Выжидаю всё-таки какое-то время для приличия — пока из-за стеночки не раздаются шумы.
Звякание посуды, скрип двигаемого стула, посвистывание…
Встаю, переодеваюсь в льняное домашнее платье, заплетаю косу, и всё это время невольно прислушиваюсь к ним.
Слишком уютные какие-то звуки. Так и привыкнуть же можно. А мне нельзя привыкать.
Становится грустно. Пара дней, сказал?
— Ого! А здесь у нас что? Та-а-ак… Остаться на подольше становится всё более заманчивым вариантом.
Сломя голову несусь в кухню.
Так и есть! Зараза наглая нашёл вход в лабораторию.
И теперь стоит, задумчиво изучает откинутый квадратный лючок, под которым спускается лестница в подпол. Да как он?..
Заслышав мой топот, вскидывает на меня смеющийся взгляд.
— Ты что, правда думала, я под твоим этим куцым ковриком не нащупаю здоровенное стальное кольцо?
Сглатываю комок в горле.
Чёрт бы его побрал, этого кота. С его слишком чувствительными босыми лапами. На голых… ну ладно, почти голых… гостей я как-то не рассчитывала, когда прятала.
Глава 4
Я ещё только прикидываю, какие аргументы подобрать, чтоб настырный котяра не полез в мою святая святых — а он уже спрыгивает мягко прямиком в полумрак подпола. Игнорируя приставную лестницу, конечно же.
Обречённо вздыхаю и кидаюсь вдогонку пересчитывать ступеньки.
— Если ты только расколотишь там что-нибудь!! — пыхчу.
А сама уже прислушиваюсь, готовая услышать жалобный звон какой-нибудь дорогой моему сердцу колбочки или реторты…
Но из подпола под моими ногами доносится только удивлённое присвистывание.
— Эй! Как ты умудрилась заставить их светиться?
Это он про мои букеты ромашек на стенах, которые источают ровный желтоватый свет огромными, почти с ладонь сердцевинками.
Скатываюсь с последней ступеньки чуть не кубарем и кидаюсь грудью на защиту своего последнего удавшегося детища. Но он вроде не собирается срывать их со стен или мять, и я невольно пускаюсь в объяснения.
— Ну… эссенция из левых надкрылий таарнского бронзового светляка. Правые почему-то не годятся…
— Чем закрепляла эффект?
Чужак трётся об меня плечом, потому что наклоняется ближе и рассматривает светильники. Моего собственного, между прочим, изобретения! Смущаюсь, отодвигаюсь немного.
— Слизь рогатой жабы. Только надо собирать не любую — стабилизирующий эффект имеет только та, что образуется раз в месяц…
— … В полнолуние, да. Но она же должна блокировать любые посторонние магические эманации?
— Ха! Это если сразу намазывать. А если добавить немного сока звездчатки в пропорции два к одному, то он разбавляет консистенцию и лишает изолирующих свойств без утраты основного действующего вещества!
Кот потирает задумчиво подбородок.
— Ясно. И долго держит свет?
— Одного цветка мне хватает примерно на неделю, потом менять надо. Эти, видишь, уже почти не светятся, а до полнолуния еще жить и жить, так что скоро придётся опять дымить свечами…
— Кору дуба толчёную, в фракции размером с пыльцу берёзы, не пробовала добавлять? Чтоб закрепить звездчатку? Она у тебя испаряется быстро, от этого слизь снова приобретает изолирующее свойство, и твоя жучиная эссенция просто перестаёт пробиваться. Дубильные вещества в коре должны помочь остановить процесс.
Я закрываю рот, открытый от удивления, и хлопаю себя по лбу.
— Чёрт возьми, это же гениально! И как я сама не додумалась… так, это надо срочно записать…
Я кидаюсь к большому столу, сколоченному мне когда-то братом из массивных, гладко струганных досок. Стол стоит по центру на самом почётном месте, занимает чуть не полкомнаты и полностью завален бумагами, тетрадями, перьями, склянками и всякой всячиной. Ищу клочок неисписанной бумаги — что оказывается непросто… ещё бы чернильницу в этом хаосе отыскать… так, стоп.
— А ну-ка брысь из моей лаборатории! Тебе здесь вообще-то не место! — оборачиваюсь и тычу пальцем в сторону кота. Который уже бродит вдоль стен и с видимым любопытством разглядывает приземистые стеллажи, заставленные ингредиентами, готовыми эликсирами и результатами моих старых экспериментов разной степени неудачности. Возле черепа рогатого дятла задерживается особенно, давя смех.
— Если что, он не от моих трудов скончался! — бубню обиженно в широкую, мелко подрагивающую спину. Которая, судя по всему, из моего тайного святилища знаний выметаться не собирается. Как и все остальные части тела.
Вместо этого котяра, посверкивая на меня заинтересованно серебряными флуоресцирующими глазами, перемещается ближе. Окидывает внимательным взглядом стол, цепляя стоящий посреди него обугленный чугунный казанок, мраморную ступку с пестиком, впитавшие все цвета радуги от тех трав и ягод, которые я в них толкла, реторту с искривлённым носиком, парочку колб с настойками для следующего эксперимента…
— А это будет что? — кивает на правый сосуд, в котором тихо булькает зелёная густая жижа.
