такое голубое? Хотите услышать легенду о Снежной горе нефритового дракона? — Увидев, что я собираюсь уйти, старик меняет и свое торговое предложение, и даже свой акцент. Теперь он говорит, словно человек из центра Сучжоу. — Про Лицзян я знаю все. Всего один юань за каждую историю.
Почему бы и нет. Я просто хочу убить время. Можно и послушать его враки.
Я засовываю монету в клюв сокола. Щелк! В груди птицы открывается панель, и я вижу светящуюся розовую клавиатуру. «Чтобы узнать, почему небо в Лицзяне такое голубое, нажмите «один». Чтобы послушать легенду о Снежной горе нефритового дракона, нажмите «два»…»
Хватит. Я нажимаю «1».
«В наше время в Лицзяне используется управление конденсацией, а также стандартизация коэффициента рассеяния. Благодаря технологиям мы повысили долю солнечных дней до 95,42 %. Внося микроизменения в состав частиц, которые находятся в атмосфере, мы поддерживаем цвет неба в диапазоне от «Пантон-2975c» до «Пантон-3035c». Эта система создана…»
Проклятие. Мне грустно. Даже небо, такое же прекрасное, как и в день сотворения мира, — фальшивка.
– НЛО ищете? — спрашивает женщина.
Она подходит сзади и кладет руки мне на плечи.
– Есть ли тут что-нибудь настоящее? — бормочу я.
– Есть, конечно, — вы, я. Мы — настоящие.
– По-настоящему больные, — поправляю я ее.
– Расскажите о себе. Обожаю узнавать людей поближе.
Мы снова в баре. Через окно виден канал, а в нем — рыбы; они плывут, плывут, плывут, но остаются на месте.
– Давайте поиграем, — говорит она. — Будем по очереди угадывать факты друг о друге. Если догадка верна, другой человек пьет. А если угадывающий ошибся, пьет он сам.
– Отлично. Посмотрим, кто напьется первым.
– Чур я первая. Вы работаете в большой компании, да?
– Ха. Мой босс всегда говорит: «Мы — настоящий, международный, современный, большой… — я понижаю голос, — завод».
Женщина хихикает.
По-моему, про свою компанию я ей не рассказывал. Но я все равно выпиваю.
– Все ваши пациенты — важные персоны? — спрашиваю я.
Она выпивает.
– Вы занимаете важный пост в компании, — говорит она.
Я выпиваю.
– Спрошу что-нибудь поинтереснее, — говорю я. — Кто-то из ваших пациентов к вам приставал.
Она краснеет и пьет до дна.
– Вы, наверное, встречаетесь со многими женщинами, — говорит она.
Немного помедлив, я осушаю свою рюмку. «Встречался» — это то же, что и «встречаюсь», только в прошедшем времени», — говорю я себе.
– Вы не замужем, — говорю я.
Она улыбается, но молчит.
Пожав плечами, я выпиваю.
Только затем она берет свою рюмку и выпивает.
– Нечестно! Вы меня обманули! — восклицаю я.
Но на самом деле я доволен.
– Вы сами виноваты, что поторопились.
– Ладно, тогда я предположу, что у вас бессонница, панические атаки, аритмия, сбои в менструальном цикле…
Я знаю, что пил слишком быстро. Я знаю, что пожалею об этом, но не могу остановиться.
Женщина сердито смотрит на меня, затем выпивает.
– Ваших симптомов, какими бы они ни были, у меня нет, — добавляет она. — Моих симптомов, какими бы они ни были, нет у вас.
– Мы же оба здесь, верно?
Она качает головой.
– Вы считаете, что ничего не имеет смысла.
– Считал — до того, как я встретил вас, — говорю я, надеясь, что это прозвучит обольстительно.
Я просто потерял всякий стыд.
Она не обращает на меня внимания.
– Вы часто испытываете тревогу, ведь вам кажется, что секунды утекают, и это ощущение вы ненавидите. Каждый день мир меняется, и каждый день вы стареете. Но у вас еще столько планов. Вы хотите удержать песок в руках, но чем сильнее вы давите, тем быстрее он утекает сквозь пальцы, и в конце концов не остается ничего…
В любом другом случае ее слова были бы просто популярной психологией, псевдоинтеллектуальными изречениями, дешевой «духовностью». Но когда их произносит она, мне кажется, что все это — правда. Каждое слово вонзается мне в сердце, заставляет меня морщиться.
Я молча пью. Ее улыбка начинает размножаться: ее уже две, три, четыре… Я хочу задать ей вопрос, но язык уже меня не слушается.
Женщина выглядит смущенной.