Второй фактор, который может препятствовать осознанию, встречается тогда, когда запрет выполняет столь важную функцию в жизни человека, что он воспринимает его как не подлежащий сомнению и изменению факт. Если, например, имеет место непреодолимая тревога такого рода, связанная с любой работой, имеющей элемент соревнования, и порождающая в результате крайнюю усталость, человек может настаивать на том, что он недостаточно силен для выполнения любой работы. Эта вера защищает его. Но если он признает наличие запрета, ему придется вернуться к работе и таким образом подвергнуться страшной тревоге.
Третья возможность возвращает нас к культурным факторам. Возможно, запреты отдельного человека вообще нельзя осознать, если они совпадают с одобряемыми в культуре формами запретов или с соответствующими идеологическими установками. Пациент, у которого имелись серьезные запреты в отношении попыток сближения с женщинами, не осознавал наличия своих запретов, потому что воспринимал свое поведение в свете распространенной идеи о святости женщин. Запрет на собственные притязания легко накладывается на основу догмы, что скромность добродетельна. Запрет на критическое осмысление доминирующих в политике или религии догм или в какой-либо особой области интереса может ускользать от внимания, и мы можем совершенно не осознавать наличия тревожности, связанной с риском подвергнуться наказанию, критике или изоляции. Однако чтобы судить об этом, нам, конечно, необходимо детальное знание индивидуальных факторов. Отсутствие критического мышления не обязательно предполагает наличие запретов, но может обусловливаться общей леностью ума, тупостью или убеждением, которое действительно совпадает с господствующими догмами.
Любой из этих трех факторов может объяснить не-способностъ осознания имеющихся запретов и тот факт, что даже опытным психоаналитикам не всегда просто их обнаружить. Но даже предположив, что мы способны осознавать их все, наша оценка частоты запретов все еще будет крайне заниженной.
Во-первых, осуществление действия, по поводу которого мы испытываем тревожность, порождает чувство напряжения, усталости или изнеможения. Например, одна из моих пациенток, которая находилась в процессе излечения от страха ходить по улице, но все еще испытывала выраженную тревогу по этому поводу, чувствовала себя абсолютно разбитой, когда выходила по выходным на улицу. То, что данное изнеможение не было вызвано какой-либо физической слабостью, видно по тому факту, что она могла выполнять тяжелую домашнюю работу, не испытывая ни малейшей усталости. Именно тревога, связанная с выходом из дома, вызывала изнеможение. Многие затруднения, обычно приписываемые чрезмерной работе, вызываются в действительности не самой работой, а той тревогой, которая связана с работой или отношением к коллегам.
Во-вторых, тревога, связанная с определенной деятельностью, в результате будет приводить к нарушению функции. Если, например, имеет место тревога, связанная с приказаниями подчиненным, они будут даваться извиняющимся, неэффективным тоном. Тревога, связанная с верховой ездой, приведет в результате к неспособности управлять лошадью. Степень осознания варьируется. Человек может осознавать, что тревожность не дает ему возможности удовлетворительно решать проблемы, или он может лишь чувствовать, что не в состоянии ничего сделать как следует.
В-третьих, тревожность, связанная с деятельностью, будет портить то удовольствие, которое эта деятельность могла бы принести в ином случае. По-другому обстоит дело с небольшой, легкой тревожностью; она, напротив, может придавать дополнительный интерес. Катание с американских горок, сопровождающееся некоторой боязнью, возможно, делает такое катание захватывающим, в то время как то же действие при значительной тревожности превратится в пытку. Сильная тревожность, связанная с сексуальными отношениями, полностью лишит их удовольствия, и если человек не осознает свою тревожность, он будет испытывать чувство, что сексуальные отношения ничего на значат.
Этот последний момент может вызвать недоумение, так как ранее я сказала о том, что чувство отвращения может использоваться как средство избегания тревожности, а теперь я говорю, что отвращение может быть следствием тревожности. В действительности оба эти утверждения справедливы. Неприязнь может быть и средством избегания, и следствием тревожности. Это один из маленьких примеров трудности в понимании психических явлений. Они являются запутанными и сложными, и если мы не настроим себя на то, что должны рассматривать многочисленные, тесно переплетенные взаимодействия, то не продвинемся в психологическом познании.
Цель обсуждения вопроса о способах защиты себя от тревожности состоит не в том, чтобы дать исчерпывающее описание всех возможных форм защиты. В действительности мы вскоре узнаем более радикальные способы предотвращения возникновения тревожности. Теперь моя главная задача – подтвердить тезис о том, что можно испытывать большую, чем осознается, тревогу или что можно испытывать тревогу, вообще не осознавая этого, а также показать некоторые более распространенные моменты, где это можно обнаружить.