— Самоподогревающийся завтрак! — бурчу я и готовлюсь слышать очередную порцию иронии, которую на меня вываливают все, кто видят в первый раз эту малоаппетитную на вид бурду. Хотя я мало кому показываю. И это уже одиннадцатый вариант, предыдущие десять были намного хуже.
— Удобно в походе, — кивает кот. Наклоняется и осторожно машет лапой над поверхностью колбы, подгоняя к себе самую капельку запаха. — И судя по всему, на вкус будет лучше, чем на вид. За счет чего дополнительный приток энергии? Раз уж греть ты его, судя по всему, не планируешь? Да и огня не вижу.
Он внимательно оглядывает ровную поверхность стола, над которой на тоненькой медной держалке зависла колба.
А я неожиданно понимаю, что ему и правда интересно.
Вот это вот всё.
И меня накрывает неподдельным шоком от осознания этого простого факта.
И от того, насколько, оказывается, приятно, когда тебя кто-то слушает. Тем более серьёзно. Обычно все лишь подтрунивают. Даже Гордевид считает, что лучше бы я направила свои таланты на что-то чуть более серьёзное, чем перекрашивание бабочек в розовый цвет. Ну и не только бабочек.
Вообще… кажется, он первый, кто так с интересом спрашивает.
Если подумать, даже как-то слишком со знанием дела.
— Так чем ты, говоришь, занимаешься? Вообще так по жизни, в свободное время от того, как девушкам кровати продавливаешь? — спрашиваю как бы невзначай.
— А я не говорил, — ощеривается в улыбке кот. Сам двигается дальше, цепким взглядом ощупывая дальние стены лаборатории. Она у меня на самом деле побольше размерами даже, чем хижина. Я тут иногда сутками зависаю, позабыв про сон и еду. А в доме что? Только спать, да есть приготовить. Мне одной там много места и не надо.
— Лучше расскажи-ка мне сама, радость моя, что это ты тут забыла в своей глуши на самом деле. Кто такая? Чем занимаешься?
Я обижаюсь на него за то, что не стал откровенничать, и решаю ничего не говорить тоже.
Ни того, что я — ученица главного друида всего Таарна, великого мага и чародея Гордевида, и когда-нибудь займу его место.
Ни того, что я — единственная сестра вождя всех таарнских племён, под началом которого тысячи вооружённых до зубов воинов и целый отряд ездовых барсов. И мой отец когда-то был вождём, и его отец, и дед, и много-много поколений до них.
— Обойдёшься! — показываю я коту язык. А сама протягиваю молниеносным движением руку.
— Ай! — обиженно восклицает он.
— Ничего, от тебя не убудет.
А потому что нечего так близко подходить и смущать меня. Кладу выдранные из серебристой шевелюры три волоска на предметное стекло, помещаю под хитрую конструкцию из трех соединённых между собой луп.
— Возьми вон лучше цветочек, посвети, — командую я и склоняюсь над лупой. Дневного света из потолочного люка маловато, а зажигать свечу неудобно, трудно получить направленный пучок света нужной…
Но что-то, кажется, я совсем расслабилась и решила, что я в безопасности рядом с хищником, который вдруг решил себя повести как любопытный и безвредный домашний котик. А я и поверила.
По обе стороны от меня на стол ложатся загорелые ладони. Я вспыхиваю и замираю пойманной мышкой. Обернуться не решаюсь. Он совсем вплотную подкрался в полумраке.
На плечо мне удобно и нагло укладывается чужой подбородок.
— Какие ещё исследования со мной ты хочешь провести, малышка Ив? М-м-м? Температуру тела? Частоту пульса? Замерить… какие-нибудь размеры? Я весь в твоём распоряжении.
— Толщину лобной кости!.. — бормочу сдавленно, и в панике стискиваю крепко-накрепко ручку лупы. — Не отпустишь, вот прямо сейчас измерять и начну!..
Наглая кошачья морда снова смеётся надо мной, щекотно касаясь волосами шеи. А мне вот не до смеху совершенно.
Но когда отпускает, отодвинувшись и снова занявшись осмотром других достопримечательностей моей лаборатории — становится чуточку жаль, что послушался так быстро.
Потому что я упустила отличный случай врезать ему по башке, разумеется! Только поэтому.
Вот только дыхание восстановить получается не сразу.
Изучать кошачью шерсть, неосмотрительно оставив беззащитными тылы, как-то мне перехотелось. И я только решила уж было, что пора подниматься и позавтракать… как кое-кто снова нарушил мне все планы.
— Не трожь!! — выкрикнула я и бросилась отнимать.
Вот дура, и как только могла забыть! Что оставила самую большую драгоценность в своём доме на самом видном месте! Просто два дня назад и подумать не могла, что у меня кто-то появится.
В смысле, у меня дома кто-то появится.
А вот теперь поздно. Аккуратно зажав между большим и указательным пальцами крохотный стеклянный пузырек, с притёртой простой пробковой крышечкой, кот зачарованно смотрит на его содержимое. В тусклом свете гаснущих светильников густая жидкость светится изнутри собственным лунным сиянием.
— Что это, Ив? — вкрадчиво осведомился котик.
Я сглотнула комок в горле.
— Так, ничего… удобрение. Для огорода. Хочу светящуюся морковку вырастить. Чтоб… по ночам дёргать удобнее было.