— Хлам? — Он обнаружил, что повторяет за ней. — Вы действительно назвали это хламом? — Однажды он употребил слово «хлам» при Паркере — и чуть было не получил по голове от своего обычно такого спокойного двоюродного деда. Невероятно!
Но, предположил Дэниел, на Марию трудно сердиться, и не важно, что она предлагала. Ей достаточно было улыбнуться своей солнечной улыбкой — и Паркер наверняка разрешил ей все, что она хотела.
Ему следовало быть осторожным. Иначе он сам мог оказаться в той же очаровательной западне.
— Ну, я никогда не называла это хламом. — Мария помедлила. — Кажется, я назвала это залежалым товаром.
Дэниел засмеялся.
— Очень изящно, — похвалил он.
Мария заметила, как меняется весь облик Дэниела, когда он смеется. Темные глубины его карих глаз вспыхнули живыми, яркими искорками. Его квадратный подбородок смягчился, когда рот расплылся в широкой улыбке.
Он почти понравился ей, когда смеялся, — но только, напомнила она себе, потому, что на мгновение он, кажется, забыл о деньгах, власти и бизнесе.
Разумеется, он вспомнил обо всем этом в следующую же секунду.
— У вас есть опыт работы в антикварном бизнесе? — спросил Дэниел.
Мария была рада, что теперь он воспринимает ее серьезно.
— Я выросла в этом бизнесе, — ответила она коротко.
Подростком она провела два года в приемной семье, которая владела антикварным магазином в Сан-Антонио. Такой человек, как Дэниел, выросший в роскоши, вряд ли поймет ее тяжелое детство.
— И еще я работала дилером антиквариата до замужества, — добавила она. — Правда, я не занималась этим некоторое время, до того как начала работать у Паркера.
— Понятно. — Дэниел вдруг ощутил внезапно возникшую дистанцию между ним и Марией и то, как односложно она отвечала на его вопросы. Очевидно, не хотела обсуждать свое прошлое, которое возбуждало у него любопытство.
— Вообще-то у Паркера были ценные вещи, — сказала Мария, меняя тему. — Я обнаружила их, когда разгребла то, что действительно было хламом. — Она улыбнулась, вспомнив месяцы, проведенные за обследованием магазина. — Мне было интересно.
Дэниел скептически взглянул на нее:
— У вас, наверное, было много грязной работы. — Его собственная работа была чистой и аккуратной — бумаги, управление, сделки.
— О, меня это не пугает! — воскликнула Мария. — Мне нравится быть среди антиквариата. Я люблю представлять семейные истории, стоящие за старыми вещами…
Мария осеклась, немного смущенная своей откровенностью. Она-то знала, что выдумывает такие истории о старинных вещах, потому что у нее нет собственной семейной истории.
— У вашей семьи такое богатое наследие, — сказала Мария с чувством зависти. Она подняла руку, жестом как бы охватив весь город. — Ваш прадед построил этот дом. А его отец построил магазин на площади. Ваша семья больше столетия живет в этом городе. Вам очень повезло.
Ей казалось странным, что Дэниел, который имел все, какие только возможно, фамильные традиции здесь, в Грэнбери, хотел просто от них избавиться. Ну положим, не просто избавиться, напомнила себе она.
Он хотел продать их. Обратить в деньги.
Это объясняло все.
— Это было очень давно. — Слова Дэниела подтвердили мысли Марии. — Я вырос в Далласе. Грэнбери для меня — всего лишь точка на карте.
Он зевнул.
Чувство вины охватило Марию. Она вспомнила о времени.
— Ох, простите! — воскликнула она. — Вы, наверное, очень устали? А я тут болтаю о пустяках.
— Я бы немного поспал, — согласился Дэниел. Он посмотрел на нее долгим взглядом. — Насчет магазина и дома…
Он поднял голову, размышляя.
У Марии перехватило дыхание.
— Я думаю, мы застали друг друга врасплох. — Он повторил ее недавние слова. — Я обещаю вам обдумать все, и мы поговорим об этом. Завтра. Идет?
У него просто не хватило смелости сказать ей, что он все равно собирается продать все. После таких прочувствованных ее слов.
В то же время он и не обещал изменить решение. Он всего лишь согласился подумать. Она просто возбудила его любопытство, рассказав об изменениях в магазине. Вот и все.
Лицо Марии мгновенно осветилось улыбкой. Ее васильковые глаза засияли.
— Но никаких обещаний! — добавил Дэниел, ощутив, что теряет почву под ногами. Он обнаружил, что такому оживлению в глазах Марии трудно противостоять, — и это беспокоило его.
Решение продавать или нет магазин и старый дом должно быть чисто деловым. Ничего личного.
— Я понимаю, — сказала Мария, стараясь сдержать свою радость. Ее мысли возбужденно закружились. Он все-таки собирается дать ей шанс!
Все, что она должна теперь сделать, — это убедить Дэниела сохранить «Уэстбрук». Она испытала такое облегчение от того, что он отложил решение о продаже, что не хотела даже думать о деталях. По крайней мере сейчас.
А насчет дома… Она подумала о том, что он назвал Грэнбери просто точкой на карте.
Что, если она сможет изменить все это? Похоже, Дэниела Джеймса Уэстбрука Третьего нужно заново познакомить с его корнями.
