Истории: безграничные связи
Homo sapiens – единственные животные, способные гибко взаимодействовать в больших количествах. Ни шимпанзе, ни муравьи не создают империи, религиозные организации и торговые сети, объединяющие миллиарды особей. Однако масштабные сети не могут строиться только на личных отношениях, поскольку отдельно взятый человек способен поддерживать долгие тесные связи не более чем с парой сотен других людей. Для создания и поддержания крупных сетей нужно кое-что другое.
Еще около 70 тысяч лет назад сапиенсы начали проявлять небывалую способность к сотрудничеству. Дело в том, что они научились рассказывать вымышленные истории, верить в них и эмоционально на них реагировать. Истории позволили им выстраивать сети не только из цепочек «человек – человек», но и из цепочек совершенно нового типа: «человек – история». Можно объединить неограниченное число людей, познакомив их с одной и той же историей. Например, 1,4 млрд католиков объединены Библией и другими христианскими историями, а 8 млрд участников глобальной торговой сети объединены историями о валютах, корпорациях и брендах.
Даже харизматичные лидеры, имеющие миллионы сторонников, – не исключение из правила, а его подтверждение: ведь людей объединяет не сам лидер, а тщательно придуманная история о нем. Целые команды профессионалов создают и поддерживают в аккаунтах знаменитостей и влиятельных персон то, что сегодня называют брендом.
«Бренд» – это особый тип истории. Брендировать продукт – значит рассказывать о нем историю, которая может иметь мало общего с его реальными качествами, но которую потребители привыкнут ассоциировать с продуктом. Благодаря таким историям кока-кола ассоциируется у многих с весельем и молодостью, а не с ожирением и кариесом.
Брендировать можно не только товары, но и людей. Самый яркий пример – Иисус. За два тысячелетия вокруг него сформировался такой плотный кокон историй, что восстановить его историческую личность попросту невозможно. Подобные истории можно рассматривать как средство укрепления существующих биологических связей. Самые прочные человеческие узы – это семейные узы. Чтобы укрепить доверие между незнакомцами, можно заставить их воспринимать друг друга как членов одной семьи. История об Иисусе представляет его в образе небесного отца всех людей, а потому сотни миллионов христиан видят друг в друге братьев и сестер. Большинство христиан не присутствовало на Тайной вечере, но «помнят» ее более ярко, чем свои семейные обеды.
В иудейской традиции главная цель пасхальной трапезы – создать и закрепить искусственные воспоминания. Еврейские семьи собираются накануне Песаха, чтобы вспомнить о «своем» исходе из Египта: предполагается, что они не только рассказывают давнюю историю, но и вспоминают, как сами лично спаслись от рабства. Исследования показывают, что многократный пересказ ложных воспоминаний заставляет людей принимать их за подлинные. Два еврея при первой же встрече могут ощутить свою принадлежность к одной семье. Это мощная связь, которая веками поддерживает еврейскую сеть на разных континентах.
Интерсубъективные сущности
Есть и более революционный способ создания сетей на основе историй. Подобно ДНК, истории способны порождать совершенно новые сущности. Более того, они создают совершенно новый уровень реальности. До появления историй вселенная состояла всего из двух уровней реальности, объективной и субъективной, а истории добавили к ним третий уровень – интерсубъективную реальность. Если субъективные вещи, такие как боль, существуют в сознании отдельного человека, то интерсубъективные вещи, такие как законы, государства и корпорации, существуют на переплетении множества сознаний, а именно – в историях, которые люди рассказывают друг другу. Информация об интерсубъективных сущностях, которой люди обмениваются, ничего не репрезентирует; сам обмен информацией порождает эти сущности.
Рассказ о боли не создает боль, а рассказ об астероидах не создает астероиды. Но когда множество людей рассказывают друг другу истории о богах, законах и валютах, тем самым они создают богов, законы и валюты. Если люди перестанут о них говорить, все это исчезнет. Энергетическая ценность пиццы не зависит от убеждений покупателя, а вот ее финансовая ценность, как и ценность денег, зависит от них полностью. В 2010 году за 10 биткоинов можно было купить две пиццы, а в 2021 году один биткоин стоил уже 69 тысяч долларов.
