После муштры учебного отряда нам казалось, что попали в некий санаторий военного типа. Во-первых, в бане никто не орал, чтобы мылись пошустрее, а «кто не помылся, не постирался– пусть пеняют на себя: построение через 45 минут на улице». Да и этого времени позже может почти хватало, так ведь тазиков выдавали чуть больше половины от необходимых. Здесь даже можно было всласть попариться.
Правда, уже неспешно одеваясь в предбаннике, услышали:
«Эй, молодёжь, наверное есть хотите? Давайте на камбуз, там вам столы накрыли. Дежурный проводит!» Конечно хотим! Ведь трое суток впроголодь шли на теплоходе «Советский Союз». Много ли съешь в ресторане на рубль пять копеек в день!
И привели нас тут же, на ПКЗ (плавказарма) в столовку. Сразу предупредили: «Моряки, с голодухи не объедайтесь! А то попадёте в санчасть. Здесь вам не учебка и паёк автономный: всё даже при хорошем аппетите не съедите! Вечером ещё ужин и вечерний чай.»
И действительно, еды было невпроворот. И после почти годичного бдения – поста здесь голова шла кругом: обалденная закуска, борщ со сметаной, причём сметану наливали САМИ! От второго шёл пряный запах добротного мяса, Компот натуральный и сколько хочешь, смачные куски малосольного янтарно-алого кижуча, а в довершении миска красной икры с сиротливо торчащей ложкой. Если честно, то изобилие всего граничило с издевательством. Плюс хлеб белый и чёрный, бородинский.
Но предупреждению вняли и на больничную койку не попал никто. Хотя многие не удержались и, скорее по привычке прихватили красной рыбки и белого хлеба: «Не распробовали!»
«Безлошадную» братию, то есть тех, кто пока без лодки, собрали в СРБ по принципу: «Алло, мы ищем таланты!» Нас причислили туда же на почти три месяца до конца похода нашей К-45. Стае вызвался художничать, я – чертить, а Филиппов с Брызгаловым сдуру решили, что соображают в столярном деле. Да так бы всё ничего, но только с этими самозванцами пришлось работать над общей идеей: оформление лабораторного корпуса. Михайлов тут же занялся росписью стен на подводные темы, мне не в диковину было чертить наглядные пособия. А вот эти балбесы, ни черта не смыслящие в столярном деле, титуловались краснодеревщиками. Уж мне ли не знать, бывшему столяру – краснодеревщику, насколько непросто сделать ту же табуретку! Поэтому и промолчал «в тряпочку».
А условия нам создали царские: огромная столярная мастерская, солнечные комнаты для черчения и рисования. И дела пошли… У нас со Стасом. А с ребятами пришлось повозиться «с нуля», иначе бы остались бедолаги как минимум без пальцев. Стоило мне включить циркулярку или другой станок, как они испуганно отскакивали от него. И правильно делали: нечего лезть не зная ничегошеньки. Даже как включается агрегат. И Найдель хорош: допустил этих олухов, даже не проверив.
По моим чертежам они «делали» витражи. В первый же день «деревообработчики» пытались лишить СРБ чуть ли не четверти запасов сухих досок. И напилили они гору чурочек, которые по их замыслу (и моим чертежам) должны были стать деталями будущих рам-створок. После моих замеров они так чурочками для растопки печей и остались: ни у одной «детали» не было припуска на обработку. Как Серёжа, так и Алексей впервые в жизни держали рабочие чертежи, возможно даже вверх ногами. Иначе увидели бы табличку размеров для заготовок.
Так и пошло: учёба, пробная работа и… в итоге приходилось переделывать заново самому. Кому понравится, тем более, что учениками мои подопечные были аховыми. Так что первый, комплексно изготовленный витраж был успешно предъявлен почти в срок. Но… развалился на демонстрационном столе. И был скандал. Нашей «фирме» грозил крах. А жаль, особенно Михайлову и мне, делавших свою работу «на ять». Да и жили мы с офицерским комфортом в отдельной каюте. Есть что терять.
«Объяснили политику момента» нашим соратникам со знанием дела, без синяков. Ведь «академиев не кончали», а коли назвался груздем, так полезай без обиняков в соответствующую тару. Не подводи товарищей. И ведь дошло: витражи стали выходить ежедневно и все целёхонькие. А я освободился для «творческой работы». Нас давно уже обихаживали как офицеры, так и мичманы со всей дивизии: скалки, кухонные доски, полки под обувь, шляпы, а то и книжные. Поделки расходились «на ура». Близился наш «звёздный час». А я решил тряхнуть стариной и сделал одному замечательному каплею за умеренную мзду шилом (спиртом) журнальный столик. Стосковавшись по настоящей работе, столик ваял как произведение искусства.
Целиком он был стилизован под берёзовый лист на трёх изящных сучьях. Стае делал роспись, за мной – сам столик. Да и не было тогда на Камчатке даже намёков на службу быта и сервис.
О нас пошла молва, будь она неладная. И вот однажды случилось нашему шефу «откушать» рюмку – пятую у того самого каплея. Конечно же, шила и в домашних условиях. Гвоздём гостеприимства был изящно сервированный журнальный столик. Начальник СРБ был сражён изяществом увиденного. А их жёны восторгались. Особенно та, которая Найдель.
– Аркадий, разбейся вдрызг, но возымей такое чудо!
– Милая, я завтра же познакомлюсь с мастерами – кудесниками. Будет тебе столик!