— Как долго вы планируете пробыть в Грэнбери? — спросила она, мысленно просчитывая возможные варианты.
— У меня есть две недели, чтобы разобраться с делами Паркера, — сказал Дэниел. Он поставил свою чашку на поднос. — И вообще-то я собирался остаться на ночь здесь…
— Разумеется, вы останетесь здесь! — выпалила Мария, только потом подумав, как это прозвучало. Дэниел проведет ночь здесь?!
То, что она сказала, было так… интимно. А последнее, что она могла позволить себе сделать, — так это сблизиться с человеком вроде Дэниела.
Особенно после той опасной вспышки желания, которую она почувствовала, случайно прикоснувшись к нему.
— Вы не против? — немного удивленно спросил Дэниел.
— Ни в коем случае! — настояла Мария. Отправить человека в мотель посреди ночи? Он был внучатым племянником Паркера, а теперь и владельцем дома.
Чтобы убедить Дэниела не продавать старый дом Уэстбруков, прежде всего нужно было, чтобы он полюбил этот дом — так, как любил его Паркер. Так, как она сама любила его.
Чтобы полюбить его, Дэниел должен хорошо его узнать. А ей просто придется держать под строгим контролем свои чувства и мысли.
И свои физические влечения.
Она справилась со всем, что выпало на ее долю за последний год, и ощутила уверенность в своих силах. Справится и с этим.
Вдруг она вспомнила, что в доме всего четыре спальни. И все они были заняты — у Марии и Холди по одной, Рори в третьей, девочки делили последнюю.
— Если только вы не против спать на диване. — Мария уточнила свое предложение. — Я принесу вам подушки и одеяла… — Она запнулась, чувствуя себя ужасно из-за того, что приходится отправить его на диван. — Извините.
Дэниел улыбнулся.
— Все в порядке, — сказал он. — Поверьте, я признателен вам за это.
Он действительно был не против дивана, уже сравнив количество спален и теперешнее население дома. Его гораздо больше беспокоило, как он сможет заснуть, зная, что в этом же доме находится Мария Баррет.
Ее первое появление в коротенькой ночной рубашке произвело на него сильное впечатление, и теперь его либидо продолжало напоминать о себе, не важно, одета она была или нет.
С другой стороны, у него не было ни малейшего желания — или сил — искать мотель в этот поздний час.
— Так, значит, вы остаетесь?
Дэниел кивнул.
— На эту ночь, — сказал он. — Подожду до завтра и устроюсь в квартире Паркера.
Мария удовлетворенно улыбнулась. Все идет как раз по ее плану, решила она.
Пока Дэниел ходил к машине за чемоданом, Мария застилала одеялами и подушками большой диван, пытаясь сделать его удобным. Закончив, она поправила пасхальные корзины детей и придвинула их к стене.
— Спокойной ночи, — просто сказала она и вышла.
Мария погасила свет в холле и растворилась в сумраке лестницы, оставив после себя только ощущение тепла и уюта. Дэниел поставил чемодан на пол и подошел поближе к старинной фотографии, висящей на стене гостиной. Это был портрет его прабабки Зоэ-Клер Уэстбрук. Она выглядела очень чопорно и внушительно, как это обычно бывает на старинных фотографиях.
На секунду ему показалось, что она смотрит прямо на него — и что она сердится. Сердится, что он продает дом!
Дэниел фыркнул. Что за чертовщина! Как будто бы Зоэ-Клер знала, что он соберется продавать дом.
Он действительно позволил Марии Баррет и ее разговорам о прошлом и семейной истории повлиять на него. Она угрожала ему битой, заставила пить чай посреди ночи, изображать посланца Пасхального кролика и представлять, что его давно умершая прабабка посылает ему сообщения с фотографии!
И все это за каких-то несколько часов.
Что же может произойти с ним за две недели?
Глава 4
Глаза, которые Дэниел увидел, когда проснулся на следующее утро, были синими. Очень синими.
Глаз было шесть.
Он поморгал. Лорен и Аманда сидели, поджав ноги по-турецки, перед диваном. Малыш — Рори, догадался Дэниел — нетвердо стоял прямо перед лицом Дэниела; его глаза внимательно изучали его. Ребенок был прелестный, с нежными светлыми кудряшками, пухлыми щечками и такими же сверкающими, как у Марии, глазами.
У всех троих мордашки были измазаны шоколадом, и Дэниел догадался, что они уже добрались до своих пасхальных корзин. Девочки все еще были в ночных рубашках, на Рори не было ничего, кроме памперса.
Внезапно малыш своей пухленькой ручкой схватил Дэниела за волосы и дернул.
— Ай! — вырвалось у Дэниела. У карапуза отличная хватка!
Ребенок засмеялся, но не отпустил. Девочки тоже рассмеялись.
Мария примчалась со стороны кухни в тот момент, когда Дэниел, неудобно вывернув голову, пытался разжать пальцы ребенка. Она рванулась ему на помощь.
— Рори! Отпусти! — потребовала Мария. Высвободив его пальцы, она неодобрительно взглянула на всех троих детей. На секунду она привычно прикусила нижнюю губу. — Простите, что они разбудили вас, — сказала она Дэниелу. — Девочкам не терпелось получить их корзины. Я просила их не шуметь. — Она покачала головой. — Я не