Вопрос о существовании лох-несского чудовища относится к объективному уровню реальности, а вопрос о существовании того или иного государства относится к интерсубъективному уровню. Если существование какого-либо животного можно подтвердить или опровергнуть объективными методами, то разногласия по поводу существования какого-либо государства так разрешить невозможно. Если достаточное число людей согласно с тем, что некое государство существует, значит, оно существует и вправе подписывать договоры с другими государствами.
Из всех жанров историй самыми важными для развития масштабных человеческих сетей стали именно те, которые создают интерсубъективные сущности. Ни одна религия или империя не протянула бы долго без твердой веры в существование бога, государства, законов или денег. Подобные интерсубъективные сущности чрезвычайно функциональны в рамках конкретной информационной сети, но совершенно бесполезны вне ее. Например, если миллиардер окажется на необитаемом острове, его деньги не будут стоить там ничего.
Сила историй
Насаждая ложные воспоминания, формируя вымышленные отношения или создавая интерсубъективные сущности, истории породили масштабные человеческие сети. Эти сети, в свою очередь, сделали Homo sapiens самым могущественным животным, дав ему решающее преимущество и перед другими древними человеческими видами.
Все отношения между крупными группами людей строятся на основе историй, поскольку именно истории определяют идентичность этих групп. Не существует объективных критериев для определения того, кто является британцем, американцем, норвежцем или иракцем; все эти идентичности формируются национальными и религиозными мифами, которые постоянно оспариваются и пересматриваются. Вопреки марксистской логике, по которой люди всегда руководствуются объективными материальными интересами, а истории служат лишь прикрытием, масштабные идентичности и интересы всегда интерсубъективны.
Это хорошо, считает автор. Если бы ход истории определялся исключительно материальными интересами и борьбой за власть, не было бы смысла дискутировать с несогласными. Но поскольку он определяется интерсубъективными историями, порой можно предотвратить конфликт и заключить мир, поговорив с оппонентами, скорректировав истории, в которые верят те или другие, или придумав новую историю, в которую поверят все.
Автор приводит пример со становлением нацизма, утверждая, что поддержка Гитлера была трагической ошибкой немцев и что они могли бы выбрать историю получше. Историей человечества часто движут трагические ошибки вследствие веры в заманчивые, но губительные истории.
Благородная ложь
Грандиозная роль историй указывает на некие фундаментальные основы могущества Homo sapiens и объясняет, почему оно не всегда идет рука об руку с мудростью. К сожалению, в реальном мире могущество лишь частично зависит от знания истины. Оно также зависит от способности поддерживать социальный порядок. Например, чтобы создать атомную бомбу, нужно заставить сотрудничать миллионы людей. В Манхэттенском проекте непосредственно участвовало около 130 тысяч человек, и еще миллионы работали, чтобы обеспечить их всем необходимым.
Сказанное относится ко всем амбициозным проектам, предпринимаемым людьми. Хотя могущество основывается и на истине, и на порядке, в большинстве случаев именно люди, умеющие поддерживать порядок, отдают приказы тем, кто обладает знанием некой истины. Роберт Оппенгеймер подчинялся Франклину Рузвельту, а не наоборот.
Лидеры знают, что рассказывать истину о мире – не самый эффективный способ поддерживать социальный порядок. Человеческие сети обычно выстраиваются вокруг вымышленных историй об интерсубъективных сущностях. В деле объединения людей вымысел обладает двумя преимуществами перед истиной. Во-первых, вымысел можно сделать максимально простым, в то время как истина обычно сложнее, потому что сложна сама реальность. Трудно уяснить, что национальная принадлежность, – интерсубъективная сущность. Гораздо легче поверить в то, что некий народ является богоизбранным и что сам Создатель поручил ему особую миссию. Во-вторых, истина бывает болезненной и страшной, а вымысел очень гибок. В истории любой страны есть мрачные эпизоды, о которых граждане не любят вспоминать, и если политик будет акцентировать на них внимание, он вряд ли наберет много голосов. Приверженность истине важна для научного прогресса, но это не выигрышная политическая стратегия.