Итак, коротко говоря, тревога может скрываться за чувствами физического дискомфорта, такими, как сильное сердцебиение и усталость; за многочисленными страхами, которые внешне представляются рациональными или обоснованными; она может быть скрытой силой, толкающей нас к выпивке или погружению во всевозможные состояния помрачения сознания. Часто мы можем наталкиваться на нее как на причину неспособности выполнять то или иное дело или получать удовольствие, и мы всегда обнаруживаем ее в качестве влиятельного фактора, стоящего за внутренними запретами.
По причинам, которые мы будем обсуждать позднее, наша культура порождает огромную тревожность в людях, живущих в ней. Следовательно, практически каждый построил ту или иную из упомянутых мною форм защиты. Чем невротичнее человек, тем сильнее его личность пронизана и скована такими защитами и тем больше тех вещей, которые он не способен и не пытается делать, хотя в силу своей энергии, умственных способностей или уровня образования может их осуществить. Чем тяжелее невроз, тем больше присутствует внутренних запретов, как скрытых, так н явных.
Глава 4.Тревожность и враждебность.
Обсуждая различия между страхом и тревогой, в качестве первого результата мы установили, что тревога – это страх, который, по сути дела, диктуется субъективным фактором. Какова же его природа?
Давайте начнем с описания того, что испытывает человек, переживая тревогу. Это ощущение могущественной, неотвратимой опасности, перед которой он полностью бессилен. Какими бы ни были проявления тревоги, будет ли это ипохондрический страх заболеть раком или страх перед грозой, фобия высоты или любой другой подобный страх, неизменно присутствуют два фактора: непреодолимая опасность и беззащитность перед ней. Иногда та пугающая сила, перед которой человек чувствует свою беспомощность, может восприниматься как идущая извне – гроза, рак, несчастный случай и тому подобное; иногда он ощущает, что угрожающая ему опасность исходит из его собственных неуправляемых импульсов – страх прыгнуть с высоты или нанести кому-то увечье; иногда опасность предстает как нечто смутное и неуловимое, что часто имеет место во время приступа тревоги.
Однако такие чувства сами по себе не являются характерными для одной лишь тревоги; они могут быть точно такими же в любой ситуации, содержащей реальную непреодолимую опасность и фактическую беспомощность перед ней. Мне представляется, что субъективные переживания людей во время землетрясения или переживания двухлетнего малыша, подвергаемого жестокому обращению, нисколько не отличаются от субъективных переживаний человеком страха перед грозой. В случае страха опасность находится в реальности и чувство беспомощности обусловлено реальностью, а в случае тревоги опасность порождается или усиливается внутренними психологическими факторами, беспомощность же обусловлена собственным отношением человека.
Вопрос о роли субъективного фактора в состоянии тревоги сводится, таким образом, к исследованию более специфического вопроса: каковы те психологические условия, которые порождают ощущение надвигающейся грозной опасности и чувство беспомощности перед ней? Таков, во всяком случае, тот вопрос, который должен поставить психолог. То, что химические вещества в организме могут также порождать ощущение тревоги и сопутствующие ей физические проявления, является в такой же малой степени психологической проблемой, как и тот факт, что химические вещества могут вызвать приподнятое настроение или сон.
При обсуждении проблемы тревожности, как и в случае многих других проблем, Фрейд указал нам направление движения. Он сделал это с помощью своего основополагающего открытия того, что субъективный фактор, связанный с тревогой, лежит в наших собственных инстинктивных влечениях. Другими словами, как ощущение опасности, предвосхищаемое тревогой, так и чувство беспомощности перед нею вызываются взрывной силой наших собственных влечений. В принципе любое побуждение потенциально может вызвать тревогу при условии, что его обнаружение или реализация будет означать нарушение других жизненных интересов или потребностей, и при том условии, что оно является достаточно настоятельным или сильным…
В действительности враждебные побуждения различного рода образуют главный источник, из которого проистекает невротическая тревожность. Я опасаюсь, что это новое утверждение опять будет звучать как неоправданно широкое обобщение того, что может быть справедливо для некоторых случаев. Но эти случаи, в которых можно обнаружить прямую связь между враждебностью и вызываемой ею тревожностью, не являются единственным основанием для моего утверждения. Хорошо известно, что острое враждебное побуждение может быть непосредственной причиной тревожности, если его осуществление будет означать крушение целей „я». Один пример прояснит многое. Ф. отправился с любимой девушкой по имени Мэри в горы. В дороге между ними что-то произошло, что привело Ф. в дикое бешенство из-за разбуженной ревности. Проходя по отвесной горной тропинке, он испытывает страшный приступ тревоги, с затрудненным дыханием и сильным сердцебиением, вследствие осознаваемого им побуждения столкнуть девушку в пропасть. Структура тревожных чувств такого типа та же самая, что и при тревоге вследствие сексуальных причин: наличие властного побуждения, уступка которому означала бы катастрофу для «Я».