и по мокрой брусчатке. В окнах домов напротив за шторами горел свет. Небольшую пачку почты, скопившуюся за месяц моего отсутствия, я захватил из офиса на квартиру и быстро просмотрел — это были в основном каталоги, рекламные проспекты, счета. Сюда, на квартиру, корреспонденции я почти не получал, не хотел тиражировать адрес и телефон. Правда, чтоб не смущать консьержку, — как так: жилец не получает никакой почты?! — выписал несколько никчемных рекламных изданий. И сейчас, вскрыв конверты, оторвал и сжег ту их сторону, где были напечатаны адрес и фамилия; сами буклеты, даже не полистав, отложил в кучу других, пришедших на офис, чтобы утром по дороге на работу вышвырнуть в мусорный бак…
Библиотека моя здесь была небогатой — две книжные полки: три детектива в мягкой обложке — карманное издание, которые еще не прочитал (обычно, прочитав, выбрасывал), а основное — справочники, атласы. Через десять минут я уже выписал на листок бумаги парижские православные церкви: 91, рю Лекурб, Храм Покрова Пресвятой Богородицы и Преподобного Серафима Саровского; 12, рю Дарю, Свято-Александро-Невский собор; 19, рю Клод Лорран, Храм Всех Святых в Земле Российстей Просиявших и еще несколько.
Поездить по церквям, конечно, придется не один раз, возможно, не одну неделю. В субботы и воскресения на литургии — утренние и вечерние…
На Кнорре я наткнулся спустя пять недель после моего возвращения из Москвы, объездив по несколько раз все храмы. Случилось это в воскресенье в Храме Всех Святых в Земле Российстей Просиявших. Было теплое солнечное весеннее утро. Я приехал минут за пятнадцать до начала службы, чтоб удобнее в сторонке припарковать свой служебный «рено» и ждать в который раз возможного появления Кнорре. Прихожане прибывали все по-воскресному одетые, кто в одиночку, кто парами, в основном люди, кому за пятьдесят. Но в общем-то народу не густо, да и откуда ему взяться, русская прежде полноводная река во Франции мелела из десятилетия в десятилетие, прибытка почти не было…
Кнорре приехал на «пежо», покрашенном в серый металлик. Я сразу узнал его по фотографии, в которую всматривался неоднократно, чтоб запомнить. «Он»! — вспыхнуло, как обожгло, едва тот вышел из машины вместе с нарядненькой девочкой лет двенадцати: невысокий, в коричневом твидовом костюме, плотный, крупная голова, черты лица — лоб, нос, рот — не размазаны, а рельефны, низкий с глубокой проседью ежик волос. Проследовал с девочкой в церковь. Я быстро перегнал свой «рено», поставил рядом с машиной Кнорре, благо, место нашлось. Войдя в полумрак храма, я отыскал глазами Кнорре, встал так, чтоб поближе к выходу, делал все, что остальные: возжег тоненькую свечку, перекрестился. Литургия началась, но я мало что слышал — напряженно думал о своем, слишком крупно поставил и был как под гипнозом, не допуская сомнений в успехе…
Перед самым концом службы я удалился раньше всех, сел в машину, несколько раз качнул педалью акселератора, затем вышел, поднял капот и сделал вид, что копаюсь в двигателе, из-под руки наблюдая за выходившими прихожанами.
— Что случилось, месье? — услышал я рядом чуть хрипловатый, но приятный баритон.
— Да, вот не заводится. А я в этом деле профан. Может быть окажете любезность, если, конечно, ваши познания хоть чуток выше моих, — прием банальный, но зато без лишнего мудрствования.
— Давайте попробуем, — сказал Кнорре. Мы стояли лицом друг к другу, как бы совершая взглядами знакомство. Потом он увидел лежавшую у меня в салоне газету «Известия», удивленно взглянул на меня, спросил:
— Читает по-русски?
— Я москвич.
— Очень приятно, — сказал он на хорошем русском.
— Мне тоже, — из вежливости произнес я.
— Натали, дружок, если хочешь, сядь в машину, я попробую помочь месье, — обратился Кнорре к девочке.
— Мерси, я лучше погуляю на солнце, — ответила по-русски девочка.
— Дочь? — спросил я.
— Не моя, кузины, — Кнорре мял в крупной мясистой руке ключи от своей машины, висевшие на белом выпуклом пластмассовом брелке в виде сердечка размером с пятак. Заметив мой взгляд, он слегка сдавил пальцами сердечко и из его оконечности, из маленькой дырочки, ударил сильный малинового цвета луч.
— Забавная штучка, — искренне удивился я. — Батарейка и миниатюрная лампочка?
— Нет, светодиод. Удобно в темноте, когда надо вставить ключ в замок двигателя, — Кнорре протянул мне брелок.
Я несколько раз с любопытством сжал пальцами щечки сердечка, луч вспыхивал и гас. На сердечке была зеленая надпись «Орион». Я вспомнил: название фирмы Кнорре! Спросил:
— А где можно купить такой брелок? Прекрасный сувенир для моих московских друзей!
— Нигде, — улыбнулся Кнорре. — Это делают немцы для моей фирмы, дарю, когда знакомлюсь с клиентами. По-немецки эта, как вы изволили заметить «штучка» называется Schllussellicht, «ключечный свет», так что ли.
— Готов стать клиентом вашей фирмы ради такого сувенира, — засмеялся я.