Знать бы нашему горе – заказчику, что ведёт он для знакомства «втихаря» нашего же начальника! И ведь привёл, вызвав Валеру, то есть меня… Найдель был огорошен такой презентацией молодых «краснодеревщиков». Неужто эти неумехи могли на самом деле сделать что-то путнее?! Но, вспомнив о том, что его дело приказывать, заключил:
«Мне до лампочки, кто у вас тут «самоделкин», но гарантирую экскурсию в трюма котельной ПКЗ, в случае невыполнения моего заказа. А так… будем считать, что я ничего не знаю». Дурак бы не согласился. Да и с чертежами я уже закончил, как и наш «айвазовский» свои росписи. Хотя через пару недель пришла из автономки наша лодка и «фирма» почила в бозе.
Гейша Люська
В тот день была Масленица. Никто на корабле про сей православный праздник как бы не поминал. Хотя и всуе даже замполит об этом дне не отзывался. Масленица, да и всё тут. Но блины на завтрак коки испекли отменные и подали с духмяным домашним вареньем, явно принесённым кем-то из корабельных. Вполне может, что тем же замполитом, а то и командиром. Всё ладилось на главном, штабном «тазике», как между собой почти ласкательно отзывались о корабле матросы.
Да и не только они. Ко всему к бородачу – Кэпу, то бишь командиру приставали как всегда некстати подчинённые «годки»-матросы. Да и старшины, хотя реже. Вынь – положь им животину на корабль, да и всё тут! Но не гоже, на флагмане разводить «псарню». Тут тебе и из штаба флота могут наехать, а то и вовсе из ГУКОСА (Главное управление космонавтики).
А уж про лампасников из ГУРВО (Главное управление ракетных войск) и вспоминать тошно: всё не по ихнему. В экипажах соединения зелёномундирщиков иначе как «сапоги» не именовали.
А тут ещё и псину на общий догляд… Да нет, нет и нет! И старпом туда же: «Чего ерепенишься… Салага. Послужи с моё!
Приедет какая цаца и тычет во все дыры. Хорошо на «корытах» (потешное название «Чумикана» и «Чажмы»), – они осадистые и спасаются от супостатов на рейде. А тут отдувайся за всех! Вот и сегодня: устроили ярмарку на плацу! Прямо детвора. Бабу лепят с «бабанятами». Мореманы, мать их в душу! С глаз долой!
– Дежурный, построй-ка эту банду. Да нет, на стенке и построй. Замполита пригласи. Пусть растрясётся!
Тут же по громкой на палубе: «Малый сбор! Команде построиться на плацу. Форма одежды…» И через пару минут над Козаком горланили «Ур-pa!!» Замполит объявил, что сразу после обеда всем свободным от вахты – культпоход! С произвольной программой и по подразделениям. Значит не всем табором и куда хотят. А «хотеть» можно было в кафе и во Дворец культуры в кино. Хотя не возбранялось и на лыжах с креплениями на сапогах.
Муторно, но всё лучше, чем сидеть в кубрике или «ударно чистить снег от забора и до ужина».
Боцман трактовал на свой манер: «Любовь к морю прививается невыносимой жизнью на берегу!»
А в подтверждении своего кредо мичман Сероштан всегда задумчиво воспринимал зимние многомесячные походы в тропические широты: «Эта ж скока снега до конца зимы не вычистим и не вывезем! Опять пузы греть и шкафуты красить!» И провожал с нескрываемым сожалением оставшиеся на берегу трёхметровые сугробы. А тут этот дурацкий культпоход. Не иначе трюмные напьются! Нет, чтобы песочку на гололёд привезти! Эх…
Но строй матросов с «Сибири» неумолимо скрылся за углом ГАИ, удаляясь в сторону ДК «Меридиан». «Топ, топ, топает малыш!!» – Орали где-то уже на удалении лужёные глотки парней переделанный под строевую песню известный шлягер. Воцарилась тишина. И лишь поскрипывали трапы соседних «тазиков» и стучал о стенку неприкаянный лёд. Но ближе к ужину, а ещё вернее – к вечерней приборке «вольница» возвращалась на корабль. Ещё издалека было явно слышно, да и видно, что электрики не в меру возбуждены.
«Вот, поганцы! Всё таки хлебнули! Надо бы бычка (командира эл. мех. боевой части) позвать. Это его ребята ржут и горланят!» – прикидывал дежурный по низам мичман Ситников. Хотя странно как-то, вроде как в цирке над клоуном хохочут.
И лишь на подходе стало видно, что старшина Тимохин несёт Нечто за пазухой шинели. «Нечто» вырывалось и выразительно лаяло. В конечном итоге роба у Тимохи была попросту обоссана приёмышем. А, опорожнив мочевой пузырь на опешившего попечителя, чернявый Бузотёр (так нагло мог себя вести лишь уличный беспризорник) начал скулеть и злобно лаять, требуя снеди. Оказывается, что Тимоха «со товарищи» подобрали в фойе дворца распоясовавшегося щенка. По словам дежурной он беспрестанно «жрал и срал». А убегая от матросов стянул скатерть и разбил графин. В довершении занял круговую оборону в чьей-то помидорной рассаде у оконного витража.
Парни уж было отступились от четырёхлапого хулигана, но Пожилые тётечки – вахтёры умоляли забрать «куда глаза глядят» непрошенного квартиранта. При ближайшем досмотре выяснилось, что погром и свинство в храме культуры устроила дама, сиречь сучка. Васька из ПЭЖа поймал её и сразу определил: «Ах ты, сучка! Я т-те покусаюсь!» И отдал её своему старшине «для принятия решения». Решения он