Еще Платон в диалоге «Государство» писал о «благородной лжи» – вымышленной истории о происхождении социального порядка, которая обеспечит лояльность граждан утопическому государству и не позволит им подвергать сомнению основной закон. Хотя утопия Платона не воплотилась в жизнь, многочисленные государства веками рассказывали своим жителям разные вариации этой «благородной лжи».
Однако не стоит заключать, что все политики лжецы, а все истории государств – обман. Излагая вымышленную историю, рассказчик лжет лишь тогда, когда заявляет, что она правдиво отражает реальность. Но он не лжет, если признает, что всего лишь пытается создать новую интерсубъективную сущность. Так, подписанная в 1787 году Конституция США не раскрывала никакой истины о мире, но при этом она не была и ложью. В первых же строках ее авторы признали, что это юридическая фикция, созданная людьми. При этом Конституция США более двух столетий поддерживает порядок среди миллионов жителей страны.
«Порядок», отмечает автор, не следует путать со справедливостью или правосудием. Порядок, созданный Конституцией США, оправдывал рабство и другие формы неравенства. Но именно за счет признания самой себя юридической фикцией Конституция предусматривала механизмы исправления в ней ошибок. Так, менее чем через сто лет после создания Конституции тринадцатая поправка отменила рабство. Этим Конституция США принципиально отличается от историй, которые отрицают свою вымышленную природу и претендуют на божественное происхождение, таких как десять заповедей. В десятой заповеди говорится: «Не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его», – то есть рабовладение в целом не осуждается. Но механизма внесения поправок в десять заповедей не предусмотрено.
Все политические системы основаны на фикциях, но одни признают это, а другие нет. Честность в отношении истоков социального порядка упрощает внесение в него изменений. Но признание его человеческого происхождения не помогает убедить всех с ним примириться. Поэтому для поддержания порядка разные правители веками заявляли, что основы социального уклада ниспосланы с небес. В начале XXI века многие политические системы все еще заявляют о своих надчеловеческих истоках и пресекают дискуссии, которые могут привести к нежелательным переменам.
Извечная дилемма
Осознавая ключевую роль вымысла в истории человечества, можно представить более полную модель информационных сетей, выходящую за рамки как наивного взгляда на информацию, так и его популистской критики. Информация не истина в сыром виде, но и не только оружие. Для выживания и процветания каждая человеческая информационная сеть должна одновременно делать две вещи: открывать истину и создавать порядок.
Накопление большого количества информации еще не гарантирует ни истины, ни порядка. Использовать информацию одновременно для выяснения истины и поддержания порядка очень сложно. К тому же порядок зачастую легче поддерживать с помощью вымысла. А вымышленные истории (как, например, религии) чаще отрицают свою фиктивную природу. В подобных случаях поиск истины угрожает основам социального порядка и государство может предпочесть порядок, ограничив поиск истины. Пример – теория эволюции Дарвина, которая расширяет знания о происхождении человека, но подрывает базовые мифы, на которых держится социальный порядок в целом ряде стран. Вот почему отдельные правительства запрещают или ограничивают ее преподавание.
Связанная с этим проблема заключается в том, что информационная сеть может поощрять людей к поиску истины лишь в отдельных областях, где это не угрожает социальному порядку. В результате получается очень мощная сеть, которой крайне не хватает мудрости. В нацистской Германии, например, поощрялось изучение химии, оптики, машиностроения и ракетостроения, но не разрешалось подвергать сомнению расистские теории. В итоге научные достижения были поставлены на службу безумной и кровожадной мифологии.
Вот почему история человеческих информационных сетей – не движение вперед, а хождение по канату в поиске баланса между истиной и порядком. И повышение скорости и эффективности информационных технологий не обязательно сделает мир лучше. Этот урок был преподан человечеству еще десятки тысяч лет назад, с появлением первых историй. И тот же урок был преподан снова, когда люди изобрели вторую информационную технологию – письменный документ.