— Милости прошу, — Кнорре достал бумажник и извлек оттуда визитную карточку.
Я сделал то же самое. Прочитав мою визитную карточку, Кнорре произнес:
— О! Да вы действительно возможный клиент!.. Рад был познакомиться… Ну, что ж, займемся вашей машиной…
Через пять минут Кнорре завел двигатель моего «рено» и вытерев ладонь о ладонь, объявил:
— Вы просто залили свечи. Теперь все в порядке, — прислушался он, как спокойно на холостых оборотах работает мотор.
— Большое спасибо, месье Кнорре. И простите, что отнял у вас время, Натали, наверное, уже томится — посмотрел я на одиноко стоявшую девочку.
— Ничего. Пожалуйста. Рад буду продолжить знакомство.
Мы вежливо попрощались.
— Натали! — позвал Кнорре.
Девочка подбежала, уселась в машину и они укатили…
Я не стал форсировать события, терпеливо ждал. Однажды с утренней почтой получил довольно объемистый каталог фирмы «Орион» — прекрасно изданный, на плотной белоснежной мелованной бумаге, с цветными, абсолютно натурального цвета фотографиями образцов продукции, уже известный мне набор: умывальные раковины-тюльпаны, биде, облицовочная плитка и прочее. И, разумеется, ни слова о лаборатории с ноу-хау. «Ладно, подождем еще, подумал я, — звонить пока не буду, но чтоб сучить покрепче ниточку, отправлю официально-благодарственное письмо, буквально две-три строчки». Так и сделал. Через неделю Кнорре позвонил. Я еще раз поблагодарил его за каталог, пообещал переправить его в Москву знакомому из торгово-посреднического объединения, может быть, проявят интерес, поскольку изделия фирмы Кнорре — это для России нынче дефицит.
— Месье Перфильев, — сказал он, — не исключено, что мне придется съездить по делам в Россию. Предварительно хотел бы с вами посоветоваться. Может быть пообедаем вместе? Я приглашаю. Скажем завтра.
— Готов быть вам полезен, — ответил я.
— Есть симпатичный ресторанчик «Куропатка». Вы откуда будете ехать?
— От метро «Опера».
— От «Опера» вам надо миновать две станции и выйти на Сентье. Жду вас в два. Устраивает это время?
— Вполне, — ответил я…
«Куропатка» была действительно симпатичным и уютным местом. При входе неожиданно встречала живая коза на постаменте, над дверью в туалет голова тигра, на стенах охотничьи ружья, чучела птиц и зверей. В зале сумеречно, стояли лампы-бутылки с колпачками-абажурами из какого-то красного материала, похожего на рогожку. Мы сели за столик у окна. Ресторан был не из дорогих, как я понял, для публики среднего класса клерков близлежащих контор, продавщиц окрестных магазинов, служащих рекламных агентств и государственных учреждений, находившихся неподалеку. За одним большим столом обедали восемь японцев, ели они молча, с той одинаковой серьезностью, с какой привыкли относиться ко всякому делу: будь то работа или поглощение пищи…
Когда мы перешли к десерту, пили кофе, Кнорре сказал:
— Я получил информацию, что у вас в городке Белояровске есть карьер, где добывают уникальную белую глину. Карьер дышит на ладан, нет средств, техники. Я хочу поехать, взять пробы. И если это окажется то, что мне нужно, готов заключить солидный контракт. С выгодой для обеих сторон.
— Что это за такая волшебная глина? — как бы несерьезно улыбнулся я. — Ужели в Европе поближе нет подходящей для унитазов и облицовочной плитки? — добавил.
— Представьте, что нет, — ответил он.
— Но до сих пор вы же обходились другой глиной. И, как понимаю, неплохо, — я почувствовал, что он что-то недоговаривает.
— Хорошему предела нет. Хочу упредить возможных конкурентов, вежливо завершил он тему.
— Где этот Белояровск? — спросил я.
Он назвал.
— От Москвы далековато. Чем могу быть полезен?
— Мне нужно точно знать, как туда добраться, с кем там иметь дело, чтобы не терять ни времени, ни денег зря. Это возможно?
— Я попробую сделать для вас большее: не только узнать, с кем надежнее всего иметь дело, но и избавить вас от предварительной поездки в Белояровск.
— Каким образом? — удивился он.
— Сколько вам нужно этой глины для апробации?
— Килограммов сто.
— Через месяц мне в офис должны прислать самолетом большой багаж наши образцы, я готовлю выставку. Попрошу коллег в Москве решить и вашу проблему — доставить сюда с моим багажом центнер глины. Наши часто летают из Москвы чартерными рейсами в областной центр, так что сгонять автомобилем из областного центра в Белояровск несложно. Знают, что получат от меня сувениры из Парижа.
— Это было бы выше всех моих ожиданий! — воскликнул Кнорре. — Если глина окажется такой, как мне говорили, я заключу контракт, а вы получите комиссионные.
— Там будет видно, — засмеялся я.
— Кстати о сувенирах: во-первых, я оплачу стоимость тех, что вы купите для людей, которые доставят глину из Белояровска, они ведь тоже, возможно, понесут расходы: во-вторых, — он открыл кейс-дипломат из хорошей коричневой кожи, выложил передо мной с десяток черных коробочек с белой полоской, на которых был изображен брелок в виде сердечка и луч, бьющий из его оконечности, а сверху шла светлая надпись «Superled Schllussellicht» Это вам.